Ведомый

      Ее снова терзали кошмары, слишком реальные, чтобы успокаивать себя мыслью "Это просто сон". Крики, слезы и выстрелы очень близко, а она не смеет и пошевелится. И только до боли знакомый голос приказывает: «Стой и смотри, что ты наделала, Джессика Джонс».       И, когда звуки и голоса отступили, на передний план встало новое ощущение — боль. Оно размещалось точно посередине груди и распространялось по всему телу. Она кричала что есть мочи, но вокруг были тишина и пустота. И, когда Джессика решила, что вся ее жизнь отныне будет состоять из боли, чередующейся с криками и выстрелами возле уха, возник ясный образ прошлого. Самое последнее светлое воспоминание, которое закончилось смертью. Ее последний нормальный день, ее прошлая далекая жизнь.       — Мы уедем без тебя, Джесси, если ты не поторопишься, — недовольный голос Филиппа, младшего брата, когда-то вызывал раздражение, а сейчас она протянула руку навстречу ему, но не смогла прикоснуться. Она забыла, что это было воспоминание.       — Нам пора, милая. Выходи поскорее, — звала мать.       — Ой, да оставьте уже меня, — она узнала свой голос и ужаснулась.       Отец, мать и ее брат — все спускались с огромными чемоданами, которые погрузили в машину.       — Двенадцать часов с тобой в одной машине. Езжай, скатертью дорога.       И только с течением времени понимаешь, что давно сказанные слова ранят сильнее острых ножей. Она так бы и стояла там целую вечность, пока не услышала зовущий ее голос:       — Джессика, хватит притворяться. Тебе пора возвращаться.       И как бы страстно не желала остаться, но нужно было возвращаться. Боль становилась вполне реальной, но стоило ей открыть глаза, и все прелести реальности напомнили о себе в лице ее старого врага.       — Откуда ты взялся?       Килгрейв улыбнулся и поцеловал Джессику в губы. Странно, но она не могла сопротивляться, хотя очень хотела. Он не управлял ею, это было что-то другое.       — Я не могу пошевелиться. Что со мной?       — Ты же девочка упрямая, Джессика. А я переживаю за свою безопасность. Поэтому почему бы не перестраховаться?       — Как дальновидно, — она закатила бы глаза, но ей едва хватило сил, чтобы моргнуть. — Где я? Что ты собираешься делать со мной?       — Это ужасное место, где ты живешь. Твой клоповник со сломанной входной дверью.       Ей едва хватило сил, чтобы вздохнуть. Сущее наказание.       — Мэйн-стрит, — прохрипела она, пока британец расхаживал по спальне.       — Здесь давно не убирали.       — Бёрч-стрит.       — Как здесь можно жить?       — Зато без тебя.       — А твоя подружка… — он сделал паузу, дабы насладится моментом. — У нее приятный голос и мужество, граничащее с полным отсутствием инстинкта самосохранения.       — Не тронь ее, — фраза должна была звучать как приказ, но это у нее слабо получалось.       — Я ведь просил тебя найти сердце, — Килгрейв практически шептал. — А что сделала ты?       — Ты психованый ублюдок, — понемногу чувствительность возвращалась. Она едва могла пошевелить пальцами.       Мужчина напрягся, едва сохраняя спокойствие.       — Если ты тронешь ее, то я …       — Что? — поинтересовался мужчина.       — Зачем ты это делаешь?       — Что делаю? — не понимал Килгрейв. — Я ничего не делаю, просто наблюдаю и делаю выводы.       — Как ты появился возле такси? Следишь за мной?       — Не поверишь, но мы случайно столкнулись, — мужчина поднял праву руку в клятвенном жесте. – И, признаться честно, мне понравилось чувствовать себя героем. Спасать любимую девушку, нести ее на руках под восторженные взгляды зевак...       — Меня сейчас стошнит, — дыхание Джессики участилось.       — Ну что ж, мне пора, — Килгрейв хлопнул в ладоши и направился к выходу из комнаты. — Когда придешь в себя, передавай привет Триш и найди уже это чертовое сердце.       Она слышала, как он хлопнул входной дверью, и ей хотелось бежать вслед за ним. Ужасно болели глаза, Джессика рыдала. Она проигрывала по всем фронтам.       Несколько часов спустя, Джессика снова могла двигаться, боль в груди и руке была настолько ужасающей, что даже бутылка виски не могла помочь, но это мало ее интересовало. Она уже звонила Триш. Стиснув зубы, дабы не закричать, Джессика уповала на то, что с ее сестрой все в порядке. Триш же на звонки не отвечала.

