Игра в шишки

*********** Он надел Его, и мир вокруг рассыпался миллионом осколков, чтобы тут же собраться вновь – уже обновленным. Исилдур словно на мгновение оглох и ослеп, но следом за обрушившейся на него темнотой пришло новое зрение и новый слух. Он исчез, растворившись в сумрачном полусвете зала, но вместе с тем сам стал сумраком. Невесомым, всепроникающим. Исилдур слышал голоса, доносящиеся со всех сторон, но звуки искажались, ломались, становясь неузнаваемыми. И за ними, как за плотной занавесью, он слышал нечто иное – потаенные мысли, сплетавшиеся в причудливый узор. Биения сердец – все в разном ритме. Шепот дыхания самой земли. Король больше не был только собой – он стал каждым из тех, к кому прислушивался, он примешивался к течению крови в их жилах, к воздуху, подымавшему грудь, к окружавшим их теням. Он слышал звонкий детский смех и тяжелые вздохи старости, и мог собрать их все, сплести в единую мелодию жизни – он был выше нее, сильнее самой смерти, тоньше сумерек, светлее ока Солнца и могущественней самой песни бытия. Исилдур был всем. Он взором своим мог проникнуть за тысячу лиг – туда, где в Золотом лесу прекрасная и печальная владычица кончиками пальцев тревожила спокойные волны реки – он был прохладой, омывавшей прозрачный камень в перстне на ее руке, он слышал ее песнь и чувствовал, что сердце ее наполнено скорбью и одиночеством. Король мчался дальше – туда, где в благословенном краю в светлых залах Последнего Приюта звучал звонкий смех и музыка. Он ощущал, как сильные руки заключают в объятия тонкий стан сребровласой девы. Он видел, как пальцы, на одном из которых был камень, повелевающий ветрами, пробегают по гладкой коже, и дева смеется, и смех ее распадается тысячей хрустальных брызг. Ветер нес Исилдура дальше – туда, где на морском берегу средь соленых скал теплился самый родной, самый знакомый свет. Он слышал скрип тысячи палуб, хлопанье парусов и тягучие песни моряков. Король был там – в каждой соленой капле, в каждом порыве холодного бриза, в переливах песка, в сильных натруженных пальцах и в сиянии алого камня – юдоли огня. Он был всем – и ничем, и боялся снять Кольцо, боялся остаться в этом сумрачном мире навеки. Тишину полутемного зала нарушил глухой шум быстрых шагов. Скрипнула дверь. Полоса желтоватого света разрезала сумрак. - Папа? – голосок Валендила был едва слышным, но в нем чувствовался безотчетный страх, ведомый лишь одиноким детям. – Папа, ты здесь? – пауза, и теперь в голосе мальчика зазвучали сдерживаемые слезы,- нет… и тут тебя нет… Дверь закрылась – Исилдур сдернул с пальца Кольцо, и звуки реального мира обрушились на него. Он слышал, как удаляются шаги Валендила, а в голове все еще билось «И тут тебя нет…». Он бережно, едва отдавая себе в этом отчет, вновь повесил Кольцо на цепочку на шее, и лишь после этого поспешил вслед за сыном. **** Чаща принимала его охотно и нежно в прохладные объятия предрассветных сумерек. В эти минуты Трандуил был не просто лесным королем, он сам становился лесом. Он чувствовал каждую ветвь, каждый трепещущий лист так, словно он был частью его собственного тела. Он дышал росистой свежестью, становился журчанием чистых ручьев. Взлетал ввысь стаей испуганных птиц и опускался на землю тенью тяжелых еловых лап. - Закрой глаза,- шепот Трандуила был не громче ударов зеленых капель о бархатную поверхность мха,- впусти его в себя, и он тебя примет. - Мне страшно,- тоненький голосок был таким жалостным, таким потерянным. Маленькие пальцы сильнее вцепились в полу плаща. - Я с тобой,- теплая ладонь короля погладила светлую макушку, едва доходившую ему