–––
Я заметил его не сразу. Тогда я вообще ничего не замечал. Жизнь резко и слишком круто изменилась, и эти перемены меня не радовали. Министерство образования, обеспокоенное численным перевесом альф школьного возраста, решило отбросить старую систему обучения и соединить образовательные программы омег, альф и бет. Это был серьёзный шаг, к которому многие оказались не готовы. Консерваторы выступили против совместного обучения, мотивируя это возможным возрастанием напряжения среди детей и ухудшением успеваемости. Тогда правительство пошло навстречу обеспокоенным родителям и главам школ, решив на испытательный срок сформировать в омежьих школах и школах для бет по одному совместному классу, то есть добавить альф в классы омег и бет, предоставив профильные предметы, разные для представителей видов, на выбор каждому. Постепенно школы заполнялись сильными представителями мира сего; куда-то в целях эксперимента перевели младшие классы, куда-то – старшие, и всё было бы вполне очевидно для нашего 11-«а», отобранного директором для «переселения»… Если бы не одно «но». Это «но» – мой лучший друг Святослав Призорный. Сын очень влиятельного депутата, заподозрив наметившийся праздник жизни для половозрелых альф, решил не делиться лакомым куском с другими собратьями и уговорил отца выкупить в назначенной нам омежьей школе все добавленные места, оставив только два – ему и… мне. О чём я узнал, только переступив порог новой школы. Депутат, в свою очередь, очень изощрённо промыл мозги директору школы. А что до того, что альф было всего двое… Кто его знает, что говорится и делается в этих кабинетах? Мой отец не был таким влиятельным, но они были партнёрами с Призорным, и тот, поддаваясь воле единственного и любимого сыночка, уговорил и его. Возможно… частично моё раздражение было вызвано и тем, что отец не удосужился обсудить это со мной, даже просто сообщить. Так в нашей новой школе, расположенной на окраине города и одной из самых больших в городе, на сотни омег оказалось лишь двое альф. И на что похожа подобная жизнь, мы ощутили на себе в первый же день. Вы, будучи альфой, могли бы себе представить, что когда-нибудь будете смотреть на этих миниатюрных, словно воздушных созданий с затаённым страхом и желанием бежать куда подальше? Что призывные взгляды и манящие блестящие губы будут вызывать в вас стойкое желание запереться в туалете и не выходить оттуда до конца занятий? Но так реагировал только я. Свят, добившись своей цели, чувствовал себя королём прайда и вёл себя соответствующе. Он был красив и умел этим пользоваться, имея бешеную популярность у омег. Они оплетали его, словно изящные лианы крепкий ствол дерева, влюблёнными взглядами глядя в равнодушные зелёные глаза моего друга и дрожащими пальцами дотрагиваясь до бугристых мышц. Та же участь ожидала и этих омег. Я никогда не вмешивался в его оргии, оставаясь в стороне. Подобное отношение к омегам коробило меня и вызывало лёгкое раздражение. Ещё до развода родителей, прежде чем ушёл папа, я часто видел, как отец приводит домой нескольких омег соответствующего поведения. Это вызывало во мне стойкое желание набить ему морду за слёзы папы, но отец был сильнее меня и подавлял своей волей. Я не мог не подчиняться ему, даже испытывая к нему отвращение. Для себя я всегда выбирал только одного, наиболее понравившегося омегу и уводил его через какое-то время после начала вечеринки, никогда не выставляя напоказ наши утехи. В моих глазах это унижало омегу до уровня шлюхи. А до вчерашнего дня я уже продолжительное время состоял в отношениях с одним омежкой. Он устраивал меня по всем пунктам: красивый, с наследством, ненасытный. Я даже успел привязаться к нему и отвыкнуть от одиноких ночей, которые теперь согревал горячий омега. Но вот его характер оставлял желать лучшего, а особенно его отношение к Святу. Он люто ненавидел моего друга, уверенный в том, что рано или поздно я поддамся его примеру и начну изменять ему с целыми толпами омег. Но я вовсе не нуждался в численном подтверждении своих талантов. Однако омега не хотел ничего слышать, узнав о новой школе. Мой благоверный заявил мне, что не собирается терпеть мои походы налево в подобном розарии и рогатым ходить не желает. Неприятным в данной ситуации оказалось не только то, что я привык к нему и вновь остался один, но и то, что меня обвинили в измене, которую я даже не успел совершить. И, глядя на вешающихся на моего друга омег, не был уверен, что успею.–––
