Колыбель для монстра

      Когда луна и солнце стали, наконец, едины после долгой разлуки, их счастью не было предела. Чувство правильности и умиротворения переполняли их. Они были вместе недолго, кажется будто бы всего лишь мгновенье, но из этой мимолетной встречи родилось Небо. Такое прекрасное и безграничное. Луна и солнце любили свое дитя, родившееся слепым и глухим. Они наблюдали за ним из далека, всегда молчаливо поддерживая, даря искрению заботу и любовь. Небо тоже любило своих родителей, хоть ни разу не видело и не слышало их. Лишь иногда ему становилось грустно из-за вечного одиночества, потому оно плакало - так был рожден Дождь и Облако. Позже появилась Гроза, что стала голосом немого Неба, озвучивая душу своего создателя. Солнце было счастьем, что оно чувствовало. Самыми последними появились Ураган и Туман, ставшими самым ярким и близким отображением Неба. Они были частицами его души, что делили ту пополам. Туман был мраком Неба, Ураган же стал вдохновением. И если одному достались лишь негативные эмоции, то другой получил их в равной доле. Ураган мог ненавидеть яростно, любить страстно, реветь громко, сносить весь мир в порыве бешенства или же дарить наслаждение. Уделом же Тумана навеки стало нести воспоминания всего ужасного и жестокого, бесконечно черного, болезненного и такого омерзительно выворачивающего - всего того, что было скрыто от всеобщего взгляда.       Туман не был против своей судьбы, это было его природой и смыслом рождения. Небо никогда не забывало о нем, даря любовь и искренность в равной доли между каждым своим хранителем. Но иногда, совсем чуть-чуть, Туман чувствовал зависть и желание стать с бесконечным дитя луны и солнца единым, навеки забрав того только себе. Это было правильно, ведь он есть сплошной грех и порок. Туман знал, что его эгоизм это отображение эгоизма создателя, а это значит, что все чувства, которые он испытывает - это нормально. Нормально, правда ведь? Ну, не могло же Небо создать себе хранителей, что защищают его от жестоких людей, быть настолько эгоистичным, чтобы использовать их? Или их создатель просто не понимает таких приземленных порывов? В любом случае Туман по природе свой был самовлюблен, эгоистичен, напорист, а еще очень терпелив.       Рокудо Мукуро не помнил ничего, что было с ним до лабораторий Эстранео. Ни имени, ни клички, ни родителей, ни дома, ни друзей или же врагов. Его жизни "до" просто не было - покрытая вечным мраком и темнотой, будто бы он уж родился шестилетним и в камере. А может, он просто впервые осознал себя как личность только к этим годам, привыкнув к наркотикам и разным химическим препаратам. "После" для Мукуро тоже не существовало, потому что он не чувствовал себя свободным, блуждая по паркам и улицам. Для Рокудо было только "сейчас", одна единственная секунда, ставшая вечностью. Все, что он знал - это желание. Страстно, отчаянное и дикое, оно сводило его с ума, а все из-за того, что когда-то, по глупости, вслушался в пространство.       Ему было, кажется, семь, когда SR-69 впервые услышал у себя в голове чей-то всхлип. Тихий, приглушенный, горький и такой... важный. Его раньше никогда не интересовала и не заботила чужая боль, он не чувствовал, а вернее отвергал сверхъестественное единение нумерованных, попросту отворачиваясь и замыкаясь в себе, а этот всхлип отчего-то проигнорировать не смог. Он вслушивался в чужую агонию долго, где-то с месяц, а может и дольше. SR-69 надеялся, что именно сегодня, именно в эту секунду, в это мгновенье, крики прекратятся и наступит спасительная тишина, которая принесет облегчением им двоим. Только вот этот кто-то не замолкал, постоянно крича и агонизируя. Ребенок ненавидел эти звуки, но продолжал вслушиваться. Он скрипел зубами, разбивал кулаки в кровь, пытался блокировать свой разум, специально нарушил правила, чтобы получить снотворного, но продолжал жадно вслушиваться, запоминая каждую секунду своей и чужой жизни.       Мукуро до сих пор помнит тот животный ужас, когда этот таинственный кто-то перестал кричать и дышать. Это были самые ужасные три часа в его жизни. Подавленный, напуганный, обессиленный, ничтожный, он с отчаянным фанатизмом озвучивал каждую секунду без вечно кричащего голоса, невидяще сверля взглядом ненавистный белый потолок камеры. Тогда еще SR-69 сорвал себе голос, потому что не затыкался и на секунду, даже рядом с учеными. Он вел отчет собственной жизни без голоса. А потом пришло счастье, неожиданным апперкотом заставив подкоситься ноги. Мукуро ревел как девчонка, когда таинственный кто-то в его голове, наконец, сделал жадный вздох, а потом закричал так, что, кажется, Рокудо даже оглох на мгновенье. Чувства облегчения и спокойствия поселились в душе подопытного, в то время когда другой нумерованный агонизировал. Живой. ОН жив, а все остальное не важно. Мукуро залечит чужие раны, облегчит страдания, отвлечет от реальности и подарит сказку.       