Ловцы человеков

– Idiota мелкий! Хватит ломиться туда!       Пока что Томас пытался повлиять на Келейника словом. И мыслил, что скоро надо придётся оглушить как следует потерявшего голову сопляка. Отвлекло его лишь многоголосье, что доносилось с севера, запада, юга, востока. – Они уже здесь…       Послушник не обращал внимания. Только орал своё: «Катя! Катя! Вернись!». Тем временем, в южные врата, паля из огнестрела и размахивая железяками, ворвалась колонна разбойников и разбойниц. Объединённый фронт из амазонок femenino и налётчиков masculino. Они больше не враждовали, проделав рекордный путь вместе. Такие пакты на памяти Томаса случались разве что во время катастроф или проверок Инквизиции. На полчаса-час, не более. Теперь всё было иначе. Божество, разделённое Дорогой Святости по двум склепам, обрело единство в теле самонадеянного gordo. Андр`о`ген, сиречь Андриана и Барон Де`Ворген, в одном теле, маршировал (а? о? Как назвать, чтобы не ущемить ни одну половинку?) по мрамору Магиструма, оставляя после себя запустение дикой флоры. Этого духа, вредившего имперским постройкам, отряд Pescadores разбил надвое. Обе половины, стремящиеся заполонить собою пространство, стали отдельными организмами. Как gusano, разрубленный лопатой. Теперь их двое в одном теле. Вся ярость мужчин и женщин, считающих себя угнетёнными, шествует сюда. Ярость desenfreno.       По левую руку Томаса железные лопасти взгрызались в дымку вечного полудня. Потешные, с детскими гладкими лицами, человечки из Ненастоящей страны, наступали. Некоторые обратились в бронированных рейдеров с пропеллерами. Они обстреливали ракетами кварталы на востоке. Самые безобидные существа тюрем душ оказались извергами в своей непосредственности. Только полное уничтожение города «злых взрослых» утолило бы их эмоциональный порыв. Лишь глава колонны вертолётов был взрослым. Он направлял армию «праздника непослушания» за собой, к центру Магиструма. Ещё и грибами пророс, стервец! Выбрал бы уже – или почва, или técnica. О-о, да, страсть этих ребят к изменению себя была немыслима. Они считали, что родились не в том теле. Пришлось оградить Общину в конфетном домике. Потом мы создали механических Tenedor, чтобы отвадить избалованных niños от изменения. Помогло так себе. Всё равно придумывали невесть какие словечки. А теперь словечки облечены металлом…       С хлюпаньем западный квартал цитадели захлестнула река грязи. Прямо по ней, источая зловоние, пёрли обезумевшие толпы в лохмотьях и ранах. Слипшиеся пряди волос тряслись, как щупальца, вокруг исписанных цветной глиной лиц. По толпе разносился нестройный гул: «наша земля… наша земля…». Возглавлял колонну закутанный в горы чёрной материи старикан. Глаза его заплыли красным, будто в них часами напролёт били пудовым кулаком. На конце посоха, как в половинке выеденного яйца, подёргивалось тельце полупрозрачного ребёночка. Нестиратели… я соболезновал вам, Dios свидетель. Как отважно вы пытались зарастить Escisión. Жаль, отчаяние ввергло вас в пучину locura. Если правящая церковь богата – будем бедными. Если они чистят одежду – перестанем. Молитвы недействительны – прочитаем задом наперёд. Даже твой крест теперь перевёрнут, Авва Мук!       Из-за спины даже звука ждать не пришлось. Тёплый ветер донёсся до спины инквизитора. И это при том, что на севере от Магиструма стоял вечный мороз. Только на холодной земле горячие души революционного священства могли найти покой. Главным из них был тот, кто называл себя Русским Папой. Он хотел для Церкви порядка – но только с собой во главе. И мечта сбывалась. Те из воинов Вечного полка, кто не погиб от извержения, воссоединились с недавними узниками. Пламя Обновления испокон веков не отличалось спокойствием, не слушалось людей. Чтобы безопасно выводить его на землю, мы создали Llama Eterna, крохотные вулканы как монументы павшим героям. Мы завербовали Seminarista. Он сбил пламя, но оно вернулось. Ты нашёл нового, Papá Ruso, твой облик говорит сам за себя. Но actualización несёт только смерть. Кому, как не мне, сжигателю, это знать?       