Воспитательные цели

      Очередное утро, уже последнее, ну как последнее? Сегодня мать заберет свое чадо, нехило заплатит, ну и оставит няня на неделю отдыхать после этих мук, а может и на две, пока деньги у того не кончатся, в общем-то. Так всегда. Куроко живет по принципу «Заработал, потратил». — Курокочи-и, доброе утро! — Рёта просыпается раньше, хватает фантома за щечки, сжимает их и так светло улыбается, прям вправду солнышко, тут и не скажешь, что это чудо может быть настоящим дьяволенком. Куроко же не хочет просыпаться, морщится и отворачивается, но блондин так просто не отстанет. Он карабкается на парня, теперь уже оседлав его, прям как лошадку и просто начинает подпрыгивать, достаточно ощутимо приземляясь тому пятой точкой на спину. — Ай! Ты мне так позвоночник сломаешь, — восклицает Тецуя, уже хватая проказника за руки, лишь бы тот остановился. — Подъем! — верещит мальчик, вновь подскакивая, а после слезая с парня, хватает того за руку и тянет с кровати. — Всё, всё, проснулся я уже, идем умываться, — голубоглазому ничего не остается, кроме того, чтобы пойти с комочком радости в ванную.       Хорошо день начался, не со сломанных вещей, даже не с испачканной одежды. Рёту умыть — дело минутное, тот совсем не против, а вот с переодеваниями всегда сложно. Я просто упускаю данные моменты, но сейчас, так и быть, расскажу. Сначала нужно заставить мальчика успокоиться, потом усадить куда-нибудь, что бы он не нашел себе занятия интереснее, чем переодевание, пустая комната с белыми обоями — то, что надо, жаль, что не у каждого такая иметься, у Куроко в том числе. Затем нужно попробовать его уговорить выполнять команды по типу: «подними руки», «ногу», «руку сюда». Звучит, может и легко, но вот на деле не очень то и легко, хочется уже просто закутать его в ковер и оставить так. Но сегодня даже с этим голубоглазый справляется. Что-то с Кисе не так, хмм… Скорее всего это он после вчерашнего, ведь его наругали, даже пощечину дали, а еще столько игнорировали, а потом так просто помирились. Мальчишка до сих пор слабо понимает, что это вообще было, хотя сейчас это уже маловажно. — А что на завтрак? Давай блинчики? Давай?! Что угодно, только не ка-а-аша! — возбуждённый до нельзя Рёта носится вокруг еще зевающего фантома и пытается выяснить столь важную деталь. Так надеется, прям желает этих несчастных блинов, но тут же получает отказ. — Геркулес, Рёта кун, — Тецуя как всегда холоден и даже жесток, спокойный говор, уверенный тон, ничего нового, ну, а блондин, конечно же, заслышав о отказе начинает ныть, упрашивать, вешаться на того, да просто бесить, но Куроко не меняет решения, следует на кухню и уже открывает полку с крупами, доставая оттуда упаковку геркулесовой каши. Тут же мальчик обижается, складывает руки на груди и уходит прочь, так громко и показательно топая и рыча, будто бы вот-вот укусит, как собака. — Рёта кун, опять начинаешь? Вернись на кухню, сегодня каша, — вздыхает нянь, высыпая хлопья геркулеса в кастрюлю, а после заливая молоком и ставя на медленный огонь.       Закончив с кашей, точнее просто оставив ее вариться, парень бежит за ребенком, хватает того за плечи, осторожно разворачивает к себе и пытается отойти от темы каши, что выходит плохо, ведь мальчик просто зациклился на этом и требует блинчики, когда же геркулес уже варится. Поздно, так сказать. Каким-то чудом Тецуя уговаривает Кисе вернуться на кухню, даже за стол усаживает, вроде и о каше забыли, ну до тех пока эта каша не оказывается в тарелке, тут то блондин снова включает привереду, такую мину строит, словно это не каша, а как минимум рыбий жир. Куроко это расстраивает, он еще пытает накормить ребенка, но все это заканчивается полнейшим поражением. Распсиховавшийся Кисе с криком «Я, не буду, это есть!» переворачивает тарелку, и каша оказывается на столе и у няня на руках. Такая горячая обжигает кожу, голубоглазый даже вскрикивает и старается поскорее избавить от этой массы на тыльной стороне ладони. — Кисе! — нянь недолго молчит, пытаясь подобрать не матерное слово, заодно и жестикулируя руками достаточно активно, как бы показывая, что тот недоволен, но через несколько секунд раздумий просто идет к крану и подставляет под холодную струю обожженную кожу. А участок достаточно большой и болит сильно, долго не заживет. — Чего смотришь? Убирай за собою! — теперь няня взбесило даже то, что Рёта