Именно тогда-то и была рождена история о луне и солнце. Мукуро не знал, слышит ли его незнакомец, но продолжал говорить, впервые так по-детски поверив в чудеса и волшебство. Лишь спустя год или около того, незнакомец "ответил" ему. Не словами, ни криками, ни прерывистым дыханием, а душой. Такое искреннее и чистое чувство благодарности поразило сердце Мукуро, заставив еще долго плакать тихо-тихо, чтобы никто не заметил его счастья. Он знал, что "говорят" именно с ним. Именно ему предназначено это воздушное и прекрасное чувство. Только ему и никому больше.       Мукуро дал имя этому незнакомцу. "Сиело" прошептал он тогда в пустоту, а ему ответили "Неббиа" и весь мир стал до смехотворного простым. Рокудо придумывал все новые и новые истории о луне с солнцем, прекрасно зная, что "транслирует" сказку, предназначенную лишь одному единственному, всем нумерованным. Мукуро был не против. Ведь Сиело хотел, чтобы все были точно так же счастливы, как и он. Такое прекрасное и честное Небо, любящее всех одинаково. SR-69 был поражен и заворожен искренностью Сиело.       Слишком прекрасен. Слишком чист. Слишком добр. Просто, безгранично и слишком.       Вскоре Рокудо знал о своем Сиело все то, чего тот даже не говорил. Иллюзионист самосовершенствовался, проникая в чужие разумы, гуляя между стенами, становясь только выносливее и могущественнее. Если хватало сил, Мукуро проецировал себя рядом с телом Сиело, стараясь обнять. К сожалению, подобный шанс выдавался до безобразия редко, но это не огорчало Иллюзиониста - Туман умет быть терпелив. Созданная им же сказка затуманила разум SR-69. Он поверил в чудеса и хорошие концовки, легкомысленно проигнорировав реальность, доверху наполненную жестокими людьми.       Когда Мукуро было десять он предложил Сиело сбежать. Конечно, это было завуалированное послание, который каждый нумерованный принял на свой счет, но предназначено оно было только одному единственному человеку. Подопытные еще долго гудели у Иллюзиониста в голове, предлагая идеи и выстраивая планы, вызывая у SR-69 приступ ужасающей головной боли. Он уже хотел было "отключить" связь, как в какофонии гула услышал тихое "да". И будто бы по волшебству весь гул затих, а Сиело снова повторил "да", вызывая у Мукуро неконтролируемую дрожь во всем теле. Его Небо, его отдушина и счастье согласился! Они встретятся ! Совсем скоро, еще чуть-чуть и все будет легко, просто и безгранично.       В ту ночь, а может и день, Мукуро уснул счастливым, а проснулся уже без привычного голоса в свой голове. Сиело исчез и Иллюзионист не мог найти его, как бы не старался. Он даже побег на год отложил, постоянно рыща по чужим разумам, выжимая из себя последние соки, лишь бы понять где Сиело. Рокудо искал отголоски чужого разума и пламени, прекрасно зная, что брат не мог просто так взять и исчезнуть. Умереть он тоже не мог - SR-69 бы почувствовал. Они все бы почувствовали. Рокудо зверел с каждой секундой, ставшей вечностью, а потом просто не выдержал и разрушил лабораторию - его сила достигла апогея. Уже позже, "свободный" он так и не найдя Сиело, Рокудо Мукуро поклялся уничтожить не только мафию, принесшую столько боли, но и весь мир с существующей в нем тьмой. Иллюзионист был уверен, что истинный мир - бесполезен. По крайней мере, без Сиело он не имел смысла, уж это точно. Надежда исчезла будто бы по щелчку чужих пальцев и Рокудо зарекся верить в сказки. Слишком больно, когда осознаешь - волшебства нет. Для него уж так точно.       Сейчас же, такой взрослый и возмужавший, он смотрел на то, как ЕГО Сиело расслабленно откинул голову на плечо Варийского Урагана. Мукуро безразлично наблюдал за тем, как чертов Бельфегор доминирует над Тсунаеши, подавляя того во всех планах, заставляя подчиняться себе. Рокудо уверен, что это насилие. Он знает, что гребанный Принц не достоин Сиело. И секундное счастье, заставившее его собственное время снова бежать вперед, снова растворилось словно по щелчку тех самых невидимых пальцев. Облегчение же от осознания того, что Тсуна жив, сменяется гневом, ненавистью и ревностью. Да, Мукуро не показывает этого, но подсознание коварная штука. И даже сильнейшему Иллюзионисту этого мира не подвластен контроль над такими человеческими эмоциями. Туману даже немного смешно - выдержал пытки Эстранео, прошел шесть Путей Реинкарнации, не сдох из-за экспериментов, не окочурился в тюрьме Вендикаре, а "проиграл" собственной человеческой стороне. Рокудо и не подозревал до этого момента, что она, эта сторона, еще жива. Ан нет, процветает и здравствует, превращая гениальный разум Иллюзиониста в кашу. Туман действительно терпелив, но не всепрощающ, как Небо. Бельфегор оскверняет Сиело и должен быть наказан.       - Пиявка, как меня зовут? - спрашивает Бельфегор, когда Феникс переносит его к сопящим сталкерам, гордо именующими себя Вонголой и Варией.       - Бель, - тихо, практически неслышно выдыхает нумерованный, неспособный оторвать взгляда от своего человека. Он будет отвечать на любой вопрос Урагана. Он будет повторять то, что тот говорит. Он будет подчиняться ему всегда.       - Пиявка, как зовут твоего брата? - Принц видит намного больше, чем любой нумерованный. Треск в душе его вампирчика слышится все отчетливее, заставляя несуществующие воспоминания кровоточить. Фениксу сейчас больно, он просто этого не осознает, забыв какого это чувствовать агонию. Подобный "склероз" нормален. Так должно было случиться.       - Занзас Сайрини, - послушно отвечает Тсунаеши, а слушатели лишь недоуменно хлопают глазами. Босс Варии уже порывается что-то сказать, как его затыкает Скуало, дальновидно понимая - не стоит сейчас вмешиваться в этот диалог.       - Пиявка, как тебя зовут? - Бельфегор раздражен звуком разбивающегося стекла. Ему проще расплавить его самому, прижигая раны.       - Феникс, - искренняя улыбка сына заставляет Емитсу сжать кулаки. Его мальчик, его кровь и плоть, говорит вещи, приносящие боль. Советник понимает, что это не вина Тсуны, но все равно душа воет раненым волком. Он отдал бы сейчас все на свете, лишь бы с его сыном все было хорошо.       - Пиявка, когда ты впервые увидел море? - Бельфегор знает, что разбивая стекла и зеркала нужно прикладывать определенное усилия, чтобы они осыпались полностью и за раз, не оставляя стеклянные занозы.       - Леви отвез меня туда для медитации, мне было тринадцать, - Гроза Варии лишь недовольно хмурится, но молчит, повинуясь немому приказу Босса. - Или нет. Мне было двенадцать... Четырнадцать? Раньше же было...       - Пивка, как меня зовут? - снова спрашивает Потрошитель, лишь сильнее сплетая их пальцы. Ему больно, но Ураган способен и не на такое, лишь бы спасти свое Небо.       Феникс лишь улыбается, открывает рот и резко замолкает, недоуменно хлопая глазами. Кажется, его только что выбросило, а может и вбросило в пространство. Он не понимает где сейчас, и что делает. Почему в голове что-то стучит, а где-то в груди ноет. Нумерованный смотрит на человека, подсознательно понимая, что тот важен, но резкий толчок, что он почувствовал у себя в голове заставляет лишь немного отстранится. Инстинкт самосохранения берет вверх, а хвост из металлических пластин замирает у шеи говорившего человека, который почему-то совершенно не пугается и не пытается отстранится, только их пальцы сильнее переплетает.       - Как меня зовут? - нумерованный отстраненно вслушивается в звуки голоса, кажущегося знакомым. Он слышал его уже где-то и когда-то, но не может вспомнить.       Секунды утекают вместе с развитием. Вот она обратная сторона идеального оружия - полная или частичная деградация при "перегрузке системы". За подобную мощь нужно платить. Еще с минуту и все слова покидают нумерованного, оставляя лишь животные инстинкты. Безымянный может лишь догадываться о смысле этих звуков, не кажущимися враждебными. Тембр, интонация - чувствительный слух улавливает малейшие изменения в голосе человека, а интуиция помогает понять враг ли это или же нет.       - Пиявка, ты сейчас вообще понимаешь слова? - в ответ Ураган получает лишь звериный оскал и покушение на собственную жизнь.       Тсуна просто посчитал говорившего врагом, потому-то и ударил с размаху того хвостом в голову. К счастью Бельфегора и к недоумению нумерованного удар так и не был нанесен. Острые пластины, что разрезали бы голову Потрошителя напополам, замерли буквально в нескольких миллиметра от цели. Нумерованного, однако, такой расклад не особо устраивал. Он бил и бил, целясь в странного человека, чей запах дурманит сознание.       Бельфегор не двигается. Он видит каждый удар, предсказывая куда целится его безумие и не прекращает задавать один и тот же вопрос о своем имени. Пиявка, даже если постарается, не сможет убить его. Тело Потрошителя под завязку набито пламенем Феникса, его запахом и метками, превращая Принца не просто в человека-донора-любовника, а в чужую собственность, на которую никто не сможет покуситься. Подобное проявление собственнических чувств устраивало Ураган. Он и сам умел ставить невидимые метки. Самой главной была его кровь, которую он добровольно отдавал пиявке. Именно его собственное ДНК в организме нумерованного не позволит тому на пасть на Потрошителя, посчитав хозяином. И пусть Феникс этого не знает и не понимает, нападая все яростнее. Пусть глушит своим ревом. Пусть приносит нескончаемую боль своими пустыми глазами и животными рефлексами. Пусть последняя капля человечности сдохла в агонии чужого разума. Пусть. Им с вампирчиком все равно суждено быть вместе. Бельфегор знает это так же хорошо, как и то, что чтобы жить нужно дышать. Ураган же способен вдыхать даже огонь преисподней. Безумие и мрак своего Неба он тоже может поглотить. Ему не принесет это никакого вреда, сделав только сильнее. В этом и разница между ним и Туманом, который при поглощении агонии Неба становиться только эгоистичнее и самовлюбленнее. Ураган же будет использовать свою силу только ради блага своего единственного и прекрасного вампирчика, наплевав на собственные нужды. Подобное самоотвержение не делает Бельфегора менее эгоистичным или же гуманным. Просто Небо принадлежит только Урагану. И делится он ни с кем не будет. Особенно с разноглазыми плебеями, что так хреново скрывают свою похоть.       - Феникс, сидеть! - Принц устал смотреть на обезумевшего любовника и его бесполезные попытки.       Лишь услышав недовольный рык человека и приказ, нумерованный замер на секунду, а потом послушно плюхнулся на землю, не совсем понимая, что происходит. Но он должен слушать этот голос. Он должен повторять за ним. Он должен оберегать его. Он должен быть рядом с этим человеком всю вечность. Он должен все это не из-за приказов, а потому что хочет этого сам.       Сам. Собственные желания начинают понемногу заполнять разум. Безымянный хочет многого. Собственное имя и увидеть семью. Смерти создателям и вечной агонии их душам. Прогулок под звездами и снега под ногами. Крови своего человека и его объятий. Быстрого ветра и пустынных дорог. Он хочет увидеть луну и солнце, когда они становятся едины. А еще шоколада.       - Феникс, какого цвета снег? - Бельфегор сейчас кажется до безобразия сильным и безгранично величественным. Он смотрит на Небо сверху вниз.       Мукуро задыхается от неверия и ярости, когда ничтожный человек, с размаху бьет ЕГО Сиело ногой по лицу. Мгновенье и тяжелые ботинки вжимают плече брата в белую землю, с каждой секундой увеличивая силу давления. Если бы Тсунаеши был нормальным человеком, то его рука не выдержала бы подобного насилия - плечевой сустав просто бы треснул. И тогда Тсуна кричал бы из-за невыносимой боли, умоляя мучителя прекратить. А Сиело же лишь невидяще смотрит вверх, где разноцветные планеты продолжают танцевать, звезды сверкать, а луна с солнцем сближаться.       Рокудо честно пытается сдерживать себя и свои эмоции. Он ставит многотонные блоки, сбрасывая на нежеланные мысли атомные бомбы. Но подобное извращение только усиливает раздражение. Негодование других нумерованных подогревает ненависть, а когда Бельфегор снова с размаху бьет Сиело по лицу, у Иллюзиониста в голове будто бы что-то щелкает. Он больше не способен сдерживать собственную ненависть, а весь мир снова становится до безобразия смехотворным и простым. Просто нужно убить Бельфегора. Просто нужно уничтожить его остатки. Просто нужно забрать Сиело себе. Просто нужно сделать того счастливым, подарив все, чего только пожелает чужой разум. Просто и легко.       Мукуро никогда не любил пафосные слова и позы, объяснения собственным поступкам или же дальновидные предупреждения о собственной силе. Он просто нападал, когда подобной чушью занимались противники. А еще, несмотря на то, что ученые Эстранео фокусировались на его развитии как Иллюзиониста, Мукуро все равно был быстрее и выносливее обычных людей. И двигался он быстрее. Поэтому оказаться у Урагана за спиной за считанные секунды не особо составило труда. Вложить всю свою силу в один удар тоже было не сложно. Сложно было принять тот факт, что верный трезубец был остановлен ЕГО Сиело, чьи физические данные Мукуро не превзошел бы даже если бы очень захотел. Сложно было сгруппироваться в считанные миллисекунды, чтобы удар, который Тсунаеши нанес в грудь, не проломил все ребра. Сложно было принять, что его брат, безумие и Небо отбросило Иллюзиониста так далеко, как это возможно - поближе к другим нумерованным, что разделяли негодование Тумана.       - Не смей прикасаться к моей собственности.       Сложно. Мукуро сейчас очень сложно воспринимать слова полные искренней ненависти и злобы. Сиело будет защищать чертового Бельфегора пока кто-нибудь из них не сдохнет. И это простое осознание до безобразия сложно принять и проглотить. Весь мир для Рокудо Мукуро снова стал бесконечно секундой, грузом, давящим на грудь и душу. Смехотворно простой мир исчез неожиданно, как когда-то это сделало ЕГО Небо.       - Пиявка, место, - командует Бельфегор, а тот лишь улыбается, смотря на своего человека, который снова нашелся. Стук в голове это подтверждает, входя в унисон с собственным сердцем.       - Белый, - нумерованный склоняет перед своим Ураганом колено, тут же целуя руку, когда Принц ее немного подносит к носу любовника. - Снег белого цвета, Бель.       - Ты можешь забыть мое имя, как дышать или же говорить. Можешь забыть о прошлом и настоящем. Можешь забыть как жить и как пахнет море, - Потрошитель небрежно дергает свое безумие за волосы. Невидимая рука, что сжимала его сердце все это время, наконец, отпустила, позволяя снова сделать прерывистый вздох. - Но никогда не забывай, что снег белый.       - Обещаю, - клянется нумерованный, аккуратно прокусывая вены на запястье своего Урагана.       