Can you see the darkness?

Беллами

-Мистер Блейк, - чувствую сквозь чуткий сон, как кто-то осторожно касается плеча, пытаясь разбудить, - Мистер Блейк, проснитесь. Неохотно открываю глаза, щурясь от яркого света ламп, освещающих палату. Жалюзи на окнах закрыты, так что не могу понять день сейчас или ночь. Да и плевать, в общем-то. Тело болит от неудобной позы, напоминая, где я и что произошло. -Мистер Блейк, ваша сестра… Лечащий врач Октавии – милая женщина, но иногда ее излишняя доброта слишком раздражает. Разминаю шею, переводя взгляд на пустую кровать. До меня не сразу доходит, что Окти там нет. -Где она? - подрываюсь с места, от резкого движения голова начинает кружиться, заставляя упасть обратно в кресло. Тьма перед глазами не секундная, она не пропускает ни единый проблеск света, сгущаясь, приобретая человеческую форму. Я отчетливо вижу детскую руку, тянущуюся ко мне. Рычу, вдавливая глаза ладонями, и пытаюсь хоть как-то прогнать наваждение, вдыхаю, морщусь, острый запах гари повсюду. Он разъедает мозг. -Беллами… Голос миссис Тейлор сочувствующий, ладонь сжимает плечо, поддерживая, а я лишь раздражаюсь, крепко обхватываю женское запястье и слышу тихий писк. Мне совсем не нравятся чужие прикосновения. -Октавия сдает кровь на анализы. Успокойся, пожалуйста. Не извиняюсь. Она нарушает личное пространство, она знает, что я это ненавижу. Дверь палаты открыта настежь, вижу пробегающих мимо счастливых детей в больничной, белой одежде. Кажется, их совсем ничего не беспокоит, лишь искренняя радость, что они все еще живы. -Что произошло ночью? - доктор задает интересующий вопрос, усаживаясь на высокий стул. Она смотрит сверху вниз, выжидая, надеясь, что услышит то, что хочет. -В плане? -Когда мы пришли… -О, доброе утро, большой брат. Октавия плетется к койке, почесывая через ткань бинтов запястья. Знаю, это ее душит, ей хочется сорвать их с себя, почувствовать прохладу, обволакивающую горящую кожу и выдохнуть. Знаю. Но Окти лишь хмурится, выбрасывая что-то в мусорное ведро, и с тяжелым вздохом валится на кровать, укутываясь тонким одеялом. Она хочет спрятаться. Но я уже заметил. Подлетаю к ней, заставляя вздрогнуть и посмотреть на меня. На ее шее розовые отметины в виде тонких пальцев, будто кто-то пытался задушить, вышвырнуть из моей никчемной жизни единственный свет. -Кто это сделал? -Они. -Имя. Скажи мне их имена, Октавия. Но сестра лишь испуганно качает головой, сжимаясь, закрываясь от родного брата на все замки. Раздраженно сжимая руки в кулаки, я боюсь того, что с ней происходит. Не хочу думать о том, что беззащитная, маленькая Оу сходит с ума, видя то, чего не замечают другие. Она тоже боится. -Это длится уже пять лет! Что происходит? Что? Мне надоело находить тебя в крови, при смерти, надоело каждый раз думать, что потеряю еще одного близкого человека. Зачем ты это делаешь, Октавия? Зачем режешь себя? -Это не я, - голос тихий, приглушенный. Ее разум окутан страхом, и этот ужас передается мне. -А кто? Кто, скажи на милость. -Не могу, - Октавия дрожит, пряча голову под одеяло, - Не могу, не могу. Не могу! -Малышка. -Они услышат. Услышат! Услышат, услышат, услышат. Она лежит на боку, прижимая ноги к груди, и повторяет это снова и снова, словно мантру, словно пытается вбить себе в голову это долбаное чувство незащищенности. Будто никто не сможет ей помочь. Даже я. Стоит убиться головой о стену, вырывая к чертям все мысли о прошлом. О том, что я никак не хочу принимать. Ведь однажды четырнадцатилетняя Октавия пробалтывается, отвечая на вопросы о воображаемых друзьях. Она говорит их имена, повергая меня в шок, в ужас, заставляя раскричаться. Острое желание выбить всю дурь из сестры берет верх, мозги затуманиваются и я бью. Влепил пощечину любимой сестре, выпуская всю боль, горечь и чертово непонимание, копившиеся несколько лет. Срываюсь, горя от ярости, наблюдая за слезами, катящимися из голубых глаз. Я ухожу, бросая плачущего ребенка совсем одного, а вернувшись