с небольшим, но трепетом в глазах наблюдает за его муками. Когда же мальчик получает такой приказ, то делая свое фирменное виноватое лицо, приступает к уборке, пытаясь самому не обжечься. — Ремня на тебя не хватает, — приговаривает Куроко, шипя сквозь зубы и очередной раз задумываясь об этом серьезно. Кто-то должен это сделать, а то ведь отец Кисе, максимум, так это компьютера того лишит, ну или подзатыльник даст, пороть то точно рука не поднимется, а зря… В воспитании Кисе этого так не хватает. Остудив место ожога, осторожно подтерев, фантом обматывает ладонь и укоризненно глядит на мальчишку, который теперь что-то мямлит себе под нос. — Прости меня, Курокочи, я не хотел, правда, — тихо картавит Кисе, пытаясь выглядеть как можно более виноватым, что бы вызвать разве что жалость, но Тецуя одним шагом оказывается около мальчишки, хватает того за локоть и тянет на себя. — Ну-ну, ты всегда случайно, по жизни случайно и нечаянно, но… Как говорится «за нечаянно бьют отчаянно», — нянь, пока дитя находилось в замешательстве, уложил того себе на колени, и поспешил стянуть с того штаны, оголяя соблазнительную попку. Девственные половинки манят своей нетронутостью, и Куроко, как следует подготовившись морально, оставляет на одной из них красный след от ладони. По комнате разносятся два звука - громкий шлепок и детское «Эй!». — Что, малыш? Что-то не так?! — фантом наносит очередной удар, а мальчик жмурится и охает. Голубоглазый чувствует, что того уже трясет от ужаса, а как он вцепился в его колени, а самое главное, что почему-то не сопротивляется! Дальше слышны тихие всхлипы, аханье. Кисе так вздрагивает при каждом ударе, будто бы его не шлепают, а как минимум избивают. Попка же Рёты уже горит от постоянных шлепков, такие красные половинки, будто бы их очень долго терли. Он пытается что-то сказать, но разобрать это невозможно. Каша какая-то. — Что? Что?! Кисе, я не слышу, — Тецуя переспрашивает спокойно и сосредоточенно, очередной раз шлепая мальчика. Наверняка, голос фантома пугает и без того напуганного действиями Куроко Рёту, но няня то мало беспокоит, он специально пытается вглядеться как можно более обыденно, ни в коем случае не агрессивно, не раздраженно. Когда же блондин уже не может скрывать эмоции, дрыгает, понимая, что не вырваться, начинает плакать и что-то говорить про то, что парню достанется за то, что тот посмел поднять на него руку, мол Тецуя не имеет права наказывать чужого ребенка так, тем более без ведома родителей этого самого ребенка, но нянь к этому равнодушен, он лишь вновь шлёпает мальчика, и теперь уже чуток, но сильнее. — Кисе кун, ты хоть теперь понимаешь, что в этом доме нужно слушаться меня, а не свою левую ногу? — голубоглазый недолго молчит, не получая ответа вновь заставляет Рёту жмуриться и ойкать от удара. — Нельзя нарушать поставленные мною ограничения. Нельзя меня не слушаться. Ты этого не знал? — и вновь тишина. — Я спрошу ещё раз. Ты знал, что здесь ты подчиняется моим правилам, малыш? — получая шлепок посильнее, хныкающий Кисе всё же отвечает. — З-знал! Знал! Прости меня, Курокочи, пожалуйста, прости! — Ч-ч-ч, сейчас говорю я, Рёта кун, — глаза Тецуи даже поблескивают пугающе и неестественно, как у дикого зверя, вот-вот и укусит. Ребенку этого не видно, и слава Богу, он бы лишь сильнее испугался животного взгляда его любимого няня. — А напомни мне, пожалуйста, в первый раз, ещё когда ты только-только учился говорить, я рассказывал тебе правила этого дома? Так ведь? При каждом нарушении я напоминал, что так делать нельзя, тогда почему ты не слушаешься меня и делаешь всё по-своему? Разве не ясно, что я тоже могу наказать, как и мама с папой? Ты знаешь, что по утрам мы едим кашу, особенно, если так плохо себя вели вчера, — Куроко и не представляет, как сейчас Рете страшно и стыдно одновременно. Он никак не ожидал, что всё так развернется, думал, что Тецуя поругается и всё, а тут такое. Он до сих пор в неком замешательстве, даже шоке, теперь то мальчик понял, как можно делать, а как нет. Тут только глупый не поймет. — Я. Я… Прости меня, Курокочи, я больше так не буду, — ребенок хлюпает носом, при последующих шлепках уже ревет. Да уж. Сколько раз за эти три дня он успел поплакать? Три? Четыре? Да какая разница. Удовлетворенный ответом, а самое главное реакцией, Тецуя останавливается, поднимает дитя со своих колен и обнимает того, даже