***
– Томас Горящая Башня, Великий Инквизитор, вы обвиняетесь в массовых убийствах, осквернении облика человеческого и Божьего, мракобесии, жестоком обращении с заключёнными, провале апологетической миссии в измерении «Мир Земной», что была возложена на вас Верховным Советом. Совет постановил вынести приговор… С пылающих обличительным пылом губ Кхудиана ле Серхо слетели, уносясь в палящий зенит Магиструма, заветные звуки: auto da fe. Торквемада догадывался, что Совет способен на иронию. Он не отвечал. – Auto da fe будет реализовано, – продолжил мудрец в синей мантии, – посредством инквизиционного приспособления «Лицо Огня». А вот это уже изобретательно. Не только моим методом, но и моим aparato. Перед входом в башню Магиструма Томаса возвели на центральный круглый пьедестал. Место показательных казней. Надо заметить, очень редких. Десять магистров во главе с зачитывающим приговор Кхудианом, выстроились кругом. Бравые катафрактарии выносили орудие пытки и казни по частям. Руки с органными трубами стволов, ноги-тумбы, способные пройти любые снега и топь, пузатый каркас вроде печки с решёткой. И, собственно, лицо огня – железную маску, как вычурный шлем древнего героя. Похожие приспособления использовали палачи в мире человеков, на прославленной земле Romanos. Мало кто знал, что это действительно броня. Доспех кого-то древнего и очень сильного. Надеть его не мог никто, даже Великий Инквизитор. Магиструм разобрал парадные armadura. Для остальных быть внутри – значит, сжечь себя. По легенде, они предназначены для законного Rey. Только его великий свет выпустит огонь наружу. – Досточтимый Кхудиан, – мелодично обратилась к главе Луиза де`Арвин, пепельноволосая дама в строгом костюме, единственная из женщин Совета, – кажется, мы забыли кое-кого. Ле Серхо подумал с мгновение, откашлялся. Перспектива встречи с Осипом Куроедовым отзывалась у него в сердце недобрым предчувствием. Одно дело – общаться с хитроумным теологом посредством внутреннего взора, другое – выпустить пленника наружу. – Ты же знаешь, Луиза, – басовито хмыкнул Таурон, – он лишь собственная тень. – Уже нет. Я чувствую присутствие смертных тел под Башней. Кристиан выполнил обещание. Остаётся открыть скрепы. Смиренно ожидая сходящихся катафрактариев, Томас наблюдал впечатляющий процесс. Башня Магиструма бесшумно поднималась на сваях, сделанных из чего-то, способного выдержать тысячи тонн. На подземном ярусе располагалась главная камера, чей пленник был одновременно охранником. Библиотеку могли запрятать в непроходимом болоте или толще вулканической горы. Но дух Либереи пронизывал магистров. Без матрицы знаний о мире могли бы они карать и миловать разношёрстное население тюрем душ? Теперь abismo взглянула в вас. Наслаждайтесь. Совет замер в благоговении и гнетущей опаске, вымеривая глазами каждый дюйм восходящих столпов. Они ожидали увидеть обитый прочнейшей сталью бункер или отсыревший каземат с цепями, но интерьер выглядел не хуже, чем в личных апартаментах самого Магиструма. – Господи… что это? – Шарлеон выпучил белёсые глаза и яростно потёр редкую бороду. Томасу стало искренне жаль мальчишку, что забился в угол антикварного кабинета. Очкарик явно не жаждал приближения хозяина комнаты. Том не видел лица Куроедова, только чёрную, как ворона с раскинутыми крыльями, фигуру. Это был призрак, через которого проходил свет, падая в сощуренные глаза интеллигентного парнишки. Торквемада не ценил такой типаж людей, но искренне пожелал парню перекреститься. Только это не поможет. Он не демон и не умертвие. Хуже. Падший bibliotecario. Таких горячих молитв вы больше не знаете. – Всемилосердный Господь, – шептала Луиза, – это и был его план? Убийство детей? – Не просто убийство, – холодно бросил Кхудиан, – обретение тела. А ты как думала? Крепостей с живым воском на Земле уже нет. Спасибо нашему Томми. Только плоть. Осип будет действовать среди людей. Быть не κατέχων, а κατηχισμός. Ноша bibliotecario – проклятие. Главная задача – не сойти с ума от соседства с Либереей. Даже Магиструм иногда ошибается в выборе. – Мы использовали для катехизиса Ловцов! – возмущённо выступил Таурон, – но он запретил