Ловцы человеков

      Великий Инквизитор осушил пластиковый стакан с кагором и громко выдохнул. В странноприимном доме игумен Андрей настрого запрещал неблагочестивые занятия, но дал добро оставаться во дворе – пущай перед Рождественским постом надышатся. Лишь бы без драк да воплей развратных. А с субботы – будет гонять тумаками. Благо, армейская выучка и юношеская секция самбо оставили кой-какую сноровку. Бутыль с терпкой жижей была куплена Томасом в складчину, сейчас к ней прикладывалась бродяжка лет сорока, чья мало-мальская красота была плотно задрапирована рваным тряпьём и красноватой припухлостью от запоя. – Э, Фома, мож посмалишь? Саусем лица нету! – бомж с клокастой бородой протянул ему пачку мятой «красной Явы». Не так давно Томас курил сигары из цельных листьев заморского происхождения. Но подарок, или, по местному наречию, подгон, принял. Нищие видели, как массивная, желтовато-смуглая челюсть, раскуривает промокшую «сижку». Глаза этот Фома прятал под капюшоном. «Лишь бы не заразный» – шептались обитатели городского дна, коих приютил отец Андрей. Ноябрьские морозы неплохо скрашивались дешёвым пойлом и монастырской кормёжкой за символический ручной труд. А вот мини-эпидемия в их глубинке была бы крайне нежелательна. Гость, недавно прибывший в ночлежку у одного из райцентров, был чужд им. Вроде и говорит без акцента, и не буйный, общак не тырил. Разве что безбородый. Но крест – православный, как надо. Принёс немного хрустящих купюр. И сразу скинул в прорезь храмового ящика под стекающие слюни завидевших действо ханыг… Некоторые, кто не набожный, осерчали. Но даже самые отмороженные не кидались на Фому. Крепкий мужик, серьёзный. Может, бандит прячется от ментов? Или мент – от бандитов… Когда Фомыч сидел у костра, бомжи боязливо заглядывали ему за плечо. Четыре портрета в бумажнике. Дорогом бумажнике, чтоб его. Странные лица. Некоторые – точно забугорные. Может, он вообще агент разведки мириканской? Или сектант? На вопросы Фома не отвечал. При попытке надавить – дал понять, что шутки с ним плохи. Против пистолета, пусть и сигнального, ханурики вызваться не решались. Разнесёт башку в упор – поминай как звали!       Товарищ Капеллан. Суровый громила, никогда не говоривший своего имени. Борода лопатой, волосы до плеч, всегда в скуфье или митре – так ныл лоб по родной фуражке. Руки забиты афганскими наколками. Типичный офицер советской выучки. Грубый был и несговорчивый. Но в приступах злости находил силы осадить себя. Помнил, до чего может довести неуставная злость. Покинул команду первым – всё рвался в освобождённый Крым.       Игнат Дебат. Мозг команды. Хоть проповедь прочитает, хоть лекцию, а надо – сам будет конферансье на концерте. Внешность благообразная, короткая бородка и усы аккуратно подстрижены. Оскаленный прищур на футболке – и ещё более нервирующий, почти незаметный, – на лице. Нет, эта разгульная жизнь в северных землях была не для него. Говорят, переехал в одну из бедных стран постсоветского мира – преподавателем на полставки.       С внешностью сказочного рыцаря, будто нарисованный, – Влад Крест. Он действительно в чём-то князь… в своём мире. Огнём и мечом рубил порождения дикой природы, что пытались захватить его дворец. Белокурого богатыря тянуло в Керчь – очень уж напоминала родное сердцу место.       Последним ушёл Астафурыч. Колян, Никола, Клаус. Больше всего был похож на новых приятелей Томаса. Уроженец самых низов российского города. Жертва тех, кто считал себя его верхами. Не имея на то никаких особых прав. Впрочем, Коля доказал теорию практикой, сурово отомстив новоявленным поклонникам «расовых теорий» и «права сильного». Причудливо сочетавший обрывки российской пропаганды в мозгу, а разгильдяйство и агрессию с нравом редкого добряка – в душе, Коля не раз подвергался обструкции стороны Томаса. Но всё равно был его лучшим другом.       