Солнце Минас-Тирита

Раненый служанкой вастак выжил, хотя вот уже три дня лежал без сознания в Палатах Врачевания. Кликнув стражей и поручив им проводить девушку домой, Боромир тогда едва сдержался, чтобы не растерзать убийцу, но гондорцы никогда не чинили расправу над ранеными и безоружными. Вастака ждал допрос и справедливый суд наместника. Однако, сам факт появления в цитадели, рядом с тронным залом государя, целого небольшого вооруженного отряда врагов нанес удар по самолюбию военачальника, а также ясно дал понять, что ситуация намного серьезнее, чем предполагалось на совете. Узнав о произошедшем, Фарамир снова обратился к наместнику. Он больше не просил закрыть доступ в город, зная, что упрямого и гордого отца не переубедить, но ему удалось уговорить его отдать приказ о тщательном обыске всех торговцев и путников, приходящих в город, а также проверке всех лавочек и трактиров. Хотя это грозило Минас-Тириту уменьшением количества крестьян, приезжающих торговать, а, значит, подъемом цен, Дэнетор в этот раз согласился со своим младшим сыном, ибо дерзость врагов перешла все границы. Наместник ничуть не опасался за свою жизнь, но неизменно радел за честь Гондора. Боромир же, как обычно, молчал. Он жаждал отправиться в поход на вастаков и разгромить их армию, сокрушить их, заставить их трепетать перед мощью потомков нуменорцев, чтобы долгие века потом не смели они поднимать головы и никогда больше не дерзнули обращать оружие против Гондора. Но это было невозможно, пока они с братом не разобрались с набегами орков на востоке. Боромир лишь сжимал кулаки от бессилия и удвоил рвение, патрулируя город. В его душе поселилась ярость. Вспыхнувшая в тот момент, когда он увидел девушку в лапах вастака, она продолжала тихо тлеть, заставляя его без устали рыскать по улицам Минас-Тирита, приходя к себе в комнату лишь на пару часов, чтобы забыться тревожным сном. Каждый раз видя свою аккуратно заправленную постель, он вспоминал служанку с золотыми волосами. Анариэль. Одна мысль о ней заставляла пылающую ярость ненадолго утихнуть и наполняла сердце теплым сиянием, подобным солнечному. Он не встречал девушку уже три дня, но каждый раз перед сном, закрывая глаза, он как наяву видел ее лазурные глаза и слышал мелодичный голос. Никогда прежде не происходило подобное с суровым воином, какое-то новое и доселе неизведанное чувство возникло в его душе, и военачальник никак не мог понять, что с ним не так. Только задумываться об этом ему было некогда, ярость гнала его прочь из дома, на улицы, где всегда для капитана Стражей цитадели находились дела. На четвертый день после боя с врагами, ближе к полудню, Боромиру доложили о беспорядках у Великих Врат. Бросив все дела, они с Фарамиром сразу помчались туда, ожидая худшего. Однако, когда они прибыли туда, до стычки крестьян со Стражами еще не дошло. Возмущенные обысками старики, женщины и их сыновья, столпившись вокруг растерянных воинов перед входом в город, громко ругались, требуя к ответу едва ли не самого наместника. Молодые стражи явно стушевались, столкнувшись с праведным гневом честных торговцев, и что-то чуть слышно бормотали о приказе и государственной необходимости. – Нет, вы объясните мне, господин Страж, почему я, честный хлебопашец, должен позволять переворачивать весь мой товар вверх дном? Я никогда ничего худого не замышлял против наместника, где справедливость, спрашиваю я? Разве я злодей какой-нибудь?