Старый враг хуже новых двух

«Нельзя дважды войти в одну реку», — додумался какой-то философ. «Нельзя дважды войти в одну воду», — извратил кто-то брезгливый. * * * … За спиной давно смолк неуверенный голос первокурсницы и всё громче гомонили остальные студенты, а Тимофей так и стоял, вцепившись в подоконник. Наконец взял себя в руки и продолжил занятие, всеми силами стараясь удержаться от того, чтобы не броситься вслед за Димкой из аудитории. … Он назвал его Тимом. Легко, привычно, не запинаясь, как называют близких, друзей. Хазар смотрел на парня, который упрямо не отводил от него неприязненного взгляда, и уговаривал себя: «Это же хорошо, что у него есть друзья…» Сейчас он не имел права на ревность. Сейчас он вообще ни на что права не имел. Но его страх перед встречей с Тимохой странным образом исчез, как будто наличие у ранее нелюдимого Тимофея таких вот наглых приятелей делало его другим, не тем, кто был когда-то с ним, Русланом Хайзаровым. Хазар усмехнулся и смерил парня изучающим взором:  — А ты вообще кто? Я перед каждым встречным не отчитываюсь.  — Я тоже.  — Хм… Тогда разговор закончен? А кабинет я и сам найду, — он уже сделал шаг, когда в его плечо вцепилась не по-мальчишески сильная рука.  — Не так быстро, — наглость парня была просто восхитительна, и Хазар опять улыбнулся, разворачиваясь к нему.  — Послушай, мы с Тимофеем… давние друзья. Я приехал его повидать, и я это сделаю, как ты меня ни удерживай.  — Повидать, говоришь? — У юноши сверкнули глаза. Раздувающиеся крылья прямого носа и желваки на скулах выдавали нарастающий гнев. — Что-то много вас развелось, давних друзей. После каждого надо палату в больнице наготове держать. - Что?.. — Хазар сам шагнул к парню и требовательно ухватил его за куртку. — Какая палата? Тимоха в больнице? Кто его?.. Вот теперь приезжий действительно не контролировал себя. Его руки держали Димку стальными клещами, глаза обещали все кары земные и небесные. Сыграть такую искреннюю обеспокоенность нельзя, если только ты не народный-заслуженный артист, и можно смело записывать брюнета в лагерь союзников. Вся беда в том, что не только союзником он может быть Димке, а ещё и конкурентом, как пить дать. Надо было, наверно, не отвечать на все его вопросы, но Диму подвёл мальчишеский гонор — чтоб не держали за сопливого:  — Уже не в больнице. Отбились, слава Богу, и без чужой помощи. А то понаехали тут всякие… Владики. «Как интересно смуглые бледнеют», — промелькнула у Димы неуместная сейчас мысль. Руки незнакомца обессиленно соскользнули вниз.  — Влад?! Но как он здесь… Когда?  — Тебе какая разница? Езжай обратно, доложи папочке, что наезд не получился. Про папу Дима брякнул наобум, но, видимо, попал в точку: у брюнета досадливо дёрнулся уголок рта.  — Слушай, но ты можешь нормально сказать — Тимофей в порядке? — кажется, противник сдаёт позиции. Димка уже хотел ответить «да», но вспомнил запрокинутое ему на плечо тимохино лицо с заострившимися чертами, без единой кровинки, прокушенные чуть не до сухожилий запястья, и с языка само собой сорвалось: - Нет. И даже если он тебе скажет, что всё в порядке — не верь. Приезжий как будто не сильно удивился этим словам, только сник ещё больше. Тоскливо оглянулся на вход в здание:  — Он скоро заканчивает, не знаешь? Дима мельком глянул на часы:  — Через полчаса будет свободен.  — Покажешь, где он живёт? Дима помолчал несколько секунд. По всей видимости, выкинуть чужака за пределы области не получится. А неуёмное любопытство всё глубже запускало свои коготки: уж очень интересной обещала быть история, связывающая этих трёх москвичей. И Димка шагнул с крыльца:  — Поехали. Припаркованный в небольшом дворе мерс привлекал внимание народных масс, но сидящие в машине Хазар с Димкой этого не замечали. Они быстро пришли к соглашению «вопрос за вопрос», и начатый ещё по дороге разговор не прерывался ни на минуту. А вопросов у обоих было много:  — … Тебя как зовут?  — Дима.  — А я Руслан.  — … Это тебе Тим про отца сказал?  — Да из него лишнего слова не вытянешь. Влад дядьке звонил…  — … А потом его отпустили. Как считаешь, он ещё раз попытается?  — Не успеет. Ладно, сам с ним разберусь… И часто у Тимохи приступы бывают?  — … А в этой клинике его точно вылечат? А вдруг папаня твой платить откажется?  — Будем надеяться, что вылечат. А папа… Папа не откажется. Лишь бы Тимоха не отказался.  — Это он может… Появление Тимофея оборвало тонкие нити их нарождающегося сообщничества. Будто не замечая блистающего чёрным лаком автовеликолепия в его дворе, Тимоха прошёл мимо. И только взявшись за ручку двери в подъезд, помедлил и всё-таки оглянулся. Дима искоса посмотрел на Руслана. Тот наклонился немного вперёд, вцепившись в руль. Расширенными глазами он жадно вглядывался в тонкую тимохину фигуру, слегка замаскированную ранними зимними сумерками. Дима наощупь нашёл на двери рукоятку:  — Ты идёшь? - А? Да, конечно. Разумеется, они смотрели только друг на друга. Ещё ни слова не сказав вслух, они уже как будто вели свой разговор, и на этой частоте были только вдвоём. Димка несколько раз перевёл взгляд с одного на другого. Даже вся его незаурядная наглость не могла затереть ощущение, что он тут лишний. Не выдержав, он отвернулся и медленно пошёл со двора.  — Дима, — тихий голос Тимофея остановил его через несколько шагов. — Всё в порядке? Димка с трудом кивнул.  — Тогда до завтра. — И Тимофей приглашающе приоткрыл дверь перед Хазаром. А Дима какое-то время ещё постоял на месте, словно не зная, на что решиться. * * * Тесная квартирка, слабый свет недорогого бра возле дивана; Тимоха всегда недолюбливал интенсивное освещение потолочных люстр. Скромный ужин, вместо вина гостю — крепкий чай; Тимоха так и не стал чревоугодником. На полочке в ванной — минимум флаконов; у него так и осталась слабость к цитрусовым ароматам. С каждой минутой Тимоха всё больше насыщал Хазара собой. Заполнял пустоту, что поселилась в душе два года назад. Каждым своим словом, движением, запахом, одним своим молчаливым присутствием он заставлял Хазара по-другому воспринимать окружающее, будил воспоминания, будоражил мысли, обострял все чувства. Разговор не складывался. Хазар так много хотел сказать ему и боялся, что неудачно выбранное слово оттолкнёт Тимоху ещё дальше. Но больше всего его пугало, что Тимоха вот-вот заметит, каким не просто голодным, а прямо-таки пожирающим взглядом следит за хозяином московский гость. Хорошо, что Тимофей почти не смотрит в его сторону. И Хазар постарался переключиться на более официальные причины его визита:  — Тебе от Кота привет.  — Спасибо. Увидишь его, и от меня передай. Минутная тишина, слышно только позвякивание чайной посуды. Хозяин решает сам поддержать светский разговор:  — Как семья?  — На той неделе дочка родилась.  — Поздравляю, — Тимоха аккуратно поставил чашку и спрятал под стол задрожавшие руки.  — Тим… Тимушка… Прости меня… Тимоха упорно не смотрел на Хазара. Не смотрел, но всё равно чувствовал на себе его обжигающий взгляд. Тихий голос Хазара истаивал надрывной, чувственной хрипотцой, и от него у Тимохи знакомо и неостановимо сжималось всё внутри в один горячий комок. Это было так похоже на то, прежнее, на короткую прелюдию перед наплывом любовного безумия… И сумасшедшая надежда заставила Тимоху поднять глаза.  — Я на тебя зла не держу. И без того горящие глаза Хазара вспыхнули радостью. Тимоха не выдержал и опять опустил ресницы. Он боялся загадывать, и всё равно мелькали обрывочные мысли: «Если получится… то только с ним… А если нет?..» От этого беспорядочного мельтешения его отвлёк чуть виноватый смешок Хазара:  — А у меня для тебя ещё один привет. От Вадима Леонидовича. Да тебе пеняет он: в гости, дескать, обещался, но доселе не собрался. Тимоха нахмурился: как же вовремя-то напомнил… Исчезло ощущение тугого внутреннего узла, налитого, сулящего наслаждение. Незаметно растворилась робкая надежда, оставив после себя холодное напоминание: «Ты болен, тебе это недоступно». Тимоха вздохнул:  — Некогда мне по гостям ездить. Что он тебе ещё рассказал про меня?  — Извини, врачебная тайна. Тимоха, ты что, собираешься дальше жить вот так, даже не пытаясь что-то сделать? Под лежачий камень вода не течёт! Короче, Вадим Леонидович уже практически договорился с одной немецкой клиникой. Надо только твоё присутствие. Обрывая его, Тимоха пристукнул по столу ладонями. Они больше не дрожали.  — Руслан, я прекрасно помню, какую цифру мне называл тогда Вадим Леонидович. Хочешь сказать, в стране случился переворот и появились лишние деньги? А, понятно, я включён в программу благотворительности. И кто же платит? Неужели ты? — молчание Хазара Тимоха расценил правильно. — Значит, Эльдара Тимуровича раскрутили… - Тим, подожди. Какая разница, откуда деньги, считай, он таким образом извиняется. Главное, чтоб ты был здоров… Тимоха встал, собрал посуду со стола, начал мыть. Не оборачиваясь, сказал:  — А для меня главное другое. В тот раз я не взял у него пару бумажек. Но даже если этих бумажек будет в сто раз больше, я брать их не собираюсь. Хазар перевёл взгляд в окно — смотреть, как ходят лопатки под выцветшей трикотажной кофтой, было мучительно. Мрачно спросил:  — А если он сам попросит, чтобы ты взял? Тимоха обернулся, заинтересованно вскинул брови:  — И во что это тебе обойдётся, можно узнать? С тобой он, насколько мне помнится, управлялся кнутом и пряником. Хазар, не отрывая взгляда от темноты за окном, криво улыбнулся:  — Мне это выльется, скорее всего, в ещё одного ребёнка. Тимоха закусил губу и резко отвернулся к недомытым чашкам:  — Не надо таких жертв. Всё равно от него ничего не возьму. Хазар ухватился за последнюю фразу:  — А если не от него? Я что-нибудь придумаю. Или ты от меня тоже ничего не хочешь принимать? Тим, ты же сказал, что простил меня… Хазар встал, потянул из рук Тимохи полотенце:  — Я не буду спокойно смотреть, как ты себя заживо хоронишь. Почему ты ничего не хочешь сделать для себя? Тимоха отвернул голову. Отодвигаться было некуда, бёдра упирались в мойку:  — Пошли в комнату, что ли. Здесь только один я помещаюсь. Когда они с максимальным удобством расположились на диване (Хазар с трудом подавил желание притянуть к себе худощавое тело в такой уютной, мягкой кофте и растянутых джинсах), Тимоха помялся немного и сказал:  — Думал я про это лечение, честно, думал. Не такой уж я самоубийца, как меня Димка обзывает, — при упоминании о наглом студенте Руслана слегка передёрнуло. Тимоха заметил это и едва заметно улыбнулся. — Я ведь, когда задумывал переезд из Москвы, рассчитывал на приличную разницу в стоимости квартир. Только оказалось гораздо меньше, чем я предполагал. Риэлтеров я выбирал по одному принципу — чтоб только не из твоей сферы влияния. Вот и нарвался. Они как-то так хитро договор составили, что от первоначальной суммы им ещё перепал хороший кусище. В результате получилось, что ни туда, ни сюда. На лечение мало, на похороны много. Пошёл к нотариусу, составил что-то вроде завещания… Если со мной что случится, чтоб Вадиму Леонидычу всё досталось. Он хороший человек, может, кому-нибудь другому смог бы помочь. Хазар напряжённо слушал. Потом его лицо просветлело, и он воодушевлённо подскочил:  — Так это же всё меняет, Тим! — Он начал мерять шагами комнатку, от окна до двери, одновременно рассуждая. — Мы можем объединить наши с тобой накопления, и тогда папа идёт лесом. А я уж сумею ему объяснить, по какой причине мы его деньги сочли недостойными для такой миссии… Что?.. Что ты так смотришь, Тим? — Хазар остановился возле окна, обеспокоенно глядя на замершего Тимоху.  — А ты сам зачем всё это делаешь? Тоже из чувства вины? Тогда не стоит беспокоиться, — Тимохе было больно, но лучше уж сразу прижечь больное место, чтоб не пекло потом полжизни. — Если тебя пригнала сюда забота о моём здоровье, скажи честно, зачем? Что дальше будет, если я… когда я вылечусь? Руслан почувствовал себя теряющим равновесие канатоходцем. Он всё-таки сказал что-то, что заставило Тимоху смотреть на него сейчас таким холодным, отодвигающим взглядом. - Тим, будет только то, что ты сам захочешь, — голос Хазара упал до шёпота. Он с удивлением заметил, что в распахнутых бирюзовых глазах мелькнуло какое-то странное, одновременно злое и беспомощное выражение. Он не знал, что в этот момент Тимоха обречённо подумал: «Значит, опять решать мне…» Тимофей устало откинулся на спинку и стал разглядывать потолок.  — А если я захочу, чтоб ты остался здесь, со мной? — эти слова вырвались сами собой. Тимоха и рад бы был вернуть их обратно, но Хазар уже подобрался, как тигр перед прыжком. Глаза выдавали его стремительно нарастающее возбуждение, и Тимоха поспешно сказал:  — Хотя нет, не останешься. Раньше тебя один папа держал, а теперь целый отряд: жена, дочь, прочей родни два комплекта… Не выстоишь, массой задавят в итоге. Вот и подумай ещё разочек, хорошенько подумай: ты теперь человек семейный, надо ли деньги на ветер выкидывать? Я, конечно, постараюсь отдать всё до копейки, но ведь отдам только деньги, и всё… Ну, и на словах спасибо скажу. Хазару нестерпимо захотелось что-нибудь сломать, бросить об стенку, самому побиться головой об неё. Чтобы скрыть это от Тимохи, он резко развернулся и стал смотреть в окно. Прошло меньше минуты неуютной, колющей тишины, как вдруг Руслан сказал вполголоса: - Тим, выключи свет. Тимоха подозрительно спросил:  — Это зачем?  — Сейчас поймёшь. Выключи свет и подойди сюда. Тихий щелчок, и в комнату через окно, не задёрнутое шторами, стал проникать тусклый свет уличного фонаря. Хазар молча шагнул в сторону, уступая Тимохе место. Тот косился на него недоверчиво, и Хазар вздохнул, кивнув на окно:  — Посмотри. Зимним вечером двор был бесприютно, сиротливо пуст, и одинокая неподвижная фигура только подчёркивала это впечатление. Димка сидел на скамейке, сунув руки в карманы куртки. Глядел, не отрываясь, на тимохино окно, и им обоим показалось, что наступившая в комнате темнота нисколько не мешает парню разглядеть всё, что здесь происходит.  — Он что, всю ночь так намерен просидеть? — от близкого дыхания Хазара Тимоха покрылся мурашками.  — От него всего можно ожидать. Упрямый, как… — нужное слово никак не вспоминалось: Хазар встал вплотную за тимохиной спиной, почти прижимаясь. Тимоха замер, боясь случайно коснуться любовника. Он очень хорошо понимал, что сексуальный голод Хазара уже подошёл к критической отметке, и достаточно было одного легчайшего телесного контакта, чтобы цепная реакция зрительных, слуховых, обонятельных ощущений окончилась неуправляемым гормональным взрывом. Тимоха и боялся этого, и желал одновременно. Он так давно не чувствовал себя живым, нужным, желанным, что было всё равно, как это будет.  — А ведь он тебя любит, — голос Хазара будто проникал под кожу. Низкий, с придыханием, дразнящий вечным, как жизнь, соблазном, он заставлял Тимоху учащенно дышать. — Конечно, парень не мне чета — юный, красивый, насмерть влюблённый, готовый на всё…  — Перестань! — севшим горлом проскрипел Тимоха. Хазар говорил о любви, а память тела, предательница, подсовывала грешные, сладкие воспоминания: прижавшееся сзади горячее, мускулистое тело, басовито мурлыкающий в самое ухо голос, от которого дрожь прокатывается по всему позвоночнику. И как твёрдые ладони с нажимом проводят по животу снизу вверх, заставляя гореть кожу, кружат по груди, задевая болезненно ноющие соски, потом легко и нежно оглаживают плечи… Кончики пальцев скользят вдоль шеи, заставляя откинуть голову назад, и снова вниз, к самому паху — быстро, крепко, властно… Тимоха почувствовал, что готов потерять сознание. Нет, ему не могло почудиться: не только в душе дрогнули струнки потерянной чувственности. Дрогнуло и ещё кое-что… И в этот момент затуманенный тимохин взор отметил какое-то движение перед глазами. Он сфокусировал взгляд: Дима встал со скамейки и сделал несколько шагов ближе к дому. Кажется, видеть их он не мог, значит, что-то ощутил? И наваждение опять пропало, истончилось, растаяло сигаретным дымком. Какое уж тут возбуждение под этим требовательным, упрямым взглядом? Не мальчишка, а чисто казнь египетская, с функциями персональной няньки и надзирателя. Тимоха повернул голову к Хазару и почти спокойно спросил:  — И ты нисколько не ревнуешь?  — Даже не знаю, — Хазар с трудом перевёл взгляд с лица Тимохи за стекло. Потом тяжело вздохнул и нехотя признался. — К нему почему-то не ревнуется. Тим, может, хотя бы он подтолкнёт тебя на лечение, а? Тимоха смотрел непонимающе. Хазар опять вздохнул: - Ну, не ради меня, это понятно, не ради себя, так хотя бы ради него постарайся выздороветь. Для него… И опять наступило молчание. Тимоха смотрел на неподвижную фигуру за окном. Тихо стоящий рядом Хазар уже не вызывал у него такой нервной реакции.  — А если пообещаю, что поеду лечиться, ты уедешь сейчас? Ведь он так до утра стоять будет, пока тебя не проводит. Хазар хмыкнул. Нахалёнок нравился ему всё больше.  — Уеду, куда деваться. А то и правда утром ледяную скульптуру во дворе обнаружат. Так и не включив свет, Тимоха стоял у окна и наблюдал, как Руслан подталкивает Димку к машине. Через минуту мерседес, плавно покачиваясь на выбоинах, вырулил со двора. Тимоха не стал стелить постель, не раздеваясь, упал на диван. Лежал долго, смотрел в потолок. А потом понял, что улыбается. Хотя, если вдуматься, какие тут могут быть поводы для веселья — сегодня выяснилось, что он очень беспринципный человек. Прав был тот, кто первым сказал: никогда не говори «никогда». * * * Окоченевшие пальцы не желали удерживать ключи, и Димка дважды ронял их, прежде чем смог открыть дверь. Девять вечера, и родители ещё не спали. Хорошо, что отцу с утра надо было в рейс — мама помогала ему собираться, и Дима ужинал в желанном сейчас одиночестве. Подумать было о чём. Но только он налил себе чаю, заявился Пингвин. Дима уже давно заметил, что дружок его всегда безошибочно определяет время трапезы, чтобы угодить точно под угощение. Чаю было не жалко; Пингвин, не ленясь, копался в конфетнице, выбирая экземпляры поаппетитнее, и рассказывал, как они с Чуком и Ватрушкой культурно проводили досуг. От этого похода в кино Дима отказался ещё днём, и теперь с интересом выслушивал доклад.  — Значит, понравился фильм, стоит посмотреть?  — Да фильм-то ничего, смотреть можно… — Пингвин засомневался, но всё-таки подтянул ближе к полулитровой кружке с чаем ещё один пирожок. — Только я с этими придурками больше в кино ходить не буду.  — Это почему? — полюбопытствовал Дима, хотя, в принципе, уже угадал причину.  — Да ну их, — скривился Пингвин. С конфетой во рту гримаса получилась двусмысленной. — Всю дорогу хихикали, чего-то про места для поцелуев тёрли. А потом, как кино началось, без всяких местов лизаться начали. Возились-возились, только смотреть мешали. Ну, я и сказал — если хотят тискаться, пускай в туалет отправляются. Они сразу и слиняли. В другое время Дима тоже бы похихикал над этим вволю. Но слова Пингвина заставили вспомнить погасший свет в окне, скакнувшее к горлу сердце, и те картинки, что подбрасывала его разгорячённая ревностью фантазия. Проводив Пингвина, Дима решил лечь спать, хотя и знал, что уснуть будет нелегко. Но так можно хотя бы спокойно разложить по полочкам сегодняшние события. И главным из них было: Тимофея он фактически потерял. И пусть он завтра снова увидит его, пусть даже, расхрабрившись от скорого расставания, выскажет всё, что у него на душе, но ничего уже не будет. В силу своего возраста Дима не мог до сих пор трезво признать очевидный факт: то, что он стал Тимофея считать «своим», не означало, что сам Тимофей был с этим положением согласен. И все его протесты Дима отметал в сторону с упрямством избалованного ребёнка. Но сегодня он впервые увидел перед собой двух мужчин, которые были парой. И пусть сейчас они оба считают свою связь чем-то прошлым, утраченным, но Димке-то было заметно со стороны, каким внутренним смыслом было наполнено их скупое общение. И если судить по справедливости, они подходили друг другу. Димка вздохнул, ещё раз взбил подушку и уткнулся в неё лицом. Хватит уже обо всём этом