Чудеса, да и только!

Как странно… Что это за место? Здесь так темно… И так холодно… Пустота кругом… Нет ни звуков, ни запахов… Где я?... - Годжо! Голос! Такой далекий, такой знакомый… Такой… светлый… - Годжо! Очнись, чертов придурошный каппа! Отчаяние. Так не привычно слышать в этом голосе отчаяние. И боль. - Да очнись ты! Больно… Дышать тяжело… Но чьи-то пальцы гладят по лицу. Не дают провалиться в спасительную тьму… - Чертов идиот, не смей меня кинуть! Я тебя не отпускал, слышишь?! Слышу. Чувствую. Удивлен. Нет, действительно. Неужели Санзо-сама в кои-то веки решил сказать правду? - Очнись! А вот и не очнусь! Специально не очнусь, пока Санзо не скажет все до конца! - Не надейся, придурочный каппа, что я тебе в любви признаваться буду! А ведь надеялся… И в самом деле, не маленький ведь… - Пока не очнешься, точно не буду! О! А вот это уже интересно! Ради такого можно и очнуться… - Санзо… - ханьё осторожно приоткрыл глаза. Плечо немилосердно ныло и онемело. Поморщившись, Годжо выжидательно покосился на монаха: - Ну? - Что «ну»? – хмуро глядя на него, спросил тот. - И где признания в любви? - Ааа… Признания в любви… Сейчас будут тебе признания, тупой красноглазый таракан! – нехорошо улыбнулся Санзо и врезал ханьё по голове веером. От всей любви, очевидно. - Итаай! Пучеглазый поп, ты что творишь?! – Годжо схватился за голову здоровой рукой. - Заткнись и не дергайся! – огрызнулся Санзо. Потом чуть подрагивающей рукой приподнял за подбородок лицо полукровки. Заглянул в обиженные вишневые глаза, чуть усмехнулся и, наклонившись, поцеловал в губы. - Не смей больше так делать, идиотский каппа, - шепнул он, положив голову на плечо Годжо. Тот обнял его одной рукой за плечи и прижал к себе. - Эй, Сан-чан, я не умру так просто! – глядя на звездное небо над головой, улыбнулся ханьё. - А раненным все-таки лучше быть мне, потому что на мне заживет все как… как на таракане… - Чуть поморщившись, он продолжил: - А раненый Санзо – это персональный апокалипсис нам троим как минимум на неделю… - Идиот… - фыркнул Санзо, поднимая голову. – Я никогда не валялся с ранами неделю! И я уж точно не слабее тебя! - Конечно-конечно, Санзо-сама, кто ж спорит? – разулыбался Годжо. – К тому же, говоря по правде, не совсем Санзо-сама и человек. Бодхисатва тогда не плохо моей кровушки вам перелила! И… Кстати, Санзо, а это случаем тогда не твой первый поцелуй был? – сделав встревоженное лицо, поинтересовался каппа. - Замолкни! – Санзо не сильно дернул любовника за красную прядку. - Сан-чан, ты такой грубый! Я и так раненный, а ты еще… - укоризненно покачал головой ханьё, лукаво поглядывая на монаха. Тот, хмыкнув, поднялся на ноги. - Вставай, я вспомнил, куда нам идти. - Ооо, склероз отступил наконец! – обрадовался Годжо, поднимаясь. – Можно вас поздравить, Санзо-сама – вы еще не такой маразматик как я думал! - Заглохни. - Кстати, а что стало с Принцессой? - Матен Кьёмон. - Ооо, это сразу все объясняет! Вы бываете таким разговорчивым… - разочарованно протянул Годжо. Санзо только пожал плечами. Есть вещи, о которых ханьё знать не нужно. Персональный кошмар, когда за тебя умирают дорогие, любимые люди – из их числа. Может, когда-нибудь потом он и расскажет ему все. А может, нет. Но теперь справиться с этим будет легче. Санзо прислушался к недовольно бубнившему что-то о замерзших ногах Годжо, и усмехнулся. Наверняка легче.