их! – За это ещё раз поблагодари… Кхудиан обернулся, чтобы в очередной раз метнуть презрительный взгляд Томасу. Но вместо этого замер, глядя за его спину. – ЗА ТОРКВЕМАДУ!!! ЗА ИНКВИЗИЦИЮ!!! – Господи всеправый, это что ещё за олух?! Таурон замер в стойке с парадным мечом, колыхая сильно разросшимися за годы работы советником телесами. Стаматис Григора, экзарх Бизанта, вспомнил, что вместе с древней тогой забыл и копие, оставшись в изысканном и бесполезном фраке. Луиза махала изящным жезлом, только против тупого железа её флюиды не действовали. Страха у магистров прибавилось, когда хрустальная ваза в два человеческих роста разлетелась от пулемётной очереди, выпустив из многолетних объятий декоративное лимонное дерево. Плохо управляемое дуло металось туда-сюда, так как горе-водитель пытался одновременно контролировать и руль. – Руки прочь от брата Томаса!!! – неслось из глотки тощего и бледного церковного служки за рулём мусорной тачанки. Меж вылизанных до блеска аллей колымага смотрелась, как надругательство над эстетизмом. – Он же не может ей управлять! – рявкнул Шарлеон и, подобрав рясу, засеменил прочь. Келейник действительно не умел водить. Так, пробовал в деревне, пока батя домой захаживал. Старый «жигулёнок» управлялся иначе, нежели машина Братства Бирюков, так что дорога эта была в один конец. Дабы самому не помереть от страха, Артемий в случайном порядке выкрикивал лозунги о Византии, крестовых походах на дикой смеси русского, испанского и греческого языков. – Остановите его, идиоты! – вопила из-за фонтана Луиза де`Арвин, рефлекторно закрываясь жезлом. Катафрактарии, кощунственно бросив части «медного человека» ринулись в бой с двухметровыми глефами наперевес. Стражи не обладали достаточным сознанием для оценки опасности, а потому кеглями разлетелись по сторонам. – Эй-эй-эй, tipo, осторожнее! – заорал инквизитор и отпрыгнул прочь, пользуясь всеобщим замешательством Магистров. У него не было времени на смех, но гнусная ухмылка вырывалась при виде этих перепуганных pollo. – Томас! Я тебя спасу!!! Тот, кто назвался Келейником, плюхнулся в канал и через секунду поднял исцарапанную физиономию, всю в водорослях. Ему повезло, что декоративные водоёмы Магиструма не слишком мелки (дабы расквасить лицо в мясо) или глубоки (для утопления). – Россия и Испания – братья навек! Ну, и Византия… Торквемада, смотревший на пацана с выражением смешанной благодарности и насмешки, раскрыл рот. Вот старый hombre orgulloso! Это пришелец из мира землян. Но если bibliotecario вселяется в очкарика, кто тогда… Торквемаде не дали домыслить. Ему, Великому Инквизитору при Магиструме, Ловцу Человеков и главе Тёмной Тетрады, протянул худую ручонку в рукаве дешёвой хламиды, простой русский послушник. – Они ещё нам за Константинополь ответят! Такой искренней радости Том не видел со времён, когда приговор главе атомистов-сиятелей был заменён с колесования на повешение. Что касается колёс – оставленная без водителя carro продолжала свой спешный ход, направляясь прямо к комнате Осипа Куроедова. – Нет, не-е-ет!!! – Игорь Соловьёв закрыл голову руками. Совсем как когда парни-спортсмены пытались отобрать у него сборник экзистенциалистов и сыграть увесистой книжкой в футбол. – Идиот! Дай мне свой разум! Мы станем великими! – Нет! Как же личность? Это – главное в вере! Куроедов, растаявший в солнечном свете почти до состояния дымки, глядел на юного протеже, как смотрят на безумцев. – Мы будем одной личностью. Ещё несколько секунд назад Библиотекарь чувствовал, как усталый, дряхлый разум, проникает в мозг молодого интеллектуала. Рассудок юноши был для Осипа, как новенький костюм для прожжённого бродяги. Это было главное условие, поставленное Кристиану. Остальные пленники могли хоть в фарш истолочь его птенцов, им предстояло быть бандой лицедеев, у коих чем чуднее – тем лучше. Им нужно было для проникновения на землю мясо, не более. Всё ирреальное отсеялось бы по пути. Сознание же Апологета должно быть не повреждённым, прошедшим тщательный отбор из десятков и сотен. Достойным проводником для сверхразума Осипа. И тело – в достойном виде, чтобы создать телесную связь с носительницей