Забота
10 декабря 2015 г. в 20:53
— Где мои дети? — Утер надел корону и посмотрел на Гаюса, — Почему Моргана радостно не кидается мне в объятия? Почему Артур не…
Король хотел сказать: «…не стоит с мечом во главе рыцарей Камелота», — но осекся. Поведение Артура в последние дни ясно давало понять всем придворным, что их смелый и сильный наследник престола сломался и полностью подчинился захватчику. Сможет ли он и дальше претендовать на престол? Сможет ли возглавлять рыцарей? Да и сможет ли он сам быть рыцарем? Его покорное, рабское поведение, его одежда и раскрашенное лицо, разговоры о том, что Сенред делает с ним ночью, убеждали подданных, что их принц не так безупречен, как они считали.
— Ваши дети в своих покоях, Ваше Величество, они…
— Так идем к ним! — не дослушал старого лекаря Утер.
Моргана спала, беспокойно вздрагивая и вскрикивая. Рядом сидела Гвен, которая держала свою госпожу за руку и едва слышно шептала успокаивающие слова.
— Что с ней?
— Нервное потрясение, шок, Ваше Величество. Что-то случилось, что очень сильно взволновало, поразило ее. Она дрожала, что-то бессвязно бормотала, а я дал ей успокоительное. Сон тревожный, но все же это сон, это отдых.
— Когда она придет в себя?
— Думаю, сегодня к вечеру или же завтра утром. Мне кажется, ничего плохого не случилось, но она очень испугалась.
— Понятно, — Утер незаметно расслабленно выдохнул, — к Артуру!
Принц тоже лежал в кровати, напоенный успокоительными настойками лекаря.
— А с ним что?
— Его сильно избили, сир.
Король подошел ближе и посмотрел на лицо сына: правый глаз заплыл, и все вокруг него стало темно-фиолетовым, разбитая губа опухла, счесанные скулы еще немного кровили.
— С телом еще хуже, — подошел Гаюс, — спина и ягодицы высечены, сломано три ребра, множество синяков.
Утер пожал плечами:
— Ничего не понимаю, он был так покорен, так непривычно тих, а его били. Почему?
Неожиданно сзади хлопнула дверь, и в покои Артура ввели связанного Сенреда. Он услышал последний вопрос короля и криво ухмыльнулся:
— Потому что это входило в наши ночные игры. Я порол его перед тем как любить, а в последний раз он вывел меня из себя отказом удовлетворить своими прекрасными губами. Вот тогда-то я их и разбил, вместе с ребрами. Игрушки не должны отказывать хозяину. Думаю, он это понял.
Утер передернулся от такой циничной откровенности молодого короля. Он перевел взгляд на рыцарей:
— Где вы нашли его?
— Пытался убежать, переодевшись пастухом.
— Понятно. В темницу.
Рыцари увели плененного Сенреда, Гаюс, зная и чувствуя своего правителя, медленно удалился, а Утер подошел еще ближе к спящему Артуру. Отец протянул руку, чтобы привычно провести по волосам сына, но рука так и зависла в воздухе. Король вдруг почувствовал брезгливость и отвращение. Это был его Артур, его сын, его надежда, но Пендрагону не хотелось прикасаться к нему, словно он был прокаженным.
Утер отошел от кровати и сел в кресло: «Он сломался. Сломался… Никто не виноват, просто я очень большой груз возложил на его еще юные плечи. А он был ему не под силу. Вот такие обстоятельства и раскрыли истинное лицо Артура. Ох, как же все-таки противно! Считать своего сына храбрым воином, а теперь рассмотреть рабскую, мышиную сущность. Он не виноват. Никто не виноват, но что-то придется делать. Нельзя так попирать королевскую честь». Король встал и неспешно пошел в тронный зал, наводить порядок, решать насущные вопросы, разбираться с проблемами родного королевства.
Моргана закричала и вскочила на кровати. Она часто дышала, пытаясь понять, где она и что с ней происходит. Перед глазами стояло искривленное животной похотью красивое лицо Сенреда. Ей все еще казалось, что ее тело сжимают железные бедра короля, а его дыхание касается щеки. Девушка обхватила колени и потихоньку приходила в себя. Неожиданно в голове появился еще один образ — взволнованный брат. Моргана снова вздрогнула, она вспомнила, что Артур ударил Сенреда, а потом отправил ее в безопасное место. Что же теперь с ним? У принцессы даже закружилась голова: что же король-захватчик сделал с Артуром за такую неслыханную дерзость?
