Старый враг хуже новых двух

«Как воспитывать детей, знает каждый, за исключением тех, у кого они есть». Патрик О’Рурк Как и большинство людей, Руслан не очень жаловал медицинские учреждения. К тому же он принадлежал к мужскому роду-племени, а мужчины к заведению, в котором он в данный момент находился, всегда испытывали сильные и противоречивые чувства. Официальное наименование этого центра было длинным и торжественным, но основное предназначение от этого не менялась: роддом — он и есть роддом. Здешний персонал давно выработал иммунитет к нервным посетителям, пристающим с дурацкими вопросами ко всем подряд медработникам, вплоть до санитарок со швабрами в руках. Но молодой черноволосый мужчина в дорогом пальто был удостоен достаточно долгого, успокаивающего разговора с ведущим акушером.  — Всё в порядке, всё в норме, — приговаривал врач. — Я понимаю, что это ваш первый ребёнок, и что вы его очень ждали… Губы Руслана передёрнулись в нервной улыбке. «Да, доктор, вы даже не представляете, как я ждал этого ребёнка…»  — Но это происходит не так быстро, как всем хочется, — продолжались увещевания. — Схватки ещё редкие, и наверняка продлятся часа два-три. Нет смысла сидеть здесь, поверьте. Знаете, на первом этаже есть прекрасное кафе, сходите, выпейте кофе и немного расслабьтесь. * * * Руслан отставил от себя чашку с остатками чёрного кофе и подумывал, есть ли смысл заказать третью порцию, когда за его столик бесцеремонно кто-то уселся:  — Какие люди… Надеюсь, без охраны? Руслан вскинул голову: как будто рекламируя достоинства зубной пасты, ему улыбался красивый парень. И как в рекламе, не было в этой улыбке ни теплоты, ни искренности. Улыбающийся враг — всегда к неприятностям.  — Здравствуй, Влад. Ты-то что делаешь в таком месте?  — Зришь в корень, — Влад положил руки на стол, поигрывая автобрелком. — Одна моя лялька умудрилась залететь. Вот и пришлось самому привезти да на руки эскулапам сдать. А то ведь додумается деньги потратить на что-нибудь другое, а пузом потом шантажировать… Руслана внутренне передёрнуло. Влад потребительски относился ко всему, что его окружало, и девушки исключения не составляли.  — А что тебя привело в этот дом скорби? Неужели жена рожает? Да ладно! — Влад округлил глаза в наигранном ужасе.  — Рожает. Не все же аборты предпочитают, — Руслан знал, что такими шпильками толстокожего Влада не уязвить, но удержаться не смог. А вот Влад, судя по всему, сейчас ударит больнее:  — Я просто немного удивился… Значит, у вас всё в порядке, оба здоровы, раз надумали рожать. Рад за вас с супругой.  — Что ты имеешь в виду? — насторожился Руслан. - Ну, я подумал… — Влад расслабленно откинулся на спинку стула. Предвкушающий взгляд впился в лицо собеседника, чтобы ничего не пропустить, когда отравленная стрела вонзится точно в сердце. — Видимо, ты вовремя со своим Тимошей расстался. Было бы обидно и самому заразиться, и жену таким подарком одарить… Из опрокинутой чашки на стол медленно вытекала кофейная гуща. Руслан, перегнувшись через столик, изо всех сил сжимал воротник владовой куртки, страстно желая при этом сжать его шею.  — О чём ты говоришь, чёрт побери?! Влад без труда отбросил от себя руки бывшего друга. Глаза его возбуждённо горели, а притворное сочувствие смешивалось с ядом:  — О том, что тебе крупно повезло. Потому что это он, а не ты, по месяцу валялся в эндокринологии. А все знают, что в таких отделениях, как минимум, половина ВИЧ-инфицированных лежит… Кстати, здесь недалеко, через два корпуса. Задумчиво глядя вслед Руслану, Влад поднёс к уху трубку:  — Привет, старик. Да, это я… Можешь оказать мне услугу? Угу, отыскать одного человечка надо. Давай, записывай… * * * Руслан понимал, что трясти за грудки врачей так, как Влада, пользы не принесёт, и старался взять себя в руки. Но в голове не переставал бить пожарный набат: «Тимофей… ВИЧ… Влад…» Сначала его и слушать не хотели, но в просьбе (да какая там просьба, требование из разряда «дайте жалобную книгу»!) поговорить с начальством отказать не посмели. Возле кабинета с табличкой «Заведующий отделением» ждать пришлось почти полчаса, и когда к этой двери подошёл сутуловатый мужчина в белом халате, Руслан уже более-менее успокоился. Он был готов к тому, что придётся долго объяснять и уговаривать доктора, никому ведь не хочется лезть в архив ради праздного интереса какого-то левого посетителя. Но всё оказалось совсем не так. От того, как резко повернулся к нему врач, услышав, кем именно интересуется молодой человек, у Руслана сделалось на душе совсем нехорошо.  — Тимофей Бортников? Конечно, помню. Конечно… А вы, простите, кем ему приходитесь?  Ну, вот и приплыли. Что ответить?  — Это так важно, кто я? Извините, как вас по имени-отчеству? Знаете, Вадим Леонидович, наверно, Тимофей считает меня кем-то вроде врага, но он для меня — очень дорогой человек. Врач молча смотрел на него, и этот взгляд Руслан, как ни старался, расшифровать не мог.  — Я готов заплатить за информацию. Вадим Леонидович слегка наклонился к нему и мягким, доброжелательным тоном переспросил:  — Заплатить? Дорогой человек, говоришь? А где ж ты был, заботливый ты наш, когда ему помощь требовалась? Ах, не знал? Чего ж сейчас засуетился? Знаешь, дорога ложка к обеду. А теперь, боюсь, что всё… Руслан похолодел, услышав это «всё», но Вадим Леонидович, озабоченно хмурясь, продолжил:  — Даже не знаю, в каком он сейчас состоянии, да и вообще, где он… Я просил, чтоб он появлялся на осмотр хотя бы раз в месяц, но он всего лишь однажды позвонил и зачем-то попросил мой адрес и паспортные данные. Я даже как-то сходил к нему домой, но там уже живут другие люди, и про него ничего не знают. Вадим Леонидович всё-таки рассказал про Тимофея всё, что ему было известно. Говорил, часто поглядывая на лицо посетителя, больше похожее на гипсовую маску. Только в тёмных глазах полыхали зарницы тщательно подавляемых боли, гнева и надежды.  — Возможности нашего отделения для Тимофея исчерпаны полностью. Я бы рад предложить ему всё, чем располагаю, но этого мало. Есть неплохие клиники в Европе по нашему профилю, я даже наладил кое-какие связи, когда был на последней конференции в Германии. Но проблема оплаты всегда остаётся на первом месте. Хотя нет, в нашем случае первая проблема — отыскать самого пациента.  — Я найду его. — Руслан встал и, прощаясь, протянул руку завотделением. — А вы можете пока обеспечить для него место в наиболее подходящей клинике? С оплатой, думаю, вопрос решится.  — Что ж, буду только рад. Уж очень мальчишка хороший, жалко, если что с ним случится… Позвони через неделю, думаю, я за это время сумею сделать всё, что от меня зависит. Руслан уже взялся за ручку двери, когда Вадим Леонидович окликнул его. Вид у врача был такой, словно он очень сомневался, стоит ли говорить, но не сказать не мог.  — Руслан, когда вы с ним встретитесь… Ты ведь давно его не видел, верно? Так вот, Тимофей может показаться тебе… другим. И даже не столько внешне, сколько внутренне. — Вадим Леонидович напряжённо изучал лицо-маску. Потом решился: — Заболевания такого рода довольно сильно меняют человека, и не обязательно в плане физиологии, ты меня понимаешь?  — Не очень, — Руслан тоже пристально глядел на врача. Тот нервно прошёлся по кабинету и остановился рядом с Русланом, заглядывая ему в глаза.  — Хорошо, скажу прямо. Если вы раньше были любовниками… Ага, судя по твоей реакции… Так вот, не надейся, что ты найдёшь того самого Тимофея, какого знал раньше. Если я хоть что-то значу в своей профессии, то мои прогнозы наверняка сбылись, и сейчас Тимофей… в общем, он сейчас не склонен к сексу.  — Я понял, доктор, — Руслан смотрел потухшим взглядом куда-то за плечо Вадима Леонидовича. Немного помявшись, врач всё же спросил:  — Скажи, это обстоятельство никак не повлияет на твое решение… об оплате его лечения? Руслан вздрогнул и перевёл взгляд на лицо собеседника:  — Не повлияет. Для него я сделаю всё, что в моих силах. * * * Возвращаясь, Руслан так задумался, что едва не прошёл мимо корпуса роддома. И только звонок телефона вернул его в действительность: в холле уже дожидались остальные родственники, собравшиеся в ожидании радостного события. Его встретили шумно, многоголосо: родители, тесть с тещей, ещё кто-то… Он равнодушно скользил взглядом по оживлённым лицам, что-то отвечал на вопросы, и боролся с одним желанием — сбежать отсюда подальше и напиться так, как не часто в жизни получалось, до полной отключки. Известие о том, что родилась девочка, не было ни для кого особым разочарованием, УЗИ об этом информировало ещё во время беременности. Вес, рост, и прочие обязательные показатели тоже не вызывали обеспокоенности. Поговорив по телефону с роженицей, которой теперь надлежало отдыхать от трудов праведных, Руслан и вся остальная «группа поддержки» начали рассаживаться по машинам. Внутри нарастала усталость пополам с раздражением; счастливые родственники представлялись Руслану гомонливым, бесцеремонным цыганским табором. Предложение родителей поехать к ним, чтоб как следует отметить рождение дочери, Руслан вежливо, но твёрдо отклонил. Перед тем, как захлопнуть дверцу своего автомобиля, сын поймал изучающий взгляд отца, и усмехнулся: «Да, ты знаешь, что я собираюсь делать. А я знаю, что собираешься сделать ты». Добравшись до дома, он всё-таки налил себе немного коньяка. Опустился в кресло, откинул голову на удобную спинку. И опять, в который уже раз, прокрутил в памяти события двухлетней давности. * * * Тимофей тогда правильно догадался: никто, кроме Влада, не мог рассказать отцу Руслана, какое место в жизни его сына занимает один симпатичный блондин. И Влад вполне мог предугадать однозначную реакцию Хайзарова-старшего: объяснить парню, что это место занято незаконно. Но вначале отец всё же пытался договориться с сыном по-семейному, мирным путём. Руслан, как мог, уворачивался от проблемы, пока однажды родитель не потерял терпение, и не поставил вопрос ребром:  — Руслан, сколько ты собираешься бегать от женитьбы, как заяц по лесу?  — Папа, Диана хорошая девушка, но ей будет лучше с другим.  — Ты собираешься жениться на своём парне? А внуков нам в приюте наберёте, от алкоголиков и наркоманов? Руслан медленно выдохнул, стараясь расслабиться: вот теперь точно придётся расставлять все точки над i, на сей раз отец настроен решительно. А мужчина продолжал бросать отрывистые, жёсткие фразы:  — Я не собираюсь всю жизнь выслушивать чужое сочувствие по поводу того, как мне не повезло с детьми. Сын — гомосексуал, дочь — бесплодна. Мы с матерью дали вам всё, о чём другие могут только мечтать. И мы имеем право на внуков, которых вы оба нас заранее лишили!  — Отец, ты не поймешь… Я не могу отказаться от Тима! Мужчина резко встал из-за стола. Очередной семейный ужин за этим столом из натурального дерева грозил закончиться семейным скандалом. Хорошо, хоть мать на кухне!  — Только не говори, что ты его любишь!  — Не скажу, — Руслан глядел в упор, упрямо сдвинув брови. Точно так же нахмурившись, зеркальным отображением глядел на него отец. — Тебе не скажу. Об этом я буду говорить только ему. Мужчина снова сел и провёл ладонью по всё ещё густым, практически без седины, волосам. - Ну, ты сам меня вынуждаешь… - Что, пап, теперь лишишь меня наследства?  — Если не одумаешься, придётся. А для начала ты лишишься машины и квартиры. Деньги со счёта ты сможешь снимать, но о каждой сумме свыше двухсот евро меня будут информировать. И если мне не понравится то, на что ты их потратил, счёт будет заблокирован.  — Понятно. Но ты забыл, папа, у меня есть диплом, который ты отнять не можешь, и работу я могу сам найти, и жить мы, в крайнем случае, можем у Тимофея. - Нет, сын, я ничего не забыл… — вот теперь тихий, вкрадчивый тон отца обещал настоящую угрозу. — Диплом тебе мало поможет, если ни на одну приличную работу тебя не возьмут. А насчёт жить… у Тимофея… тоже не стопроцентно.  — Объясни, что ты имеешь в виду?  — Я имею в виду, что жизнь — вещь уж очень хрупкая. Вот твой Тимофей, помнится, едва выжил после даже не драки, а одного ночного происшествия. И преступники остались непойманными. А до этого чуть не утонул, бедняга, так не везёт парню… Руслан молчал. И тело, и разум как будто снова сковало тем непередаваемым ужасом, что он испытал тогда: безжизненно обвисающее в его руках тело Тимофея. Как он отчаянно тряс его тогда на берегу: «Тимоха, ты живой?» И как шёпотом уговаривал потерпеть, не умирать, зажимая рукой рану в боку. Он слишком хорошо это помнил: и мертвящую стылость речной воды, и теплую кровь, упрямыми скользкими ручейками текущую между его пальцами.  — Ты не сделаешь этого… — собственный голос показался Руслану чужим. Почувствовав, что можно сделать ещё шаг вперед в их противоборстве, отец тут же воспользовался этим:  — Ты прекрасно знаешь, Руслан, ради семьи я сделаю ещё и не это. Опустив голову, Руслан долго молчал. Потом очень тихо сказал:  — Я не смогу… Не смогу сказать ему… Победителям свойственна снисходительность. Хайзаров-старший подошёл к сыну и утешительно сжал его плечо:  — Позволь, я сам ему всё скажу. Где твои ключи от квартиры? Руслан безвольно протянул ему ключи. Потом, словно очнувшись, схватил отца за руку и требовательно сказал:  — Ты же ничего ему не сделаешь? Пообещай, что с ним всё будет в порядке!  — Обещаю… * * * Со свадьбой решили не затягивать. Далеко не все были посвящены в подоплёку происходящего, но то, что жених, мягко говоря, не пылает любовной лихорадкой, видно было невооружённым глазом. Автоматически выполняя все положенные праздничные приготовления, Руслан самому себе казался ожившей куклой, без чувств и желаний. Словно отдав тогда отцу ключи от дома, он заодно отдал и собственную волю, лишил себя души. И только в день, предшествующий свадебной церемонии, Хазар не выдержал. Как он оказался в тимохином дворе, сам в подробностях не смог бы припомнить. Подниматься в квартиру не пришлось: Тимоха выбрасывал в мусорный контейнер какие-то пакеты. Руслан стоял неподалеку, смотрел на него и чувствовал себя окоченевшим, обкурившимся манекеном, заводной игрушкой с полностью раскрутившейся пружиной. Мог только смотреть, не в силах пошевелиться, выдавить из скрученного болью горла хоть одно слово. Тим, Тимоха… Как же ты близко… Тёплый, живой, родной до последней клеточки. Сейчас бы шагнуть вперёд, опуститься перед тобой на колени, прижаться лицом к застиранной футболке… Вдохнуть твой запах и никогда не отпускать… Но когда Руслан уже был готов сделать этот самый шаг, Тимоха отвернулся и пошёл к дому. О том, что сын ездил к любовнику, отец узнал в тот же день. Руслану даже было неинтересно, каким образом работает система наблюдения за ним, он подозревал нечто подобное с самого начала. Дождавшись, когда отцовский гнев выплеснется полностью, он сказал:  — У нас с тобой не было договора, что я не должен с ним видеться. Хайзаров-отец готов был вспыхнуть новым возмущением, но в то же время Хайзаров-бизнесмен был вынужден признать очевидное.  — Хм… Договор, значит. Ладно, я тебя слушаю. Что ты предлагаешь, сын?  — Всё просто. Ты хочешь одно, я хочу другое. Если ты получаешь желаемое, я тоже вправе получить то, что хочу. Согласен? Мужчине хватило нескольких секунд на обдумывание ответа:  — Согласен. Итак, пока у тебя не родится ребёнок, ты не будешь видеться с ним, общаться даже по телефону, и уж тем более содержать его. А ещё лучше, чтоб ты на этот период вообще завязал со своими… голубыми привычками. Ну, а когда у меня на руках окажется внук, так и быть, можешь пойти в какой-нибудь клуб, снять там, кого захочешь, и расслабиться. Руслан тоже думал недолго:  — Согласен. Ты не трогаешь Тимофея, я с ним не общаюсь. Я завяжу со своими, как ты выразился, привычками на всё время, пока не родится ребёнок. Но с кем я потом буду расслабляться, тебя уже не будет касаться. На этот раз пауза была дольше. Отец смотрел на Руслана несколько отстранённо, значит, что-то просчитывал в уме. Потом кивнул:  — Хорошо. Но учти, если нарушишь эти условия — неустойка окажется для тебя неподъёмной. * * * Из воспоминаний Руслана вырвал звонок мобильного. Усмехнувшись, он приложил к уху телефон: - Да, папа. Нет, не угадал, не в клубе. И не в отеле. Приезжай ко мне, надо поговорить.  