Армии освобождённых сходились в центре. Некоторые из магистров, похоже, приняли смерть. Слишком наивны были надежды на прощение со стороны бешеной толпы. Томас знал это наперёд. Он чуть успокоился, ведь делёжка трофеев обещала вылиться в масштабную резню. Может, его и не заметят во всеобщем угаре? Но четыре толпы не трогали друг друга. Их лидеры остановили подданных, готовясь сойтись. Взгляды недавних узников, суеверно-напуганные, сходились в центре площади. Там, где лежало то, о чём Торквемада успел забыть. – Лицо Огня! Dios…       Дверь за его спиной открылась. Том услышал разговор двух молодых chica. – Ты молодец, Катя. Молодец! Когда вернёшься, возьми кольцо. Я попытаюсь достучаться до Притвора! Только не ищи наши тела… – Наши?       Первый голос был знаком инквизитору. И, несмотря на четырёхкратную опасность, инквизитор глянул в кабинет Осипа. – Привет, Фома!       Из мрака Либереи ему махал ручкой медово-жёлтый призрак. С простым русским лицом, которые стали так привычны бывшему испанцу из Дальних миров. «Девочка с именем Virgen. Ты сильнее, чем я думал. Кто за твоей спиной?» – Я бы пожал тебе руку, друг. Прости, что не могу.       Из темноты выступил вперёд широкоплечий мужчина в рубашке и брюках. Тоже золотистый и бесплотный. Зато со здоровыми ногами. Он направился к столу Куроедова и с чувством невероятного расслабления плюхнулся в кресло. – Отличный кабинет, Фома, – улыбнулся дух Артура, – не слишком старомодно? Я всё-таки не такой древний инквизитор, как ты.       Детектив не замечал окровавленное тело и машину в своём новом обиталище. Чужеродные элементы прошли мимо духовного взора. Катя с жалостью смотрела на придавленного Игоря, к счастью, не зная, чья тачанка убила его. Вся площадь была заполонена каким-то сбродом. Но ей не было дела ни до чего, пока в библиотеке оставался тот, кто почти заменил девочке отца. – Артур! И ты! Нет, не может быть! – Тихо, тихо, – успокаивал Келейник черноволосую хрупкую девочку, которая не была знакома Томасу. – Я не смогу ничего одна! Кольцо ваше! Полиция! И поместье отберут! – Не плачь, Катюш, – посерьёзнел призрачный детектив, – ты не одна. У тебя есть он. Тоже на голову ударен верой, да?       Артемий обожал описывать степень своего фанатизма сетевым друзьям, иногда – слишком наигранно. Но под суровым взглядом стушевался. – Будешь невежлив с Катюшей, – ухмыльнулся незнакомый ему крепкий брюнет с широкой челюстью вышибалы, – карточку с твоим именем – распылю. Всё, други, заведение закрывается. Нам с Марией предстоит непаханое поле работы.       Опасливо глядя на нового обитателя кабинета, Келейник под руку вывел Катерину на воздух. Башня Магиструма снова опускалась. – Камеру нельзя закрыть пустой… – будто самому себе прошептал Том, – хороший расчёт, Arturo. – Да, Том! Спасибо за питомца! Он меня многому научил! – Чему же? – Пока мы гонялись за Кристианом, я понял, насколько был тупым. И не спорь! Ну, и Машка – простая, как пять копеек. Зря мы изображали мастеров сыска. У таких, как Розенкрейц, сотня козырей в рукаве. Он рассказал кое-что, а потом… я сам понял. Либерея поработила Куроедова, так как он слишком любил её. Любил мудрость ради мудрости. Мы не повторим эту ошибку.       Нижний ярус башни почти вернулся в исходное положение, когда Артемий вывел оттуда девушку. – Малюта… Климент… – Чего, Кать? – Эй, juventud! – Томас махнул рукой, – ну-ка наверх! Там выход! – Влад… Влад Кол… – Пошли, пошли! – Распутин… «Эта chica явно не в себе. Душевно нестабильная naturaleza. Неудивительно, что Mago хотел уловить её» Но времени на рассуждения не было. Трое побежали наверх, подальше от площади. Посреди которой, взвившись вихрем, собирался воедино царский доспех.       