– громко вопрошал, размахивая руками, пожилой крестьянин с седой кустистой бородой и давно нечесаными спутанными волосами, одетый в грязную рубаху и штаны, снизу обляпанные землей. – Да! Правильно! – от толпы отделилась необъятных размеров женщина с пучком седых волос на голове и, судя по выражению вечного недовольства на ее лице, обладавшая очень склочным характером. – Мы, что ли, воры какие, чтобы наше добро обыскивать? Чай свое продаем, не чужое, пОтом и кровью взращенное! – Точно! – поддержали ее голоса из толпы. – А потом того и гляди, после вашего обыска чего-нибудь не досчитаешься! – раздался визгливый крик сухонькой старушки слева. – Да! В самом деле! – грянула толпа. Напряжение достигло наивысшей точки, люди были обозлены трехчасовым стоянием в очереди у Врат и связанными с этим убытками, ведь они могли уже давно продать свой товар. Для многих торговля в Минас-Тирите была единственным способом заработка, и раньше их беспрепятственно пускали в город, а теперь совершенно незаслуженно в чем-то подозревали и пытались обыскать, даже толком не объяснив причин. Совершенно сбитые с толку стражи, два молодых парня лет двадцати, лишь испуганно попятились, когда разъяренная толпа медленно стала наступать на них. – Пора вмешаться, – негромко сказал Фарамир, переглянувшись с братом. Отодвинув юных стражей, они с Боромиром встали перед пылающими гневом людьми. Увидев двух богато одетых витязей, уверенно преградивших дорогу целой толпе, народ в смятении остановился. Многие узнали в них сыновей наместника. – Мир вам, добрые люди! – звучно и спокойно произнес военачальник, по гондорской традиции приложив руку к сердцу и слегка поклонившись, – Я Боромир, сын Дэнетора, капитан Стражей цитадели, а это мой брат Фарамир. Внемлите мне, ибо страшная опасность нависла над нами, народ Гондора! Настали темные времена для всей страны: на востоке лютуют орки, страшная весть об их набегах на пограничные земли и об их нечеловеческой жестокости дошла до нас не так давно. Мы с братом отправляемся туда через неделю, и я клянусь вам своей честью воина, что мы сделаем все, чтобы эта угроза не докатилась до ваших домов! Чтобы вы и ваши дети могли спокойно спать в своих постелях, чтобы вы могли и дальше мирно трудиться себе во благо и во славу великого Гондора! Но не только орки вновь воспрянули на востоке! Велика тьма и бесчисленны ее слуги, обретающиеся там! В это неспокойное время наши древние враги, вастаки, вновь точат свои мечи против нас! Их наглость не знает предела, их шпионы уже скрываются среди нас! Три дня назад мы уничтожили отряд из пяти человек в самом сердце нашего города, в цитадели, рядом с троном короля! Толпа изумленно и испуганно ахнула. Слухи о пойманных врагах, конечно, уже просочились в народ, но никто и предположить не мог, что все настолько серьезно. – Они хотят нанести нам удар в спину, атаковать город изнутри, обезглавить нашу армию, вселить в души панику и смятение! – продолжал Боромир. Хотя допросить раненого пленного ему еще не удалось, и точных сведений о планах врага у него не было, он был уверен, что прав. По крайней мере, на месте вастаков, он поступил бы именно так. – И в эти темные и мрачные времена, мы можем предотвратить войну! Предотвратить резню на улицах нашего мирного города! Мы можем дать бесчестным и дерзким вастакам отпор. Народ Гондора, мы, наследники доблестных витязей Нуменора, сплотимся же перед наступающей со всех сторон опасностью! Во имя мира и солнца над головой мы можем противостоять тьме с востока! Все вместе! – Да! Да здравствует Гондор! – грянула толпа. Речь наследника Дэнетора разбудила спящую доблесть в простых крестьянах, а страх перед кровопролитной войной на два фронта заставил забыть о таких мелких неприятностях, как обыск и давка на входе в город. – Честные торговцы! Путники! Чужестранцы! – выступил вперед Фарамир, видя, что брат умолк. – Всем, кто пришел в Минас-Тирит без злого умысла, нечего бояться! Мы всегда рады привечать в нашем городе добрых людей! Мы все хотим, чтобы на улицах всегда было мирно и безопасно! И все вы можете помочь нам в этом. От имени наместника мы просим вас не чинить препятствий для обыска! Стражи цитадели обещают вам полную сохранность ваших вещей и товаров! И будьте спокойны, мы не позволим врагам разгуливать по городу! Вы и ваши семьи в безопасности! Воины чуть отступили назад, Боромир ободряюще кивнул молодым стражам, чтобы они продолжали обыск. Немного помедлив, торговцы снова потянулись