И, не слушая ответа, нажал на отбой. Взял в руки пузатый бокал, качнул, наблюдая, как янтарная жидкость оставляет на стекле маслянистые потёки. Ну, вот, пока отец не приехал, есть время ещё кое о чём вспомнить… …Память разворачивала картину того, как примерно десять месяцев тому назад он так же сидел вечером в этом кресле и пил, но только сейчас уже не может точно припомнить, что именно. Потому что выпито было много, но желанного отупляющего забытья выпитое так и не принесло. В тот день приехала Соня, его единственная родная сестра, младше его на три года. Сразу после окончания плехановского она переехала жить в другой город, и за эти годы навещала родных всего несколько раз. Но Руслан нисколько не осуждал её за это, более того, он всегда вставал на её сторону в их маленькой семейной войне, как обычно, скрытой от чужих глаз. Соня влюбилась на втором курсе. Безоглядно, восторженно, как это бывает только в юности. И ошиблась в своём избраннике, как это тоже часто бывает с молоденькими девушками. Поняв, что беременна, не нашла в себе сил сказать об этом родителям. Аборт не остался без последствий, врачи вынесли жестокий приговор — детей больше не будет. Руслан мог только догадываться, что пришлось выдержать сестре, когда этот факт стал известен отцу, прямо-таки помешанному на продолжении рода. Отношения с родителями у Сони так и остались прохладными, и в редкие свои приезды в столицу она останавливалась у брата. Вот и это приглашение к родителям на семейный обед закончилось сплошным расстройством. Отец подчёркнуто уделял внимание невестке, почти не разговаривая с дочерью. Руслан, и так вынужденный делать вид «всё хорошо, прекрасная маркиза», глядел, как его нелюбимую жену обихаживают, точно наследницу испанского престола. И под конец не выдержал:  — Отец, а вот скажи мне… Ты Соню за бездетность фактически из дома выгнал, а Диана второй год забеременеть не может, и всё равно у тебя в любимицах ходит. Почему так? Скандал получился — лучше не бывает. Оставив всю остальную родню подметать осколки как минимум от трети сервиза, выставленного на стол, Руслан с Соней вернулись в его квартиру. Нет, в «их» с Дианой квартиру. В которой Руслан и начал методически напиваться в одиночку. От полной и беспросветной безнадёги, от осознания никчемности своей жизни. Да мало ли от чего можно… Когда к нему подсела сестра, обняла за поникшие широкие плечи, это оказалось последней каплей. Он рассказал ей всё, что мучало и терзало его душу. Когда дошёл до упоминания последней встречи с Тимофеем, не выдержал — прижатые к лицу ладони не смогли удержать стекающие солёные капли. Соня слушала молча, тихонько гладила по голове, по спине, содрогающейся от глухих рыданий. Когда Руслан выговорился, успокоился, она ещё немного помолчала, а потом тихо, убеждённо сказала:  — Не должно так быть. Руслан вздохнул:  — Все так считают. А особенно отец. - Нет, Русик, я не о том. Не должно быть так, чтоб за любовь расплачиваться нелюбовью, за счастье — обязательными страданиями, и жить, никому не доверяя. Хоть я и на своей шкуре всё это испытала, а всё равно считаю, несправедливо. В прихожей вспыхнул свет — отец привёз Диану. Соня похлопала брата по спине:  — Иди-ка ложись спать.  — А ты?  — А я ещё с твоей жёнушкой пообщаюсь. Как и обычно, Соня в гостях не задержалась. Но перед самым отъездом у них с Русланом произошёл серьёзный разговор.  — Русик, не обижайся, пожалуйста, но мне надо знать: ты свой супружеский долг исправно выполняешь? Руслан опешил:  — Сонь, ты издеваешься? Думаешь, это доставляет мне удовольствие?  — Я понимаю, ты только ради ребёнка… И всё-таки постарайся, найди в себе силы, и ближайшие недели две не давай ей ни одной спокойной ночи. Бог даст, этого будет достаточно. Ну, и потом проследи, чтоб она ничего такого не сделала, чтоб от ребёнка избавиться. Руслан целую минуту не мог сформулировать нужного вопроса:  — Ты что-то знаешь? Ты что-то… сделала? Соня с грустным лукавством кивнула:  — Знаю. И сделала. Она вытащила из сумки картонную коробочку:  — Держи.  — Что это такое? — Руслан вслух прочитал название и вопросительно поглядел на улыбающуюся сестру.  — Неплохое общеукрепляющее средство, типа витаминок.  — А мне оно зачем?  — Правильно, тебе оно незачем, потому что теперь его будет употреблять твоя жена. А на самом деле внутри здесь — противозачаточные таблетки, по виду очень даже похожие. Так что можешь выбросить.  — Погоди, погоди, — до Руслана начало доходить. — Диана принимала противозачаточные таблетки?!  — Именно, — в карих глазах Сони снова мелькнула тень неприятных воспоминаний. — Я ведь ещё до своего отъезда из Москвы ходила к гинекологу. С лечением не помогло, но отношения у нас сложились почти дружеские. И врач она неплохой, и человек хороший. Вот она-то мне и помогла разобраться в этом детективе. Мы в тот вечер, ну, когда ты наклюкался, вдвоём с Дианочкой выпили практически всё, что ты не осилил. Поговорили душевно, кое о чём она обмолвилась ненароком, а потом, когда она уснула, я взяла грех на душу, обшарила её персональную аптечку. Взяла на пробу особо подозрительные лекарства, так, по таблеточке, и пошла проверять свои догадки к Ирине Максимовне. Дальше, сам понимаешь, дело техники. Сегодня я заменила таблетки, и дальше всё будет зависеть от тебя. Удачи тебе, братец. И твоему милому. Следующие месяцы Руслан старался быть особенно внимателен к жене. И первым заметил её неуверенность, нервозность. Тесты на беременность он купил заранее, и буквально заставил Диану воспользоваться ими. Когда он собственными глазами увидел подтверждение своим надеждам, его охватила такая эйфория, такое облегчение, словно он выиграл шанс прожить жизнь заново. Руслан даже не постеснялся привезти и показать эти вожделенные две полоски отцу. И заявить, что теперь они с матерью могут и дальше со спокойной душой облизывать свою обожаемую невестку, а он берёт небольшой тайм-аут на отдых от семейных, а точнее супружеских обязанностей. В телефонном разговоре с Соней он долго благодарил сестру-спасительницу, и сказал, что если родится девочка, будет настаивать на том, чтобы назвать Софией. Сестра смеялась и отказывалась от такой чести. И вновь звонок оторвал его от череды воспоминаний, которые он перебирал, словно чётки.  — Ты быстро, — принимая у отца пальто, сказал Руслан. — Проходи. Пить не предлагаю, разговор будет серьёзный.  — Я уже понял, — отец смерил сына ироническим взглядом. — И всё же я рад, что ты дома… Руслан ответил таким же взглядом:  — А ты не делай вид, будто тебя это не очень волнует. Хайзаров-старший засмеялся и поднял ладони: сдаюсь, мол. Удобно расположившись в креслах друг напротив друга, они больше напоминали конкурентов-бизнесменов на переговорах, нежели самых близких родственников. - Ну, что, папа, подведём некоторые итоги. Сегодня у меня родилась дочь, а у тебя, стало быть, появилась долгожданная внучка. И если мне не изменяет память, с завтрашнего дня я могу сам строить свою личную жизнь. Думаю, для тебя не станет большой неожиданностью, если я скажу, что собираюсь вернуть Тимофея. Отцовские глаза сузились и смотрели теперь на сына чуть ли не с ненавистью:  — Ты этого не сделаешь. И опять лицо сына скопировало отцовское выражение; Руслан ответил тем же твёрдым, чуть шипящим тоном:  — Сделаю. Словно два фехтовальщика отсалютовали поднятыми в воздух клинками. И дальше диалог стал напоминать поединок дуэлянтов. Пробные уколы, нащупывающие интонации, поиски брешей в обороне противника…  — Он уехал из Москвы.  — Я найду его.  — Он давно забыл тебя. Наверняка нашёл другого озабоченного придурка…  — Он не мог меня забыть. Я же не забыл.  — Ему были нужны только твои деньги.  — Ты сам-то веришь в это?  — Он ненавидит тебя.  — Имеет полное право.  — Ты… Я не понимаю, как ты можешь так унижаться перед каким-то… Ты — мужчина, ты теперь отец, ты должен… Безжалостный выпад холодной стали пробил невидимый щит спокойствия; тонко, нестерпимо для нервов зазвенел отбитый со всей силы в сторону вибрирующий клинок. Руслан, не выдержав, повысил голос:  — Папа, меня тошнит от твоего пафоса! «Мужчина, отец, семья…» Ты что, всерьёз веришь в то, что твой сын — мужчина? То, что я способен сделать ребёнка, значит, что я самец, и только. Признай уже наконец, что твой сын — тряпка и трус. И предатель вдобавок. Был бы я мужчиной, я бы плюнул на все твои угрозы и уехал куда-нибудь с Тимохой. Из нас двоих мужчиной оказался как раз он: молча, без скандалов, встал и ушёл. По-мужски. Он обессиленно откинулся в кресле, тяжело дыша. Хайзаров-старший молчал какое-то время, потом тихо сказал, кивнув на бутылку коньяка, которую Руслан так и не убрал со столика:  — Налей. — Пригубив напиток, так же тихо продолжил: — Может, в чём-то ты и прав. Но для меня на первом месте всегда будет…  — Да-да, я знаю, семья. А для Тимохи семьёй был я. Больше у него никого не было. И если он сейчас где-то загибается… один… без всякой помощи… то в этом виноваты только мы с тобой, папа. Короче, дело обстоит так: он болен, заболевание тяжёлое, здесь ему помочь не могут. Нужно лечение за границей. И оплатишь его ты, на моём счете нет столько денег. Упоминание о деньгах как будто придало родителю порцию уверенности:  — С какой стати я должен платить? Ты с ума сошёл, если думаешь, что уговоришь меня на такую сумму для твоей бывшей подстилки.  — А я не собираюсь тебя уговаривать, — у Руслана тоже был тон уверенного в своей победе человека. — Ты забыл про наш маленький договор. Неустойку с моей стороны ты назвал… как это… неподъёмной? А эту сумму ты вполне можешь заплатить. Она — неустойка с твоей стороны.  — И в чём же я нарушил договор, позволь узнать?  Да, Руслан не мог доподлинно знать об этом, но он складывал мозаику из маленьких кусочков, и мог с большой долей вероятности предполагать, что он прав. Отец сам говорил о том, что может лишить его возможности найти хорошую работу, а из рассказа Вадима Леонидовича о тимохиных злоключениях с трудоустройством вывод напрашивался один:  — Ты обещал, что ничего не сделаешь Тимофею, не причинишь ему зла. - Да, а разве до него кто-нибудь хоть пальцем дотронулся?  — Ты считаешь, что не нанёс ему вреда, лишая работы и средств к существованию? - Ах, это… Ну, подумаешь, пара звонков… Руслан изо всех сил сжал руки на подлокотниках кресла:  — Пара звонков? Ничего страшного, да? А то, что его теперешнее состояние, которое не поддаётся лечению — это прямой результат твоих «безобидных» звоночков, ты хоть это понимаешь?!  — Не кричи на меня! Он сам виноват… Когда мы разговаривали с ним, я ещё помог ему переехать… короче, он надерзил мне. Именно по поводу денег. Я просто хотел поставить его на место.  — Не знал, что ты так мстителен, да ещё и по мелочам… Но сейчас ты заплатишь. И это больше не обсуждается. Словно вспомнив что-то, должник постарался выдвинуть ещё один аргумент в свою пользу:  — Подожди-ка, а ведь в нашем договоре речь шла о внуке. За внучку спасибо, конечно, но… Руслан порывисто поднялся и покрутил затекшей от долгого сидения шеей:  — И по этому пункту все ваши права потеряны.  — Наши? Ты уже называешь отца на «вы»? - Нет, я имею в виду тебя и Диану. Ты ведь был в курсе, что она принимала противозачаточные средства, можешь не уверять, будто бы не знал. Стал бы ты так спокойно воспринимать, что она не беременеет, небось, сам и надоумил, чтоб подольше меня на коротком поводке держать. Отец промолчал и только опять поднёс к губам бокал. Что бы там ни говорил Руслан, а он всё-таки воспитал из него мужчину: сильного, умного, решительного. Что сейчас сын ему и продемонстрировал в полной мере. * * * Молчаливо согласившись с требованием сына по поводу денег, во всём остальном отец помогать ему не пожелал. Чего и следовало ожидать. Руслан словно попал в полосу неудач; переговоры Вадима Леонидовича с зарубежными коллегами затягивались, все попытки нащупать следы исчезнувшего из столицы парня