Софии. Мнение девушки спрашивать не планировалось. Разум Либереи легко отдастся разуму Хранителя. А тушки дадут потомство – умнейшее и духовнейшее. В том и состояла программа Нового Рождества. Непревзойдённому мастеру слова Куроедову хватило бы получаса, дабы убедить непокорного отрока в необходимости слияния. Но тупые магистры как всегда соблазнились показательным шоу. – Лучше я умру!!! Осип Куроедов не понял, к чему такие пафосные заявления. Будучи духом, он чувствовал вокруг другие информационные сущности. В основном, перепуганные, но одну – торжествующую. По-детски и очень глупо. А вот несущийся в его сторону внедорожник мужского братства ощущать не мог. Ржавое железо прошло через призрачного теолога без проблем. А для Игоря Соловьёва обозначало быстрый и бесповоротный конец земных дней. – Игорь! Уходи-и-и! Под противный хруст металла о плоть раздосадованный Келейник пнул цветастую клумбу. – Ты знал его? – строго спросил Томас. – Это наш… пацан из Клуба. Не уважал я его, но блин, что мешало отойти?! – Видимо, он был парализован miedo. Торквемада дёргал головой, как выжидающий добычу пёс. Перепуганные советники разбежались по углам, а тень Библиотекаря в проёме – исчезла. Но опытный ловец ощущал его в каждом закоулке. Рассеять насколько могучую информационную сущность физическим ударом просто невозможно. – Давай, amigo, к Башне! Обращение переводить не требовалось – что есть «амиго», Артём знал и без курсов «эспаньола». Однако просиял чуть меньше, ибо трясся от волнения. – Томас! Что нам делать?! – Тебе? Возвращаться домой. – Как? – Бегаешь хорошо? Торквемада возвёл глаза в небо. Десятки пролётов отделяли их от заветного пути в мир Земли. Точнее, не всех их. – Как мы поднимемся? – на ходу кричал Келейник, – уровень поднят! Томас призадумался. Комната была невысокой, при желании, с чужой помощью можно было и подтянуться. Инквизитор готовился помочь послушнику. Тот судорожно что-то соображал. – Ну, чего ты остановился?! – Если Игорь прошёл… значит… она тоже здесь! – Кто? – Мне нужно помочь Кате! Хрупкая фигура в подряснике юркнула туда, где бессильно пыталась преодолеть стену окровавленная carro, набитая взрывчаткой. Никого не обнаружив, Келейник начал кричать имя. Томас понял – та, кого зовут Catalina, для этого несуразного (но полезного, надо признать!) tipo – очень важная персона. Chico de alma? Звучит смешно. И веско. В пронизывающей темноте бойкой девушке быстро стало скучно. Стены делали на совесть, и звуки снаружи не проходили. Значит, кто-то шептал на неведомом языке внутри. Странные слова, мелодичные, будто сами складываются в песню. Это женщина, без вопросов. Только не физически. У неё женская душа. Женская душа, запертая среди книг. – Долгие дни прошли, гостья, – мелодично отозвалось у Катерины в голове. Звук шёл отовсюду, с каждой страницы книги. И он вызывал беспокойство. Эта душа страдала. И хотела, чтобы другие разделили её боль. Пусть даже против воли других. – Отдай мне себя, гостья. Ты будешь мной. Ты будешь великолепна. У Кати начали трястись поджилки. Она разглядела вдалеке жёлтый огонёк. Простой и приятный, как единственная свеча посреди ночной церкви. Не гармонирующий с окружающим эмоционально-холодным маревом огонёк тепла. И голос был не страждуще-могучим, а очень родным. – Маша… Между полок с вензелями проявлялась до боли знакомая фигура. Этакая «усреднённая» Мария, не пухлая, как во время их встречи, но не модная, как накануне прощания. «Я сказала – прощания. Почему? Нет, всё не так!» – Вот мы и встретились, подруга. – Маш, что с тобой? У Катерины на душе зрело опасное предчувствие. Если это места, где томятся души, то проникнуть сюда живые не могли. До того, как Кристиан сочинил свой план. – Я оказалась здесь, родная. Это – лучшее, что я могла сделать. – Что? Что случилось?! – Катя бросилась к подруге с намерением обнять, а, может, выдать профилактический подзатыльник, чтоб не пугала так. Но золотистый силуэт Маши будто отдалился. Достигнуть его было невозможно. – Это просто облик, Катюш, я здесь везде. Здание, в которое вы зашли, оно… живое. Было живым. Если бы я пришла позже, дух этих книг вошёл бы в