Ведомый

      — Ты снова пьешь? На дне бутылки ты не найдешь ответа.       Она замерла на секунду, выдавила очередную недовольную рожицу: сузила глаза и сжала губы.       — В жопу твою психологию. Сегодня ты исчерпала лимит советов.       — Ты до сих пор дуешься?       — А что, ты надеялась, что все забудется? — мимо столика в очередной раз прошел бармен, с виду лет ему было до семидесяти. Джессика посмотрела ему вслед, вспоминая, где его могла видеть.       — Если ты уж так сильно печешься обо мне, то зачем привела в это место? — Триш оглянулась, и, хотя бар был на удивление чист, доверия у блондинки он не вызывал.       — А когда уже ты стала ханжой? Ты превращаешься в свою мамашу.       Это был удар под дых, но Триш быстро справилась с нахлынувшими эмоциями, и рука потянулась за бокалом белого вина.       — Ты действительно думаешь, что я на нее похожа?       — Может, скулы.       Ситуация за столиком разрядилась.       — Умеешь ты делать комплименты, — улыбнулась Триш. — Так зачем мы сюда пришли?       — Здесь стульчак не залит мочой, как тебе преимущество?       — Просто заведение на пять звезд, — согласилась блондинка.       Джессика сделала еще один глоток, краем глаза заметила появившегося хозяина бара. Он напоминал того самого человека из сна, но некоторые воспоминания уже утратили свою четкость. Он держал огромный ящик спиртного — ее сердцебиение участилось. Она сжала кулаки и заерзала на табуретке.       — Ты в порядке? — Триш обернулась и посмотрела в ту же сторону, куда смотрела Джессика. — Если бы я не знала, что Килгрейв белый, занервничала бы. Думаешь, это шпион Килгрейва?       — Идем, — просто произнесла Джонс и бросила деньги на столик.       — Я чего-то снова не знаю, — вздохнула обреченно Триш.       — То, чего не знаешь, тебе не навредит.       И с этим приходилось мириться. Хотя слишком часто у Джессики находилось именно это оправдание, чтобы не рассказывать всей правды Триш.       В Нью-Йорке было холодно, даже слишком. Этот холод действовал на окружающих скорее отрезвляюще, чем раздражающе. Все торопились укрыться в теплых помещениях своих домов, отведать теплый ужин или стакан горячительного напитка, включить телевизор или поговорить с любимыми. С недавних пор у Джессики Джонс дома не было. Ее квартиру опечатали, а значит, она не сможет выследить Килгрейва как во сне. И вспоминая о заклятом враге, человеке, разрушившем ее прошлое, а возможно и будущее, она вдруг поняла, что совсем забыла о сердце. Живом человеческом сердце. Так сильно она была занята, но все равно облажалась.       У самого дома Триш подруга придумала странную и плохо продуманную отговорку, почему должна ехать.       — Так мне оставить балконную дверь открытой? — поинтересовалась Триш.       — Я на месте позвоню, — обещала Джессика.       — Конечно, — кивнула Триш, наблюдая, как отъезжает такси.

***

      Так всегда бывает в больших городах. Потеряешь бдительность, позволишь себе почувствовать себя в безопасности, частью огромного безликого потока людей, которые направляются куда-то — и ты пропал. Город напоминает, что нет ничего более опасного, чем тишина. Она бывает перед бурей, самой настоящей. Которая способна разбить в дребезги корабль и увлечь за собой в морские глубины. И никто не вспомнит о тебе, никто не прольет слез.       И Джессика подумала о том, что у нее пока есть человек, который станет вспоминать ее. Мы все рождаемся одинокими, одинокими уходим из этого мира. И только дружба и любовь даруют такую нужную иллюзию присутствия кого-то еще рядом. Может в этом и была проблема Килгрейва. Он был маньяком, сломанной игрушкой, которую выбросили. Родители пытались починить его, подвергая пыткам. Разрушили все светлое, что могло быть у него. Разрушили понимание любви, весь смысл этого чувства. У Килгрейва не было ничего светлого, Килгрейв был один. И это его пугало, это постепенно разрушало его. Только истязая ближнего, он мог почувствовать себя живым.       — Куда едем, мисс? — в десятый раз переспросил таксист.       — Вперед, — отмахнулась Джессика. — Просто езжайте по улицам.       Таксист пожал плечами, но больше не сказал и слова, только громче включил радио.       Не то что бы Джессику раздражала музыка, хотя меломаном она себя не считала.       — Не могли бы вы выключить его? — попросила она.       И только рука таксиста потянулась к выключателю, как она услышала знакомую мелодию.       — Стоп, — приказала она и схватила таксиста за плечо слишком сильно.       Скорее всего она повредила ему плечо, тот выкрутил руль, и вот передняя часть желтого такси "поцеловала" дорожный гидрант. Подушка безопасности сработала, а Джессика была не пристегнута. Она ударилась головой о перегородку между водителем и пассажиром. Травма неприятная настолько, что Джессика потеряла сознание, но все-таки вспомнила, где она слышала эту мелодию — музыкальная шкатулка.       Где-то в Адской Кухне находилось человеческое сердце, вырезанное из невинного человека.       Но вскоре стало понятно, что авария и потеря сознания не такие уж плохие новости для нее. Чьи-то сильные руки вытащили ее из машины. Вокруг был слышен гул людей, сирены пожарных машин. Они приближались. Это значило одно. Ее вытянул из машины не пожарный и не водитель такси. Но это показалось неважным. Её поглощала тьма, от которой никак не очнуться. Голова ужасно болела. Где-то сквозь сон она услышала знакомый и до боли пугающий голос:       — Ты была непослушной девочкой, Джессика.       Это никогда не закончится, пока один из них не умрет. У Джессики была надежда, хотя и призрачная, что она сумеет его убить. Задушит собственными руками или свернет шею.