От самого января

Некоторые люди представляют себе лето намного лучше, чем оно оказывается на самом деле. Некоторые люди, к тому же, строят на лето не всегда выполнимые планы, совсем забывая включить в план пункт «не умереть (по обстоятельствам)». Некоторые люди едут отдыхать на юг. Некоторые люди — на север. Некоторые люди остаются дома, потому что так захотели. Некоторые — не имея другого выбора. Некоторые люди рады внезапно обрушившейся жаре, в то время как некоторые свисают из окон (хотя окна, по правде говоря, лучше вообще не открывать). Некоторые люди сидят летом дома и отдыхают. Некоторые люди целыми днями работают и постепенно вычёркивают из плана на лето «не умереть (по обстоятельствам)». Некоторые люди проводят лето на открытом воздухе. Некоторые — предпочитают этот воздух не вдыхать. Некоторые люди увольняются, потому что устали так жить. Некоторые люди — потому что иного выхода не наблюдается. А некоторые люди упорно продолжают ходить на работу. Их не всегда там ждут, но они совсем не расстраиваются. Летом в метро огромное количество людей, словно в муравейнике. Они могут вываливаться из вагонов, а могут прилично размещаться по периметру внутреннего помещения, занимая при этом все свободные места. Провести выходной день под землёй или в бесплатном автобусе, бесцельно проезжая остановку за остановкой — не такая плохая идея. Такой выходной успокаивает. В общественном транспорте всё спокойнее, стоит забиться в угол, прижимая мокрый от пота рюкзак, и всё приятнее, стоит вспомнить, как греет солнце на улице. Преимущество метро в жаркую погоду — солнце никак не может нагреть крышу. Поручни холодные, и, если повезёт, поездку можно провести сидя. Если повезёт. Метро Торонто — не то же самое, что метро, к примеру, Нью-Йорка или Москвы. Метро Нью-Йорка — хитро замаскированный план по захвату мира, начиная с Мексики; метро Москвы — чертежи разработки биологического оружия, огромного осьминога-мутанта; метро Торонто — несколько изогнутых палок, перетянутых скотчем. Они всё ещё поздно возвращаются с работы. Для обоих — чертовски, до неприличия длинный день с наглыми клиентами и плевком в чужую еду. Они, конечно, думают о том, что нельзя работать с едой, если можешь плюнуть в неё, но обоим после этого приходит мысль, что быть засранцем — ещё хуже, так что один раз, конечно, считается, но едва ли земля уйдёт из-под ног, чтобы они оказались в аду. Бен плюёт. Закрывает коробку и звонит в взвизгивающий дверной звонок, а Аарон берёт тарелку и подаёт её с ничего не выражающим, как и большую часть времени, лицом. Бен иногда говорит ему, что его мимика только обогащается, когда он спит. Вагон наполовину пуст. Или наполовину полон. Или вполне может застрять посреди туннеля, если и дальше приводить нелепые альтернативы. Ближе к ночи, особенно летом, хватает любителей путешествовать по городу в свете ночных фонарей, но ещё больше любителей путешествовать к себе домой. Нельзя не сказать, что они считают такие путешествия самыми увлекательными. Аарон сидит на крайнем месте, возле выхода, откинувшись на прохладную спинку, и смотрит на стоящего над ним Бена. Тот держит поручень с мыслью, что если не будет его держать, то его занесёт в сторону или бросит прямо на Аарона, и в любом случае он упадёт и уснёт. Бен свободной рукой хлопает себя по щекам. Ни капли не помогает. Не спать третьи сутки — отвратительная идея, и он готов признать своё поражение. В целом, не спать и работать одновременно — ужасно, и Бен не посоветовал бы этого никому. Так что сегодня Бен купил снотворного с твёрдым намерением побороть бессонницу и забыть о духоте в квартире. Разного рода мысли отвлекают его. Он быстрым взглядом окидывает весь вагон, замечая уже четырёх мирно спящих людей, которые, он надеется, не проспят свою остановку, и думает о том, что ему слишком уж сильно хочется поцеловать