Центральная площадь Магиструма сотрясалась от гула сотен голосов. Грязь, лозы, копоть от вертолётов, машин, огней узников ГУЛага, не оставили от белизны мрамора и аккуратной красоты газонов и следа. По центру, собираясь из полупрозрачного шлейфа букв, цифр и символов, грозным облаком навис Осип Куроедов. Две шестизарядных пушки, приземистые ноги, круглая печка торса и рыцарский шлем из красного металла, сковали его призрачное тело. Из прорезей вместе с опаляющим жаром неслось громовое эхо великого теолога. – Приветствую, вас, вольные народы! Безвестная община, да не заржавеют ваши лопасти! Церковь Обновления, пусть пребудет с вами вечное пламя! Нестиратели, оставайтесь верны родной землице, гоните чужаков! Господа и дамы пустыни, рад вашему единству – надеюсь, вечному! Дети мои, воплотившиеся для похода на Землю! Выйдите ко мне!       Авва Мук, оставляя дорожку из тёмной слизи, покорно ковылял к Осипу. Оставляя шлейф от посоха-факела, прошагал в строгом и изящном одеянии Русский Папа. Виршелёт, дух поэта в броне и грибах, шептал по пути рифмованных строки, без которых не мог прожить и секунду. Будто пытаясь обнять новых товарищей массивными отростками рук, Андр`о`ген грохотал (тала, тало?) слоновьими ногами по изувеченному булыжнику. – Ты обещал стать молодым… – вспыхнул бусинками глаз иерарх Обновления, – но сам посмел облачиться в Царский доспех! – Ты обещал Софию, – шептал главный веретник-нестиратель, – где она? – Ты обещал послать в мир Земли инквизитора и там расправиться с ним! – прогудела двуполая тварь, – где оно?! – Не выполнил завет наш Осип, своих детей он подло бросил… – шептал, опасливо зыркая глазками туда-сюда, поэт-вертолёт. – Я ОБЕЩАЛ ВАМ АПОКАТАСТАСИС! И Я ВАМ ЕГО ДАЛ!       Ряды освобождённых узников содрогнулись. Все они чувствовали, какая ярость бурлит внутри железного тела. Если Куроедов не сгорел в Царском доспехе за секунды – он действительно силён. Четыре армии боялись. – ВАМ НУЖЕН ИНКВИЗИТОР И ДЕТИ? ВОЗЬМИТЕ ИХ САМИ! Куроедов развернулся на столбах ног и указал пушками на белую башню. Затем – выпустил два упредительных сгустка огня. – МОЕЙ ЯРОСТИ ХВАТИТ НА ВСЕХ ИХ! ТЫ ЗАГНАЛ СЕБЯ В ЛОВУШКУ, ИНКВИЗИТОР! СЛЫШИШЬ?!       Осип в огнедышащем доспехе Царя зашагал к подножию башни. Он понял, как работает броня. Концентрирует всю ненависть, что есть в сердце узников. Только Царям дозволялось использовать карающий огонь. Ходили разные слухи – что дело в крови, в ритуале Венчания, в особых молитвах. Осип Куроедов давно подозревал, что это враньё. Доспех сжигал человека, потому, что был сделан не для мяса. Именно он, Осип Куроедов, склонил Магиструм к разборке Царской Брони. Он сам погиб от Греческого огня из этих жерл. Сожжённый раз – не сгорит больше. А спалит всех остальных. Старого и слабого пытошника, его щенка-поклонника и дурочку, что отказалась быть Софией. Осип Куроедов шагал, изнемогая от жара и наслаждаясь им, по первым ступеням Башни. – Вперёд, за вождём Осипом! – возгласил Русский Папа. – К вершине белого столпа идёт могучая толпа! – разогревая лопасти, поддержал Виршелёт. Грибы на металлической спине поэта светились, как чудная гирлянда, пробуждая энтузиазм разноцветной армии. – Сравняем логово стирателей с почвушкой! – каркал Авва Мук, упиваясь обретённой жизнью. – За освобождение мужчин и женщин от ига Инквизиции!       