к ним, образовав длинную очередь. Теперь они охотно распахивали свои корзины и развязывали мешки, показывая, что там не спрятано оружие. Иногда все еще слышалось ворчание, но оно было тихим и беззлобным. Узнав причину таких суровых мер, люди перестали возмущаться. Никому не хотелось быть убитым или ограбленным вастаками. Еще немного понаблюдав за толпой и убедившись, что больше народных волнений не ожидается, братья направились обратно в город, ко вторым вратам. – Отличная речь, – негромко проговорил Фарамир, лукаво улыбаясь. – Если бы ты также воодушевляющее выступал на советах… – То некому было бы защищать людей и страну, – ответил Боромир, внимательно и зорко поглядывая по сторонам, – Потому что все время я бы тогда проводил в бессмысленной болтовне, пытаясь доказать очевидное советникам. В конце концов, для этого у меня есть ты, – он добродушно усмехнулся, и Фарамир улыбнулся в ответ. – Иногда слово может стать оружием более грозным, чем меч, – задумчиво сказал он. – И все же, я предпочитаю меч, – ответил Боромир, – Пойдем посмотрим, как дела на рыночной площади, не нужна ли там помощь нашим. *** Когда закатное солнце спрятало последние золотые лучи за горизонт, и на город опустились прохладные сумерки, Боромир поспешил в Фонтанный Двор, где находился первый из многочисленных постов Стражей Цитадели. По традиции военачальник всегда начинал свой обход с него. В эту ночь его должен был сопровождать Фарамир, ведь с сегодняшнего дня по новому указу наместника с полуночи и до восхода солнца запирались все врата Минас-Тирита, кроме Великих, и перемещение между уровнями, на которые был разделен город, запрещалось. Это должно было, по мнению Дэнетора, хоть немного затруднить передвижения врага, ведь многочисленные обыски и проверки так ничего и не дали. Казалось, вастаков в Минас-Тирите не осталось, кроме того раненого, что лежал без сознания в Палатах Врачевания, но после случая на складах и наместник, и его сыновья предпочли перестраховаться. Фарамир уже ждал его. Темная фигура высокого воина виднелась в свете факелов, скудно освещавших Фонтанный Двор. Он стоял перед Древом, окруженным бортиком из белых камней, которыми был выложена вся площадь. Справа и слева несли почетный караул два безмолвных стража. Боромир бесшумно приблизился и взглянул на брата, который застыл перед погибшим символом Гондора, не замечая ничего и никого вокруг. Его взгляд блуждал по засохшему стволу и скрюченным ветвям, некогда гордо шелестевшим зеленой листвой, но мыслями Фарамир словно унесся далеко назад, в те времена, когда Древо цвело, и Гондор, управляемый твердой рукой короля, был полон славы и величия, а Минас-Тирит еще звался Минас-Анором, не тронутый тенью ужаса, пришедшего из Мордора. А может быть, в своих думах брат забрел еще дальше – в погибший Нуменор, великую империю людей, равной которой не было и не будет, наверное, никогда. Ее могущественным и бесстрашным правителям не было равных в искусстве войны, им по силам было пленить самого Саурона, величественные эльфы называли их своими друзьями, им покорялись морские просторы, и слава царственных потомков самих эдаин пережила века. Боромиру вспомнилось вдруг, что брат всегда, с самого детства, с трепетом относился к Белому Древу, род которого был гораздо древнее рода гондорских наместников. Младший сын Дэнетора очень любил сказания о древних временах и проводил больше времени в библиотеке, чем в казармах, в отличие от своего брата. Боромир с большой охотой учился владеть мечом и стрелять из лука, но рассказы о древних королях и эльфах неизменно нагоняли на него тоску, в то время как Фарамир с упоением учил чужие языки и пропадал в архивах, разыскивая все новые свитки с историей Гондора и Нуменора. Боромир вдруг подумал, что его брат обучился владеть оружием только потому, что сын наместника обязан защищать свой народ, но никогда славный бой с достойным противником не доставлял ему большого удовольствия. Никогда