***
- И куда ты меня принес? – Трандуил спросил это нарочито недовольным тоном, а сам с удивлением и восхищением рассматривал древнюю, как сама Арда, пущу. - Тебе понравится, мой эльф, - отозвался Тор, осматриваясь. – Я слышал, это самый древний лес в Средиземье, и деревья тут умеют разговаривать. Трандуил спрятал улыбку и прошел вперед, но, не сумев подавить порыв, коснулся первого же дерева – искореженного, странно изогнувшегося, но таившего в себе удивительную силу – эльф чувствовал это на уровне магии. Он никогда не был в Фангорне, но вспомнил, с каким воодушевлением рассказывал сын о пребывании в древнейшем лесу Арды и общении с его стражами. Правда, Трандуил весьма слабо представлял, как может выглядеть говорящее дерево. Только он об этом подумал, как кора под его рукой сдвинулась, и прямо над головой раздался гулкий густой бас: - Кто смеет тревожить мой сон? Трандуил от неожиданности отпрянул, а Тор, наоборот, ступил вперед, почти закрыв его собой. - Мы к тебе с миром, лесной страж. Голос его прозвучал так отчётливо, что в первый момент Трандуилу показалось, что Тор рядом. Он распахнул глаза, но встретил привычную уже картину: в покои впорхнуло несколько служанок, принявшихся раздвигать портьеры, убирать вещи и расставлять на столике завтрак. Трандуил недовольно отвернул голову и снова закрыл глаза. Хотелось вернуться в сон и снова бродить с Тором по лесу. В Асгарде сны его приобрели принципиально иной характер: в них всегда присутствовал Тор – то ищущий его, бледный, похудевший, но как всегда решительный, то другой – из его воспоминаний. Только что виденное было одним из самых теплых запомнившихся ему моментов. Там, в Фангорне, существовавшем чуть ли не со времен сотворения Арды, впервые за многие тысячелетия Трандуил ощутил себя молодым и полным жизни. И вечная пронзительная тоска по покинувшему его сыну отпустила сердце. Конечно, он не сказал этого Тору, но за то, что тот, как всегда неожиданно и не спросив разрешения, взял и отнес его в этот лес, он ощущал какую-то пронзительную, щемящую благодарность. А потом они отдыхали под деревом, и Трандуил, вспоминая этот момент, почти ощущал тепло пальцев на своем лице, отводящих назад его колышущиеся от легкого ветра волосы, крепость объятий, с которой бог прижимал его к себе, и поцелуи на щеках и лбу. Сердце Айну билось так ровно, что Трандуил, почти дремавший на его плече, чувствовал себя как никогда умиротворенным. И, пожалуй, по-настоящему счастливым. Тор всегда больше делал, чем говорил: не спрашивал, не ставил в известность, злил и порой неимоверно раздражал привыкшего держать все под контролем короля эльфов, но при этом умудрялся совершить то, что само собой рассеивало всю злость. Со временем Трандуил научился доверять ему и почти до конца поверил в то, что Айну может разделить с ним вечность. Пожалуй, именно эти вера и доверие и помогали ему сохранять спокойствие в той совершенно абсурдной ситуации, в которой он очутился.***
- Ты выглядишь спокойным. Трандуил лишь на миг поднял глаза от книги, чтобы взглянуть на вошедшего. Один навещал его порой, рассказывая о том, что происходило в Средиземье и в других мирах Вселенной. Трандуил почти всегда хранил гордое молчание, не испытывая к старику ни ненависти, ни каких-либо других чувств – отрицательных или положительных. Может, лишь толику жалости, ибо Один выглядел больным и смертельно уставшим, и Трандуил отчасти понимал мотивы его поступков. То, что перед ним отец Тора, Трандуил понял во время откровения, которое услышал, придя в сознание. - Ты Эру! – сказал он, когда увидел мужчину вновь. - Я – Один, - ответил отец Тора. – Здесь меня называют так. Потом он поведал о смерти царицы Фригг – матери Тора, о том, как правит Леголас его королевством. Трандуил узнал, что в Асгарде время идет медленнее, и день здесь равен трем в Арде. А значит, по привычному ему времяисчислению он отсутствовал дома уже несколько месяцев. В особо задевавшие его моменты он отворачивался к окну, скрывая за гордым жестом нежелания общения обиду и разрастающееся внутри отчаяние. Со временем он успокоился и смирился, сосредоточив свое внимание на древних фолиантах, которые приносили ему в избытке. Выделенные ему покои, состоящие из нескольких больших и роскошных комнат, выходили в парк, и если бы не окутывавшая его магия, Трандуил проводил бы там все время. - Я спокоен потому, что мне незачем торопиться. И волноваться, - не спеша ответил он, перевернув страницу. - Не ты ли говорил мне, что в Средиземье прошел уже не один месяц, мой сын успешно правит королевством, а Тор разыскивает меня по всей Эа? Месяцем меньше, больше – какая разница? Я бессмертен. - Ты осуждаешь меня, король, - понимающе покачал головой Один. Трандуил закрыл книгу и положил ее на стол с преувеличенной осторожностью. - Твои помыслы не являются для меня загадкой, царь, - ответил он, подняв глаза. - Ты ничего не знаешь! – внезапно вспылил тот, отчего Трандуил, не привыкший, чтобы на него повышали голос, напряженно выпрямился и сжал ладони. Пожалев о своей вспышке, Один постарался взять себя в руки, но по тому, как нервно он расхаживал из стороны в сторону, было видно, что самообладание дается ему непросто. Он все же справился с эмоциями и добавил, уже спокойно, с горечью: – И не понимаешь. Мой сын… Мой первенец, который должен был взойти после меня на трон, от него отказался. И во