Воспитательные цели

      Что же? Один день прожит, можно ставить галочку и с облегчением выдыхать, хотя нет, пока что нельзя. Еще целых два дня, и Тецуе кажется, что один будет хуже другого… Как бы только продержаться. Столько проблем свалилось на голову. И с родителями поссорился на днях, и с учебой абзац, да еще и эту мелочь повесили на шею, хотя правильнее сказать… Он сам себе петлю надел. С предками ругался по поводу своего отставания от программы, отстает потому, что ленился, а следить за Ретой согласился сам. Все честно, сам же и виноват в своих бедах. От одной мысли о том, что, в конце концов, такими темпами, он завалит экзамены, Куроко хочется локти грызть и лезть на потолок, крича о помощи, но вместо того, голубоглазый лишь сонно улыбается разбудившему его мальчику, и просто желает ему доброго утра. — А почему ты ушел? Я думал, что ты останешься спать со мною, — первым же вопросом с утра был именно этот. Вот и объясняй теперь ребенку, что нельзя спать с всякими чужими дяденьками, хотя и чужим то назвать себя для Кисе у фантома язык не повернется, они уже давно сроднились, но спать с малышом тот еще не осмеливается, думает, что точно не так поймут. — Как бы тебе объяснить… — нянь задумывается. — Нельзя спать вместе двум мальчикам. Понимаешь? — Почему-у? Я же на тебе женюсь, а значит, ты моей женой будешь, а муж и жена могут спать в одной кровати! — он так мило картавит, что щеки Тецуи загораются румянцем. — Да что ты заладил то? Я же тоже мальчик, разве тебе не кажется мерзким любовь между мальчиками? — хихикая спрашивает Куроко, трепля мальчишку по волосам. — Нет, а это должно быть мерзким? — блондин глупо пялится на няня, наслаждаясь поглаживаниями по макушке, а после вцепляясь тому в бок. Хах, да этот малой по толерантнее многих взрослых будет. — Ну вставай, Курокочи! — он будто бы вспоминает, зачем пришел и продолжает тормошить бедного студента, который итак выглядит, будто бы всю ночь не спал, что уж тут говорить о самочувствии. — Да встаю я, встаю, иди пока зубы чистить, — недовольно бурчит Куроко, отворачиваясь от ребенка, на что тот реагирует возмущенно, упирается ему в спину и повторяет опять «вставай», не получив же ответа, всё же оставляет его в покое, но ненадолго, вскоре возвращается с графином чего-то и выливает фантому на голову. Нянь вскакивает с места, разозлённо глядя на мальчишку, тут же выхватывая графин, и хватая того за руку, ведь преступник чуть не убежал с места преступления. — И что это мы творим? Объяснись, Рёта кун! — конечно же, ответа от мальчика не дождешься… Эх, все бы ничего, но это была не просто вода, а лимонная, да еще и с сахаром, к коже уже неприятно липнет футболка, да и глаза пощипывает. Вот же проказник! Постоял значит недолго, делая виноватый вид, а после, как ни в чем не бывало, убежал в ванную умываться. Эх, ремня на него нет. С мыслями о порке непослушного ребенка, Тецуя сам себе отрицательно вертит головой. Всё же Кисе еще ребенок, ему можно простить, да и пороть — ни самый лучший метод воспитания… Говорят, что наказания не воспитывают, хотя есть достаточно тех, кто с этим мог бы поспорить, да и Тецуя тоже в их список входит, всё же он считает, что иногда можно и поддать. Чисто в воспитательных целях, то есть, не перегибая палки. —Кисе кун, чем будем завтракать? Яичницей или омлетом? — нянь умывается на кухне, ведь ванная занята, и уже прикидывает план на сегодняшний день. Вот же проклятье! Теперь все липнет, ведь там было достаточно сахара, что бы сделать лимон не кислым, а вкусным, что уж тут говорить об одежде. Будто бы сиропом полили, или вареньем. —Омлетик хочу! — детский голосок уже не умиляет, а раздражает. Ему бы налить в штаны, тогда поймет, что можно делать, а что нет! Так… спокойно, нельзя злиться на мальчика. Он же дитя, надо ему простить, да