под утро обнаруживаю Октавию на полу в своей комнате с перерезанными венами. Мое сердце не пропускает удары. Оно просто останавливается, казалось, я умираю вместе с ней. А она лишь улыбается, умоляя не винить себя, ведь это сделали они. Наказали за то, что рассказала. -Беллами, - не замечаю за воспоминаниями, как сестра меняется. Она сидит на кровати, облокотившись о подушку, и внимательно разглядывает мое лицо, хлопая длинными ресницами. Страх куда-то исчез, все это слишком резко, не могу сосредоточиться на ее поведении. -Ты как? -Нормально, - пожимает плечами, вновь касаясь забинтованных запястий, - Черт, как же чешется. Сажусь обратно в кресло, только сейчас обнаруживая, что доктор Тейлор ушла, предварительно открыв жалюзи. Теперь в неуютную палату проникает яркий свет, лучики солнца играют в спутанных волосах Октавии, скользя по худому телу. Отметины на шее постепенно темнеют, все больше напоминая тонкие пальцы. Я пытаюсь понять, сложить все, что известно по кусочкам, собирая паззл в полноценную картину. Но, черт возьми, мне, мать вашу, ничего не известно. Блуждаю в своем бессилии, словно в кромешной темноте, даже ухватиться не за что. Бесполезный ошметок собственной души, собственного разума. Отделившийся слишком давно, закрываясь в своем маленьком мире, где нет дверей. Куда нет доступа ненужным, никчемным людям. Моя жизнь дерьмо, и я смирился. Я не хочу ничего менять. -Эй, задумчивый человек, Октавия Блейк вызывает Беллами Блейка. Прием. Раздраженно выдыхаю, сжимая подлокотник кресла. Все еще впиваюсь взглядом в синяки на бледной шее, представляя, как убью тех, кто обидел сестру. -Братец, - Окти спокойна, даже весела, что выводит из себя окончательно. -Что? - грубо выплевываю, стремительно встаю, приближаясь к ней. Неосознанно касаюсь отметин, улавливая шипение и то, как О вздрагивает. -Не надо, Беллами, - осторожно убирает руку, поглаживая костяшки. Это успокаивает, - Завтра меня выпишут, поэтому нужна одежда. Привезешь? Она смотрит внимательно, будто пытается внушить чувство легкости и спокойствия. И у нее получается. Прикрываю глаза, дышу медленно, концентрируя внимание только на ласковом касании. Улыбаюсь, поднося холодные пальчики к губам. Октавия всегда в моем мире. Она единственная кто важен, единственная, кто может взбесить, а потом успокоить. Она та, за кого я умру, не думая. -Что хочешь? -Ммм, - задумчиво щурится, вспоминая весь свой гардероб, - То платье в цветочек, которое ты подарил пару недель назад. -Как скажешь. В палату заходит медсестра, разом разрушая невидимый кокон, чувствую холодок, бегущий по ногам. Мне остается только поцеловать Октавию в лоб и уйти, оставляя ее наедине с ненавистными иголками и таблетками. Каждый человек в своей жизни думает, что он в безопасности. Что именно его и самых близких ему людей не коснется беда, обходя стороной. Я тоже когда-то так считал. Идеальная семья. Любимые родители, дети, семейные посиделки, совместные ужины и праздники, дом, наполненный смехом и уютом. Ничто этого не изменит. Не должно изменить, потому что это твои родные, которые проживут долгую и прекрасную жизнь до старости и умрут в собственной постели. Уверен, что не почувствуешь никогда ужасной, разъедающий боли. Не ощутишь, как все внутренности сворачиваются, вызывая тошноту, но даже после того, как проблюешься, прочистишь желудок, смывая в унитаз ядовитую горечь, не проходит и минуты, как все возвращается. Хочется плакать взахлеб, обхватывать себя руками, успокаивая сотрясающееся тело, сжимать мокрую от пота и слез рубашку, раздирая ногтями грудь. Выдрать сердце. Но ты лишь снова склоняешься над унитазом. Тебя рвет, ты рыдаешь, ты желаешь выблевать все внутренности. Ты просто хочешь сдохнуть. Потому что пожирающая боль от потери, от понимания того, что больше никогда не увидишь родных глаз, не услышишь звонкий смех и не получишь советы, просто больше никогда не коснешься, разрушает. Уничтожает, не оставляя от прежнего тебя абсолютно