до бедра. Мальчик под этим нежным касанием явно расслабился, чуть склонил голову, подставляясь, как ласковый зверек. – Ничего не бойся. Принц разжал похолодевшие пальцы. Один шажок – за ним еще один. Ноги не утопали в белесом мху, но мальчик шел так, словно боялся провалиться в него. Он обернулся, отойдя немного дальше, и Трандуил улыбнулся ему ободряюще. Леголас решительно сдвинул брови. За новым шагом – еще один, смелее, уверенней, и вот он уже побежал, едва касаясь ногами земли. Все стремительней, не оглядываясь, огибая темные стволы. Трандуил улыбался, глядя ему вслед. В Леголасе не было крови синдар – он был истинным сыном леса, и, кажется, лес признал его, принял в свои объятия, чтобы теперь раскрыть все свои тайны. Леголас был маленьким листом среди величавых зеленых крон, и Трандуил знал – пройдет совсем немного времени, и Ласгален полюбит его больше, чем своего нынешнего короля, и тогда у Зеленолесья будет новый правитель. Тот, кто станет душою леса, его истинным хозяином. Трандуил любил Ласгален, чувствовал связь с ним, но под этими кронами сердце его не знало покоя. Он мог слышать музыку чащи, видеть глазами диких зверей и песней зачаровывать речные потоки. Но по-настоящему сродниться с Зеленолесьем мог лишь Леголас – он был сыном леса в куда большей степени, чем сыном Трандуила. Мальчик, меж тем, погнался за серой проворной белкой – она взлетела по стволу дерева, и Леголас, ловкий, как дикий зверек, понесся следом, легко перепрыгивая с ветки на ветку. Трандуил же, оправив на плече верный лук, прикрыл глаза и позволил шуму леса снова проникнуть в себя и открыть в нем иное зрение. Как прозрачные нити паутины, потянулись во все стороны тонкие струны его чувств. Вот молодой олень пронесся по звериной тропе – легко перемахнул через чистый ручей и скрылся в зарослях можжевельника. Вот, ворочаясь и ворча, из-под поваленного дерева вылез исхудалый после зимней спячки медведь. Вот стая черных дроздов поднялась над синим ельником в чистое небо. Трандуил искал – лес сам вел его туда, где ждал тот единственный зверь, которого можно было сегодня лишить жизни. Дар леса, необходимая жертва ради самого продолжения жизни. Король почувствовал его. Матерый пегий кабан вышел из-за густых колючих кустов. Совсем близко – темная тень на полупрозрачном полотне лесной жизни. Трандуил двинулся вперед над тропой, замер за толстым стволом, слушая, наблюдая за тем, как кабан топчется по влажной земле. Он слышал мерные спокойные удары сердца – зверь не подозревал об опасности. Трандуил вложил стрелу на тетиву. Выстрелил, не целясь. Холодную тишину прорезал короткий визг – и все было кончено. - Ты убил его…- тоненький голос прямо за спиной. Крохотная темная белка доверчиво устроилась на плече у Леголаса, сам же принц смотрел на отца широко распахнутыми голубыми глазами. - Да, мой мальчик,- кивнул Трандуил,- мы – эльфы Ласгалена, живем в мире с лесом, и он позволяет нам забирать жизни своих детищ. Но никогда не убивай, если не уверен, что имеешь на это право. И не забудь благодарить лес за его дары. Маленький принц пересек поляну в несколько быстрых шагов. Присел на корточки у поверженного кабана. Не обращая внимания на оросившую траву горячую кровь, от которой поднимался белесый пар, и на торчащую из бока зверя стрелу, Леголас аккуратно погладил ладошкой шершавую морду. - Прости, что тебя убили,- прошептал он грустно, но тут же вскочил и с беззаботной улыбкой повернулся к отцу,- научи меня так же стрелять,- потребовал мальчик. Трандуил покачал головой – эта юная душа, такая родная лесу, слишком легко принимала смерть. *** Элронд