думать. Руслан был прав, когда сказал — главное, чтобы Тим выздоровел, а все свои чувства они оба, и он сам, и Димка, до тех пор должны засунуть куда-нибудь подальше. Москвич подвёз его до дома, в общих чертах рассказал, что Тим согласился ехать на лечение, но какой срок будет отведён на это дело, а, главное, что будет происходить потом, никто не знает. Димка только кивнул с мрачным видом, признавая неизбежное. Руслан остановил машину возле его дома, повернулся и сказал:  — Можно тебя попросить? Пока Тимоха ещё здесь, будешь за ним присматривать? Когда всё будет готово к отъезду, я приеду.  — Мог и не просить. Чем я, по-твоему, только и занимаюсь последнее время? — проворчал Димка. Руслан усмехнулся, не отрывая от него странного взгляда. Димка долго ещё мучился, пытаясь понять, что же такого необычного было в этом взгляде. Но так и не смог прийти ни к чему определённому. * * * Руслан уже не раз замечал за собой: он мог долго и придирчиво перебирать варианты решения каких-то проблем, но стоило остановиться на каком-то одном, и тогда его практически невозможно заставить свернуть с выбранного направления. Так и теперь — он возвращался в Москву без страхов и сомнений, без единой посторонней мысли в голове. Сосредоточившись на решении первоочередной задачи, он отбросил всю свою рефлексию до лучших времён. Давая этот же совет понурившемуся пацану, он нисколько не лукавил, не пытался его обмануть и на чём-то выиграть. Диме хотелось доверять, но это доверие должно было быть обоюдным. И оставляя Тимофея под его надзором, Руслан признавал — парень не подведёт, приглядит, поможет. Дома его ждал небольшой сюрприз: оказывается, свекровь решила помочь невестке с её нелёгкими обязанностями молодой матери. Увидев, какой величины кофр стоит в гостевой комнате (мама всегда предпочитала не ущемлять себя в создании личного комфорта), Руслан понял: военные действия на семейном фронте и не думали прекращаться. И мама олицетворяла собой мобильный разведывательно-диверсионный отряд, действующий на территории «врага», как на своей собственной. Не то, чтобы его это сильно обеспокоило, но действовать так свободно, как он рассчитывал, теперь уже не получится. Со следующего дня он с головой окунулся в дела и заботы. Помимо связанных с Тимохой, были и другие неотложные проблемы, решить которые было необходимо, дабы освободить себя в нужный момент. Поэтому он с утра вызвал заместителя и очертил круг его новых полномочий. Оставив ошарашенного таким карт-бланшем зама разбираться со всей текучкой, не стал звонить Вадиму Леонидовичу, а поехал к нему сам. День пролетел, как школьная переменка. Ведя машину по ярко освещённому проспекту, Руслан вспомнил ещё об одном неприятном деле. Поправил на ухе гарнитуру, пережидая звуки вызова. Когда уже казалось, что на звонок не ответят, раздался тягучий голос:  — А-алло?  — Влад, встретиться не желаешь? Фоновым шумом прорывалась агрессивная музыка, смех, громкие голоса. «В клубе каком-то», — понял Хазар. Через несколько секунд стало гораздо тише, и голос Влада стал отчётливее.  — Представь себе — не горю желанием, — саркастические интонации бывшего друга заставили Хазара непроизвольно сжать руки на руле. Он высмотрел первый попавшийся на дороге «карман» и припарковался.  — Я даже знаю, почему не горишь. Боишься, что тебе опять холку намнут? Правильно боишься. Владу хватило пары секунд, чтобы правильно сориентироваться:  — Я так понимаю, произошло счастливое воссоединение двух любящих сердец. Ну и как прошла встреча на Эльбе? Не утопили друг друга в соплях-слезах? Хорошо, что Хазар догадался не разговаривать с ним на ходу. Вести машину трясущимися от ярости руками — занятие не из благоразумных.  — Влад, объясни мне только одно…  — Не обязан! — резко поменял тон Влад. — Проваливайте подальше со своей сраной любовью! Ни видеть, ни слышать никого из вас не желаю! - Нет, ты мне скажешь сейчас! — зарычал, еле сдерживаясь, Хазар. — Или я сегодня же отыщу тебя и вытрясу всё вместе с кишками, ты меня знаешь! Тяжёлое дыхание Влада какое-то время смешивалось с таким же Руслана. Угрозы Хазара следовало воспринимать серьёзно, это Влад знал.  — Чего ты хочешь?  — Хочу знать, за что ты так Тимоху, что он тебе сделал? Смех Влада прозвучал как-то истерически:  — Он ещё спрашивает! У меня с Мартой в своё время всё могло расчудесным образом сложиться, если бы не этот ублюдок… Ты же знаешь Родиончика? Ну, Родик Басманов, ещё в пейнтбол вместе играли… Ну да, был никто и звать было никак. Так вот встретил я его где-то месяца четыре тому назад. На пацане та-акой слой шоколада, ледорубом не пробиться. Спрашиваю, от какого дядюшки наследство огрёб, а он мне… Живём, говорит, с Марточкой в любви и согласии, мечтаем детей растить… А сам на новехонькой ламборгини, и самое главное — разбил точно такую же, и уже через неделю снова ему на блюдечке… А ведь это я, Хазар, мог бы на такой ездить, я, понимаешь?! А тут ещё ты в кафе этом встретился, где ж тут удержаться… Я знал, знал, что ты его кинешься разыскивать! Жаль, не получилось, как я всё планировал. А так бы ты к шапочному разбору только и успел… Руслан слушал захлёбывающийся голос Влада и сам задыхался от эмоций. Не в силах сдержаться, заорал, перебивая:  — Да Тимоха-то здесь при чём? Это я тогда и анализы сделал, и отцу Марты сообщил! Почему ты ему мстил, а не мне? Влад опять засмеялся, и этот смех показался Хазару почти безумным:  — Тебе? А зачем тебе мстить? Ты же мне как-никак другом был. И вообще, тебе уже жизнь отомстила, ну, с моей маленькой помощью. И рук марать не пришлось. Вот скажи мне, стопроцентный гей, каково это — не просто быть официально женатым, а со всеми вытекающими из этого обязанностями? Не очень противно? Молчишь? Значит, месть удалась…  — А зачем сказал, что у Тимохи ВИЧ? — голос ещё повиновался Хазару. — Побольнее ударить хотелось?  — А я ничего такого не говорил, — продолжал веселиться Влад. — Я лишь сказал, что в этом отделении лечатся ВИЧ-инфицированные, а всё остальное ты сам додумал.  — Ладно, Влад, — Хазар стал заводить машину. — Скорую встречу я тебе обещать не буду, других дел полно. Но уж когда встретимся, учти, должок свой поганый ты не погасил. Так что не обижайся… — В трубке опять нарастал шум клубного веселья, и было непонятно, слышит ли его собеседник. - Ой, боюсь-боюсь, — иронически пропел мерзавец и отключился. Значит, услышал. * * * Хазар звонил Тимохе каждый день. С трудом дожидался вечера, чтоб не отвлекать на работе. Докладывал, как продвигаются дела, расспрашивал о том, как у Тимохи прошёл день, стараясь выведать, не было ли приступа. Передавал привет Димке. Эти разговоры стали его своеобразным оружием. Руслан не ошибся в своих предположениях насчёт того, какую роль должна сыграть мать, обитая в его квартире. С самого первого дня, как только он поселился здесь, с родителями был заключён пакт о «ненападении»: появляться на этой территории, без его на то ведома и разрешения, не позволялось никому. И вот теперь он молча выслушивал мамины сентенции, в которых без всякой дипломатии излагался курс, неукоснительно следовать которому он должен. С отцом бы он ещё подискутировал, но с женщинами в своём доме просто избрал политику демонстративного молчания. Он уже сделал свой выбор, и понять, что ничего не изменится от их разговоров, они должны сами. Поэтому уже на второй вечер он позвонил Тимохе, сидя за кухонным столом, и смотрел при этом на потрясённых его наглостью жену и мать. А после равнодушно переждал наиболее громкую часть неизбежного скандала, и со всей твёрдостью заявил: если их так не устраивает существующее положение вещей, то лучшим решением проблемы будет оформить развод. Так что ещё одно высказывание на эту тему, и… После этого мать погостила у них всего пару дней. Руслан отвёз её обратно, и, занося неподъёмный баул в квартиру, столкнулся с отцом.  — Руслан, зайди ко мне. В отцовском кабинете, как всегда, было тихо. Едва уловимо пахло сигарами, любимое старое кожаное кресло удобно обволокло седалище. Красота. Телесный и душевный покой. Напрягаться по поводу предстоящего разговора с родителем Руслан был не намерен: он уже один раз вошёл в реку, вымок, чуть не захлебнулся, но больше тонуть не собирался. Видимо, отец это почувствовал по выражению его лица. Но всё же со всей суровостью спросил:  — Я вижу, ты так и не образумился? Руслан безмятежно ответил, разглядывая корешки книг в шкафу (страсть к букинистическим раритетам он перенял у отца):  — Папа, мы с тобой вкладываем разный смысл в понятие «образумиться».  — Пожалуй. Так что ты намерен делать дальше?  — Лечить Тимоху.  — Бесплатно? — лаконичный вопрос дополнен фамильным ироническим изгибом брови.  — Во всяком случае, ты в этом не участвуешь. Можешь успокоить маму: деньги на проституток, как она выразилась, буду тратить только я. Эльдар Тимурович побарабанил пальцами по карельской берёзе столешницы:  — А ты не боишься, что тебе это обойдётся... слишком дорого? Я хочу сказать, дороже денег? - Нет, отец, — Руслан встал. — По крайней мере, пусть я лучше буду бояться за него, чем за себя. * * * Сначала провожать Тимоху в аэропорт Хазар предполагал один. Но неожиданно ему в компанию напросился Кот. Хазар было поморщился (внутренне, конечно), потом подумал: Тимохе, наверно, так будет проще. То, что он чувствовал какую-то неловкость в общении с бывшим любовником, Хазар мог объяснить и понять. Но смириться с этим, увольте. Хазар не терял надежду на то, что в будущем Тимоха ещё будет, не отворачиваясь, смотреть ему в лицо. И будут сиять мягкими, тающими искорками смешинки в аквамариновых глазах, и будут сдержанно, не размыкаясь, улыбаться нежные розовые губы… Хазар помотал головой, прогоняя наваждение. Да, Кота надо взять. При нём у Тимохи, может быть, не будет ощущения, что его провожает спонсор, уж Кот со своими шуточками сумеет создать нужную атмосферу. И Кот не подвёл. Тимоха улыбался, и вовсе не натянуто, сам шутил. Хазару приходилось нелегко: его взгляд упорно не хотел переходить на какой-либо другой объект, признавая достойным внимания только одного худенького большеглазого блондина. Слух ловил только те слова, что исходили с его уст, и поэтому объявление диктора о нужном рейсе услышал Кот. Он управился и с тимохиным багажом, попрощался возле стойки тоже первым и деликатно отошёл в сторону, давая им сказать друг другу последние слова без лишних свидетелей. Проглотив мешающий ком в горле, Хазар придвинулся поближе к бледному, но всё равно улыбающемуся Тимохе, будто стараясь ухватить как можно больше за эти секунды, впитать каждую чёрточку, каждое движение светлых ресниц.  — Я буду звонить. Или ты? Какая там разница во времени? А, неважно… Ты, главное… Тимоха смотрел серьёзно, тоже собирая взглядом каждую изгибинку губ и бровей, карауля каждое слово, с трудом дающееся Хазару. Что, что для тебя главное, Руслан? Говори же… - Ты, главное, возвращайся. Всё равно, как там получится… А я тебя ждать буду… Хазар рывком притянул к себе несопротивляющегося Тимоху, коротко сжал в объятии, наверняка оставившем следы на тимохиных плечах. Дожидаться момента, когда можно будет ещё раз увидеть пассажира, отошедшего от стойки регистрации, Хазар не стал. Развернулся и сразу пошёл на выход.  Нет, всё же Хазар очень умно поступил, когда взял с собой Кота. Или это Кот умно поступил, навязавшись в эти проводы. Только с ним Хазар, не заезжая домой, смог так нагрузиться в каком-то баре, что все их прежние совместные пьянки померкли перед этим загулом. А что, имеем право! Большое и хорошее дело наполовину сделано — это раз, на душе пусто и тоскливо — это два, домой возвращаться не хочется — это три… Да мало ли наберется причин для доброй молодецкой выпивки. Вопреки обыкновению, Кот употреблял осторожно, по маленькой, необычно много молчал, не перебивая рваные монологи Хазара. И когда наступил момент кантования нетранспортабельного хазарова тела, постарался обращаться с ним, телом то бишь, как можно более аккуратно, привычно приговаривая вполголоса: - Эх, Хазар, хороший ты мужик, хоть и голубой…