Мгновения Ким Химчана

Похоже, Ёнгук-хён сейчас придушит его, и в мире станет на одного симпатичного, очаровательного, обаятельного и неповторимого лиса меньше. Старший, уже не стесняясь, проклинает тот день и час, когда в студию просочился Химчан с чашкой ромашкового чая и поклянчил помощи у "самалуччего" хёна. - Хён, - отирался рядом Химчан, - кто, если не ты? Я только тебе могу доверять! Да ты же... Ух! Было ясно, что Хим не отвяжется, и старший со вздохом отложил недописанную песню. Спасение друга из лап страшного задания преподавателя по актерскому мастерству становилось уже традицией. Хим же бился в истерике. Он все никак не мог понять, что же такое "эмоции, которые нельзя передавать словами". Ну как так может быть? Для всех эмоций давным-давно придумали слова, разложили по полочкам и описали в литературе. - Я не понимаю. Если ты называешь эмоцию, то безусловно подразумеваешь весь спектр ощущений, завязанных на озвученном термине, - бухтел Химчан, нервно измеряя комнату шагами, а Ёнгук лишь сидел, внимательно смотрел на него и хитро улыбался. - Давай попробуем по-другому, - пробасил лидер. - Вот чай, который ты мне принес. Мне очень приятно, я поражен, удивлен и благодарен. Но еще глубоко внутри я чувствую некоторые эмоции, на которые у меня не хватает словарного запаса. Ты можешь увидеть их у меня на лице, понять по мимике, по жестам, по дыханию и глазам, наконец. Понимаешь? Смотри, я делаю глоток, и что ты видишь на моем лице? А теперь попробуй молча изобразить мне, что ты сам в этот момент ощущаешь. Химчан останавливается как вкопанный, медленно поворачивается к хёну и расширившимися глазами наблюдает за тем, как тот подносит к губам кружку и неторопливо, с наслаждением делает глоток, не отрывая внимательного взгляда от младшего. Химчан сглатывает, замирает на минуту, гипнотизируя процесс потемневшими глазами, потом вырывает у Ёнгука кружку, со стуком ставит ее на стол и вытаскивает старшего из комнаты. Они почти бегом, перепрыгивая через ступеньки, несутся наверх. Точнее, несется Химчан, а Ёнгук прицепом болтается сзади в недоумении. Парни выскакивают на крышу, и только тогда Лис разжимает ладонь. Вдыхает морозный воздух, подходит к парапету, заглядывая за грань. Потом оглядывается на старшего и делает решительный шаг, вставая прямо на край. Носки щегольских ботинок нависают над пустотой, гудящей клаксонами и переливающейся освещенными витринами магазинов внизу, но Лис не обращает на это внимания. Он сосредоточен и серьезен. Выпрямляется, натянутая струна позвоночника почти угадывается под тонким свитером. Смотрит в горизонт, набирает полные легкие воздуха и крепко зажмуривается, плавно разводя руки в стороны. Теперь он, словно статуя на Корковаду, парит над вечерним Сеулом, слегка покачиваясь под порывами ветра. Затем медленно и бережно по широкой дуге сводит ладони, зачерпывая ледяной воздух, а вместе с ним и весь лежащий под ногами город и немного темного неба. Сводит не до конца, собирая пальцы лодочкой, и замирает, согревая их на груди. Затем аккуратно поворачивается, не открывая глаз, и делает шаг с парапета, почти падая в руки дернувшегося в испуге старшего. Открывает глаза, доверчиво смотря снизу вверх, чуть отстраняется и раскрывает перед лицом изумленного лидера ладони. Ёнгук мягко улыбается: - Ты понял. Покажи это завтра сонсенниму, Чанни. Обязательно покажи.