поднялся на смотровую площадку самой высокой башни. Утренняя роса лежала на сером камне, вытесанном мастерами-нолдор. Эту башню строили быстро - но вот уже тысячи лет она стояла, охраняя тех, кто нашел убежище в Последнем приюте. Отсюда князь эльфов и людей Имладриса мог видеть далеко во все стороны света. На западе его взор различал чуть скругленные пики Синих Гор, на востоке, гораздо ближе, высились громады Туманных Гор, воздвигнутых, говорят, в незапамятные эпохи для того, чтобы удержать Моргота от прихода на запад. Или воздвигнутые Морготом, для того, чтобы удержать эльфов на востоке? Заботы тех времен были уже не важны. Та забота, что мучила владыку Имладриса сегодня, пришла с юга. Ночью, когда свет Луны озарял долину, встретившую воинов, вернувшихся домой, когда серебряные волосы любимой были для него ярче лунного света, когда все мысли и тревоги ушли, наконец, далеко-далеко, пропали в сияющем радостном вихре, растворились в потоке счастья, уносящего их с Келебриан, вновь бывших одним целым, он снова почувствовал это. Как темный ветер, как взгляд в пропасть, как крик, готовый сорваться и не сорвавшийся. Но к чему слова? Элронд знал, что он почувствовал ночью, у себя дома, в объятиях той, которую любил. Воля Саурона вновь была в этом мире. Она, на секунду коснувшись его, отлетела прочь, но Элронд узнал ее безошибочно. - Что мне делать? - прошептал он, сжимая кулаки. - Что мне делать, о Силы, что делать? Мягкий шелест шагов за спиной был не громче ударов первых капель дождя по крышам. Они застыли в небольшом отдалении, но холодный утренний воздух наполнил сладкий аромат серебристого жасмина. - Ты проснулся так рано и сразу покинул меня,- в тихом голосе слышался игривый упрек. - Здравствуй, Тилли, - проговорил Элронд мягко и посмотрел на Келебриан чуть смущенно. Она была так прекрасна, так волнующе хрупка в сером свете раннего утра. - Я не спал в эту ночь. Она чуть зарделась, словно отблеск рассветного солнца пал на ее лицо. - Я знаю, единственный,- проговорила Келебриан и подошла на полшага ближе, но тут же замерла и нахмурилась, словно поняв, что имел он в виду вовсе не то, что ей сперва показалось,- тебя что-то тревожит? - спросила княгиня мягко,- дурные сны? Тени прошлого? - О, хотел бы я, чтобы то были лишь тени! - Воскликнул Элронд, не в силах утаить тревогу от любимой. Может ли он сказать ей о том, что тревожит его? Но как не сказать? Как скрывать дурные вести от той, в ком смысл и свет его жизни? - С тех пор, как я вернулся в Имладрис, я ношу это кольцо, доставленное сюда нашими воинами, - проговорил Элронд. - Это Вилья, Кольцо Воздуха, - он вытянул руку и сапфир на золотом кольце радостно просиял, словно довольный тем, что может покрасоваться. - Гил-Гэлад передал мне его перед битвой. Тогда я надел его впервые и тогда я почувствовал волю Саурона, который видел меня из своей башни. Я почувствовал ее так, как ты чувствуешь тучу, скрывающую солнце. Саурон пал, и я решил не снимать кольца, чтобы знать, если он вдруг вернется. Я ничего не чувствовал, Тилли, ничего, лишь небо и ветер! Лишь мир, каким задумали его Вечные Силы. И вот сегодня ночью я вновь ощутил это. Тьма видела нас, Келебриан, она взглянула на нас и отступила, но в сердце моем тревога. Едва заметно дрогнули светлые ресницы, взгляд серых глаз скользнул по сапфиру в кольце и вновь остановился на лице Элронда. - Но как это возможно? - спросила Келебриан тихо,- ведь Саурон был повержен? - Саурон был повержен, но как, Келебриан? Этого я не знаю. Знаю лишь одно, Исилдур взял себе Кольцо Всевластья. Ты помнишь, что Келебримбор говорил