Акциона слилась в страстном поцелуе с Гаральдом, которого ещё вчера считала мерзейшим из животных. Её тачанка сильно пригодилась главному бирюку, что потерял свой внедорожник. За него он хотел отомстить шкету в рясе по полной программе. Будто причудливый свидетель свадебного кортежа, следом шествовал (вала? вало?) шуршащий землистыми складками Андр`о`ген. Как ни странно, слиться в страсти семейству Де`Воргенов помогла взаимная ненависть двух банд. И они благодарили людишек тем же. Гигант в распухшем теле сектоборца разбежался, чтобы взлететь на площадку вслед за Куроедовым, но встал (ала? ало?) от внезапной помехи. – Операция будет болезненной, – донеслось из-за стены медицинской лавки, – но она необходима. Слишком вредоносна представленная особь. – Кто? Что?!!! – взвревела пасть Де`Воргенов.       Вздутый пузырь землистого живота разрезал ярко-зелёный луч. Толпа обернулась к переулку, где за порушенной статуей таился пришелец. Жалкий слабак в щёгольской шляпе и старомодном кителе, хлипкая ручка сжимает диковинную пищаль. – Эй, Климент! Так не пробьёшь! Смотри и учись!       Тяжёлая каменистая шея Де`Воргенов развернулась на сто восемьдесят градус. Взор из-под лиственной маски достиг крыши арсенала. Там кровавым росчерком в небо вонзалось знамя с клыкастой драконьей башкой. Того же цвета были облачения князя в меховой шапке, увенчанной звездой о восьми лучах. Из рук второго пришельца вырвались костяные колья и впились в рыхлую плоть Зелёного Божества. – АААААААРРРРРР! УНИЧТОЖЬТЕ ЕГО!!!       Тачанка Гаральда и Акционы устремилась к арсеналу. Колья пробили лобовое стекло. Попасть в главного бирюка было явно легче, чем в его подругу. Тело «норманна» буквально пригвоздило к спинке кресла. – Ублюдок!!! – не помня десятилетий ненависти к мужчинам, Акциона зажала педаль газа. Пулемёт прошивал воздух, пытаясь уловить фигуру Колосажателя, уже пикирующего с крыши на костяных крыльях. Как гепард, раздирающий спину буйвола, князь Цепеш вонзал костяные шипы в обшивку тачанки, пока не добрался до бензобака. Боевая машина стала для Гаральда и Акционы семейным склепом, упокоившись среди руин западного квартала.       Климент, освобождённый от необходимости драться с гигантом, прислушивался к жизни внутри земли. Хозяева Магиструма соблюдали на территории идеальную чистоту – уцепиться было не за что. Зато у одного из отрядов врага с флорой и фауной было в порядке. – Добавим-ка цветущей сложности… – Климент из рода Абатура поправил шляпу и выстрелил в сторону клокочущей биомассы нестирателей. Вся живность, что скопилась за долгие дни отказа от водных процедур, собиралась в единую волю. Мухи выедали безумным культистам глаза, черви буравили мозг, грибная плесень затрудняла дыхание. – Что-то ты слишком чистенький, стиратель!!!       У Климента закровоточил висок. Выставив вперёд посох, Авва Мук взрывал ему сосуды в мозгу. Старая, со времён болезни на Земле, повязка, засочилась кровью. Энергия исходила из навершия. Чувствующий всякую жизнь Климент с ужасом понял, что это нерождённое дитя, от которого колдун получает молодость. И оно взято у обитателя его прежнего мира. – Грязной, разберись с грязью!       Слушаясь команду, из переулка вылетел поджарый чёрный пёс. Кровь на полуметровых шипах ошейника говорила о том, что гончая уже пробежалась в толпе. Авва Мук не успел обернуться, как оказался свален собакой, которая разгрызла навершие посоха веретника. – Покойся, душа невинная, с миром.       Рыжий бородач в кафтане с погонами перекрестил место, где орудовал питомец, названный в честь верного земного соратника Васьки. Малюта Скуратов убивал слишком многих, потому не хотел лишний раз лезть в бой. И предпочитал новое прозвище. Из меланхолических дум его вырвала толпа нестирателей, что рвались в бой, как распоследние ляхи или татарва. Грязной жалобно заскулил в толпе тех, кто был внешне и душевно сходен с его кличкой. Опричник поправил фуражку и ринулся крушить без стеснения. – Ваша земля, говорите?! Ваша?!       