Такие они были, разные. Вояка-держиморда, интеллигентный циник, варварский аристократ, шпана из трущоб. И Томми Спичка, Великий Инквизитор, мизантроп и благодетель с манией огня, вокалист глум-метал-банды Apologs. Они не показывались людям, выкладывая творения, полные мракобесия, во всемирную сеть. Лица группы могли увидеть только те, кто жил на изнанке привычного мира. В Подземке. Там, где привычный быт людей соединяется с бесчисленными измерениями их собственных душ. Триумф Apologs состоялся в городе Мангазея, на светлый праздник Пасхи, единый для людей, зверочеловеков, бранников, детей Пигидия. И для них – чего скромничать! – представителей нежити. Разве обязательно это должен быть воняющий зомби или комичный скелет с луком, которому по законам биологии и двигаться не позволено? Томас и его друзья тоже были восставшими из-за порога смерти. Только с миссией. Миссию пришлось выполнять не так, как было прописано в планах. Но это – дела дней минувших.       О Мангазее в России говорят мало. Немногие задумываются, почему процветающий торговый порт XVI века ушёл в забытье. Люди просто забыли народ молгонзеев – и их обиталище отныне стало обидно прозываться Разбитый город, Тагаревым Хардом. Там случилась настоящая заварушка: древнее божество Европы пыталось захватить Мангазею, открыв себе форпост в мир Внешних. Им помогли простые люди. Ах, старый дурень, как же он забыл!       У Томаса был ещё один друг из простых… из настоящих людей. Его звали Алексей. Алексей принял мученическую смерть, сражаясь с существом, превосходящим по коварству и предыдущего их противника. На нём была печать Каина, которая наливалась кровью раз за разом, пока весь этот резервуар не лопнул. К счастью, во славу Руси Подземной.       В первом альбоме Apologs была песня – «Памяти Оракула». Лирический романс, совсем не в стиле хулиганской банды. В честь девочки, сила которой остановила бойню в Мангазее. Неведомой никому ценой.       На втором, «Антиведьмозине», – «Выше, чем небо». Забойная и мощная. Томас использовал мелодию своей любимой группы в земном мире. Выцветшие девять букв на чёрной майке почти стёрлись. Как и всё, что было дорого «Великому» «Инквизитору». Огненные кавычки впивались в два слова всякий раз, когда Томас вспоминал этот титул.       Ничтожный забулдыга с ветром в кармане, одиночка.       Он не вернулся на родину и не погиб за други своя.       Инквизиторы на это не способны.       Только пытать и убивать тех, чья судьба уже предрешена.       За горькими думами, даже не прихватив кагор (пущай Ритка, Василич и Тимоха давятся!), Томас доковылял до русла реки. Снял капюшон – грубая ткань почти влипла в череп с вечной тонзурой. Монастырское кладбище. Вот подходящее место для монаха-грешника, потерявшего всё.       Вереницы крестов пробудили лествицу воспоминаний. Только уходила она не в небо, как у святителя Иоанна, а в пекло. Сколько друзей с ним было? Бессчётно. Все ушли. И Томас Горящая Башня знал, куда. Туда же, куда падают камни от рушащегося пика. Туда, где очень много огня. Его имя – проклятие. Проклятие Горящей Башни. Когда ты почти наверху – что-то неодолимое взрывает фундамент. И – снова полёт. В никуда.       Его вырвали из забытья шорохи, перемежаемые молодецким гыгыканьем. Между надгробиями – высоким барским монументом и ржавой краснозвёздной стелой, мерцала позолота. Странный костёр. Уж кому, как не ему, дьявол побери, знать, как выглядит костёр!       На окраине монастырского кладбища расположились типичные сатанисты. Не настоящие, конечно, что якшаются с демонами – так, жертвы для бесенят нижайших уровней. «Неужто не вымерли ещё?».       