Гил-Гэладу об этом кольце? "Чтобы всех отыскать, воедино собрать и единой черною волей сковать" - вот для чего враг выковал кольцо. Вот чем он скрепил связь между кольцами, и вот почему Гил-Гэлад не смел носить Вилью, пока враг скрывался в Мордоре. Нынче кольцо у Исилдура, любимая, и я не знаю, что думать. Слишком быстро черная воля явилась вновь. Он редко называл ее полным именем, и это был знак того, как сильно он встревожен. Келебриан подошла к супругу вплотную и сжала его ладонь в своей - ту, на которой не было кольца. - Ты думаешь, у Исилдура не хватит сил совладать с ним? - спросила она, глядя Элронду в глаза,- он ведь победил Саурона. Победить его творение он не сможет, ты думаешь? - Тилли, прости, что я пугаю тебя, - проговорил вдруг Элронд, нежно обнимая супругу. - Сейчас не время волноваться. Ведь нас с тобой ждет такое событие. - Посмотри - он сделал широкий жест рукой, - долина Имладриса ждет явления на свет наших сыновей, ты чувствуешь? Враг повержен, и тьма, я верю, уйдет вслед за ним, рано или поздно. Мы победили, любимая! И если нужно будет - мы снова победим. - Меня пугает лишь неизвестность,- ответила она, несмело улыбаясь,- когда ты ушел сражаться с Тьмой, я каждый день с содроганием ждала вестей и страшилась получить их. Но теперь, когда ты вернулся ко мне, я ничего не боюсь. Рассветное солнце окрасило багрянцем снежные пики на востоке, и Келебриан опустила голову на плечо Элронду, застыв в его объятиях. Она молчала мгновение, а потом начала тихо-тихо напевать - то была старая колыбельная, которую еще отец пел ей. И сейчас ее голос пронизывал утреннюю тишину, как лучи солнца пронизывают облака. ****** Она не была здесь много лет - и все же деревья узнавали ее. Листва трепетала чуть заметно, когда владычица Золотого леса, княгиня с золотыми волосами, въезжала в леса на границе Имладриса. С ней был совсем небольшой эскорт, пять десятков воинов и несколько девиц, которых родители отпустили в дальний путь, посмотреть на далекие края. Не так часто нисси Лориэна путешествуют - юные девы, бывшие с ней, никогда не покидали родных лесов. И вот теперь они весело распевали, ожидая встречи с новым и неизведанным, а Галадриэль ехала молча. Ей предстояла встреча с дочерью, которая хотела поделиться радостью. Но как испытывать радость, когда сердце твое словно вынули из груди и похоронили под сенью королевских меллорнов? И кольцо на пальце, кольцо, дающее слишком много власти. Что скажет она Келебриан? И что скажет она Элронду, сыну Эарендиля, хранителю Вильи? Ее встретили владыки Имладриса, выехавшие вперед вместе с небольшим отрядом сопровождающих. Эльфы, следовавшие за Элрондом и Келебриан, пели, смешивая свои голоса с голосами дев Лориэна. Келебриан, ехавшая на белоснежном коне рядом со своим супругом, улыбалась слегка печально - известие о том, что отец не приедет вместе с матерью, явно расстроило ее, но она старалась не подавать вида. Когда две процессии встретились, Элронд спешился, помог супруге, и та быстрым легким шагом подошла к матери и обняла ее за плечи. - Добро пожаловать,- проговорила она. - Здравствуй, Келиэ! Какая ты красивая, - воскликнула Галадриэль, держа дочь за обе руки, словно видела ее впервые, или забыла ее облик, а потом прижала к груди. Келебриан была ростом на полголовы ниже матери, и в ее тонких, изящных чертах, казалось, было куда больше от Келеборна из Дориата, чем от Валинорской Звезды. - Как я счастлива за вас, дети! - проговорила Галадриэль. Они обменялись приветствиями, долгими и вычурными, как это стало принято после падения старых эльфийских королевств. Галадриэль всегда