Короткий топор рассёк голову нестирателя на две дольки, как гнилое яблоко. – Наша! Наша земля! – десятки рук тянулись к парадной форме Псаря, а их обрезали тончайшие лезвия опричной метлы. – Нет, стервецы! Царская!       Пока опричник решал земельный вопрос, Русский Папа нацелился огненными струями в Колосажателя. Сын Дракона будто был заговорен от огня, вопреки мнению, что вампиры его страшатся. Но и лидера Обновления тот уязвить не мог: острые снаряды просто сгорали в воздухе, не достигнув перламутрового шёлка. – Думаешь, ты тиран?! – хохотал иерарх, размахивая свечами посоха, – я казню на порядки больше! – Тебе самому место на виселице, враг Царя. – Что?! Враг? – обернулся священник, – а ты кто?!       Голос был слишком миролюбив для того, кто осмелился грозить смертью Русскому Папе. – А я – друг.       Чернобородый старец с пустыми глазами мертвеца возник как из-под земли. Но иерарх знал по прошлой жизни, что скорее из-под воды. Лидер Обновления почувствовал, как мороз сковывает свежее тело семинариста нещадными цепями. – Твой огонь будет потушен, Илиодор. – Нет! Неееет!!! Зови меня Папой!!! – Папа наш на небесах – Бог. На земле – Царь. И в семье – батька.       Первосвященник не успел возразить – пока его пламя стихло, Цепеш всё-таки попортил облачение. Вместе с львиной долей внутренних органов. Армия зеков чуть приуныла, не зная, кого теперь слушать. – Распутин, отойди! – Псарь отвлёкся от мясорубки, но очередь патронов с неба пронзила рубище старца. Уклоняясь от пуль армии Де`Воргенов, Климент засеменил по разбитой аллее, готовя эссенцию свежей крови. На толпу подростков в цветастых нарядах Псарь натравил Грязного. Те в ужасе разбегались, даже не вступая в битву. – К почве с небес приближается смерть! Гриб мой готов в твою прорубь влететь!       Декламируя похабные стишки, рыжебородый Виршелёт снижался. Что он планирует сделать, можно было догадаться. Топор и метла против летуна с проросшим грибами лицом, были бесполезны. К счастью, Климент поспел вовремя – не зря служил полевым доктором. Вздохнув полной грудью, старец протянул руку к небу, где ощерился грибами, подозрительно напоминающими срамной уд, человек-хеликоптер. Странен был дар Распутина: после смерти от мороза вызывать охлаждение у других. Но не жаловался, как полагалось заурядному русскому мужику-боголюбцу. – Подморозил ситуацию, что называется, – подметил потомок мурзы Абатура, наблюдая бесславное падение Виршелёта. Последней рифмой бородача с пропеллером была «моя безвестная община» на «бессердечную скотину». – Плохие гимны, негодные, у меня при дворе за такое посадили бы на тупой кол.       Цепеш попытался хоть как-то исполнить чаяние и вонзил между железными пластинами древко драконьего стяга. – Грязной, к ноге! Брось падаль! – Псарь убрал топор, – так, земщина! Прекратить беспорядки!!!       Пока пёс в шипастом ошейнике отрывался от розовой плоти Де`Воргенов, лишённая лидеров толпа расступалась. Их оставались десятки, но смелости это не прибавляло. – Мои милые братья, – отряхиваясь, вышел вперёд Распутин, – не нужно больше крови, расходитесь по добру… – Думаете, одолеете всех?! – вскрикнул разбойник Де`Воргенов, зажимая кровоточащую руку. Климент направлялся к нему, чтобы оказать первую помощь – не звери ж они всё-таки, а ему ещё вечность в тюрьме душ сидеть. – Какие-то вопросы?! – рявкнул Колосажатель. – Вы пришельцев победили-то! – с деревенским говорком отозвалась пожилая нестирательница, – они-то слабыи, аки зайцы! А вот Осип вам пока-ажет! – Мы что-то пропустили? – Климент обернулся к товарищам. – А то! – подхватил рослый зек из свиты Илиодора, – щаз вашему Торквеморде крышка-то настанет! Не убежи-ит! Как других палил, так и сам в пепел превратится! Шо от моего бычка!       Цепеш устремил драконьи глаза на шпиль Магиструма. Распутин, привычно сложив руки в молитвенном жесте, побледнел. – Или превратит в пепел всё…