Феникс снова помнит что такое страх и агония. А все из-за того, что снег белый. В его далеком прошлом, весь мир тоже был белым. Камеры, пижама, халаты врачей и операционные. Воспоминание об этом приносит нескончаемую боль, что соседствует с первобытным животным страхом. Феникс не может убить эти чувства, потому что они помогают ему хоть как-то идентифицировать себя. Страх и боль являются прекрасными проводниками в реальность, позволяя не потерять то, что делает тебя собой. Если Феникс забудет почему боится, ненавидит и опасается белого цвета, то просто исчезнет. Навсегда и безвозвратно. Это пугает подроста. Он не хочет терять своего человека.       Нумерованный зализывает рану на руке Бельфегора, а после встает с колен, тем не менее продолжая смотреть себе под ноги. Земля под ним белая, холодная и ему страшно. А еще спокойно из-за того, что он помнит какого это бояться. Феникс помнит все, что было. Занавес открылся, два мира слились в его голове воедино, поэтому-то он улыбается, пересматривая свою жизнь заново и со стороны. Это как кино. Только без звука и перерывов. Бесконечная лента в быстрой перемотке напоминает о том, что было. Еще мгновенье и Тсуна знает, что после того как девять лет назад его представили одному из верхушки Эстранео, тогда еще XBT-27 совершил ошибку, попытавшись напасть на важного человека. Он помнит, что в ту же ночь к нему в карцер пришел Пит и усыпил, напоследок пообещав, что всегда будет защищать своего любимого монстрика. Феникс помнит те краткие мгновенье, когда он просыпался из иллюзорного сна - неосознанно он пробирался в чужие сервера, выкрадывая все больше и больше кодированной информации. Подросток помнит свое разочарование, видя толстый слой стекла колбы, потому-то он и засыпал снова, сам себе стирая память и все сильнее подпитывая иллюзорных людей, его Семью. У него прекрасно получалось внушить самому себе, что иллюзия есть реальность, которой он достоин. А те кодированные данные стали хорошей подпиткой, позволяя узкому и фальшивому миру расширится до безграничности.       Колыбель Девятого, спасенный им Занзас, Вария, ставшая семьей, спасшая от безумия и боли - Феникс создал свой собственный мир, где все было идеально и сказочно. Ему нужно было спасение от самого себя и реального мира, что искажало непробиваемый слой стекла колбы. Поэтому он создал свое личное счастье, используя гнилое волшебство и дешевое самоубеждение. Глупо как-то получилось и совершенно по-детски - прятаться от настоящего. Но он продолжал строить свой подушечный форт, непоколебимо уверенный, что тот не сжечь обычным пламенем. Феникс - ребенок. Обиженный и озлобленный, напуганный, отчаянно желающий, чтобы больше никто и никогда не сделал ему больно. Потерянное дитя, продолжающее верить в жестокие слова "все будет хорошо". Он не хочет мириться с безразличностью Надежды к таким, как он. Просто потому, что человек по природе своей весьма упрямое создание.       А потом в его сказке появился Принц. Самый настоящий, только без белого коня и со стилетами в руках. Он заменил собой свою же копию, проникнув в чужой разум так легко и играючи, что ни один монитор безумных ученых не смог засечь нарушения в голове подопытного. Потрошитель был силен не только физически. Его непоколебимый дух и разум, что не имел границ, привлекли нумерованного. Пришелец и незваный гость стал тем, на кого безымянный хотел походить. Интерес и идолопоклонничество, как и копирование быстро иссякли себя, оставляя лишь невинную симпатию, ту самую из-за которой постоянно хочется улыбаться, а все вокруг становиться ярче. Сиело было хорошо и легко рядом с Бель. Иллюзорный мир продолжал быть иллюзией, Семья все так же оставалась спасением, а вот Потрошитель... Бельфегор стал чем-то или кем-то в мире Феникса. Он стал сердцебиением и кровью, воздухом в легких и уверенностью в собственной нормальности. Принц будто бы стер все плохое, оставив лишь непоколебимую уверенность в том, что жить это хорошо. Феникс родился не зря, он не ошибка природы, не выкидыш мирозданья, не ничтожная тварь. Он просто потерянный ребенок, которому нужно принятие. И Принц дал его, срастаясь с иллюзорным миром нумерованного полностью и без остатка, легкомысленно наплевав на собственную безопасность и принимая любые правила чужой игры. Потрошитель не требовал ничего взамен, продолжая быть просто рядом, наблюдая со стороны за развивающимся флагом подушечного, теперь уже, королевства. Лишь иногда он говорил или делал что-то, что заставляло Вселенную Феникса немного сужаться.       И под лазурным небом, где радужные планеты стонут, а солнце с луной становятся все ближе и ближе к друг другу нумерованный понимает как же ловко Бель контролировал чужой разум все это время, заставляя все больше и больше концентрироваться только на нем. Манипулятор. Бель - аферист, первоклассный шулер и мошенник. А еще он эгоист и жуткий собственник. Феникс принимает эту грешную часть своего человека легко и просто, не пытаясь изменить, ни на что не обижаясь и не пытаясь направить того на "путь истинный". Просто потому что не хочет и не имеет право - нумерованный уже по самую шею в прохладном океане крови. И, честно признаться, с Бель под боком там было куда приятнее, чем одному. Феникс тоже жуткий эгоист и собственник. А еще он чудовище и монстр, рядом с которым просто не безопасно. Но нумерованный не отпустит, чтобы Потрошитель был счастлив где-то и с кем-то, в дали от него, в полном порядке и здравии. Намного проще убить Бельфегора, стоит тому только хотя бы посмотреть в другую сторону, умереть самому, а после дождаться перерождения. Вечность - это очень-очень долго. А Небо зависимо от Урагана.       - Бель, я помню все, - Ураган лишь недовольно кривит губы, небрежно пропуская несколько прядей его вампирчика между пальцев.       Бельфегор прекрасно понимает и видит все мысли пиявки, который, кажется, нашел себя и дзэн. Но это не облегчает ношу Урагана, который видит, как одна из прядей волос на голове его безумия белеет. Напоминание. Феникс оставляет напоминание о той, несостоявшейся жизни самому себе, заставляя ожог на теле, что скрывает номер, разрастись по всему телу. Так, как было раньше. В том, нереальном мире, Скуало научил пиявку двигаться плавно, а Маммон научил видеть чужие души и слабости. Леви оставил вампирчику белую прядь волос и спокойствие в душе. Луссурия приучил подростка к дорогой одежде, научив читать людей именно по цацкам, которые те носят. Занзас же дал чувство защищенности, безопасности и принятия. И все это теперь стало напоминание на теле пивке, что управляет шрамами, ставшими теми или иными силуэтами. Иллюзорная Варийская форма обволакивает тело Феникса, и Принц не может сдержать смешка. Так его безумие выглядело на всех официальных собраниях. Обтягивающие штаны из плотной материи, что не стесняют движения и отражают атаки врагов, заправлены в высокие ботинки военного типа. Черная безрукавка с удлиненным горлом скрывает часть лица вплоть до самого носа. На шее висят "лыжные" защитные очки. Стандартная Варийская куртка с вышивкой указывает на статус офицера Облака. На поясе висит белая маска, что комично улыбается, одновременно с этим проливая слезы. Рядом два ятагана - оружие, которое выковал сам вампирчик из тех огромных тесаков близнецов-нумерованных. Весь этот образ - Феникс Скайрини, тот, кого Бельфегор привык видеть в своих снах. Только вот его, этого Феникса, по сути свой никогда и не существовало. Это всего лишь образ, сценическое лицо, которое пиявка обязан похоронить, как когда-то это сделал с Савадой Тсунаеши. Туман глубоко заблуждается, когда думает, будто бы Ураганы менее терпелив его. Потрошитель одиннадцать лет терпеливо ожидал пока пиявка наиграется и устанет жить в сказке. Сейчас он тоже подождет. В конечном итоге, у них впереди есть вечность. Им совершенно некуда спешить.       - Пиявка решил сыграть в Варию в последний раз, - хохочет Бельфегор что есть силы, неизвестно откуда достав кольцо Облака Варии. - Без этого образ будет неполноценен.       Потрошитель шустро надевает на средний палец своего безумия кольцо, которое тут же его принимает. Занзас устал удивляться, потому лишь нечитаемо сверкает глазами. То ли планирует убить Бельфегора, так нагло спиздящего чужую реликвию. То ли всерьез планирует принять этот ненормальный мусор под кодовым именем "Савада Тсунаеши" в свои ряды. Скуало не знает о чем сейчас думает чертов Босс, мечник слишком поражен, что кольцо кого-то, наконец, приняло. За последние несколько лет у них были претенденты на место офицера Облака. Только вот отборочный тур заканчивался каждый раз, когда те надевали кольцо, которое сжигало их в буквальном смысле этого слова. Раньше Акула думал, что это из-за того, что кандидатуры были подозрительными и весьма недостойными рожами. Сейчас же мечник понимает, что у кольца все это время был хозяин. Однако, как такое вообще возможно?       Феникс смотрит на кольцо, которое блестит так же, как когда-то, и улыбается грустно-грустно. Он ностальгирует по несуществующей жизни. А еще он не может заставить себя передать сообщения, которые "сохранил" у себя же в голове. Так, на всякий случай. Они предназначены важным людям, с которыми он хотел бы попрощаться в случае чего. Вернее не он, а Феникс. Тот самый, который был воспитан Варией. Савада Тсунаеши, которого он убил, тоже кое что оставил. Стоит ли произносить всё это вслух, если собственная жизнь сплошная иллюзия?       - Пиявка, ты должен быть пиявкой, а не почтовым голубем, - вдруг упрекает Бельфегор, заставляя нумерованного сомневаться в... многом. Как Ураган знает о чем тот думает? Почему знает больше нумерованного? Как такое вообще возможно? - Это потому что Ураган един с Небом, - просто отвечает его человек и подросток лишь фыркает. Он благодарен Бельфегору за все, через что тот согласился пройти, добровольно прыгнув в бездну. Хотя, он же безумец. А для них нет понятия границ. Лишь бесконечное и свободное падение.       - Пап, если ты когда-нибудь найдешь меня, то просто убей. Не задавай вопросов, не жалей, не пытайся спасти. Просто убей меня. Я не хочу жить и помнить ЭТО, - Емитсу неверяще смотрит на старшего сына, что смотрит на него с таким отчаяньем и болью в глазах. - Пожалуйста. Другого спасения для меня больше нет.       - Тсунаеши, мальчик мой, - Советник порывается обнять своего сына, только вот его останавливает Бельфегор, что так точно бросает стилеты, особенно под ноги.       - Ши-ши-ши, это всего лишь запись, - заверяет тот, а Емитсу не верит. Он не хочет и не может этого сделать. - Савада Тсунаеши мертв. Пиявка его убил.       - Да пошел ты к черту! - Советник действительно больше не может сдерживать себя. Его сын, его настоящий и не искалеченный, не потерянный и независящий от чертового маньяка Тсунаеши здесь и сейчас. Он говорит с ним! И то самое решение о принятии "нового" Тсуны просто сгорает в пламени надежды. Все еще можно вернуть. Тсуну можно вернуть! Емитсу верит в это. Он надеется.       Только вот старший сын отчего-то не спешит к отчаявшемуся отцу, что сейчас воюет с Бельфегором. Он не пытается отодвинуть Потрошителя, пригрозить ему или же напасть. Тсунаеши не отводит взгляда от Занзаса. Варийскому Боссу не нравится такое пристальное внимание. Мелкий мусор выглядит слишком уж счастливым и каким-то одухотворенным. Будто бы увидел самую желанную и нужную вещь в мире. Сравнение самого себя любимого с неодушевленным предметом напрягает Яростное Небо и он раздраженно посылает ее к чертовой матери. Мужчина следит за каждым движением ненормального пацана, пытаясь предсказать, что тот хочет сделать, только все предположения рушатся, когда мелкий встает на колени. Нет, не перед ним. Перед всей Варией, за исключением Бельфегора, который продолжает утыкать землю перед ногами Советника стилетами.       - В день вашей смерти я уничтожу этот мир, - варийцы уверены, что это заявление чистая правда. - Вы все - моя семья, мои родители и братья. И ценнее этого нет ничего на свете. Я благодарен вам за каждую секунду, проведенную вместе. Спасибо за то, что растили и принимали, заботились и учили. Вария навсегда останется мне домом и непреступной крепостью, где чудовища из снов бояться покидать тени. Я люблю вас, ребята.       - ВРОЙ! - Скуало больше не может терпеть. Он запутался и ничего не понимает. Как они могли вырастить это чудовище, если "познакомились" с ним относительно недавно. Суперби тупым никогда не был, поэтому прекрасно понимал, что пока эту мелочь держали в капсуле, то показывали "мультики", для лучшего сна, так сказать. Только что бы Тсуна не видел в своих снах - все это ложь.       - Мы не твоя семья, мы не твои родители и не братья. Мы не растили тебя. Ты для нас никто и ничто, - грубые слова Занзаса не приносят боль Фениксу.       Он просто продолжает улыбаться, потому что знает какой же его брат сухарь. Босс всегда был скуп на эмоции, Облако приняло это уже давно. Конечно, когда Феникс еще только "родился" Занзас старался быть поближе, "приручая" зверька и приучая быть с кем-то рядом. С годами такая явная забота переросла в более скрытую. Но это не значит, что брат перестал его любить. Просто Феникс уже вырос и нужно было прекращать все эти телячьи нежности. Вария воспитала в нем не только человека, но и мужчину. А они никогда не бросают слов на ветер.       - Как скажешь, брат, - Зазаса раздражает чужая уверенность в собственных словах. Тсунаеши непоколебим в своей вере и это неимоверно выбешивает.       - Мелкий, ты тупой? Мне, блядь, сколько раз говорить: я не твой брат, - варийский Босс уже не знает как донести до этого шизика смысл своих слов. Кажется будто бы жертва экспериментов его просто не слышит.       - Я знаю, - искрение слова заставляют Яростного заткнуть поток мата в адрес Тсуны. - Ты не он, но это не значит, что я не буду считать тебя им.       Занзас моргнул, открыл и закрыл рот, а потом заржал что есть мочи. Савада Тсунаеши - невменяемый. Маленькая тварь просто не понимает границ реальности и своих видений, не осознает абсурдность всей этой ситуации. Пацан всерьез считает Варию своей семьей, попросту не принимая факта фальшивости собственной жизни. С одной стороны это весьма грустно, но Занзас никогда не был хорошим человеком, жалеющим мокрых котят. Поэтому-то он просто смеется. Искренне и от всей души высмеивая чужую непоколебимую веру.       - Еблан, ты хоть в курсе, что с ума сошел? - мужчине действительно интересно. Такого задора и легкости у себя в голове и душе он уже давно не чувствовал.       - Безумие удел Урагана, а я - Небо, Занзас, - Феникс встает с колен, не пытаясь оттряхнуть снег со штанов. Отчаянье, агонию и крики не возможно смахнуть рукой. Это просто есть. И оно уже давно въелось в каждого нумерованного. А все из-за того, что снег белого цвета. - У тебя есть пистолет с одной единственной, но особенной пулей в магазине. Обычный ТТ, всегда заряженный и скрытый иллюзией. Ты всегда носишь его с собой. Патрон ты сделал сам, превзойдя обычный разрывной состав собственными дополнениями. Если выстрелить, то заряд снесет пол головы. Ты хранишь эту пулю для себя.       - Что? - Яростное Небо поражен до глубины души. А еще выбешен не на шутку. Маленькая тварь. Он готов застрелить Тсуну этой самой пулей прямо сейчас и здесь.       - Ты мог выстрелить ею в Девятого, когда он заточал тебя в Колыбель, но не стал, - наглый. Этот Савада до безобразия наглый и дерзкий. Прямо как Скуало. А еще точно знает по каким местам бить в словесной баталии. Такому мастерству мог обучить только Луссурия с его полубабским характером, что так и подбивает пидарское Солнце на всякие истерики. Преданность в глазах у мелкого точно от Леви. А вот расчетливость удел Маммона, жадной скотины, что так и хочется придушить порой.       - Капитан вечно орет, потому что от его голоса засыпают люди. А еще он озвучивает персонажей книг разными голосами у себя в голове, - мечник на это заявление лишь потупился. Конечно, стыдно ему не было, но как-то не комильфо, что кто-то выдал его маленькое хобби. - Леви ненавидит дождливые дни, потому что его бьет током его же пламя. И рядом с компьютерами он находится не может - стоит только вспылить и техника к черту взрывается, - Гроза лишь недовольно хмурится, но Босс приказал не нападать, а ослушаться его он не может. - Луссурия любит печь. И делает это он лучше всех если не в Европе, то точно в Италии. А еще он постоянно манипулирует всеми, если чего-то очень сильно хочет.       - Леди можно все, - Солнце уверен в собственной правоте. А еще ему очень льстит, что кто-то такого высокого мнения о его пирогах. Он ведь говорил всем, что лучший в стране, только вот мужланы ему не верят.       - Маммон не доверяет инвестициям, поэтому вкладывает деньги в людей. В политиков, военных, музыкантов, художников. Он спонсирует тех, в ком есть маленькое количество пламя Тумана, точно зная, что в будущем получит еще больше денег. Ну или другую выгоду, - Туман Варии лишь недовольно сжимает кулаки, понимая, что теперь придется отменять многие операции.       - И? - да, Босс Варии сейчас невозмутим как кирпич.       - Все еще считаешь меня никем? - мелкий скалится, и задорно сверкает глазами. - Я знаю все ваши тайны и потаенные мысли. Я больше не никто, Занзас. Теперь я - угроза. А может и ангел-хранитель. Тебе решать.       - Мелкий гавнюк, - с одной стороны Тсуна теперь действительно опасен и от него нужно поскорей избавиться. С другой же - пацан охуеть какой наглый. Невольное уважение поселяется в душе мужчины. Совсем рядом с тем местом, где хранится привязанность к своему отряду, его детищу.       - Блядский алкаш, - а вот материться мелочь точно от него научился. От этой мысли Занзас лишь ухмыляется и прикладывается к полупустой бутылке виски. Если быть более точным, то к одиннадцатой. Но этот день еще не закончился, он только где-то посредине, а это значит не плохо было бы испытать собственную печень на прочность. Ночью же, когда будет царить тишина и покой, Босс подумает о несправедливости и жестокости мира. Может даже найдет выход из сложившейся ситуации. А может только дверь, что ведет в спальню или же к краю мира.       Нумерованных никто и никогда ни о чем не спрашивал. Их просто ставили перед фактом, не особо заботясь - принимают ли они это или нет. Так было всегда, еще в момент их появления на свет. Родители, если же такие имелись, не спрашивали разрешения дать кому-то жизнь. Они действовали сами, эгоистично не думая о крохотных жизнях, которых обрекали на печаль. Почему никто и никогда не задумывается - отчего новорожденные кричат? А вдруг они просто видят все то, что им предстоит пережить? А может они просто кричат из-за непринятия жизни? Или же просто из-за боли? Никто не знает точно, даже нумерованные. Есть, конечно, физические объяснения, но безымянные уверены в том, что душа куда сложнее физиологии. Взять к примеру их общую связь - невидимое и неслышимое что-то, что делает их едиными и сильными. Их зависимость от друг друга, этот непонятный магнетизм, поражает самих нумерованных. Они видят одинаковые сны, слышат те же самые песни, верят в одну и ту же сказку. А еще очень часто, когда в одном месте собирается большое количество безымянных, все их эмоции становятся общими. Усиливаясь и подпитываясь от самих себя и других, они чувствуют одно и то же, становясь одной единой личностью с сотнями голов.       Сейчас же души нумерованных переполняет ненависть. Они ненавидят людей, что пришли с Неббиа и Сиело. Они ненавидят своих пленителей, гордо именующими себя спасителями. Они ненавидят тюремщиков, чьи стены кабинетов ломятся от дипломов - бесполезных кусочков бумаги, на которых что-то написано. Они ненавидят чужое непринятие и слепоту, их жалость и презрение. Но больше всего они ненавидят сейчас кольцо, что клеймит палец их Сиело. Нумерованные не будут убивать ненавистную Варию. Они просто уничтожат чужую метку, что так пошло уродует их всепрощающее и безграничное Небо.       Больше никаких хозяев. Больше никаких меток. Больше никаких номеров и комбинаций букв. Больше никаких людей, способных и желающих их контролировать. Больше никогда. Иначе это просто оскорбление мерцающих звезд, холодной луны, обжигающего солнца и далеких голосов.