не мелькал в его глазах азарт битвы, и убийство, даже самых жестоких врагов, претило ему. Сами люди, а не способы их умерщвления были интересны Фарамиру, с легкостью он мог читать в их сердцах радости и страхи и этой проницательностью часто напоминал Боромиру отца, отношение которого к брату всегда было предметом тяжелых и мрачных дум военачальника. При всей схожести характеров, они никак не могли найти общий язык. Казалось, младший сын когда-то давно чем-то разочаровал Дэнетора, и памятливый и гордый отец никак не мог об этом забыть, хотя Фарамир не давал поводов для отцовского неудовольствия. Несмотря на свой спокойный характер и увлечение старыми свитками, он выполнял всё, что требовалось от защитника Гондора. Хотя Фарамир относился к наместнику с неизменным почтением и уважением к его мудрости, их отношения оставались натянутыми. Своего же старшего брата он безмерно любил и гордился им, и, хотя тому суждено было когда-нибудь стать его государем, никогда даже тень зависти или соперничества не омрачала их отношения. Тряхнув головой, военачальник отогнал от себя назойливую вереницу воспоминаний, нахлынувших при виде задумчивого брата у Белого Древа. Пора было заняться делом, а не витать в пустых грезах. «Вастаков за нас никто не поймает», подумал Боромир и окликнул замечтавшегося воина. Выслушав доклад стражей, они направились к вратам, ведущим на шестой уровень. – Есть новости от целителей? – в который раз за день поинтересовался Боромир. Он давно горел желанием допросить раненого и разузнать, как их отряду удалось проникнуть на склады, миновав охрану и не попавшись на глаза служанкам. – Он так и не очнулся, – покачал головой Фарамир, – Его все еще терзает лихорадка, но они уверены, что смогут его исцелить. Удивительно, рука служанки оставила рану, будто нанесенную умелым воином. Военачальник промолчал, вспоминая отвагу этой хрупкой девушки перед боем и обреченную решимость в ее глазах перед тем, как она выхватила кинжал. Казалось, в тот миг она взглянула смерти в лицо и увидела в ней свою старую знакомую. Эта мысль неприятно кольнула сердце, и воин поспешно отмел ее. – Нам нужно удвоить усилия, – вместо ответа сказал он. – Через неделю мы должны отправляться к восточной границе, и, если к этому времени мы не разберемся с вастаками… – Город не останется без защиты, – уверенно произнес младший сын наместника, поглядывая на черное, без единой звездочки, небо, – К тому же, мы приняли все меры, чтобы отыскать их. От капитана Стражей еще ни один враг не уходил, не уйдет и теперь. Боромир хотел что-то ответить на эту похвалу брата, произнесенную полушутливым тоном, когда вдруг услышал разговор. Голоса доносились из-за угла, куда воинам оставалось повернуть, чтобы дойти до врат, ведущих на нижний уровень города. Вежливо, но настойчиво стражи ворот кого-то в чем-то убеждали: – Прошу прощения, миледи, но указ наместника строжайше запрещает нам кого-либо пропускать через врата после наступления темноты. – Но ведь вы меня прекрасно знаете, – ответил ему тихий мелодичный голос, и Боромир вздрогнул, прислушиваясь. – Я не помогаю врагам, не замышляю ничего против государя, я просто задержалась, потому что было много работы, и сейчас хочу попасть домой. Ее голос был усталым, но в нем уже слышалась безнадежность, потому что все в Белом городе знали, как неподкупны и верны Стражи Цитадели своему правителю и его приказам. – Мы понимаем вас, миледи, – с искренним сочувствием произнес второй мужской голос, – Но мы не можем сделать исключение даже для вас. Врата будут заперты до рассвета, это для вашей же безопасности, и вам лучше всего будет остаться в цитадели. – Но… Мне негде здесь остаться… – чуть слышно прошептала девушка. Боромир поспешил за угол, даже не услышав, о чем его спросил брат, тоже заинтересовавшийся разговором у врат. – Благодарю за службу, стражи! – громко объявил военачальник, приблизившись к ним. – Такая верность своему государю присуща