***
Недолго пришлось братцу Иванушке, то бишь Иезекилю, по вражьему лагерю лазутчиком добровольным бегать. Зажали его в темном уголке добры молодцы Драгнил и Дреер и давай издеваться над беднягой: непотребства всякие чинить, ответы на свои вопросы требуя, а коли не сумеет ответить, грозя карами неминучими. Заступник его невольный, кардинал Джура, еще с утра на моления в лес ушел, вот и остался бедный Изя на растерзание богопротивным нелюдям. — Ну, брат мой, — навис над ним Лекс, — колись — чего скрыл? — Да Светлый с вами! — зачастил Изя, творя знаки церковные. — Чист я аки агнец его! На втором этаже бессовестно заржал Бикс, даром, что оборотень-волк, слух такой, что и за несколько миль мышиный писк услышит. Дознаватели синхронно хмыкнули. — Чист, говоришь? — прищурился кронпринц. — Вот смотрю я на тебя и не верю. Ни единому слову. Изя, возмущенно затрясшись, сунул ему под нос знак Светоча: — Поклясться могу! — Такой соврет — недорого возьмет, — скривился Дреер. — Ты и своему солжешь, скажешь потом: «Прости, Светоч, во благо». — Полегче, Лекс, — осадил разошедшегося мастера Драгнил. — Чего ты на бедного брата взъелся? — На такого взешься пожалуй, — поморщился Дреер. — Отмывать потом замучаешься! — Вот и успокойся, иди… водички попей. Давай я с ним сам поговорю, — ласково улыбнулся поникшему было Изе кронпринц. Лекс, приподняв брови, саркастически усмехнулся: — Да тебе, твое высочество, только волю дай, ты его напоишь, наркомишь и восвояси отпустишь. Не пойдет. — Ну отпустить не отпущу — мы все же в лесу, а ну какая живность злая да голодная нападет? А вот по-людски поговорить — почему бы и нет? Мы ж не звери все-таки. — Ты его еще предложи проводить до монастыря, а он тебя прямо на плаху, в качестве благодарности. — Злой ты, Лекс, — тяжело и печально вздохнул Нацу. — Что же зазря напраслину на человека наводишь? Изя-то обжился уже, нас за своих считает, правда, брат мой? — Иезекиль усиленно закивал головой, без конца творя церковные знаки. — Вот видишь — мы к нему с добром, и он к нам… — внезапно запнулся кронпринц, — с добром. — Ага, от души добра-то от него, из нужника не вылезал, — осклабился Дреер. — Ты чего там делал, болезный? Ответить Изя не успел — к ним буквально подлетел Бикс, суя под нос мастеру какие-то бумажки: — На, командир, почитай, чего он там делал. Опус интереснейший, я так скажу, — и рубанул рукой по воздуху: — Мочить такого брата надо. Прямо там же, откуда он этот папирус натаскал. Лекс, прищурившись, попытался разобрать полустертые каракули: каракули: — «И даважу да вашего сведения Всемиластивый Кардинал Генма… Кто?! — зарычал Дреер, наткнувшись на имя предателя. — Это ты, паскуда, кому тут записки писал?! — Изя как-то резко уменьшился в размерах, и парни почти синхронно скривились, готовясь к новой газовой атаке. — Ну что, Ваше Высочество, и дальше за брата нашего Иезекиля заступаться будете? — обратился уже к Драгнилу Лекс. — Вон он как про вас пишет-то. Нацу принял клочок туалетной бумаги, которую Бикс гордо обозвал папирусом, и прочитал: — «а еще обитает у них нацу драгнил, спевшийся с кланом богомерзких нелюдей, что смеют сеять смуту и раздор во царстве Светоча. И вот он, именующий себя так, утверждает, что кронпринц, хотя мне, вашему покорнейшему слуге, доподлинно известно, что настоящий кронпринц был убит по вашему приказанию». Убит, значит? — сквозь зубы процедил Драгнил, стряхивая на пол пепел от сгоревшей бумажки. — По повелению Генмы, да?! А брата моего тоже по его повелению подменили? Где император?! — Изя затрясся, усиленно мотая головой, мол, знать не знаю, ведать не ведаю. Нацу потянулся к нему охваченной пламенем рукой. — Сейчас ты все вспомнишь. — Тихо, тихо, — отвел руку «покойного» кронпринца от бледного, как смерть, Изи Лекс. — Ну что ты так бурно реагируешь? Вон, смотри, запугал беднягу совсем, Изечка уже и так все вспомнил, да, брат? — Меня господин кардинал с собой не брал. Только обмолвился как-то, что в Харгеоне его судно ждет, — заблеял Изя. — Знаю только, что ездили его Высоко Преосвященство один раз в месяц, на три дня… — Когда в последний раз ездил?! — рявкнул Драгнил. — Вспоминай, гад! — Недели три прошло, — пискнул Изя. — Значит, надо следить, — подвел итог «беседе» Лекс. — Других вариантов нет. Собственно, что делать и кого посылать, было решено довольно быстро. Раз кардинал изволит передвигаться по морю, значит, нужна русалка. Такая в наличии имелась. С ней же — для страховки — отправлялись Гажил и сильфа — для связи, изображая из себя семью. Совершенно обычную. Лексус же должен был дожидаться появления Венди с новостями и, исходя из этого, действовать. Пока ребята обсуждали план, Изя решил потихоньку смыться, ибо даже его скудного умишка хватило, чтобы понять: жизнь его теперь будет если и долгой, то весьма несчастной. И