От самого января

В целом, Аарон не понимает многих вещей. Например, он не понимает, куда столь стремительно летит время, забирая с собой целые месяцы и оставляя лишь то, что ты успел ухватить. И когда ты смотришь вслед вновь ускользнувшему времени, то понимаешь, что в очередной раз выторговал у этого бродячего торговца гораздо меньше, чем хотел. «Возможно, — думаешь ты, — бартер — просто не моё». А время в обмен забирает твою жизнь. И лишь усмехается, когда с разинутым ртом смотришь вслед, потому что песок в персональных часах продолжает сыпаться. Аарон не понимает, почему март наступил так быстро. Незаметно для него тает снег, и когда он всё же обращает внимание, то застаёт одну слякоть. «В апреле уже ничего не будет», — вспоминает и продолжает отчего-то уныло брести на работу, пытаясь выловить в городском пейзаже хоть один кусочек, где снег не превратился в кашу. Ко всему прочему, он не слишком понимает, почему продолжает просыпаться на диване вместе с Беном; почему, когда нужно проснуться пораньше, он просто лежит несколько минут, отключив будильник, без желания вновь заснуть; почему каждую ночь кладёт телефон настолько далеко, что его нельзя выключить, лёжа под одеялом; почему Бен, отчаянно пытаясь не просыпаться, ворчит на него, что сегодня воскресенье и всех соседей, просящих отсыпать сахар в девять утра, следует послать в место общеизвестное; почему после этого он продолжает почти спокойно лежать, игнорируя все звонки в дверь; почему, когда всё затихает, он, приобнимая, целует Бена в нос. Он не понимает, как у них получается жить дальше. Вне его понимания остаётся та грань и тот выключатель, который одновременно срабатывает, останавливая сложный механизм их отношений. Они не говорят об этом, но прекрасно знают, что нечто подобное определённо есть. Аарону кажется, что хотя бы раз, но поговорить стоит, потому что информации, которой располагает он, очевидно недостаточно. Возможно, Бен знает что-то ещё; хоть что-то, что способно пролить свет. Тем не менее, Аарон не понимает, как получается, что они, даже не переглядываясь, ведут себя, словно всё в порядке; словно всё всегда было в порядке. Не понимает, как может спокойно общаться за ужином после работы и в выходные, когда они всё ещё репетируют у Иэна, переписывают старые песни и переигрывают старые мелодии. У них не всё получается, и Иэн вынужден снова и снова переделывать музыку. Не понимает, как хватает наглости даже перед Джоном разыгрывать лучших друзей (или как получается оставаться всего лишь лучшими друзьями), делая из Гэлланта настоящего идиота, ко всему прочему — слепого и глухого. Не понимает, как может верить в то, что они — лучшие друзья, и то, что происходит — вполне может происходить у лучших друзей, только не все могут себе это позволить. Аарон никак не может взять в толк, что вообще происходит во всей его жизни. И иногда кажется, что даже брат, который звонит, чтобы узнать, как дела, разбирается в его жизни лучше. По крайней мере, задаёт очень интересные вопросы. А ещё Аарон не понимает, кто такой — Бен Ковалевич. Словно иногда перед ним — совершенно другой человек; не тот, кого он знает долгие годы, а просто какой-то паренёк в баре, который решил к нему подкатить. Бен много говорит, и Аарон, слушая его, не понимает, почему он никак не может сказать что-то дельное. Не понимает, чего хочет услышать. Не понимает, что Бен вряд ли, заметив стеклянный взгляд, скажет: «Мы вообще-то встречаемся, помнишь?» — а в ответ закивает головой, и всё прояснится. Не понимает, что уже давно мог бы спросить сам; что иногда всё, что нужно — просто честно поговорить. Аарон не понимает, зачем так настойчиво пытается вернуть всё, что было раньше. Аарон не понимает, зачем обманывает себя. Чёрт возьми, конечно же он всё понимает.