лишь самым достойным сыновьям Гондора! Стражи при виде своего капитана приложили ладонь к сердцу, чуть склонив голову, приветствуя его и его брата, бесшумно следовавшего за ним. Стоявшая спиной девушка, по-прежнему одетая в черный балахон служанок цитадели, вздрогнула от неожиданности и резко обернулась. – Лорд Боромир… – на один короткий миг на ее лице проскользнула тень улыбки, но тут же исчезла, оставляя воина гадать, не привиделось ли это ему. Ее лицо казалось бледным в блеклом свете факелов, освещавших улицу, и за те дни, что военачальник ее не видел, оно словно осунулось, яркая лазурь в глазах потускнела, вытесненная серой тоской и еще чем-то странным, неуловимым. Глядя на нее, Боромир снова почувствовал огненную ярость на всех вастаков вместе взятых и свою вину за случившееся на складах. – Миледи, – глухо проговорил он, склонив голову в почтительном приветствии, – рад снова видеть вас в добром здравии. Прошу простить, что дела стражей вновь доставляют вам неудобства, но… – Но поимка опасных врагов, которые могут свободно разгуливать по городу, важна как государства, так и для вашей личной безопасности, миледи, – вмешался Фарамир, видя, что брат, только сегодня утром утихомиривший разгневанную толпу своей пламенной речью, вдруг не может подобрать нужные слова. Чуткий и проницательный, он, только увидев служанку, понял, кто она, а при взгляде на Боромира заметил в его глазах, устремленных на девушку, то, что уже не чаял увидеть там никогда, то, что его брат, похоже, сам еще не осознал. – Капитан Фарамир, – она много раз видела его на советах и, конечно, знала, кто этот витязь, так похожий на своего брата внешне, но, в то же время, совсем не такой, как он. Более сдержанный, мягкий и вдумчивый. Она учтиво склонила голову, и он ответил ей вежливым поклоном. – Миледи, я много слышал о вашей победе над вастаком и счастлив, что могу, наконец, лично выразить вам свое восхищение вашей доблестью и отвагой. – Благодарю, лорд Фарамир, – тихо ответила она, чуть заметно покачав головой, – но рассказы о моей смелости преувеличены. Если бы со мной не было вашего брата, я вряд ли решилась бы дать отпор тому чудовищу… – Это не так, – уверенно возразил Боромир, не отводя взгляд от золотого локона, выпавшего из-под капюшона, – я был там и знаю, ваша храбрость сравнима с храбростью моих лучших воинов. – Мой брат никогда не преувеличивает, миледи… – Анариэль, – учтиво перебила она витязя, кивком поблагодарив за теплые слова о себе. – Анариэль? В переводе с квенья это значит «дочь солнца», – сказал Фарамир, с удивлением взглянув на служанку. – Миледи, у вас эльфийское имя. Как… – Его дал мне мой отец, – пояснила она, и ее лицо тронула тень печали, – он работал в архиве и очень любил читать сказания об эльфах… Удивление на лице Фарамира сменилось задумчивостью. – Вашим отцом был Вергил, хранитель королевского архива? – Вы знали моего отца, сударь? – настала очередь служанки удивляться, и Боромир залюбовался вспыхнувшими в ее глазах живыми искорками, вмиг испепелившими тоску, там поселившуюся. – Ребенком я часто бывал у него, он всегда находил для меня самые древние и интересные свитки и рассказывал потрясающие истории. Это был достойнейший человек, сожалею о вашей утрате… Анариэль кивнула и, пока печаль вновь не коснулась ее, Боромир поспешил вмешаться: – Вы хотели попасть домой, не так ли, миледи? – Да, капитан, я живу на четвертом уровне, но я не знала, что с сегодняшнего дня врата будут закрыты до утра… – Но только не для стражей цитадели, – горделиво улыбнулся военачальник, обернулся и дал знак открыть проход, – Фарамир, я проверю все врата до первого уровня, а ты… – Я сделаю обход остальных постов сам, – ответил его понятливый младший брат и слегка улыбнулся, – Встретимся утром. Мое почтение, миледи, для меня честь познакомиться с отважной дочерью мудрого Вергила. – Благодарю за теплые слова о моем отце, – она еще раз поклонилась, одарив Фарамира благодарным