К своей чести, Том подметил, что немалым образом благодаря его банде, слава брутальных металлистов сдвинулась в сторону христиан. Поклонники же Рогатого Князя с их вечной виртуальной руганью и жалобами на тему «законно подкреплённых прав человека» (три раза «ха!», в аду, что ли, правовая демократия?!) за последние годы как-то совсем поникли. Однако особи были каноничные. Волосы не первой свежести, грим от фирмы «Косметичка le maman», косухи из кожзама. Если они при этом «фашисты» – совсем смешно, рынки-то в России сплошь мавры держат!       Разогнав внутренним смехом хандру, новоявленный Фомыч решил подработать за спасибо церковным сторожем. Щаз-з запалит сигнальник… – Эй, Белиал, эт чё? – Ни фига-а! Культист! Мужик… взрослый мужик, слыш… – Э-э… вы… – Дебил, на, какое «вы»?! Эй, слуга Тьмы! Ты из какой секты буш?!       Колхозный говорок хлыща в кожаном френче с нашивками заморских групп настроил Томаса на её более циничный лад. – Из Святой Инквизиции. Слыхали? – О. Гы. Поп-приколист! Попяра, ты чё, кагора перепил? Или монашка не дала?! – Райзер, цыц! Ща как засудит, у-у-у, крыса! Потом чё, комп будешь продавать? Или с кассетника коллекцию?       Шутки про «попа и монашку» Томаса никак не задевали. Стрекотня просто проходила мимо ушей. Он смотрел на костёр. Это был не простой огонь. Свечение. Как пламя, но с золотом. В огне… стояла девочка. Русоволосая, с косичками, лет десять на вид. В синем платьице, за какие нынешние школьницы, даже дочери захудалых вассалов, устроили бы травлю. Неужто… маленькая бродяжка? Здесь? – Дядя Том! – Э, попяра, чё, мерс не выписали, хош наши сумки взять? Не, не советуем, там диски такие, шо ты… – ДЯДЯ ТОМ! ПОМОГИ!!!       Торквемада очнулся меж облаков дыма сигнального пистолета. В обойме осталась один заряд. Неформалов и след простыл. Инквизитор зыркнул по сторонам – ни капли крови. Да что ж почудилось такое? – Дядя Том, спасибо. – Э-э…       Девочка с косичками стояла в окружении шестикрылых младенческих голов цвета газового пламени. За ней зиял круг золотого пламени – точно в рост. – Ты не ранена? Они тебя не тронули? – Ой, дядя Том. Не беспокойся. Они меня не видели.       Казалось странным обращение на «ты», когда опасность миновала. Впрочем, с чего бы овеянной серафимами малышке соблюдать светские условности? – Так за что тогда… – За то, что их не тронул. А мог бы и сжечь, как в старые добрые времена. Хи-хи-хи-хи.       Как можно посмеяться над аутодафе, не допустив в голосе и нотку злорадства? Томас бы не смог. Ни один из его друзей не сумел. – Кто ты? – Я – дитя души. То, у которого не было родителей. Но Бог милосерден. Он даёт тем, кто лишён малого храма, войти в большой. Ты же помогаешь детям души, дядя Том.       Детьми души на Балканах называли подкидышей. Некоторым из них Господь даровал способность проникать на изнанку миров. Не в заброшенные города или сеть Некрополитена, а за саму грань. Великий Инквизитор знал о таких. Некоторые из них становились выдающимися личностями, даже легендарными. Пусть об этом и не знали на грешной Земле, в колыбели человечества.       Томас не нашёл ответа. Только сцепил дрожащие челюсти. С кустистых бровей на щёки капала тающая изморозь. Огонь вернулся. – Нас осталось мало, так мало, дядя Том. И моё время на исходе. «У маленькой девочки – на исходе? Она при смерти?» – Я не такая на земле, дядя Том. «И мысли читает!» – Если нас истребят, будет очень-очень плохо. Спеши, дядя Томас! Прислушайся к своему сердцу. Ты найдёшь меня. Она постояла ещё секунды три. Серафимы улетели в золотую дверь. Девочка скрылась следом, не сделав ни шага. Портал растаял – ни одна снежинка под ним не пострадала.       Томас распрямился. Вложил сигналку с одним зарядом во внутренний карман. Зашагал – вдвое бодрее, чем на пути к реке, – до приюта. На последнюю ночь здесь.       Ещё есть дитя души. Значит – есть, зачем ему доживать призрачный век.