ничего. Лишь прогнившие куски искалеченной души и пустой оболочки. Тело без полноценного человека. Я всегда был уверен, что мое счастье будет вечным, но оно разбивается о суровую, поганую реальность, остается лишь грязная пыль, развевающаяся на ветру. Торможу около дома, чувствуя, как щиплет в носу, как глаза наполняются слезами, и бьюсь головой о руль. Физическая боль на время заглушает душевную. Вот бы сейчас безмозглых горилл. Выплюнуть в лицо все, что думаю и свалиться на горячий асфальт, глотая кровь. Вылезаю из машины, заглядывая в окна. Там никого нет, и мне это не нравится. Бабушка с дедушкой уехали на отдых, я не собираюсь мешать, рассказывая о том, что произошло с внучкой. Но лучше бы они были здесь. Не люблю находиться в пустом доме без кого-либо. Придется снова ночевать у Октавии. Громкие голоса и смех доносятся до ушей, хлопая по барабанным перепонкам. Вокруг машины бегает припадочная вместе с той самой брюнеткой, с которой ругалась у колледжа. Они что, живут вместе? Перевожу взгляд на Мерфи, глотающего сигаретный дым, и чувствую жжение в горле. Мне особо не интересны новые соседи, но Джон вроде неплохой парень, так что я приветливо киваю, здороваясь, получаю ответный взмах рукой и чувствую, как кто-то прожигает затылок. Блондинка хмурится, а потом хватает за руку парня и девушку, таща их прямо ко мне. Стоп. Нет. Нетнетнетнет. Мозг крутит пути отступления, маршруты по которым смогу быстрее свалить, не обременяя себя общением с этими людьми. Но ноги не слушаются, приклеиваясь к асфальту, не остается ничего, кроме как смириться. -Привет, - ее голос звонкий и уже раздражает. Припадочная мило улыбается, протягивая руку, а я вспоминаю первую встречу, холодную ладонь и еле уловимое дыхание. Она щурится от того, что я не пожимаю руку, но, кажется, совсем не обижается, - Я – Кларк, это моя обожаемая сестрица Рейвен и брат Мерфи, но вы уже, видимо, знакомы. Киваю. В горле сухо, такое ощущение, что голосовые связки покрылись коркой льда, отнимая право говорить. И я даже не против, но где-то там разум нашептывает, чтобы не был таким мудаком. Откашливаюсь, перехватывая опускающуюся ладонь. Она все такая же ледяная. -Беллами Блейк, - брюнетка как-то хищно поглядывает на меня, хлопая накрашенными ресницами, язык скользит по красным губам, будто бы пытаясь завлечь. Слышу тихий смешок со стороны парня и усмехаюсь, галантно целуя руку Рейвен. Припадочная закатывает глаза и фыркает, толкая сестру локтем. -Приятно познакомиться, мистер Блейк, - девушка обнажает белоснежные зубки, но отвлекается на звонящий телефон. Извиняется и отходит в сторону, отвечая. -Мистер Блейк, - шепотом, передразнивает сестру, при этом в упор смотря на меня. -В общем, мне надо идти. Приятно было поболтать. Да, поболтали мы знатно. -Странный он какой-то, Мерф. Вздыхаю, уголки губ приподнимаются, но они уже не видят этого, а я больше не слышу, о чем говорят. Странный – второе имя. Дверь дома открыта. Пытаюсь вспомнить, закрывал ли ее вчера и четко помню, что делал это. Вот не хватает еще грабителей для общей картины вселенского счастья. Захожу, оглядываясь по сторонам. Мертвая тишина въедается в кожу вместе с тяжелым, холодным воздухом. Нечем дышать, будто кто-то сжимает в руках легкие, забирая весь кислород. Распахиваю окна в зале, впуская горячий ветер, это не особо помогает, но все же лучше, чем чувствовать, как замерзают пальцы. У лестницы все еще валяется рюкзак, а на кухне засохшая кровь. Вовсе не хочется идти туда, смывать с белой плитки алую жидкость, пачкая руки, вспоминая произошедшее. Не хочу. Не могу. Поднимаюсь на второй этаж и тут же замираю на последней ступеньке. Крепче хватаюсь за деревянные поручни, тряхнув головой, прогоняя наваждение. Но голос внутри нашептывает, что мне вовсе не кажется. И я вижу это снова. Из моей комнаты, быстро, слишком быстро, перебегает в спальню сестры маленькая девочка. Слышу ее приглушенный смех, так отчетливо, будто стоит передо мной. -Тебе