***

      Такси медленно продвигалось в потоке машин. Это была самая большая пробка за всю историю Адской Кухни. У Джесс заканчивалось терпение. Она оставила уже сотое сообщение сестре, но в ответ только тишина.       «Теперь я понимаю, как чувствовала себя Триш», — отметила про себя Джонс.       — Впереди случилась крупная авария, мисс, — обращался к Джессике таксист.       — Ладно, дальше я сама, — сдалась Джессика и бросила деньги водителю.       На это нужно было отважиться раньше, она потеряла слишком много времени. Снова взбираться на нужный этаж, как на Эверест, Джессика не решилась — много времени уходило. Пришлось воспользоваться лифтом, как делают все нормальные люди, отметив про себя, что так быстрее. И вот, лифт остановился на нужном этаже, а Джессика сделала первый шаг в неизвестность. Дверь была закрыта и не повреждена — хороший знак. Она практически вогнала кнопку звонка в стену, звук вышел оглушительным. Несколько соседей даже покинули свои квартиры, дабы узнать, что происходит.       — Все в порядке, — Джессика пыталась сохранять спокойствие, боль в груди была невыносимой. — Возвращайтесь обратно к себе.       Триш медленно открыла дверь, сонная, целая и невредимая.       — Джессика, что с тобой случилось? Входи скорее.       — Небольшая авария, — как всегда отмахнулась Джонс, словно ее ушибы были чем-то совершенно рутинным.       — Что с твоей правой рукой?       — На месте. Вот она, — ей потребовалось немало силы и выдержки, чтобы поднять её.       — Мы едем в больницу, и в этот раз обойдемся без твоего обычного лечения дешевым спиртным. Ты себе цирроз заработаешь.       — У тебя нет сигареты? Ужасно хочется курить, — призналась Джессика.       — Я пытаюсь бросить, ты же знаешь.       — Значит, в сливном бачке, как обычно? — улыбнулась Джонс.       — Только одну, — обещала себе Триш, — и ты дашь доктору осмотреть себя.       Она вспомнила о сердце и о том, что не спала нормально уже несколько дней. Но Триш проявила свое упрямство и все-таки заставила одного из профессоров Гарвардской школы осмотреть сестру.       — Вам нужно остаться в больнице для наблюдения.       — Нет, спасибо, — она не раздумывала ни минуты.       — У вас может начаться внутреннее кровотечение, — возражал доктор.       — Дайте мне анальгетик посильнее, и все будет в порядке.       — Нужно сделать еще пару тестов, мисс Джонс. Я настаиваю, чтобы вы остались, — продолжал упорствовать доктор.       — Мы останемся, — вмешалась Триш, завидев, что Джессика готова выдать свой очередной милый ответ.       Оставаться в больнице было не самым хорошим решением: много людей, мало охраны. И боялась она не за себя, а за Триш, которая намеривалась остаться с сестрой на весь день. Даже связалась с продюсером «Беседы с Триш», чтобы перенести её.       — Это лишнее. Мне нужно идти. Много дел, — упорствовала Джонс.       — Все не любят больницы. Здесь ужасные запахи и много бактерий.       — Это так успокаивает, — съязвила пациентка. — Тебе нужно писать книги о самообладании.       — Постарайся уснуть, Джессика.       — Ты же понимаешь, я не усну, зная, что ты в опасности.       — Здесь много людей, Джесс. Ничего не произойдет, обещаю.       — Я тебе верю, Триш. Но лучше бы нам отправиться к тебе домой.       — Килгрейв достанет тебя.       Она хотела сказать что-то еще, но снотворное уже действовало. Все расплывалось, голос Триш стихал.       Но вместо привычной темноты и забытья, она услышала возле своего уха знакомый голос Килгрейва:       — Сердце, Джессика. Ты снова забыла. Может, я выбрал не ту жертву?       Сон длился недолго, а когда девушка проснулась, Триш тихо посапывала возле ее кровати. Следует избавиться от капельницы, больничного одеяния и заняться сердцем. Где именно оно находилось, она понятия не имела, но, если верить странным сновидениям, которые можно смело воспринимать за бред сумасшедшего... Тихо прикрыв за собой дверь палаты, Джессика направилась к себе в квартиру. Скорее всего, Килгрейв оставил для нее подсказку, хлебные крошки, по которым она должна была найти сердце бедняги, который попался на его пути.       Дверь была все так же сломана, вызывать мастера руки так и не дошли, желтых ленточек и в помине не было, хотя лучше ей не оставаться на месте преступления, и она практически толкнула дверь рукой, когда с противоположной стороны входной двери показался полицейский. Обычный патрульный.       — Мисс, это вы сняли ленты с двери?       — Нет, — соврала не моргнув глазом Джессика.       — Это ваша квартира?       — Да.       — Вы Джессика Джонс? — патрульный был осведомлен о хозяйке и, по всей видимости, просто проверял её.       — А кто спрашивает?       — Сержант Адамсон, мисс.       Джессика заметила большую белую коробку с огромным розовым бантом — ужасающая картина. Оставалось надеяться, что горе-сержант не додумался вскрыть ее.       — Так мне можно войти? Нужно пару вещей забрать.       — Нет, мисс Джонс. Ничего нельзя трогать. Я уже вызвал экспертов, возможно, сюда кто-то наведывался.       — Сержант Адамс, я могу войти и проверить, все ли вещи на месте? — предложила Джонс. — Я просто посмотрю, — настаивала она. И мужчина сдался.       — Только недолго.       — Может, хотите кофе? — отвлекала внимание Джессика. Ей нужно было вскрыть коробку, пока это не сделали эксперты или полицейский.       — Нет, спасибо.       — Не могли бы вы мне его заварить. Я очень хочу кофе, — улыбнулась Джессика своей самой милой улыбкой.       Полицейский снова сдался, хотя теперь Джессике показалось странным, что у него нет напарника.       — Хорошо.       — Тогда мне без сахара, — попросила девушка. — Вы меня так порадуете.       Не успел Адамс скрыться в другой комнате, как Джессика бросилась к белой коробке и понесла ее в ванную. Закрыла дверь, сорвала розовый бант... Внутри было сердце, на первый взгляд очень напоминающее человеческое, но оно было ненастоящее. Вздох облегчения — она прикоснулась к резиновой игрушке и бросила коробку на пол. Джессика открыла кран с горячей водой, чтобы вымыть руки. Очень скоро стекло в ванной запотело, и она увидела два слова, написанные на нем: «Уже теплее».