You are nothing

- И что ты, мать твою, творишь такое, Мёрфи? Не "Джон", не "Джонни", как раньше. Теперь только вот так безлико и сжав зубы - "Мёрфи". И лицо, будто Блейка вот-вот наизнанку вывернет. Лицемер гребаный. Дыхание перехватывает только от блеска этих глаз и того, как мелко дрожат губы, вкус которых, кажется, навсегда осел где-то на корне языка. ... Не думай, Джон, просто не думай об этом. - Тебе-то, блять, что с того? Он вздергивает подбородок, и отросшие волосы падают на глаза. Ссадины на лице мерзко саднят, но сильнее горит, щиплет где-то под ребрами, где будто снова раскрылась огромная рана, что никак не соберется зажить. Ты выбрал ее. Ты сам все решил, Беллами Блейк. А я вырвал тебя из своей груди вместе с последними искрами чего-то хорошего, что еще тлели во мне. Теперь только так. - Против нас целая армия землян, а ты... что делаешь ты вместо того, чтобы помогать? Вставляешь палки в колеса. Портишь, вредишь, как маленький обиженный мальчишка! Блять, Белл, вот только этого не надо, ладно? - Где тот Джон, которого я знал, которого... - Замолкает, запнувшись на полуслове, и в тревожном мечущемся свете факелов Мёрфи видит, как по лицу лидера "сотни" проскользнула растерянность, смешанная с чувством вины, на какие-то жалкие мгновения стирая это презрение, от которого скулы сводит. Да, Белл, давай, пошевели мозгами, которые давным-давно расплавились и стекли в штаны. Вспомни, что стало с Джонни, ублюдок. Тем, кто когда-то был ТВОИМ Джонни. - Его больше нет, Беллами, - голос тихий, но твердый. Остальные из "сотни" сгрудились поодаль и тщетно прислушиваются, боясь пропустить хотя бы слово. И воздух, кажется, звенит от напряжения. - Больше нет того Джона, которого... "...которого ты любил когда-то" - Я не знаю, что ты задумал, и что с тобой происходит, - вспышка иррационального веселья освещает разбитое лицо изнутри, и смеющиеся глаза будто спрашивают с издевкой: "Да ладно? Не знаешь???". - Я не позволю тебе вредить моим людям! Рука сжимает плечо сквозь холодную грубую ткань, и Беллами вздрагивает, понимая сквозь злость, что уже не давит, а будто поглаживает, успокаивая. - Руку убрал, - Джон втягивает воздух сквозь зубы, стараясь не замечать волну жара, прокатывающуюся по телу, затапливающую сознание. До сих пор, блять. - А то что? - Блейк щурится и разве что зубами не клацает от злости. Прекрасно, хоть какие-то эмоции. Браво, малыш! У него губы припухли от долгой и томной ночи в объятиях Кларк Гриффин, но ни одной метки на шее. А он, Мёрфи, так любил оставлять россыпь засосов на плечах и ключицах, втягивать чуть солоноватую кожу, посасывая, выводить языком узоры, напоминающие древние письмена, которые так и не удалось расшифровать. - А то зубы повыбиваю. Или что, снова прикажешь своим шестеркам повесить меня? Или, может быть, выпороть прилюдно? Так, кажется, твой чудесным образом обнаружившийся папаша-Канцлер поступил с мамочкой твоей суженной, Принц Беллами? Блейк вспыхивает, и чувство, будто в груди - граната, из которой вырвали чеку. Вот-вот и расхерачит на части. Кровавыми ошметками. Так, что лопаточкой собирать придется. У него пальцы ноют от желания врезать по этой самодовольной роже, выбить парочку зубов, нос набок свернуть. Или вцепиться пальцами в волосы и дернуть на себя, прокусить губы так, чтобы на языке остался вкус крови, смешивающейся со стоном. - Не стой на моем пути, Принц Беллами, - Мёрфи снова повторяет ехидно это прозвище, а сам смотрит не в глаза даже, а куда-то намного глубже, будто трогает кончиками пальцев где-то внутри, касаясь оголенных нервов. А потом толкает плечом и уходит подальше. К границе лагеря, в вязкую, липнущую к коже тьму, что расплывается под веками, течет по венам, пульсирует в висках. Джон будет бродить там час, другой, третий, вслушиваясь в тихий шорох светящихся вдалеке деревьев, пытаясь прогнать из памяти все, чего там быть не должно. Больше нет. Позже, почти перед рассветом, чьи-то (до одури знакомые) руки поймают со спины, развернут, вжимая спиной в ограду. Он почувствует холодные влажные губы, накрывающие его рот. Губы, что больше не пахнут цветами. Не пахнут Кларк Гриффин. - Джон. Джонни. Мой. У Мёрфи не хватит сил, чтоб врезать, оттолкнуть, чтобы просто убрать эти руки. У него хватит сил лишь на то, чтобы раскрыть губы, отвечая на поцелуй, а потом дернуть на себя за воротник куртки. Потому что Беллами Блейк - больше, чем потребность, чем воздух. Беллами Блейк - это вся его гребаная жизнь.