удивлялась, почему так много слов теперь нужно, чтобы сказать "Добрый день", но она следовала моде. Сады Имладриса были благословенным местом для тех, в чьем сердце живет любопытство, и потому спутницы Галадриэли легко нашли себе занятия. Сама же владычица с дочерью и ее супругом на открытой террасе наконец смогли оставить церемонии. Келебриан, сжав руку матери, пытливо заглянула той в глаза. - Почему же отец не приехал? - спросила она с немного печальной настойчивостью,- в письме своем он не сказал ничего определенного, лишь то, что не может покинуть Лотлориэн. Неужто он не захотел повидать меня в столь радостный час? Галадриэль вздохнула. Так долго она готовилась к этому вопросу. Взвешивала все причины, по которым должна сказать правду. И все причины, по которым не может этого сделать. Как сообщить дочери, что ее отец, Келеборн из Дориата, совершил такое, для чего и слов нет подходящих? Предательство? Обман? Измена? Но разве может измениться чувство, живущее в сердце? Чувство, давшее начало новой жизни? Если Келеборн никогда не любил ее, то как могла у них родиться дочь? Дочь, которая сама теперь готова принести в мир детей - сразу двух мальчиков. Так долго готовилась Галадриэль к разговору с Келебриан Серебровласой и все же не придумала ничего лучше, чем проговорить, не поднимая глаз: - Я не могу сказать тебе об этом. У Келеборна Прекрасного есть теперь тайна, которую я вынуждена хранить. Келебриан хотела было что-то спросить, но лишь опустила ресницы. Она выпустила ладонь Галадриэль из рук и отвернулась. - Тайна,- повторила она тихо, видимо, не в силах представить, что тайна может быть у того, чье сердце всегда было открыто для нее, и кого она считала самым близким. Элронд с трудом сдержался, чтобы не обнять Тилли. Он так хотел прижать ее к себе, сказать ей тысячи нежных слов - ведь он знал, что за тайну хранит теперь владычица Золотого леса. Знал - и не мог понять этого. Но следовало хранить молчание. Элронд встретился взглядом с Галадриэль: "Она была дочерью Келеборна и твоей супругой. Теперь лишь ты один - ее звезда и надежда", - Прозвучал в его голове глубокий и печальный голос Галадриэль. "Я знаю это и скорблю вместе с тобой", неслышно ответил Элронд, взвешивая слова. Он никогда не был близок с Галадриэлью - возможно, он никогда и ни с кем не был близок, за исключением Элроса. И, конечно, Тилли. Что здесь сказать? - ты можешь на меня рассчитывать? Я люблю свою жену? Элронд улыбнулся без веселья. Слова - не листья, опадающие на осеннем ветру. Иногда лучше хранить их при себе. - Мы рады, что вы смогли посетить нас в это чудесное время! В Имладрисе царит весна и весна царит в наших сердцах! - проговорил Элронд. - И все же я тревожусь, дети мои, - проговорила Галадриэль. - Кольцо, которое дал мне Келебримбор... Я надевала его тогда, когда Эрегион еще не был разрушен. Я хотела знать, что за оружие выковал Саурон. И я чувствовала его волю, чувствовала его мысли, чувствовала жажду власти и жажду разрушения, ослепляющую нашего врага. Он хотел все подчинить себе и он не мог смириться с тем, что есть те, кто смеют сопротивляться... - Галадриэль закрыла глаза, вспоминая свои чувства тогда. Словно смотришь в огонь и понимаешь, что ты тоже - огонь и сама горишь и сжигаешь все вокруг. И Нэнья, Кольцо Воды, ставшее водой и закипающее от огня... - Я не снимала это кольцо с тех пор, как Келеборн и Гил-Гэлад отправились в битву. И я чувствую, что Единое Кольцо, которое Исилдур взял себе, отравляет его разум. Взор Келиэ метнулся к супругу - она словно что-то вспомнила, и на лице ее отразилась смутная тревога. - Ты ведь