и к тому же это не трагедия, просто детская шалость… ну и не выспался кто-то, потому и не нравится всё. Фантом даже сам себе хмурится, Ух, рассердил его блондин своими утренними выходками, и когда мальчик приходит в кухню, то Тецуя не спешит усаживать того за стол, останавливает и указывает на угол. —Пока я буду готовить, постоишь в углу. Ясно? Нельзя так делать, Рёта кун… И не делай непонимающего вида, — нянь вздыхает, и чуть подталкивает ребенка, а тот недовольный, но не сильно расстроенный плетется в угол и останавливается, развернувшись к голубоглазому лицом и внимательно наблюдая за готовкой. Всё же ему очень обидно. Это как так то?! Как он посмел его наказать! Ведь ставить в угол - наказание. Так и хочется ему возразить, но понимая, что вряд ли ребенок сможет противостоять взрослому, Кисе лишь вздыхает, мол «посмотри, как мне жаль и можно мне выйти из угла?»       Ну так хотя бы шалун ничего не натворит. В углу выливать, ломать, разбивать или грызть нечего, только если обои, но малыш еще не настолько обнаглел, уж за обои ему бы точно досталось. — Курокочи, а мы пойдем в Макдак? — Нет, Кисе…Н есть фастфуд. Сколько раз повторять? Мы пообедаем, а потом будет тихий час, вчера ты не поспал днем, это не есть хорошо, а сегодня исправим недоразумение, потом гулять, ну и арифметика сегодня по плану, — Куроко говорит, как всегда, уверенно и спокойно, он уже раскладывает готовый омлет по тарелкам. Эх, вот теперь каждый раз вспоминает про Макдональдс. Родители не водят, а Тецуя сводил однажды, и теперь малыш всегда его просит снова туда сходить, но понимая, что он так лишь желудок ребенку испортит, парень вынужден отказывать Рёте, о нём же заботится. — Давай за стол, — садясь на свое место, Тецуя обреченно вздыхает. — Спасибо Богу за еду. Да, он не верит, но каждый раз по привычке благодарит Всевышнего. Так родители приучили, а если что-либо делать дольше сорока дней, то вырабатывается привычка, вот и у него привычка еще с раннего детства. — Приятного аппетита, Кисе кун, — желает фантом, но в ответ ничего не получает, ведь ребенок уже жадно жует свою порцию, причмокивая и пачкаясь, как всегда. Завтрак прошел чуть ли не в гробовой тишине, за то после него все встало на круги своя. — Хм… Ты даже поел хорошо, — нянь улыбается, видя, что тарелка пуста. Грех не порадоваться за привереду. — Да-а, что теперь?! — малыш прям, сияет, но его настрой тут же сбивает короткий ответ няня «каллиграфия». Рёта сразу же теряет запал и теперь уже смотрит на Тецую с явным недовольством, а вскоре его и высказывает. — Что-о? Я не хочу каллиграфию! Давай поиграем, мы же будет арифметику вечером проходить, зачем еще и каллиграфия?! — ребенку так трудно выговаривать слова «арифметика» и «каллиграфия», он мило картавит, а как машет ручонками, его злость разве что смешит, но нянь не поддается искушению посмеяться и хитро улыбаясь, отвечает на столь развернутые претензии. — Кисе кун, я тебя и учить должен, не только развлекать. Вчера было чтение, сегодня каллиграфия и арифметика, все честно, а пописав мы поиграем. Хорошо? — Не-ет! Я не хочу! — мальчик топает ногами, но нянь лишь усмехается, будто бы говоря «тебя это не спасет», моет посуду и уже ведет милюзгу в комнату, где сажает его за стол и достает тетрадочку, где так старательно выведены иероглифы. Рёта же решает сопротивляться, и схватив тетрадью кидает ее в сторону. — Кисе кун, давай ты не будешь вредничать, — фантом чуть хмурится, возвращая тетрадь на ее место и открывая новый чистый лист. — Бе-е-е! Я не буду это писать! — блондин хватает тетрадь, и просто-напросто дерет её, как Тузик грелку, благо нянь вовремя его останавливает, не позволяя ребенку порвать ее полностью. Рёта только одну страничку вырвать успел. — Кисе кун, немедленно прекрати так себя вести, мы будем писать, и