За границами книги

      — Уволили? — она опустилась на стул. — Как? Отчего? Это не по сюжету.       — Я не живу по вашему сюжету.       Я сел напротив её на край стула.       — Вы пишете историю. Мою историю. Но сам я там не участвую. Я могу видеть происходящее, быть на месте вашего героя во сне, но сам совершаю те поступки, которые хочу.       — Моего героя? — она подняла голову и посмотрела на меня. В её голосе звучала усталость.       — Вашего. Я только вижу его. Последнее, что вы написали — как Уилл вытащил меня из подвала, верно?       Она удивлённо кивнула.       — Я видел это. Точнее мы с Уиллом. Мы попали в ту бурю, но снег… Он был какой-то ненастоящий.       — Мой критик говорил мне, что я описываю недостаточно красочно. Но я не думала, что это так влияет. Что ещё вы видели?       — Я слышал ваш голос, — я улыбнулся. — Вы зачитывали кому-нибудь книгу?       — Нет, только писала… — она перевела взгляд на белое окно. Оно было открыто, из него выглядывала темнота.       — Значит, когда вы пишете. Но только слова автора — у героев свои голоса.       Мы помолчали. Мне было непривычно разговаривать с девушкой, одетой необычно для моей эпохи да к тому же о таких вещах. На вечере я встретил нескольких дам, но их разговоры сводились к одному и тому же. Одна была слишком многословной, вторая закатывала глаза при каждом моём слове и часто-часто моргала, третья неустанно падала в обморок, стоило мне коснуться при разговоре более-менее личных тем.       — Итан? — прервал тишину голос Джесси.       Она, казалось, совсем не смущалась, говорила спокойно, не прикрывая рот рукой и не строя глазки. Мне нравилось, когда она улыбалась. Изредка, уголками губ, но так искренне и так по-доброму. Я посмотрел на неё и кивнул, показывая, что я её слышу.       — Как вы попали сюда?       — Вас это насмешит, — улыбнулся я. — Через книжный шкаф.       Я в подробностях рассказал о таинственном шкафе на заводе. Джесси слушала, не перебивая, а я всё больше задумывался над тем, как мне вернуться обратно.       — Из-за этого вас уволили?       — Нет. Всё из-за того, что я ленюсь, — соврал я.       Она взяла тарелку со стола.       — По моей книге вы довольно усердный, благородн… — она осеклась. — Поможете мне?       — С радостью.       Мы больше часа возились с посудой, разговаривали, много смеялись. Она рассказала мне о многих изменениях за эти два века, а я рассказал, как живу, о Маркесе (хотя рассказывать о нём мне было почти нечего — через слово Джесси повторяла «Да-да, у него такой характер», «Он всегда так поступает», «Таким я его себе и представляла».)       Но время было уже позднее, да и мне задерживаться, смущая своим присутствием девушку, не хотелось.       — Что вы делали, когда я появился?       — Ничего. Тетрадь лежала на столе, она сама раскрылась, а потом…       — Итак, книга лежала на столе, — я взял тетрадь, на которую указала Джесси, положил её на стол и раскрыл. — Она была открыта.       — Может, мне начать писать? — догадалась она. Я закивал.       Она села за стол и, немного подумав, принялась писать. Я подошёл сзади и посмотрел через её плечо.       Аккуратные буквы стали возникать на бумаге. Они появлялись одна за другой, как по волшебству, из мелких закорючек и во время всего процесса написания превращались в слова. Джесси писала удивительным синим пером. Судя по всему, чернила у пера были нескончаемыми — я не заметил ни чернильницы возле руки девушки, ни запасной бумажки, чтобы оттереть кляксы. Она выводила осторожно, точно боясь прикасаться к листу; её рука немного дрожала.       Я с огромным интересом наблюдал, как белый листок зазернился буквами — настолько аккуратными, поставленными на своё место, что даже в написанном виде казался чистым. Она провела рукой возле последней буквы последнего слова, и я заметил, как возле её пальцев на странице что-то позолотилось. В тот же миг белая поверхность приобрела яркий, светло-жёлтый цвет и заискрилась. Я непроизвольно взглянул на свои руки — она также желтели, и меня окутало неприятное чувство — я словно рассыпался, распадался на мелкие кусочки. Но они ведь останутся на страницах.       Джесси обернулась, взглянула на меня. Я прочитал что-то печальное в её широко-открытых глазах.       — Вы ведь ещё вернётесь?       — Вернусь, — я улыбнулся.       Она потупила взгляд, посмотрела на книгу, но, не удержавшись, снова подняла глаза на меня.       Мелкие-мелкие осколки.       — Итан, — услышал я тихий шёпот и ответствовал тихо, молясь, чтобы она услышала:       — Джесси…       У неё очень красивое имя.       Жёлтый вихрь закружил меня, как в необыкновенном танце. Множество мерцающих звёздочек пролетали мимо. Я всегда мечтал летать. Точно птицы в небе, когда алеет заря. Искрящаяся пыль упала мне на ладони. Больше я не видел Джесси. Я возвращался домой.       А вдруг, всё увиденное сон? Этот шкаф, эта девушка со светлыми, спадающими до плеч волосами, яркими глазами и доброй улыбкой, этот полёт… Это ли не волшебство? Если я проснусь дома, в больном состоянии, до той поры сбитый конём. Пожалуй, я буду помнить. Помнить этот сон.       «А ты не верил в чудеса».       Перед глазами всплывали знакомые очертания комнаты. Неожиданно я почувствовал, как не хочу попадать обратно. Меня тянуло остаться в том мире.