— Эй, я не думаю, что это… — Чимин задыхался, он не мог найти подходящих слов, чтобы остановить младшего. Он должен был это сделать.
Д О Л Ж Е Н.
В С Е Г Д А В С Е М Д О Л Ж Е Н.
— О чёрт, Чонгук, твою мать! — старший, наконец, трясущейся рукой взял младшего за шею. Гук скосил глаза на неё: вены напряжены. Сильная дрожь слегка щекотала шею макнэ, и это заставило его остановиться. Он сел обратно на колени и наклонил голову, задевая щекой запястье Чимина.
Чимин застыл. Он не понимал, что происходит. Голос внутри грохотал: «УБЕРИ РУКУ ОТ НЕГО, УБЕРИ. ЭТУ. ЧЕРТОВУ. РУКУ».
Но как он мог? Как он мог это сделать?
Чонгук наконец заговорил:
— Пак, не парься, — и опять эта улыбка, заставляющая давиться собственной слюной и делать что-то явно необдуманное.
Гук потянул хёна на себя, отчего тот, застрявший в размышлениях, легко упал рядом с младшим. В глазах читались явный страх и желание понять Чонгука. Старший терялся в вопросах, на лице дурацкая улыбка, в мыслях: «Нужно как-то всё исправить, пошутить, стебануться над младшим. Что угодно, пожалуйста, Чимин, не молчи…»
А Гук уже сидел на Чимине. Тёмные глаза казались провалами, в которых каждую секунду рождались звёзды. Зрачок во всю радужку, слегка прищуренные глаза — это всё не на шутку заводило.
Чонгук наклонялся. Локти пружинили, бедра сжимали ноги Чимина. Во взгляде уверенность, лёгкая усталость и что-то ещё. Что-то, что заставило макнэ быть таким. Именно поэтому Чимин терпеливо ждал. Чего? Он сам не знал.
Чонгук всё ниже, и уже чувствовался какой-то сладковатый запах чего-то странного. Слишком знакомый запах. Странно знакомый. От этого у Чимина расширились глаза от ужаса, от воспоминаний, которые так и могли быть вспомнены. Это давило на парня всей атмосферой, казалось, вот-вот произойдёт что-то непоправимое. Но старший знал только одно: так не должно пахнуть, он макнэ.
Н Е Д О Л Ж Н О.
Никаких воспоминаний о запахе.
Чимин вжимался в газон, а младший был слишком близко. Его губы манили, и между ними встала немаленькая проблема, которая довольно ощутимо впёрлась Мину в бедро. Старший заскулил, на губах виноватая улыбка, какие-то бессмысленные извинения.
— Хён, — Чонгук дышал Чимину в шею, одним шёпотом вызывая подъём температуры и бегущие по всему телу мурашки. — Хён, знаешь, ты красивый.
Шёпот поднимался выше, губы слегка задевали кожу, вызывая тянущую боль внизу живота. Они остановились напротив губ Чимина. А старший боялся, будто мелкий — это давно прятавшийся под его кроватью монстр, и вот он вылез, вот он сидит на нём и медленно топит звёзды в глазах.
Руки Чонгука держали руки хёна над его головой. Сильно. Крепко. Как-то слишком пошло.
— Мелкий, слушай… — Чимину не дали закончить. Губы младшего накрыли слова, которые он так и не произнёс. Старший почувствовал небывалую тоску по чему-то далёкому, родному. Схватка стала мягче, руки младшего переместились на шею, с вечным шепотом: «Хён, хён, прости».
Поцелуй казался ранимым, полным грусти и чего-то ужасного, непоправимого. Как будто через поцелуй Чонгук хотел что-то сказать, прокричать, но не смог. Не сумел. Он просто не знал как.
Как же часто люди гибли из-за того, что просто не знали.
С Чимина его резко сбивает портфель. Гук слегка отлетает и остаётся лежать на траве, не двигаясь. Приходил в себя. Осознание произошедшего резко село на грудь и начало душить со всей ответственностью.
— Чонгук, какого хуя? — матерящегося Юнги можно было узнать из тысячи. — Что это, блять, я спрашиваю?
Чонгук приподнялся на локтях с потухшим взглядом и разбитой губой. Он явно был подавлен, но пытался скрыть это, что выходило довольно успешно.
— Что ты с новеньким делаешь, Гук? Он только месяц у нас, месяц, Гук, понимаешь? Что ты, блять, творишь? — Юнги был в ярости, в бешенстве, таким он выходил со стадиона. С выступающими венами на шее, тонкими ногами и волосами цвета мятной зубной пасты.
— Ты, вроде, уходил, что-то искав, нет? — Чонгук потирал бок, куда врезался портфель, и довольно жмурился.
— Уже нашёл, — короткий взгляд на Чимина. — Ты в порядке?