это не обсуждается. — Нет! Отстань! Я не хочу писать! — Если ты сейчас же не прекратишь капризничать, то мне придется тебя наказать! — угроза из уст Тецуи звучит не так уж и угрожающе, разве что чуток… Ну самую малость, ясное дело, Рёту это не пугает ни сколечки. — А вот и не накажешь! Ты права не имеешь, вот как! — кареглазый показывает язык и скалывает руки на груди. Вот же проклятье ходячее. — Значит, про свои права мы знаем, а про обязанности нет? Так я могу тебе рассказать, — Куроко неожиданно для самого же себя повышает голос. — Ты обязан учиться, а раз не ходишь в детский сад, то получаешь обучение на дому, потому что тебя нужно научить основам, иначе в школу не поступишь, если ты не будешь учиться, то тебя определят в школу для слабых, а твоя мать намерена отдать тебя в престижное учебное заведение, поэтому заткнись и открывай тетрадь! Мы приступаем к уроку! — он практически никогда не срывался на Кисе, этот раз наверное первый… Но тут есть причины не выдерживать, все-таки фантом не резиновый, столько всего свалилось на плечи, а ты улыбайся, как ни в чем не бывало, слишком сложно. Мальчик же смотрит на него напуганными глазками, как всегда изображая из себя пострадавшего. Он выглядит таким забитым, будто бы на него не накричали, а побили в подворотне. — Ох, прости, что на тебя накричал, — Куроко спешит утешить бедного ребенка, гладя того по итак растрепанным волосам и целуя в лоб. — Прости, прости, я не хотел, малыш, — голос только что кричавшего мужчины снова становится нежным и спокойным, надо же теперь успокоить чуть ли не плачущего мальчика, который до сих пор сидит в легком шоке. Сейчас Куроко дико страшно, что будет дальше. Что же скажет на это Рёта? Поймет, или продолжит вредничать? — П-прости меня тоже, я буду писать, не кричи только больше… пожалуйста, Курокочи, — мягкие нежные ладошки блондина обхватывают няня за шею, притягивая того на себя, а фантом нежно обнимает напуганное дитя, продолжая тихо шептать успокаивающие слова. Теперь Рёта такой покладистый, такой спокойный, шумно выдыхает ему в шею, иногда потираясь носиком и ерзая на стуле, что бы поудобнее обнять Куроко. — Ну всё, — Тецуя мягко целует ребенка и улыбается как можно искреннее. — Друзья? — по старой традиции он протягивает ему мизинец, а мальчик спешит его ухватить своим и согласно кивнуть. — Друзья. Это применение наверняка смотрится со стороны очень трогательно. Теперь покладистый Рёта и резко подобревший Куроко, оба улыбаются. Безумно мило. — Приступим к занятию, — вздыхает голубоглазый и уже начинает объяснять еще до сих пор чуток напуганному малышу, как что писать. И как он только мог не сдержаться… всегда же само спокойствие, а тут из-за такой ерунды завелся. Куроко и сам не ожидал, что всё настолько подзадолбало и надоело, что он сорвался на пустом месте. Даже как-то неловко перед Кисе, будто бы слабину показал, опозорился как-то. Нянь иногда запинается, иногда тяжело вздыхает, не может теперь спокойно говорить, так и грызет что-то изнутри. Непонятное чувство вины, ведь вроде он ничего такого и не сделал. После целого часа занятий, Рёта совсем разленился, Куроко решил, что с него хватит и убрал злосчастную тетрадь от греха подальше. Снова взбодрившийся Кисе стал изображать из себя самолет, бегая по комнате и прыгая на диван. Хоть нянь и пытался его остановить, выходило так себе. Всё же, сколько в нем накопилось энергии, теперь надо выбеситься. В конце концов, всё закончилось тем, что Тецуя поймал мальчика за резинку штанов, оттянул, а потом ей же шлепнул тому по попе, от чего мелкий с ойканьем схватился за ягодицы, состроил обиженное лицо, и решив отомстить вскарабкался на расслабившегося, на диванчике Куроко, беспощадно защекотал его. Как парень не старался, не засмеяться, у него не выходило, и себе же назло, нянь