взглядом, – и прощайте, капитан. Я думаю, мы еще увидимся. Всю дорогу до следующих врат девушка молчала, о чем-то задумавшись. Боромир решил не беспокоить ее расспросами и просто шел рядом, любуясь приглушенным сиянием золота ее волос в свете уличных фонарей и мягкими и плавными движениями тонкого тела. Не забывал он и поглядывать по сторонам в поисках опасности, но сегодняшней ночью улицы Белого Города были тихи и бесшумны, укутанные прохладной темнотой. Возможно, до утра ничего не случится, даже если капитан Стражей и не обойдет дозором весь город, как собирался, успокоил сам себя Боромир, снова взглянув на Анариэль. – Миледи… – тихонько позвал он, и девушка, переведя на него свой задумчивый взгляд, вдруг залилась легким румянцем, почти невидимым в тени, которую бросал на лицо ее капюшон. – Лорд Боромир, простите… Я не поблагодарила вас за помощь, если бы не вы, мне пришлось бы возвращаться на кухню или, того хуже, ночевать на складах… – она вздрогнула от воспоминаний о той ночи, и колючая злость на самого себя вновь вспыхнула в душе у сына наместника. – Миледи, я… – поддавшись внезапному порыву, он поймал ее маленькую теплую руку своей большой и грубой рукой, привыкшей сжимать только рукоять меча. – Я обещал защищать вас, а вместо этого вам пришлось самой обороняться от врага… Мое сердце разрывается на части, когда я вспоминаю весь тот ужас, что вам пришлось пережить… Простите меня. На лице Анариэль появился испуг, когда она почувствовала, как ее руку нежно сжимает крепкая ладонь воина, а его извинения она выслушала с настоящим ужасом в глазах, но, справившись с собой, мягко отстранилась, и дрожащим голосом произнесла: – Это не ваша вина, милорд. Я сама по глупости попалась в его лапы. Вы сделали все, что смогли, и проявили благородство, принеся извинения. В конце концов, все закончилось хорошо, и давайте больше не будем об этом вспоминать. – Как скажете, миледи, – с поклоном ответил Боромир. У него вдруг странно заныло сердце. – Идемте же, – девушка с тоской взглянула на него и быстро отвернулась, пряча глаза. – У вас так много дел, и я не хочу быть вам обузой… – Миледи, встреча с вами – лучшее, что произошло со мной за сегодняшний день. Но вы правы, нам нужно поторопиться, вас наверняка ждут дома… – глухо произнес Боромир, кивая стражам у врат, ведущих на четвертый уровень. Здесь тоже всё было тихо, никаких признаков того, что где-то может скрываться враг. – Нет, капитан, – горько сказала Анариэль, покачав головой, отчего ее капюшон окончательно слетел на плечи, – никто меня не ждет. Свою мать я не помню, а отец умер много лет назад. Меня растила добрая женщина, соседка. Сейчас я навещаю ее, помогаю по хозяйству, но живу я совсем одна. – Какая печальная история, миледи, – потрясенно сказал Боромир, – одиночество и тоска – сестры. А вы слишком прекрасны, чтобы жить в тоске. – У меня нет другого выхода, милорд, – совсем тихо прошептала она и, прежде чем капитан успел что-то спросить, объявила, – вот мы и пришли. Здесь я живу. Боромир взглянул на ее маленький одноэтажный домик из белого камня, зажатый между двумя большими двухэтажными громадами, на ветхую дверь, каменные ступеньки с отколотыми краями, фонарь, висящий под крышей, чуть поскрипывающий на ночном ветру, а потом перевел взгляд на прекрасную девушку, красоте которой больше подошли бы королевские покои, и понял, как ему не хочется оставлять ее здесь в полном одиночестве. Вот только ее почему-то напугало его прикосновение, словно она не хотела чувствовать его близость рядом с собой, а воин не смог бы что-то сделать против ее воли. Поэтому он улыбнулся и пообещал предупредить стражей ворот, чтобы ее беспрепятственно пропускали в любое время суток. – Спасибо, милорд, сегодня вы, вопреки обыкновению, появились очень вовремя. Боромир усмехнулся, вспомнив свои неожиданные вторжения на кухню и в комнату, где она работала. – Спите спокойно, Анариэль, – сказал он, наблюдая, как она поднимается