Тепло улыбнувшись, но ещё не отойдя, он протянул руку парню.
— Мин Юнги, можно Шуга, — Чимин взялся за руку, вставая и отряхивая зад.
— Пак Чимин, называй как удобно, — крепкое пожатие рук и обаятельная улыбка от Чимина. — Да, всё в порядке, просто… Эм… Немного неожиданно, — явно попытался скрыть смущение за улыбкой, но ничего не вышло.
— Не обращай внимания, у него бывает, — взгляд Юнги переместился на макнэ. В нём уже не было той жестокости, холодности — им на смену пришли усталость и уютное спокойствие.
— Да, я знаю, — Чимин как-то неловко почесал затылок, опять улыбаясь.
— О, так вы знакомы? — взгляд Юнги переметнулся снова на Гука.
Тот пожал плечами, типа «ну да, что такого?»
— Откуда вы знаете друг друга? — ещё вопрос от Шуги заставил Чимина побледнеть.
— Долго рассказывать, давай как-нибудь потом, хорошо? У меня пара вот-вот должна начаться, — пробубнил Чимин, переводя взгляд сначала на Гука, потом на Юнги.
Гук улыбнулся, показывая кроличьи зубы. Не хватало только заячьих ушей сзади и глупого взгляда.
Юнги подавил смех, закашляв в кулак. Чимин улыбался, потирая грудь. Она слегка болела после посиделок Чонгука на ней.
Шуга бросил короткий взгляд на движение рук Чимина и задумался.
…
Три года назад.
Центр трансплантации органов.
— Послушайте, это очень опасно. После пересадки ещё неизвестно, приживутся ли ваши сердечные клапаны у пациента. И не факт, что после всего этого вы проживете долгую и безболезненную жизнь, — хирург в годах со светло-карими глазами серьёзно уставился на парня. Его тёмные, почти чёрные волосы были зализаны назад. Крепкие руки с худыми пальцами теребили шариковую ручку, будто ища слова на ней.
— Вы думаете, я не знаю? Вы правда считаете, что я пришёл сюда, не зная обо всём этом?! — молодой парень срывался на крик, почти оглушая врача. Глаза красные, почти слепые из-за застывших там слёз.
— Хорошо, тогда мне нужно согласие ваших родителей или опекунов, ваше и ещё куча бумаг и проверок. Вы уверены, что готовы всё это пройти, это всё правда очень…
— Готов. Где бумаги? Я всё принесу в ближайшее время.
— И всё же я считаю, что вы делаете большую ошибку, — хирург откинулся на кожаное кресло, массируя виски. — Этого парня чуть не прирезал родной отец, мать его в прошлом наркоманка, сам он…
— Это уже не ваше дело, — парень процедил слова сквозь зубы, отчего мужчина быстро заткнулся. В его глазах читалось любопытство, граничащее со страхом. — Если его отец ублюдок, не значит, что и он такой же. Кажется, ваша мать работала в борделе? М? — хирург побледнел и, казалось, вот-вот подавится воздухом. — Вы не похожи на продажную шлюшку, так в чём же дело?
— Откуда ты…
— Это неважно, — парень был резок, взгляд переламывал кости, душил и давал оплеухи снова и снова. — Если вы заткнетесь и не будете больше распускать слухи, секрет о вашей мамаше останется со мной. Вы слишком хороший хирург, вы нужны мне, так что, я думаю, мы договорились, верно? — дождавшись кивка белого, как его халат, врача, мальчишка схватил папку с документами и поспешно вышел, хлопнув дверью.
— Вот щенок, — ручка полетела в только что закрывшуюся дверь. Хирурга трясло.
— Ублюдок, — парень сплюнул в коридоре белой, сводящей с ума больницы, и поспешил к лифту.
…
— Эй, хён, всё путём? — Чонгук стоял с Чимином напротив него и беспокойно заглядывал в глаза. Но взгляд показался Юнги заторможенным, слегка туманным.
— Да, всё отлично, — Мин пытался улыбнуться, поправляя лямку рюкзака на плече, который ему подал мелкий.
Чонгук хлопнул хёна по плечу и потянул Мина с собой:
— Шуга, ты должен послушать, как поёт Чимин, это потрясающе! Правда?
Чимин округлил глаза, проводя большим пальцем по шее: тебе конец, макнэ.
— Оу, я забыл, что это секрет, — Гук засмеялся, пожимая плечами. — Но мы должны показать его ребятам, м?
Чимин шумно вздохнул, закатив глаза. Этот засранец сводил его с ума.
— Если он так хорош, как ты говоришь, то стоит его послушать, — Юнги повернулся к Чимину, давя его мысли улыбкой. Улыбкой, которая могла запросто свернуть шею, прострелить колени или спасти от дождя.