кардинал Джура не поможет. Поэтому бочком-бочком он стал подбираться к двери, где его решил задержать бдительный и не принимавший в разговоре участие, но сильно раздраженный Златик. Пытаясь отбиться от противных волосатых лиан, Изя не придумал ничего лучше, чем от души по ним потоптаться. Кто бы в таком случае не вспылил? Наговорившись и обсудив последние детали, будущие освободители императора наконец соизволили вспомнить об Иезекиле. — Ну и где этот… нехороший человек? — устало вздохнул Дреер. — Еще одна забота на мою голову. В этот момент Златик, культурно прикрывшись листочком, сыто рыгнул. Валяющийся у горшка одинокий сапог довольно красноречиво подсказал и где, и кто, и как. Парни, переглянувшись, пожали плечами: туда ему и дорога. На вопросы вернувшегося с моления кардинала Джуры троица дружно отвечала: «Не видели, не знаем». Пропажа Изи никому не испортила настроение, только Люси потом весь вечер орала: «Чем вы, ироды, Златика накормили? Он же вот облетел весь!» Но «ироды» упорно молчали и отводили глаза.***
Вечерняя заря уже окрасила небо на одинокой крепостью в ализариновый цвет, ветер принес ожидаемую, но нежеланную прохладу, стойкий запах соленой воды (что ожидаемо, море же) и рыбы. Старый служака, зябко кутаясь в потрепанный китель и припадая на нещадно гудящую (видать, перед непогодой) ногу, прохромал к одиноко стоящему высокому мужчине: — Ваш превосходительство, не извольте серчать, время-то уж минут двадцать как на прогулку вышло. Почивать пора да и лекарство надо выпить, оно ж вам из самой столицы доставляется. Мужчина устало кивнул головой. Вздохнул, поправил на плечах черную кожаную куртку и уже направил ноги к проему в полу, как слишком неожиданно потемнело, устойчивая крыша башни, окруженная высоким парапетом, сменилась бескрайним простором уносящегося вперед моря, а тишина — бравой бранью старого смотрителя. Бывший узник рассмеялся каким-то сумасшедшим, гортанным смехом (судя по тому, как дернулся смотритель, больше напоминающим рев) и потерял сознание. Чтобы прийти в себя уже на кровати в маленькой, пропахшей травами клетушке, встретиться взглядом с беспардонно лапающим его розововолосым парнем и снова потерять сознание, но уже под раздражающе-трескучий старушечий голос: — Ишь ты, анператор, а все тудыть же — грабли свои распускает почем зря. У-у-у, бесстыдник!***
Полюшка, продолжая раздраженно ворчать, лихо смешала в кружке какие-то настойки, после чего сунула ее в руки уже уложившего брата кронпринца: — На, в рот ему залей. — Что это? — поморщился от неприятного запаха Нацу. — Лекарство, — ехидно усмехнулась старуха. — Проснется — все как рукой снимет. — А точно проснется? — отодвигаясь подальше от Полюшки, уточнил Лекс. — Эк ты его клюкой своей приложила — гул по комнате прошел. Лекарка злобно сверкнула на него глазами: — Неча было на людей бросаться. Одно ему оправдание — опоили его гадостью несусветной, дабы он до женского полу чересчур охоч стал. Так что девок к нему не пускайте, пока окончательно в разум не придет. — Странно, — потер подбородок Дреер. — И зачем было это делать? Это Генма так Его Величества от дел государственных отвлекал? — У-у-у, — все же приложила его клюкой ниже поясницы Полюшка. — До таких лет дожил, а все не знаешь, зачем люди такими делами занимаются. Или думаешь, детей в капусте находят? — Так это ради наследника? — потер ушибленную часть тела Лекс. Ответить Полюшка не успела — Нацу, едва не выронив из рук кружку, зашелся в гомерическом хохоте. Хорошо хоть лекарство успел дать брату, а то точно расплескал бы. Но от воспитательного подзатыльника лекарки это его не спасло. — Нашел, над чем потешаться, — пристыдила она прыскающего в кулак кронпринца. — Беда это — детишек не иметь. Тут плакать надо, а не зубы скалить. Да что с тебя взять? Одно слово — нелюдь. — И, бубня, поковыляла к двери. — Сочувствую, — вздохнул Лекс, когда они остались одни. — Ты лучше Генме соболезнования вырази, — фыркнул Нацу. — Он, поди, не одну сотню золотых на девиц и настойки потратил. Зереф не бесплоден, просто… — Драгнил, вдруг став серьезным, предупредил: — Только никому об этом не говори, так, на всякий случай. Ты ведь уже знаешь, что на нашу семью заклятие наложено, чтобы братья между собой не враждовали. А какое заклятие без обратки? Так и здесь: дети в мире и согласии живут, друг за друга горой, да чтобы их на свет произвести, родители по любви жениться должны. Ну, на крайний случай, очень сильной симпатии. Иначе так и останутся они бездетными. — А почему ты сказал «братья»? — медленно переваривал новую информацию Лекс. — Потому что девочки в нашей семье не рождаются. Это тоже побочка. — Да уж, — расплылся в довольной улыбке Дреер. — Просчитался Генма. А нам это только на руку — теперь мы точно знаем, чем его прижать и как на чистую воду вывести.