по ступенькам выщербленной лестницы. – И, миледи! – Да? – она обернулась, стоя уже в дверях, и вопросительно взглянула на него. – «Дочь солнца»… Вам очень идет ваше имя. Оно под стать вашей красоте, – высказал военачальник мысль, которая появилась у него в тот миг, как Фарамир перевел его. Анариэль на мгновение застыла, а потом улыбнулась, впервые за все время, что воин ее знал, и ему показалось, что ее улыбка – это самое прекрасное, что видели его глаза за всю его долгую жизнь. Она осветила ее лицо легким сиянием, румянец явственно выступил на ее щеках, и тень робкого счастья пришла на смену тоске, поселившейся в ее глазах. – Благодарю, лорд Боромир. Спокойной ночи, – ответила она и скрылась за дверью. Воину показалось, что с ее уходом на улице стало чуть темнее, словно она унесла с собой часть света. Он застыл перед ее домом, все еще находясь под волшебными чарами ее улыбки, но потом, стряхнув с себя оцепенение, понял, что ему нужно продолжать обход. Он уже сделал два шага в направлении врат, которые находились здесь совсем рядом, за соседним зданием, как вдруг услышал сдавленный вскрик девушки, донесшийся из ее дома. Перед глазами военачальника как наяву возникла жестокая ухмылка вастака и остриё его ножа, скользящее по тонкой прозрачной коже. Снова ощутив уже хорошо знакомую ярость, Боромир выхватил меч и одним ударом вышиб хлипкую дверь, которая должна была охранять дом Анариэль от вторжения чужаков. В коридоре было темно, но из комнаты робко тянулся тусклый свет, освещая голые стены и чисто выметенный пол. Военачальник осторожно двинулся вперед, чутко вслушиваясь в гулкую тишину, воцарившуюся после грохота ломающихся дверных досок. В доме пахло какими-то травами, но к этому запаху примешивался еще один, хорошо знакомый бывалому воину – удушающий, сладковатый и тяжелый. Запах крови и разложения. Этот запах всегда витал над полями сражений, привлекая мерзкое черное воронье и стервятников. «Нет, только не здесь, не в ее доме!» – подумал Боромир, врываясь в комнату, освещенную тусклой свечкой. Одного взгляда ему было достаточно, чтобы узреть всю картину целиком: на полу, прямо посередине комнаты, лежала женщина, судя по возрасту годящаяся Анариэль в бабушки, ее черное платье было зверски разодрано до пояса, а в груди зияла огромная дыра на том месте, где раньше было сердце. Все вокруг: стол, пара стульев, постель у стены, пол под ногами – было залито кровью, которая успела впитаться в доски и одеяло, окрасив их не в красный, а в зловещий бурый цвет. Терпкий запах здесь ощущался сильнее, ударив по обонянию привычного ко всему воина. Но кошмарнее всего было то, что сердце погибшей женщины лежало прямо на входе в комнату, у ног военачальника, пригвожденное к полу кривым кинжалом, в котором он узнал излюбленное оружие вастаков. Потрясенный картиной проявленной врагами жестокости, открывшейся перед ним, Боромир так и застыл на пороге, и зловещие мысли и догадки вереницей проносились у него в голове, но сдавленный всхлип Анариэль вернул его к реальности. Девушка стояла справа от входа в комнату, вжавшись в стену и дрожа всем телом. Слезы градом катились по ее щекам, а глаза, наполненные ужасом, были не в силах оторваться от искалеченного тела женщины на полу. Руки служанки судорожно цеплялись за стену, рот был открыт словно в попытке закричать, но ни звука не доносилось из ее сведенной судорогой груди. Казалось, девушка забыла, как дышать, и по ее бледному лицу военачальник понял, что еще немного, и она потеряет сознание. Подскочив к ней, он закрыл собой от ее взгляда жуткую картину на полу. – Миледи! – он слегка встряхнул ее, заставляя смотреть себе в глаза, и девушка послушно перевела невидящий взгляд на него. – Анариэль! Вам нужно уйти отсюда! Идем! На улицу! Быстро! Я найду тех, кто это сделал, обещаю! А сейчас идем! Послушно передвигая ногами, девушка, поддерживаемая воином, кое-как добралась до выхода на улицу, где все-таки потеряла сознание.