Хоть он и учился со мной в одном классе, я первое время даже не запоминал его имя. Ну омега и омега, их вокруг было слишком много, чтобы выделить кого-то одного. Признаться, у меня мелькнула шальная мысль, что я смогу встретить истинного, но ни один запах за первые дни так меня и не привлёк. Зато мой запах привлекал многих. Впервые за очень долгое время я полюбил тишину своего огромного пустого дома, в котором практически всегда был предоставлен самому себе. Редкие звонки папы, всегда отсутствующий отец, притворяющаяся невидимками прислуга – я ненавидел то время, что проводил в этом доме. Но теперь… Ещё никогда эти бесценные, дарующие жизнь существа не вызывали во мне такой сильной ярости. Они буквально не давали мне проходу, и если моего друга подобное только забавляло, меня это быстро начало нервировать. Я не мог спокойно есть, давясь несчастной булкой от пристальных взглядов, не мог спокойно ходить в туалет, каждый раз чудесным образом оказываясь в кабинке не один. Моя сумка и куртка переполнились милыми надушенными записочками с номерами телефонов и горячими обещаниями, которые, как я боялся, скоро будут претворены в жизнь даже без моего желания. Я не понимал этого сумасшествия. Да, теперь рядом с ними во время уроков находились альфы, но омеги вели себя так, словно и не видели их вне школы. Словно с цепи сорвались. Я уже не говорю о тех омегах, которые приходили в школу во время течки. И учителя, названивавшие родителям, и сами родители, усиленно воспитывающие фонтанирующих гормонами чад дома и неустанно проклинающие фантазии министерства образования, не были в силах сдержать их «жажду знаний». Впрочем, зная Свята, я был уверен, что некоторые уже их получили… Чуть попривыкнув и даже в некотором роде смирившись, в одну из длинных перемен, когда у меня самого не было никакого желания идти в столовую, а голод молодых организмов позволил мне вздохнуть чуть посвободнее, я и заметил его. Он сидел в отдалении от меня, за одной из первых парт возле окна. Пушистое каштановое каре и прижатый к щеке кулачок скрывали от меня опущенный профиль читающего книгу омеги. Он был единственным, кто свободное от занятий время решил посвятить не болтовне с друзьями или попыткам покорения бедных сильных альф. Закончив книгу, он с достоинством, не глядя по сторонам, поднялся и направился к дверям. Тогда я лишь проводил его изучающим взглядом, отмечая приятные изгибы и окружности, и пожал плечами. Я был слеп.–––
Даже занятия по физкультуре превратились для меня в сущую пытку. Глядя, как эти невозможные существа соблазнительно раздвигают ноги и приседают, я по возможности незаметно поправлял штаны и мысленно чертыхался. Ничего не мешало мне приятно провести время в раздевалке с каким-нибудь более-менее привлекательным мальчиком, но отчего-то слова моего бывшего приводили меня в бешенство – словно я был одной эрогенной зоной, не способной мыслить и держать свой член в штанах продолжительное время. Правда, из-за того, что у меня уже порядочное время не было секса, постепенно это действительно становилось проблемой. Решив пересидеть один из подобных уроков в безопасном месте, я вышел из спортзала и устроился на ступеньках пожарной лестницы. Уже не совсем летнее солнце дарило мне остатки своего тепла, и я пожалел, что не захватил чего-нибудь из столовой. Меня разбирал смех – никогда не думал, что окажусь в подобной ситуации, когда придётся прятаться и прогуливать занятия. В предыдущей школе, понятное дело, подобных проблем у меня не возникало. Даже периодически крутящиеся возле школы омеги не вызывали раздражения, я воспринимал это спокойно. – От кого прячешься? – раздался за спиной мягкий голос, в котором притались смех и чуть-чуть любопытства. Приготовившись к очередной атаке, я повернулся… и удивлённо приподнял брови. Тот омега из класса, читавший книгу, сейчас стоял за моей спиной, аккуратно прикрыв дверь. Он опëрся на неё, сложив руки за спиной, и внимательным взглядом изучал облака. – Люблю небо. Оно – картина, которая всякий раз меняется, когда на неё смотришь. Ведь её художник – ветер. Я тоже перевёл взгляд на небо, внутренне соглашаясь с необычными словами омеги. Дома я часто от скуки смотрел в окно, следя за причудливыми облаками, завихрениями от самолётов или ниспадающими сквозь плотную воздушную завесу пучками света. Но смотреть на небо с кем-то ещё оказалось… приятно. И не так горько. Я вновь посмотрел на него. Омега тоже опустил на меня взгляд, и я выпал из реальности. Нежный молочный шоколад с крапинками золотистой пыльцы. Его глаза подчинили и вознесли меня. Не представляя, как выгляжу со стороны, я не