надо поспать, Беллами. Хорошо бы. Выдыхаю, продолжая идти. Дверь в комнату Октавии закрыта, моя же распахнута настежь. И снова непонимание. Я всегда ее захлопываю. Качнув головой, ссылаюсь на забывчивость, представляя самому себе логичные объяснения. У Окти чисто, опрятно, все разложено по полочкам, поэтому не составляет большого труда найти платье и ее любимые босоножки. Аккуратно складываю в небольшой пакет, на котором красуется название какого-то бренда и направляюсь к себе, чтобы переодеться. Моя рубашка и майка в пятнах крови, даже джинсы перепачканы. Раздражаюсь, стремительно скидывая одежду, избавляясь от запаха. И когда уже собираюсь уходить, замечаю Кларк, выглядывающую из окна. -Мистер Блейк, - Господи Иисусе, - Ты всегда такой молчаливый? Пожимаю плечами, закидывая в рюкзак книги и тетрадки. Не стоит забывать о последних десяти месяцах в колледже. -Я всего лишь хочу подружиться. Подружиться? -Слышала про твою сестру. Мне очень жаль. Резко поднимаю голову, вглядываясь в лицо. Замечаю под глазами синяки, а улыбка у припадочной какая-то грустная, пусть и старается всем своим видом показать, что счастлива. Пытаюсь понять мотивы, зачем говорит со мной? -Наверно, вечером будешь один, да? Не хочешь присоединиться к нам на ужин? Папа собирается приготовить что-то грандиозное, у него это отлично получается. Она затыкается вообще? -Рози? Вздрагиваю, голос Кларк моментально меняется, ее взгляд направлен куда-то мне за спину, и я начинаю ощущать чье-то присутствие. Воздух становится ледяным, раздуваясь шаром в черепной коробке. Мне не страшно, я просто нихера не понимаю, что происходит. -Ты видишь ее? - Кларк опирается рукой о толстую ветку дерева, она чего-то ждет: ответа или, может, того, что я повернусь, чтобы посмотреть. Но мне хватает уловить краем глаза движение, чтобы заметить. В очередной раз убедиться в том, что надо поспать. И я бы остановился на этом, ссылаясь на недосып, но, черт возьми, откуда она знает. Снова смотрю на соседское окно, блондинки там больше нет. Хватаю кожаный рюкзак, желая поскорее оставить в прошлом этот странный момент жизни. Мне тяжело двигаться, будто кто-то привязал к ногам сотню гирь, не давая уйти, припечатывая к этому месту, чтобы продолжить. Чтобы это сумасшествие продлилось вечность, а не жалкие несколько минут. Спускаюсь и тут же торможу, удивленно пялясь на сестру. -Октавия, какого черта ты не в больнице? Но она не отвечает. Взгляд пустой, безжизненный, холодный. Такой же холодный как ветер, врывающийся с улицы в дом. Но ведь там жарко! Сжимая заледеневшие руки в кулаки, не имея никакой возможности оторваться. Тело не подчиняется мне. И я понимаю. -Ты… Брюнетка в розовом платье качает головой, прислоняя палец к синим губам. Ее тело мертвенно бледное, оно покрыто синяками и порезами. По рукам стекает черная жидкость, падая на пол. Внезапно губы растягиваются в улыбке, она указывает в ту сторону, где проживают новые соседи и начинает громко, протяжно и как-то до ужаса пугающе смеяться. Этот звук врезается в меня, заставляя прижать ладони к ушам, хотя бы приглушить, а еще лучше вовсе перестать слышать. Закрываю глаза, сгибаясь пополам. Тошнит от резкого запаха гари, он разъедает, слезы наворачиваются на глаза. Такое ощущение, будто прямо здесь и сейчас сжигают человеческую плоть. Дергаюсь, чувствуя чье-то легкое прикосновение к плечу. Все резко пропадает – смех, вонь и она тоже исчезает. Теперь передо мной стоит взволнованная Кларк, прижимающая к груди какую-то коробку. -Беллами… Разъяренно тру глаза, чтобы не заметила, выдыхаю и распрямляюсь, не ощущая абсолютно ничего. -Я принесла для Октавии конфеты, они очень вкусные, их делают только в том городе, где мы жили раньше. У вас таких не нашла. Так что… Передашь, пожалуйста? -Думаю, ей будет приятнее, если отдашь лично. Выталкиваю приставучую девчонку из дома, закрываю дверь на все замки и уезжаю прочь. Мне вновь требуется задать сестре волнующий уже несколько лет вопрос.