звонко рассмеялся, да и мальчик вместе с ним. Иногда здорово вот так вот просто повозиться с этим вечно полным задора солнышком, подчас Тецуя даже жалеет, что Кисе не его ребенок, ну разве что иногда. — Ох-хо-хо, Рёта кун, хватит, хватит, ха-ха! — безуспешно, но Куроко пытается остановить блондина, спихивая того с себя, но будто бы специально совсем легонько. Это что бы у баскетболиста, да сил ребенка спихнуть не хватило? Да что вы! Он же сам не хочет Рёту сталкивать с себя, ему так нравится близость с этим милым созданием, которое так приятно пахнет детским кремом. Не сдерживая резкий прилив нежности, нянь заключает мальчика в объятиях и целует того в щечки, а Кисе мило жмурится и тихо хихикает, вскоре успокаиваясь и теперь лишь обнимая парня в ответ. — Курокочи — моя невеста, — нежно шепчет малыш, заставляя Тецую сконфуженно улыбнуться. — Да нет же. Ты что? Твоя мама будет крайне недовольно тем, что твоя невеста — я, — фантом гладит мальчишку по блондинистой макушке, растрёпывая, а посе снова приглаживая прядки. — Ну давай поиграем! Я буду мужем, а ты женой, — Кисе приподнимается, упираясь няню в грудь и глупо улыбается. — Не-ет, Рёта, я же не девочка, так что я женой не буду, — Тецуя смеётся. Мальчик и вправду забавит. Такой глупенький, несмышленый и наивный он не может не вызывать улыбки, на него и обижаться то долго не выходит. Ну отругаешь раз, ну второй, а как-то и не так злишься, не хочется ему говорить что-нибудь мол «Сколько можно? Ты сегодня уже сделал то и то!» Просто вздыхаешь и убираешь последствия его шалостей, что чаще всего разбитая посуда, порванная бумага или испачканная одежда. — Ну Курокочи-и-и! Ну давай поиграем, чего ты такой бука? — Кисе строит из себя невинность воплоти и тискает голубоглазого за щеки, которые чуток покалывают еле заметной щетиной. — Ладно, ладно, так и быть. Чего тогда мне… — …Любимая! —Тецуя не успевает договорить, как его перебивает детский голосок. Обращение к себе в женском роде бьет по гордости, но фантом решает не высказывать это блондину и лишь вновь смеется над мальчишкой. — Сегодня нас ожидает званый ужин! Я пригласил наших друзей, — Кисе быстро вжился в роль, и теперь с важным видом мерит комнату, пока нянь лениво потягивается, усаживаясь на диване поудобнее. — Я так рад, милый, — всё же и фантом пытается отыгрывать своего персонажа, хоть и выходит так себе. Малыш даже хмурится, слыша это жалкое подобие женского голоса. — Не-ет, ты должен был говорить » Я так рада», а не «рад», — недовольно картавит мальчик, складывая на груди руки. — И вообще! Надо тебя накрасить. Сейчас! — ходячий ужас убегает, а возвращается уже с акварелью и баночкой с водою, без всякого спроса усаживаясь прямо на колени няня и уже макая в краску кисть. — Хей, Хей, не надо, Рёта, это уже лишнее, — голубоглазый успевает вовремя перехватить руку ребенка, ну как вовремя? Алая капля падает с кончика кисточки на его футболу, оставляя на белом фоне яркое пятно. — Ох, Кисе кун, подожди, ты же меня испачкаешь! — фантом уже чуток разозлен, пытается уберечь свою одежду, но Рёта опять попадает кистью по белоснежной ткани, при том еще и ржёт! Секунда, и Тецуя снова приходит в негодование. — Черт, доигрался, маленький идиот! — Куроко, теперь уже раздраженный тем, что любимая футболка испорчена, не думая о том, что может уронить ребенка, спихивает с себя Рёту и бежит в ванную, что бы замочить футболку, а теперь расстроенный мальчик плетется за ним, делая виноватый вид. — Ты совсем тупой, что ли?! — голубоглазый огрызается на ребенка, хватая того за ухо и достаточно сильно дергая, что мальчик даже ойкает. — Я же сказал, что не надо. Кто тебя просил? Дурак… — причитающий нянь и не замечает, как Кисе корчит личико, а после недолгого молчания, начинает тереть кулаками глаза, громко плача. Ох, дьявол. И