Моргана быстро вскочила, набросила на плечи халат и побежала в покои принца. Она понимала, что Артур, наверняка, не там, что его вообще может не быть в живых, но девушка решила начать именно с комнаты брата. Какой же была ее радость, когда она увидела брата в собственной постели. Моргана взяла свечу и тихонько подошла к Артуру. Но тут ее посветлевшее было лицо снова болезненно скривилось, — брат был сильно избит. Девушка прислушалась: он спал спокойно, дышал глубоко. Это немного успокоило ее, она нежно взяла в руку ладонь Артура и тяжело вздохнула. Неожиданно в абсолютной тишине раздался скрип шагов, он доносился со стороны боковой дверцы. Моргана быстро затушила свечу и спряталась за тяжелой шторой.
Уставший за день Камелот погрузился во тьму. За этот день люди много всего пережили, но переживания были радостными. Маленькая дверца в покои принца чуть скрипнула, и в комнату неслышно вошел Мерлин. Он подошел к постели Артура, присел на краешек и сделал то, чего не смог сделать король. Тонкими и сильными пальцами слуга провел по волосам принца, убрал их со лба, улыбнулся непослушным прядям, которые тут же снова упали обратно. Артур потянулся за рукой и едва прошептал:
— Отец… я… ты же…
— Тшшшш… — мягко зашипел Мерлин, — я все понимаю, не напрягайся, молчи. Молчи, сейчас я постараюсь помочь, тебе будет легче, лучше.
Маг встал и начал быстро снимать верхнюю одежду. На пол полетел шейный платок, куртка. Мерлин подошел близко к кровати, наклонился и протянул руки к телу своего принца. Неожиданно за шторой что-то зашевелилось, Мерлин не успел даже обернуться, как в него вцепилась разгневанная принцесса:
— И ты туда же?! Где твоя совесть? Он же верит тебе, подлец!
— Куда «туда же»? — ошалел Мерлин и от появления Морганы, и от ее обвинения.
— Тоже хочешь сделать его своим любовником? Пользуешься его беспомощностью? На Сенреда насмотрелся? — Моргана вырывалась из сильных рук слуги, громким шепотом выкрикивая ему обвинения.
— Да вы что? Я хочу ему помочь.
— Как? Что ты можешь? — Моргана чуть притихла, перестала рваться и уже не с ненавистью, а с интересом посмотрела на Мерлина.
— Я же ученик лекаря, — чуть улыбнулся маг.
— Слушай меня, ученик лекаря, — Моргана прищурилась, — я с тебя глаз не спущу, я теперь тебя одного с Артуром не оставлю.
Мерлин любовался красивым лицом принцессы и вздыхал: он должен был облегчить состояние принца, но как это сделать в присутствие Морганы? Неожиданно он широко улыбнулся дочери короля:
— Я могу помочь Артуру, потому что я маг, миледи.
— Кто? — одними губами прошептала она.
— Маг, — повторил Мерлин.
Как ни странно, Моргана не испугалась, а удивилась. Она внимательно посмотрела на Мерлина:
— Ты будешь колдовать?
— Да.
— И своим колдовством лечить его?
— Да, — снова кивнул Мерлин.
— А как я пойму, что ты не собираешься навредить Артуру?
— Просто поверьте мне, миледи. Просто поверьте…
Утер вошел к принцу и застал того, стоящим у окна. Король обрадованно улыбнулся:
— Вижу, ты и чувствуешь себя лучше, и выглядишь!
Артур попробовал улыбнуться опухшими губами:
— На удивление, да. Гаюс обещал мне неделю в постели и боль от каждого вздоха, но, хвала богам, он ошибся.
— Ну что ж… — старший Пендрагон удобно устроился в кресле и жестом предложил сыну сесть напротив, — пришло время серьезно поговорить.
Артур сел и открыто посмотрел на отца. Королю от этого спокойного взгляда стало как-то не по себе. Он уже все решил, взвесил и принял реальность такой, какая она есть, но этот взгляд… После всего случившегося он ожидал найти в покоях дрожащего, чуть ли не плачущего принца с опущенной головой и мечущимся взглядом, но ничего этого не было. Король не стал задумываться и начал тяжелый разговор.
— Сын, я не умею и не буду долго ходить вокруг да около, я скажу тебе все и сразу. Прости, если сделаю еще больнее, но нам нужно все решить, ты согласен?
— Конечно, — кивнул принц.