обрывались, а тут ещё надо было забирать жену из роддома. Словно почувствовав, что муж неудержимо удаляется из лона семьи, Диана капризничала, часто плакала, ни одно из домашних дел не могла закончить как надо. Малышка повторяла её поведение, и Руслану поневоле приходилось брать всё в свои руки. В том числе и дочку. Глядя на маленькое личико, он осторожно проводил пальцем по оливковой щёчке, трогал на голове чёрный пушок. Руслан пытался понять, что же он чувствует к этому крохотному, невесомому в его руках комочку. И осознавал, что на первом месте была жалость. Девочку было жалко, как главную жертву в слезоточивом сериале, как бездомную и беззащитную сиротку, и это несмотря на такое обилие заботливой родни вокруг. Руслан предчувствовал, что дочке ещё предстоит почувствовать на себе в будущем, что она явилась невольной причиной распада их семьи. И он пообещал себе, что сделает всё, чтобы его ребёнок был счастлив. В один из вечеров поздравить друга с отцовством пришёл Кот. Хазар был рад видеть приятеля, но приходилось понижать голос, чтобы не тревожить маленькую; на кухне Диана, недолюбливающая грубоватые манеры гостя и его правдолюбивую вольность, делала вид, что она занята приготовлением ужина. Поэтому они обосновались в гостиной. Подвинув пивные бутылки, на край стола Руслан пристроил ноутбук. Разливая по кружкам пенную влагу, Кот заинтересованно глянул на экран:  — Чего ты его притащил?  — Да так… Попросил одного знакомого помочь, должен сегодня на связь выйти по аське.  — А в чём помощь нужна? Не знаешь, как памперсы стирать? Хазар улыбнулся:  — Да нет, дело серьёзнее. Тимоху пытаюсь разыскать, он уехал из Москвы, а куда — не знаю. Кот застыл, не донеся до рта пиво. Осторожно поставил кружку обратно:  — Тимоху?.. И зачем?  — А ты сам не догадываешься? — поднял на него глаза Хазар. Кот разглядывал его так, будто на друге внезапно кактусы выросли.  — Неужели до сих пор мотор не остыл? Неизменные автомобильные метафоры Кота всегда забавляли Хазара, вот и сейчас он оценил тонкую аналогию: «мотор — сердце автомобиля». Глядя на экран, растянул губы в грустной усмешке над самим собой:  — Никто не забыт, ничто не забыто… Кот помолчал, почесал бровь и немного неуверенно произнёс: – Ну, можешь послать свою аську подальше.  — Это почему же?  — Потому что я знаю, куда Тимоха эвакуировался. Ноутбук пришлось спасать, потому что пиво залило практически весь стол. На грохот посуды прибежала разгневанная Диана. Кот ответил на её инсинуации в свой адрес, как дьякон с амвона — не глуша свой бас. Они увлечённо сцепились в привычной перепалке, а Руслан на цыпочках побежал проверять, не разбудили ли они малышку. Кроха спала. Пока она была сыта и суха, пока не беспокоил животик, и не донимала жара или холод — ей не было дела ни до чего такого, из-за чего взрослые бьют посуду и стараются сделать друг другу как можно больнее. Руслан присел на корточки возле кроватки:  — Прости, Сонюшка, но, кажется, папка завтра уедет. * * * К нужному зданию Хазар добрался уже во второй половине дня. Он даже начал волноваться, что не застанет никого в колледже, он ведь совершенно не в курсе, как работают эти учебные заведения. Но, кажется, его волнения были напрасны: с абсолютным безлюдьем он не столкнулся. Есть у кого спросить дорогу. Да вот, взять хотя бы этого не по годам развитого юношу, что пялится на него, как на тигра в зоопарке. Только почему-то вместо ответа на вежливый вопрос Хазара пригласили выйти обратно на улицу. Да ещё и таким характерным тоном «Выйдем, поговорим?». Интересно, у них так принято общаться со всеми незнакомыми людьми? Совсем необязательно было идти на улицу за этим наглым парнишкой, но Хазар пошёл, не признаваясь самому себе, что просто хочет оттянуть момент встречи с любимым. Трус. При одной мысли о том, что сейчас он увидит Тимоху, начинали позорно трястись конечности. Но все остатки самоконтроля полетели к чёрту, когда парень, вонзив в него взгляд-гарпун, чётко, с хозяйским вызовом назвал Тимофея по имени.