что только заставляет на него ругаться из-за таких мелочей? Ведь были времена и хуже, сейчас то еще не все проблемы собраны, можно бы и потерпеть обузу по имени Кисе, но нет, никак не выходит. Куроко оставляет футболку в раковине и спешит утешать блондина. Да, он сам противоречит своим принципам, но с другой стороны никто не тянул его за язык, обзывать мальчика. — Курокочи!! — завывает обиженный всеми и вся Рёта, при том отталкивая няня, а не обнимая, как чаще всего делал с такими воплями. — Курокочи злой! Я тебя боюсь! Вот тебе раз. Теперь он еще и боится. Проклятье, не хватало еще, что бы уволили, при том из-за своих же косяков. — Боже, прости меня, малыш. Я правда не хотел. Хочешь, поругай меня? Ну же. Не обижайся, пожалуйста, я просто сегодня нервный, прости, прости, — Тецуя чуть ли не в ноги готов ему опуститься, лишь бы его мать не узнала о этих стычках. Уж совсем не хочется лишиться работы, на которой ты уже больше трех лет. Потом будет проблема ужиться с новым ребенком, узнать его нрав, слабые и сильные стороны характера. Быть нянькой не так уж и просто, нужно как следует изучить того, кого нянчишь, а на это тратится не один месяц, только узнав того, с кем работаешь можно работать на все сто, а так ты просто сидишь с ним, не более, когда же ребенку интереснее общаться с тобою на равных, а не обращаться, как » Дяденька, а расскажите мне кто такой Юлий Цезарь?», вместо «Хей, а что это за дядька? Юлий Цезарь зовут.» Просто такой вопрос уже задавал малыш, потому представляя себе, как Рёта спрашивает это с обращением на «вы», а еще желательно с серьезно миной, охота смеяться, просто потому, что Кисе и серьезность — две несовместимые вещи. Хотя сейчас совсем не смешно. Он уже какой раз себя не может сдержать, еще что-то случится, не дай Бог, Куроко привернет к физическим наказаниям, хоть и против них. Но этот феномен можно и психологически объяснить. Когда-то проводили эксперимент, в котором группку школьников сажали в «тюрьму», а другая группа должна была просто за ними следить. Меньше, чем за неделю, те стали наказывать конфликтующих заключенных именно телесно, а не просто выговорами, а когда эксперимент прикрыли, то смотрители были очень расстроены, ведь им понравилась их роль. Когда имеешь власть над кем-то, вовсе голову теряешь. Похоже Тецуя тоже уже на грани потери стол важной части тела. — Мне страшно! Я боюсь! — малыш вон тоже не в себе, так истерит, будто бы ему уже, как минимум надрали зад. При чём тут страх вообще? Может быть больно, ведь за уши потаскали, или же Рёта и вправду именно испугался фантома. От не самых приятных мыслей охота по потолку бегать, но Куроко лишь сжимает губы и покрепче обнимает напуганное дитя, которое теперь вновь так доверчиво к нему льнет, будто бы ничего не произошло. Только рев выдает то, что что-то здесь не так, да и он вскоре тоже переходит в просто плач, ну, а после всхлипы. Кисе, как спичка, вспыхнул и сразу же погас. Он не может плакать по двадцать минут без перерыва. — Прости, я тебя опять до слез довел, маленький, мне так жаль. Что ты хочешь? Что мне сделать в знак моей вины? — Тецуя после недолгой агрессии становится таким добрым, нежным, что угодно готов сделать, лишь бы угодить ребенку. — Курокочи…, а можно я буду спать сегодня с тобою? — детский голос такой робкий и неуверенный, еще чуток хриплый после слез, но не без доли надежды. — Конечно же, можно, я тебе и сказку расскажу. — А ванную примем вместе?! — воодушевленный Рёта перебивает. — Да, да! Что угодно, только не обижайся, хорошо? — парень улыбается. Безусловно, он рад тому, что нашел общий язык и не потерял с мальчиком точки соприкосновения. Ух… что у нас впереди? Дофига свободного времени, после обед, тихий час, прогулка… весь день еще впереди. Не стоит унывать сутра. Еще всё наладится.