тоже чувствовал это, единственный,- прошептала она, протягивая ему руку, будто боялась упасть с края пропасти. Прочитать ее мысли было несложно - она готова была принести в мир не одну новую жизнь, а сразу две, но тот мир, где они были зачаты, казался Келебриан миром, в котором тьма была повержена. И вот теперь все вокруг снова становилось зыбким и сумрачным. - Нужно что-то сделать,- с надеждой проговорила она, глядя на Элронда, не отрываясь - ведь он сражался уже за то, чтобы дети их появились на свет среди любви, покоя и света,- нужно спасти его. Элронд взял руку Келебриан и нежно пожал ее, а потом обнял супругу. "Не волнуйся, Тилли", прошептал он ей на ухо, и, не сдержавшись, поцеловал ее в шею, чуть-чуть касаясь губами сияющей кожи. Затем, отстранившись, Элронд, князь Имладриса, Хранитель Вильи, проговорил: - Саурона нет в Средиземье. Если он не вернется - другие беды нам не страшны. Я отправлю гонцов к Исилдуру, королю Арнора и Гондора. Пусть Исилдур не послушал меня тогда, когда все проблемы можно было решить так просто - все же путь к их решению по прежнему перед ним. Исилдур должен отказаться от кольца, он должен уничтожить его - и вражья воля не потревожит нас больше. - Почему ты думаешь, что он послушает тебя сейчас, когда уже завладел Кольцом и хранил его несколько лун? Для людей - это большой срок...- тихо спросила Тилли, и было видно, что она надеется, что он убедит ее, найдет ответ, который развеет все ее сомнения. - Я не думаю, что он послушает меня, - проговорил Элронд медленно. - Сдается мне, что Исилдур, сын Элендила, никогда никого не слушал. Он слишком верит в свою звезду. Но я надеюсь, что именно теперь, после того, как он почувствовал злую силу кольца, он может решиться расстаться с ним. Иначе у нас только два варианта - ждать, наблюдая, как человек, победивший врага, сам подчинится ему. Или потребовать выдачи кольца. - Потребовать! - воскликнула Галадриэль. - Точно так же мы могли бы потребовать выдачи кольца у самого Саурона. - Тогда укажи мне другие варианты! - проговорил Элронд, с горячностью, удивившей его самого. Их взгляды скрестились, словно клинки. - Других вариантов нет, - согласилась Галадриэль, отводя взгляд. - Понадеемся, что в сердцах людей может скрываться источник силы, не всегда видимый нам, старшим детям Эру. Кто знает, куда приведет Исилдура его судьба? Эарендиль когда-то принес избавление тем, кто уже ни на что не надеялся. Посмотрим, на что способен его потомок. - Посмотрим, - эхом подтвердил Элронд. И все же ни он, ни Галадриэль почти не верили в эту надежду. *** Милый отец! Мое сердце полнится печалью от того, что ты не приехал к нам, чтобы разделить нашу радость. Матушка сказала, что не может назвать мне причину этого, и я не стану настаивать и утомлять тебя расспросами - всякий имеет право на тайну. Я лишь надеюсь, что она не тяготит твою душу - и не помешает тебе все же приехать в Имладрис до рождения моих сыновей. Я шлю тебе свою любовь и пожелания, чтобы звезды светили ясно над твоей головой. Мысли мои с тобой. Твоя Келебриан. Моя дорогая девочка! Твоя мать сказала тебе правду - я не брал с нее слова хранить мою тайну, но могу понять, почему она сама наложила печать на свои уста. Увы, как бы ни ныло мое сердце, я не могу рассказать тебе о причинах моего отсутствия - не сейчас, когда ты так хрупка и впечатлительна. Одно лишь скажу - тайна эта не тяготит мою душу, как ты опасаешься. Напротив, она сулит мне освобождение от горестей и скорое счастье. Но я надеюсь, что смогу все же вскоре обнять тебя. Прошу, пиши мне обо всем, и пусть каждый день твой будет светел.