тебя. Ты бы стала куклой. Куклой колдуна. – Кристиан… – Да, его. Ему нужна не просто умная молодёжь. Клуб посылал вас в тюрьмы, чтобы пленники овладели телами. Они вернутся на Землю в облике людей… и покажут многие чудеса. Кате смутно вспомнилась фраза из Библии. Вроде как, это обозначало не лучших представителей человеческого рода. – Ты нужна была, чтобы вместить все знания Либереи. Женская память лучше. А разумом был бы один из вас. Снова не он сам, марионетка. Я не могла тебя оставить. Ты не справишься с мудростью миров. Я – справлюсь. – Не понимаю, Маш… – Ты интересуешься всем новым. У тебя податливый разум, не обижайся. Кристиан понял это, узнав о тебе. Про лагерь и ведьм и про Елисея. Я поняла всё, когда Чертоград пленил меня. Он был зол. Тысячи лет убийства. Как не излить душу деревенской простушке? Это ведь не вытравишь. Многие мужчины так делали. Библиотека мучила его, заставляла мотаться по всему свету, нести ей души. – Серапис… – Катя вспомнила, о чём ей говорил Осип Куроедов. – Кто владеет книгами – знает всё. Кто может их исправить – управляет душами. Станет владыкой мира. Но Чертоград не мог. Он устал от хозяйки. А я… помнишь ведь, Кать, какой я была? Как кисель, мягкой. Он рассмотрел это. Пустил меня внутрь. Это древний разум, страшный. Но мне показалось, что он… просто влюбился. Только моё сердце не для него. Теперь я – Либерея. И я тебя в беду не дам. Ну-ну, не плачь, Катя. Я ведь не умерла, просто буду жить теперь здесь… – А Артур? Артур? Что с ним?! Упоминания о мужчинах не могли не навести Катерину на этот вопрос. – Его пока нет. Он наконец получил всю свою жизнь. Артур заболел, потому, что Чертоград выпил его силу. Чтобы лучше убивать и мыслить, как сыщик. Но Господь хранил нашего папочку. Через Елисея, наверное. Призрачная Мария улыбнулась. Катя ощутила, как в душе растёт чёрная пропасть отчаяния. – Сейчас нужно действовать быстро. Снаружи будет драка. Пока Либерея была открыта, сюда пришли пленники. Нужны те, кто сразятся с ними. – Ловцы… – Да, они. Тёмная Тетрада. Те, кто внесён в мои списки злодеями. Ты видела их. Вспомни… подумай, кто они. В моей головушке сейчас миллионы душ, сельской дурёхе тут не разобраться.Лицо Огня
14 января 2016 г. в 17:07
Глаза Игоря и Кати успели привыкнуть к спокойствию кабинета Куроедова, когда их комнату наполнил едва различимый гул. Прилетевший в Питер на самолёте Соловьёв сравнил ощущения со взлётно-посадочной невесомостью. Катерине на ум приходил разве что лифт.
– Я даже не успел договорить. А уже тревожат… – фраза была досадующей, но в чёрной бороде Куроедова теплилась улыбка. Священник вышел из-за стола. Только сейчас Катя заметила, что он не просто бледный, а бел, как полотно. В сочетании с чёрным одеянием Осип казался персонажем допотопного мультфильма. Низ его рясы словно растворялся в темноте углов, обращался в материю, которая делает пространство разбитым на прямоугольные ячейки.
– Вот уж не думал, что амнистия может показаться ранней. Мои советники зовут на важную церемонию.
– Надеюсь, это ненадолго? – школьник-философ сощурил глаза под линзами очков, в которые сверху ударило белёсое солнце, – можно, я останусь в библиотеке?
– Нет, Игорь. Это задача твоей спутницы.
Соловьёв усиленно заморгал, губы задрожали в бессильной злобе. Кате даже стало жалко «ботаника». Она сама не понимала, за что выбрана на почётную роль – малец с фамилией (и призванием) мыслителя превосходил её по образованию на порядки.
– Проследуйте внутрь, милая Катерина.
Та подчинилась приятному баритону клирика.
– Женская память – истинная жемчужина, – бросил Куроедов как-то слишком равнодушно для комплимента, – мы всегда использовали прекрасную половину человечества, чтобы сохранить Знание. Мужчины же решат, на чью мельницу польётся вода из источника мудрости. Нам, обладателям сильного и целеустремлённого рассудка, предстоит…
Последним, что услышала Катерина, был сдавленный вопль Соловьёва.
«Наверное, плачет в уголке, что до книг не пустили!»
Перед девушкой сгустился мрак, через который проступали, как из мутной воды, корешки и переплёты в буквах тысяч народностей – знакомых, иностранных и совсем нечеловеческих.