не позаботившись натянуть на того обратно штаны. Нежность после наказания заставляет ребенка плакать громче и сжимать футболку парня лишь крепче, так что та трещит по швам. — Мне так стыдно, Курокочи! Прости меня, я наверняка тебя так обидел! — мальчик поднял на няня, который был в замешательстве от слов ребенка, заплаканные глазки и посмотрел в глаза того, которые становились лишь шире. Он никак не ожидал, что Кисе будет просить прощения! Вот что угодно, но никак не извинений Рёты. Тецуя уже боялся, что сейчас малыш заверещал про то, что нажалуется маме, ну и лишат пацана работы, а тут ни слова, про мамочку любимую, всё просит и просит прощения. Что делать? Что. Куроко даже не представляет, как на такое реагировать. Проклятье. Хм… А может не задумываться? Пойти на поводу у инстинктов, делать то, что подсказывает внутренний голос. Руководствуясь именно этим, Тецуя понес мальчика в гостиную, усадил на диван, принес тому большой леденец, успевая при том утирать его слезы, и теперь решился поговорить с ребенком, но не как раньше, не угрожая и не ругая, а просто поговорить. — Рёта кун, прости меня тоже, всё же я погорячился, нельзя мне было такого делать. Мир? — вроде как совсем недавно, нянь так же протягивает ребенку мизинец, тот радостно за него хватается и согласно кивает. Ну вот и вновь все встало на круги своя, опять между ними царит умиротворение и взаимопонимание. Пересказывать весь последующий диалог нет смысла, ведь он весь состоит из маленьких обсуждений всеразличных тем, начиная с динозавров, заканчивая космонавтами. Любопытный Кисе просто задает глупые вопросы, а добрячок Куроко на них отвечает, ничего нового.       После всех примирительных бесед, завтрака, который сначала не удался и еще нескольких процедур, нянь ведет малыша на прогулку, приводит обратно домой, занимается с тем, вновь кормит, укладывает спать, будит и вновь занимается, играет, в общем, обычный день. Он делает всё, что обязан, но теперь выкладывается на полную, не скупится на эмоциях и часто улыбается, да и блондинчик стал вести себя заметно скромнее, послушнее. Вечером за Кисе приезжает мать, мальчик встречает её так радостно, обнимает, что-то лепечет, а голубоглазый просто стоит и улыбается глядя на всю эту картину. И он вовсе не боится, что Рёта проговорился, скажет что-то лишнее про методы воспитания няня, он прекрасно понимает, что несмотря на болтливость и еще младческую глупость, паренек вовсе не дурачок, в курсе, что узнай мама или папа, что Тецуя руки распускал, не видать ему любимого няня, потому и не скажет, любит он Куроко слишком сильно, лишать себя возможности с ним видеться не будет, смысла в этом нет. — Ох, спасибо вам большое, если бы не вы, то я не знала бы, что делать, — женщина как всегда благодарит сполна, сует чуть больше оговоренной суммы, фантом же изображает, мол «мне неловко брать так много», но сам-то забирает деньги, так как в них нуждается. На пороге еще недолго стоит, машет ладонью блондину, который не может успокоиться, все повторяет вновь и вновь «пока, Курокочи, пока». А после с таким облегченным вздохом закрывает дверь, уходит в спальню, желая расслабиться, но тут встречает небольшой сюрприз от мальчика. Черт! Кисе, мать твою!! Когда не доглядел то?! Тецуя чуть ли не вслух ругается матом, глядя на ярко изрисованные обои около кровати. Но злость эта как искорка вспыхла и тут же утухла. А что нарисовано то хоть? Догадаться, что голубоволосое нечто в платье, это сам он, нянь сумел быстро. А кто рядом? Неужто Кисе? Да нет… Тут же взрослый человек, да не то, чтоб взрослый, он на голову выше фантома. О-о, совсем голова после времяпровождение с этим чудом не варит. Наверняка, это Рёта, малыш бы никому не отдал своего Курокочи. Да и вон глаза такие же: карие, искрящиеся. А забавно выходит. Так мило, хоть и на дорогущих обоях. На парах любвеобильности Тецуя сам дорисовывает недостающую деталь, как ему кажется. Сначала на пальце Кисе, а потом на своем. Ярко желтым фломастером, фантом рисует два кольца и с довольной улыбкой опускается на кровать, разглядывая весь этот шедевр. В голове сразу всплывают слова Рёты про то, что его женой будет Куроко. «Хах, ладно, подрасти только немного, и вполне возможно, что именно я буду твоей женой» — думает про себя парень, откидываясь на спину и очередной раз радуясь, что тогда давно познакомился с этим чудом по имени Рёта.