— Твое поведение во время оккупации Камелота было отвратительным. Ты потоптал королевскую честь. Но я прекрасно понимаю, что тебе было страшно, больно, наверное, ты не по собственной воле стал таким…
— Наверное? — перебил отца принц.
— Не то слово подобрал. Конечно, ты не по собственному желанию стал игрушкой в руках Сенреда. И мне даже представить страшно, как прошли эти несколько дней и ночей твоей жизни. Но, к сожалению, так вести себя наследник престола не может.
— Он не оставил мне выбора, отец, — тихо произнес Артур.
— Выбор есть всегда, — жестко ответил король, — знаешь, это ужасно, но видеть тебя на площади у столба или в цепях в темнице мне было бы естественнее. Именно так, стойко и твердо должен вести себя правитель поверженного государства.
Артур удивленно посмотрел просто в глаза короля:
— Но и ты не висел в цепях в подземелье, а принял предложение стать главным советником.
Губы Утера превратились в едва видимую бледную нить.
— Не смей обсуждать мое поведение, не дорос еще. Я не мог поступить иначе.
— И я не мог вести себя иначе, отец! — отчаянно прижал ладонь к груди Артур.
Король подавил в себе волну раздражения, разыскивая ту жалость, которую он будил в душе уже несколько дней. Ведь сейчас его сын вызывал только жалость.
— Мальчик мой, поверь, я все понимаю. И что ты чувствовал, и что чувствуешь сейчас. Я понимаю, как ты хочешь оправдаться и очистить свое имя. Я знаю, что много часов ты провел в раздумьях, как подать мне и двору всю эту ситуацию, но я избавляю тебя от этого. Никому ничего не нужно объяснять, Артур.
— И тебе? — хмуро поинтересовался принц.
— И мне. И перебивать меня не нужно. Строить из себя того наследника королевского престола, которого мы знали до захвата Камелота, уже не нужно, сынок. Все видели, что ты не такой, все слышали и пересказывали, как ты выглядел, какая на тебе была одежда, и что происходило в покоях Сенреда ночью.
— Там ничего не происходило, отец. Он привязывал меня к решетке камина и ложился спать.
Утер встал, подошел к сыну. Ему хотелось успокоить принца, прижать к себе, сказать, что на уровне их общения ничего не изменилось, что для него ничего не нужно выдумывать, не нужно врать и фантазировать. Но король снова остановился перед сыном, не в состоянии прикоснуться к нему. Он вдруг представил себе ночные утехи молодого короля, и чуть приподнятая для объятий рука опустилась сама собой. Артур заметил и порыв отца, и эту руку, он встал и сделал шаг назад от стола. Глаза принца были широко раскрыты, они сверкали, в них плескалась предательская влага.
— Тебе противно прикасаться ко мне? — прошептал он.
Артур закрыл лицо ладонями и, как показалось королю, перестал дышать. Когда он убрал руки, его лицо было бесстрастным, а голос спокойным.
— Не волнуйтесь, сир, я уже дважды принимал ванну после освобождения Камелота.
— Не в том дело, — вздохнул король и вернулся в кресло Артура.
Утер знал, как тяжело ему будет говорить с униженным сыном, но не ожидал такого отпора со стороны принца. Он вздохнул, ему нужно было сказать главное и наконец-то все закончить.
— Артур, — как можно более нежно начал Пендрагон, — я люблю тебя, сын, ты у меня единственный. Я все тебе прощаю, я понимаю тебя, но я не только отец, я еще и король. И как король повторяю: такое поведение для особы королевской крови неприемлемо. Поэтому ты поедешь погостить или по делам, как хочешь, в одно из селений на границе Камелота. Задержишься там надолго, а потом и вообще не вернешься.
— Ты лишаешь меня права наследования престола и засылаешь на окраину королевства? — спросил Артур.
— Да.
Артур опустил голову и едва слышно проговорил:
— Он обещал, что убьет тебя или будет мучить, если я откажусь от этой роли или расскажу, что между нами ничего нет.
— Я знал, что твоя история будет именно такой, — кивнул Утер, — я понимаю тебя, Артур. Все понимаю, не нужно придумывать. Все уже прошло, я люблю тебя, ты мой сын, но, прости, интересы королевства прежде всего.
Старший Пендрагон встал, давая понять, что разговор окончен. Уходя, отец не протянул сыну руку для поцелуя. Артур так и застыл в поклоне, словно не слышал, как за королем закрылась дверь.