отпускал его взгляд, стараясь выровнять дыхание и сбить сердечный ритм с «бешеного галопа» до «умеренного помешательства». – Я Кирилл, – представился омега. – А ты, вроде бы, Костя? Новенький-альфа? Я чуть было не фыркнул, поражаясь тому, что в этой школе ещё остался кто-то, кто до сих пор не выучил наши имена, фамилии и количество денег на счетах, как вдруг кое-что, уже несколько минут не дававшее мне покоя, разом предстало во всей красе. Медленно втянув воздух, я убедился в своей догадке и тут же удивлённо расширил глаза. Кирилл не пах. Совершенно. А раз он ещё не обрёл запах, следовательно, не мог учуять других. Пусть внешностью я и не напоминал омегу, был широк в плечах и довольно высок, но в наше время, когда спортзал, фастфуд и операции могли изменить тебя до неузнаваемости, лишь по внешности было сложно понять, кто перед тобой. Неожиданно я засмеялся. Вот почему он на нас не реагировал. Но… неужели, созрев, он будет вести себя так же, как и остальные? Отчего-то я не хотел в это верить. – Да, это я, – пояснил я удивлённому моим смехом омеге. Отчего-то захотелось спросить, по какой причине… Ведь такие поздние омеги были сейчас редкостью, обычно нежные цветочки торопились поскорее распуститься, чтобы вкусить все прелести, которые им давала их сущность. Но Кирилл вряд ли бы ответил, да и обижать его не хотелось. Прозвенел звонок, омега отодвинулся от двери, собираясь уйти. Я хотел его остановить, сам не понимая своего порыва. Отчего-то мне хотелось продлить знакомство, услышать ещё что-нибудь, сказанное этим приятным, спокойным голосом без грамма елейности или пошлости. Однако Кирилл сам остановился и внимательно посмотрел на меня. – Если захочешь чем-то поделиться, можешь рассказать мне. Но не сбегай ото всех. В одиночку сложно бороться. Я с внутренним смятением и недоверием смотрел, как за омегой закрывается дверь. Что он мог знать обо мне? Что увидел? Я не делился своими мыслями ни с кем уже очень давно, а разговоры со Святом никогда не забредали в дебри эмоциональных переживаний или внутренних споров. Но мысль, что кто-то предложил мне помощь просто так, даже не зная, что творится у меня внутри, неожиданно согрела.–––
Физкультура была последней на сегодня, и я решил остаться в зале после урока, не желая вновь нарваться на засаду возле школы и из потребности скинуть накопившееся напряжение. Мяч ритмично и упруго ударялся о деревянную поверхность, пока я приближался к кольцу. Недолгий прицел – и он прошёл сквозь него. – Я что-то никак не разберу, – раздался недовольный баритон Свята, сидящего на сложенных матах возле тренировочных шестов, – неужели наше министерство тебя не порадовало? Я мельком бросил в его сторону взгляд, продолжая постукивать мячом по полу, и ничего не ответил. – Да ладно. Я знаю, ты у нас правильный, рыцарь и так далее, – на этих словах я громко фыркнул и снова удачно забросил мяч, – ну, по сравнению со мной. Но Пашка уже бросил тебя. Что теперь-то держать целибат? Осторожнее с зубами, – он опустил взгляд на омегу, неспешно и довольно умело двигающего головой между его ног, и царственным жестом возложил руку ему на голову, направляя и поощряя. Совместное обучение оказалось приятной вещью для многих. – Я, конечно, понимаю масштабы твоих взглядов, но ты же не запланировал перепортить всех омег в этой школе, достигших полового созревания? Даже для тебя это будет слишком, – равнодушным голосом, с тщательно замаскированным отвращением, спросил я. – Никогда не отказывайся от того, что само идёт тебе в руки, – наставительно произнёс альфа, тихо простонав и запрокинув голову, – или в ноги. Раздалось довольное причмокивание, словно во рту стоящего на коленях омеги была конфета, а не член моего друга. Отчего-то стало мерзко, тянущее чувство в груди коснулось сердца. Что, если и мой истинный так же сидит сейчас перед каким-нибудь равнодушным самцом, облизывая свои припухлые губки… Швырнув мяч в стену, я вдруг вспомнил сегодняшнюю встречу на пожарной лестнице. Кирилл показался мне другим, к тому же, я ни разу не видел его рядом со своим другом. Самодовольно усмехнувшись и повернувшись к Святу, я сказал: – Думаю, всё же есть кое-кто, кто даже перед тобой может устоять. Свят резко поднял голову, вперившись в меня потемневшими глазами, в которых боролись друг с другом раздражение и удовольствие. – Кто? Я подобрал лежащую рядом сумку и махнул ему рукой, испытывая странное чувство мстительного удовлетворения. – Костя, кто?! – громче раздалось за моей спиной, и эхо отразило от стен его недовольство и моё молчание.