Роман с солнцем

Глава 46 Прошло три часа, прежде чем вновь послышался шорох шин. Бэллу не допустили в палату. Доктор увел ее, и она успела увидеть только, как изо рта сына торчит что-то черное и блестящее. – Зачем эта трубка у него во рту? – Она не дает трахее закрыться. Скоро она не понадобится. – Как прошла операция? – В точности как намечалось. Давление на мозг устранено, и когда действие наркоза кончится, мы ожидаем улучшения. Остается только ждать. Никогда в жизни Бэлла не думала, что ожидание может быть настолько мучительным. Она не шевелилась и не спускала глаз с часов, висевших на стене напротив. Наконец старшая медсестра вышла из палаты и тихо сказала: – Вы можете ненадолго войти и взглянуть на него. Скорее всего никаких изменений в его состоянии не произойдет до самого утра. Вам не мешает немного отдохнуть. Бэлла стояла у кровати. Уродливую штуковину вынули изо рта малыша Даниэля. Он лежал на боку, а рядом, на стуле, который раньше занимала Бэлла сидела сестра. Бэлла впервые видела сына таким неподвижным и молчаливым. Он всегда был энергичным, жизнерадостным, загорелым и взлохмаченным. Теперь волос не видно – вероятно, их сбрили. Голова перебинтована, и трубка зловеще змеится из-под простыни к бутылке на полу. Бэлла легко коснулась руки сына и вышла. Она ничего не может сделать для него – только быть рядом. Он, такой маленький, такой беззащитный…… Слезы безудержным потоком струились по лицу девушки. Она боялась потерять ребенка из-за Вильи? Теперь она рискует потерять его совсем по другой причине. И эта причина на столько глобальна и ужасна, что Бэлла даже думать боялась о том, что может произойти. Она ненадолго заглянула к Агнесс, которая неподвижно лежала на кровати. Вся перебинтованная и заплаканная женщина сжимала руку Бэллы и истерически с ужасом просила прощения. Было такое ощущение, что она была немного не в себе от того, чо произошло. Она винила во всем себя. Сын Агнесс, сидевший рядом с матерью не скрывал слез и готовности ответить за все. Эти добрые люди готовы были сделать все, чтоб помочь Бэлле и Даниэлю. Макс, сын Агнесс, выразил готовность пойти в тюрьму вместо матери. Бэлла ужаснулась такой перспективе, и даже мысли: - Агнесс – со слезами говорила она – если бы не Вы мой сын был бы мертв. Я не имею претензий. На все Воля Господа нашего! Я желаю Вам скорейшего выздоровления и спасибо! Добрая женщина и ее сын плакали вместе с Бэлой. На следующий день ей позволили сидеть подле Дани и держать его за руку. Она больше не задавала вопросов при виде постоянно сменяющихся докторов, проводивших один осмотр за другим. В середине четвертого дня сестра, проверявшая пульс Даниэля, на миг застыла и выскочила из палаты. Тут же появились врачи, и Бэллу выставили в коридор. – В чем дело? Что случилось? – допытывалась она. Но двери закрылись у нее перед носом, и Бэлла, подавив рыдания, опустилась на все тот же стул. Первым с ней заговорил хирург, оперировавший Даниэля. – Мне очень жаль, сеньорита Маматова, но состояние вашего сына резко ухудшилось, и вам лучше сообщить обо всем его отцу. Бэлла тупо уставилась на него. Хирург, привыкший к подобного рода потрясениям, терпеливо повторил: – Отец ребенка. Ваш муж. Думаю, необходимо его уведомить. Бэлла непонимающе покачала головой. – У меня нет мужа. Хирург наконец вспомнил. У Бэллы Маматовой не было спутника жизни. Она растила сына одна. Никто не знал, кто же отец малыша. – В таком случае пусть приедут ваши родные, – сочувственно посоветовал он. В широко раскрытых глазах Бэллы плеснулся ужас. – Вы хотите сказать, что мой сын умирает? – Нет. Конечно, нет. Мы не должны терять надежду. Но если у него есть близкие родственники, необходимо объяснить им, что состояние мальчика крайне тяжелое. – Нет, – прошептала Бэлла, сжимаясь на глазах, так что помятый костюм из голубого полотна, казалось, вмиг обвис на ней. – Я пока никому не хочу говорить. У него есть ба,ушка с дедушкой и крестные. Но вы же не дадите мне позвонить и сказать им, что Дани…… Ужас в глазах Бэллы поверг видавшего виды доктора в ступор. – Ясно. – Хирург подошел ближе и помог ей подняться. – Вы можете посидеть с ним. Он открыл дверь, и Бэлла замерла на пороге, не сводя глаз с маленькой жалкой фигурки на постели. И именно сейчас, в этот самый момент она поняла, что должна сделать. Не Энцо. Ни Лусия. Ни родители. Есть лишь один человек в этом мире, который поймет и разделит ее чувства. Лишь он сможет дать ей силы, чтоб верить. Он сам будет верить! Если надо, то за них обоих. – Сеньор Давид Вилья, – срывающимся голосом пробормотала она. – Пожалуйста, позвоните сеньору Давиду Вилье. Она метнулась к постели, сжала безжизненную руку сына и разрыдалась. Всю ночь она не отходила от него, мысленно требуя, приказывая, умоляя открыть глаза, сказать хотя бы слово. Когда первые серые лучи пробились сквозь щели в жалюзи, Бэлла начала говорить с сыном так, словно он был в сознании, напоминая о счастливых днях в Мадриде, о прогулках по Севилье, у подножия гор, где они собирали цветы, о мультиках, футболе, корриде, о солнце и песке. Она прижимала его ладошку к щеке, вновь и вновь рассказывая о том, как она любит его. Что не сможет без него жить. Что он тот, ради кого она дышит. Никто не тревожил Бэллу. Непрерывный монолог, казалось, немного ее успокаивал. Слегка улыбаясь, она описывала путешествие на «Куин Мэри», корабле, который возил их по Севильской реке, их жизнь в «Плазе» и ежедневные походы с Лусией в Центральный парк Мадрида. Она говорила обо всем, что они делали вместе, о людях, которых любили: Энцо, Лусии, бабушке с дедушкой. – Я сделаю все, что ты хочешь, дорогой, – шептала она со слезами. – Я отправлю тебя на футбол. Если хочешь, то мы переедем в Барселону, где ты сможешь ходить в «Ла Массию». Я буду каждый день водить тебя на корриду, покупать сладости и игрушки. Только открой глаза и улыбнись мне, пожалуйста. Прошу тебя. Ответа не было. Дверь тихо открылась, и на постель упала тень. Бэлла подняла глаза. Рядом стоял Давид Вилья с серым, неузнаваемым лицом и смотрел на сына. В его глазах стыло неуемное горе.