Ночи, в которых ты потерян

Джаред уехал. Они договорились, что будут на связи, и Мэттью писал ему почти каждый день, хотя и заставлял себя этого не делать, ведь Джаред редко писал первым, но отвечал всегда почти сразу. Он был слишком занят, и Мэттью понимал это, чтобы делать какие-либо неблагоприятные выводы. Он скучал безумно - расставаться, когда все только начинается, всегда сложно, а когда настолько влюблен в человека, то практически физически больно быть вдали от него, но еще больнее слушать его голос в телефоне, поэтому Мэтт предпочитал писать. Приходившие послание согревали душу, каждое новое пиликанье телефона будоражило бабочек в животе, он снова знал, что эти твари существуют, и он был счастлив чувствовать это снова. Мэттью ждал конца недели, чтобы встретиться с ним после почти месяца разлуки. Договоренность заключалось в том, что Джаред приедет в их дом как только будет в городе. В голове же стремление встретить его прямо в аэропорту пульсировало навязчиво-непреодалимо, но Мэтт понимал, что реализовать подобное в лучшем случае получится в следующей жизни, в этой же они должны скрывать свои отношения – бабочки в животе затаились вместе с волнительными вибрациями, стало тревожно и обидно – никогда не проявить чувств публично… Никогда не быть собой, не признать его своим так, чтобы все узнали, и плевать, если никто не примет. Никто… Но есть семья. Есть, теперь уже не такая любимая, но жена и все так же сильно любимые дети. Мэттью отчетливее осознавал, какие ограничения и последствия наложены на эти отношения чьей-то незримой, но величественной рукой, рукой совсем не человека, а того, по чьим законам существуют в этом мире все самые несправедливые и опасные противоречия. Джаред всегда будет лишь тенью, эфемерным покоем его жизни, недостижимым, зыбким счастьем, которое никогда не станет реальностью в общепринятом смысле этого слова. У них есть лишь минуты, секунду, крупицы времени, обрывки жизни, ничего полноценного и честного, за исключением силы той любви, что питала Мэттью все эти дни, не давая бабочкам сдохнуть и превратиться в гниющие останки рухнувшей надежды. *** Джаред чертовски перегружался. Концерты шли вереницей одни за другим с разницей в день. Новое утро - и ты в новой стране, еще сутки и снова ночной перелет в другую Вселенную. Жизнь на границы сновидений – лишь побег от самого себя ощущался реально. Джаред загонял себя безжалостно, делая все, чтобы снова ощутить счастье, которое он сам создал, центром которого являлся. Его жизнь – только его, точнее одна на двоих с братом. Созданная их мечтами Вселенная под названием «30 Seconds to Mars» была единственным незыблемым ориентиром. В ней он спасался всякий раз, когда объективная реальность трещала по швам. Только в ней он испытывал счастье, только так заполнял пустоту, которая была результатом сознательно выбранного одиночества. Одиночества, как формы предотвращения глупых и одновременно жестоких терзаний. Одиночество в его словаре означало способ обеспечения безопасности, призванный защитить душу точно так же, как презерватив предохраняет тело от нежелательных последствий. Но были побочные эффекты и у такого предохранения - пустота и осознание собственной бесполезности. От этого Джаред и пытался сбежать, в результате попадая на круг бесконечного и бессмысленного «безопасного» самоистязания – питать тело сладкой болью, ограждая при этом себя от боли настоящей, эмоциональной, то есть жить без привязанностей, но имея более чем полноценный секс - самый сложный баланс, который он так старательно пытался соблюдать. Мало кто мог добровольно выбрать такое. Мэттью приятно удивлял неутомимым желанием поддерживать их отношения. Поистине луч света в Темном царстве. Он даже устроил Джею прощальный вечер перед отъездом, он попросил оставить в его доме необходимые вещи, чтобы Джареду не приходилось всякий раз возвращаясь