Аарона. Не так сложно: наклоняйся и целуй, раз он сидит совсем близко, однако вокруг люди. Конечно, люди — не повод, чтобы чего-то не делать, к тому же, таких безобидных, обыденных, милых, да и вообще делающих счастливым вещей, но Бену не слишком хочется думать о людях вокруг. Вместо этого он стоит и глупо пялится (благо, имеет на это полное право) на Аарона, что глупо пялится в ответ. Доходит до абсурда. Причём до того абсурда, когда терпеть дальше нет никаких сил. Аарон сам наклоняет его к себе и сам целует, прикрыв глаза, чтобы случайно не словить чей-то раздражённый и оскорблённый взгляд. Иногда и на него накатывает. Король импровизированных приставаний, конечно же, всё ещё Бен, но это нисколько не умаляет права Аарона на внезапный поцелуй. Ну, как внезапный... На весьма ожидаемый, но не ожидаемый от него. Хотя Аарон — не совсем тот человек, который начнёт что-то первым. Не стоит обращаться к нему за инициацией. Он будет целовать Бена, в метро, при всех, поздним вечером до того момента, пока сам Бен не решит, что пока бы прекратить. Бен решает нескоро. А в гараже холодно и одиноко. Иэн зажигает для всех свет выключателем в коридоре, и Джон может увидеть, куда положить гитару. Даже Аарон вынужден самостоятельно собирать свою барабанную установку, которую до этого Иэн разобрал перед гаражной распродажей, потому что хлама в их доме скопилось многовато; хотя лично Иэн сомневался, что сможет самостоятельно собрать установку обратно. Ему и не приходится. Аарон всё нарезает круги вокруг, носится со своими и явно чужими проводами, и до самого конца остаётся непонятно, чем именно он занят. Было похоже, что через пятнадцать минут они начнут записывать альбом в настоящей студии, а ничего толком не готово. Потом это уже никого не волнует. Бену хочется лишь присесть на самый край барабанов, вытянуть ноги и ничего не делать до самого конца. Его не волнует, будет ли Аарон играть, и не волнует, должен ли он петь. Пока у Джона очередные проблемы с его бас-гитарой (такое случается поразительно часто), Бен так и сидит на краю барабанной установки, надеясь, что ничего не опрокинет. Иногда это бывает. Аарон садится на своё место, подбрасывая в руках палочки. Бен всем сердцем верит, что он сменил их, и не раз. Аарон отбивает простенький ритм, понимая, что уже успел отвыкнуть; впрочем, очень быстро приходит в себя. Тем не менее, он лишь продолжает привычно барабанить, когда Бен перегибается к нему через все барабаны. Джон и Иэн, в общем-то, уже привыкли. Даже не видят смысла обращать внимания. Всё происходящее им, конечно же, ни к чему. Джон продолжает настраивать свою гитару, а Иэн на пробу играет пару мелодий — тех мелодий, к которым ещё не успели написать слова, но которые, как ему вполне справедливо кажется, весьма хороши. Бен отвлекается на них. Все всегда отвлекаются на них. Это не может не нравиться тому, кто их сочинил. — Эй, а что если... — Вдруг поднимается Бен и не без усилий поднимает клинящую гаражную дверь. Всех обдаёт жаром, и возня с проводами начинается, считай, заново. И происходящее не может не привлечь внимания прохожих. Они останавливаются, идущие по своим делам, посреди улицы, переходят или не переходят дорогу, подходят к гаражу, кто-то спрашивает, что тут происходит, и многие остаются. Родители Иэна тоже выходят на улицу, услышав через старые колонки мотивы, которые постоянно наигрывает их сын. Любопытство превыше всего. Лето — отличное время для концертов на открытом воздухе. Ещё лучше — импровизированные концерты на открытом воздухе. А ещё людям нравятся бесплатные концерты. Или те, на которые их привезли (иногда силой) друзья. К вечеру на душе спокойно, как никогда. Бен рывками выливает бутылку воды, которую вынес Иэн, на Аарона, и все лишь смеются с его мокрого вида в жаркую погоду. Но громче всех смеётся сам Бен. Ещё полбутылки он выливает на себя.