многом его решение объяснимо, и Локи, пожалуй, действительно лучший правитель, чем Тор мог стать когда-нибудь, но… - Ты желаешь, чтобы он жил в Асгарде, нашел себе пару, соответствующую происхождению, и произвел на свет наследников, - холодно закончил Трандуил. - Да, я желаю именно этого, - согласился Один. – Особенно сейчас, когда Фригг... покинула нас. Ты никогда не сможешь этого понять… Трандуил неожиданно встал и, подойдя к окну, обнял себя руками. Один, впервые видевший эльфа столь резким, удивленно смотрел ему в спину. - Мой единственный сын, Леголас, любил человека, - заговорил Трандуил глухим голосом. – Мужчину. Он так боялся его смерти, что еще при его жизни принял решение навсегда покинуть Средиземье, уйдя в страну Валар. Это сулило нам вечное расставание... - Ты не остановил его? - Многие годы я отказывался идти с ним на контакт, лелея напрасную обиду. Только Тор не позволил мне полностью уйти в себя, закрывшись от мира. И Локи, который однажды обвинил меня в эгоистичности. – Трандуил говорил медленно, чеканя каждое слово. - Локи? В эгоистичности? – усмехнулся Один. - Да-а, так и было. – Трандуил обернулся и встретился с Одином взглядом. - Ибо жалея себя, я не думал о других – о сыне, для которого мука от расставания со мной вставала на одну чашу с болью от потери любимого человека. И о Торе, который многие десятилетия вынужден был терпеть мою депрессию. Я отпустил сына, и как бы больно мне ни было, я знал, что там ему лучше. - Сейчас мне кажется, что мои дети давно превзошли меня в мудрости, - устало отозвался Один. Трандуил решил не отвечать и снова опустился в кресло, чувствуя себя с Одином на равных. Они оба были правителями, ведомыми одними помыслами и мотивами, и Трандуил не считал нужным перед ним раболепствовать. Да и не стал бы. Он никогда не опустился бы до того, чтобы кого-то в чем-то убеждать и, тем более, просить, мог лишь попытаться призвать к голосу разума. Однако боль от потери супруги, видимо, столь затмила разум Эру, что он не хотел ни к чему прислушиваться. - Но я все же попытаюсь вернуть Тора, - сказал он, и Трандуил отвернулся, преувеличенно спокойно взял в руки книгу и открыл ее, показывая тем самым, что разговор продолжать не желает. – У тебя не было выбора, кроме как отступить, а у меня есть. Поверь, вам обоим будет лучше. Один развернулся и покинул покои, а Трандуил, которому больше не перед кем было хранить самообладание, отбросил книгу и вскочил на ноги. Пометавшись несколько минут по комнатам, он вышел наружу. Внизу раскинулся парк, напомнив ему о лесах Средиземья. Трандуил спустился вниз и почти ступил в манящую прохладу деревьев, но вовремя остановился, напрягшись. Парк звал, манил, тянул. Солнце, пробивавшееся сквозь листву, весело играло на сочной зелени травы. В первый раз он просто ворвался туда, вдыхая свежий, живительный запах листвы. А в следующий момент услышал соловьиное пение, которое ни разу не слышал нигде, кроме лесов Оссирианда. Стоило ему подумать о месте своего рождения и воссоздать в памяти его образ, как незнакомый дотоле парк обратился в лес, в котором он провел многие запомнившиеся на века мгновения. "Как в тот раз..." - подумал он и снова ощутил себя юным, счастливым и влюбленным. А потом со стороны раздался смеющийся звонкий голос, заставивший его вздрогнуть. - Где ты, анаринья? Я все равно найду тебя. Соловей приведет меня к тебе. Трандуил попятился и чуть не упал, наступив на свое длинное одеяние. А потом бросился назад, с трудом разбирая дорогу. Голос, который когда-то внушал трепет, теперь наполнил ужасом. До тех пор, пока он не оказался на свободном от деревьев пространстве, ему казалось, что он сходит с ума. Парк был окутан магией. Любая мысль, приходившая там в голову, тут же находила отражение в реальности. А так как деревья обязательно напоминали ему о прошлом, не трудно было догадаться, что его там ожидало. Стараясь держаться на достаточном расстоянии от деревьев, Трандуил направился в обход. Там, за деревьями, открывался вид на весь Асгард - Трандуил узнал об этом в первый же день, когда решил обследовать доступную ему территорию. Подойдя к краю, он присел на парапет и направил взор вдаль. Взгляду открылись монументальные золотые строения Асгарда, сады, памятники, арки, аляповатые и необычные для взора эльфа. Небо было ясным и синим, но почему-то казалось Трандуилу неестественным. Он перевел взгляд вниз и нахмурился - было слишком высоко, чтобы спрыгнуть, и земная твердь внизу отсутствовала. Казалось, дворец, в котором находились его покои с прилегающим парком, парил в воздухе. Один на славу позаботился о своем пленнике - не было ни единой возможности выбраться. Даже дверь из его покоев, откуда появлялись слуги, была для него барьером. Стоило ему переступить порог, как он попадал в свою же переднюю, будто и не делал попытки из нее выйти. Да и чего он ждал? Наивно было полагать, что Один, вознамерившийся разлучить его с Тором, позволит ему пройти без дозволения. Поэтому Трандуил, когда его навещал бывший царь, гордо отмалчивался, скрывал за мнимым безразличием злость на собственное бессилие и старался не выдать ни словом, ни действием, что пытался выбраться, но потерпел неудачу. Один, конечно, мог знать и так. Но он не знал, потому что Хеймдалль, сочувствующий Тору, ничего не передавал Одину и с грустью наблюдал за эльфом, запертым в магической ловушке.