в ЛА, заезжать домой, тратя их время. Мэттью писал каждый день, и каждый день Джа рассказывал ему о выступлениях и перелетах, о том, как он устает, и как счастлив от того, что снова занят любимым делом, пусть и далеко нелегким – чтобы вселять надежду и любовь в сердца людей, нужно не казаться, а быть победителем. Но «победитель всегда остается один», и вот это правило в жизни Джея работало безотказно. Даже теперь, когда у него появился Мэттью, чувство одиночества не покидало. С каждым днем их быстро развивающихся, эмоционально близких отношений Джареду все сложнее было отделаться от мысли, что всё это фальшивка. Здесь была своя побочка. Чем сильнее возрастала его привязанность к Мэтту, тем труднее становилось закрывать глаза на то, что МакКонахи – мужчина со знаком бесконечной верности и любви на пальце, и этот знак относится далеко не к Джею. Обман обесценивал едва зарождающееся счастье. Хотя Мэтт ни разу не дал ему почувствовать наличие еще кого-то в их жизни, ощущение, что он, Джаред, вломился в чужой дом и с грацией слона там все уничтожает, разрушало и иллюзии возможного хеппи энда. Джей понимал, если станет выбор, Мэттью никогда не выберет его. Да он бы ни за что и не осмелился намекнуть на нечто подобное, но иногда так необходимо просто знать, что в жизни важного тебе человека ты по-настоящему занимаешь первое место. Ощущение пустоты становилось все острее, засыпая в очередной раз где-то в новом месте, он чувствовал ее под кожей, он чувствовал, что абсолютно ни к чему не привязан, и возвращаться ему по сути некуда. У Мэттью есть и будет семья, а у Джея – одиночество. Их разрыв - вопрос времени. Лишь с одним человеком Джаред ощущал настоящую принадлежность, лишь с ним испытал тот всеобъемлющий покой и завершенную наполненность жизни. Джей знал – они подходят друг другу. Еще со времен «Александра» он понимал, что из них получилась бы отличная пара, если бы Колин только захотел посмотреть на все под другим углом. Но ирландец боялся, и эти страхи губили на корню малейшую надежду на счастье, которое могло бы стать панацеей для обоих. Колин не принял, а Джаред решил, что перспектива жить и дальше с одиночеством в сердце куда лучше, чем оказаться безвольной игрушкой в чужих, пусть и любимых руках. Джей знал, каково это отдавать всего себя человеку, для которого ты являешься всего лишь красивым аксессуаром, роскошным бонусом под стать такой же роскошной жизни. Нет, ТАК он больше не хотел. Камерон отравила подобным с избытком, и на те же грабли Лето наступать категорически отказывался. Всё взвесив, Джей принял решение отвыкать, к тому же это были не четыре года, что он провел с Диаз, а всего лишь несколько месяцев, и влюбленный Мэттью одним своим видом показывал, что Джаред на верном пути. Только вот несмотря на радужные прогнозы, исцеление не наступало. Он помнил ирландца все еще слишком отчетливо - каждый их день, каждую встречу, каждую переписку, и более того, он не хотел ничего забывать. Полка с надписью «мой Александр», хранившая раритетные воспоминания, пополнилась новыми и была помещена под стекло на сигнализацию. Тот его звонок не выходил из головы, Джей был уверен, что Колин выдержит, что гордость не даст набрать номер сбежавшего любовника. Но он позвонил, и Джаред понимал, что будь Фаррелл настойчивее, Джей бы согласился на встречу. Он и сам хотел этого, но заранее знал, никакого решения они не найдут, встреча станет пыткой для обоих, потом будет секс из сострадания, а через неделю все повториться. Сильнее всего Джаред боялся, что не сможет больше находить достойных оправданий, чтобы снова отказаться от опасного ирландца – реальная перспектива стать любимым аксессуаром доводила до злого отчаяния. Джей и правда боялся зависимости, поэтому думая о Колине, он напоминал себе больного раком легких курильщика, пытающегося не мечтать о последней затяжке. Получалось хреново.