You are nothing

— Ты спрашиваешь, о чем я думал все это время? Чего я ждал. Ты это хочешь знать, канцлер Кейн? Он на себя сейчас не похож. И так иррационально спокоен, что у Кейна мурашки бегут вдоль позвонков, и холод до костей продирает. Невозможно спокоен, вот только так странно, тревожно дергается краешек рта... — Я хочу знать, что ты будешь в порядке. На самом деле Джон Мерфи умер, все так. Умер, пожертвовал собой, как и десятки других. Потому что пришлось, потому что на кону стояло выживание расы. Потому что Мерфи никогда не был той тварью, который пытался казаться. Потому что за ехидными смешками и похуизмом всегда скрывалось такое огромное сердце. "Лучше бы ты был, Джонни. Лучше бы подонком и мразью, чем мертвым..." — Я всегда в порядке, ты не понял еще? Просто еще одна смерть на моих руках. Просто еще один из тех, кого не смог уберечь. Я привык. Знаешь, Кейн, я так страшно привык, что даже сейчас мне не больно. Не врет, потому что болеть нечему. Потому что пусто внутри, словно высосали вакуумом или закачали под грудь ледяной звездной пыли, пока он спал. Когда это было? Когда ты последний раз закрывал глаза, Беллами Блейк? — О чем я думал все эти годы?.. ждал, пока кончится война. Ждал, когда мои люди будут в безопасности. Был уверен, что у нас впереди куча времени, Кейн. Знаешь, это же Джон... он и в эпицентре ядерного взрыва умудрился бы выжить. А тут... так глупо... и сам. И я ничего... ничего не успел. Не сказал ему даже. — Уверен, он знал. Кейн вздохнет тяжело, не добавит, что видел их и не раз. Во время ночных дежурств или в рейдах, когда остальные засыпали, а один из них оставался на страже. Такие молодые, безбашенные. Срывало тормоза с пары вздохов. Влюбленные, как мальчишки. Мальчишки... Беллами не добавит, что брал и отдавался из раза в раз. Прокусывал свои и чужие губы, впивался в солоноватую кожу, глуша крик и признания, для которых было вовсе не время. "Я успею, Джонни, скажу. Ты узнаешь однажды, что это всегда был лишь ты. Только ты". Не узнал. Не успел. И уже ничего не исправить.