Частная жизнь в Верхнем городе

~ Дорога, подмытая дождем, начала мало-помалу забирать вверх. Осадки прекратились, но на ставшем совсем близким Безводном Хребте лежали низкие тучи, окутывая до самых предгорий. Хоук невольно поежился — если придется назавтра пробираться по густому туману, которым обращается облако, если попасть внутрь него, то даже без коней до карьера они будут добираться целую вечность. Впереди ехали Донник со своим соратником, Максвелл и Хоук плелись сзади, сохраняя напряженное молчание. Наконец, Хоук не выдержал: — Меня немного озадачило то, что ты даже не сопротивлялся. — Чему? — голос Максвелла звучал так расслабленно, будто Хоук невзначай потревожил его послеобеденный отдых. — Тому, что Донник вызвался ехать с нами. И что взял с собой еще одного стражника. Максвелл неопределенно пожал плечами. — Ну а вдруг они возьмутся мешать? — не унимался Хоук. — Ты ведь, как-никак, лириумную яму собираешься потрошить, а не куропаток в горах добывать? — Не возьмутся, — все так же безмятежно ответил Максвелл, хрустнув затекшей шеей. — А если рискнут — на любого храбреца управа найдется, — и, переложив поводья в правую руку, похлопал левой по торчавшей из-под складки плаща рукояти сабли. — Не устаю удивляться твоей самонадеянности, — мрачно произнес Хоук. — К слову сказать, Донник — мой друг. А Авелин я много раз был обязан жизнью. И если ты считаешь, что я буду стоять и смотреть, как… — Будешь стоять и будешь смотреть, Хоук, — в голосе Тревельяна зазвенел металл. — Либо — не будешь, но тогда в том, что потом случится с моей сестрой, будешь виноват только ты. Хотя, нет, не будешь — тебе уже, право слово, будет все равно. Если ты решил, что я не готов положить любого, кто встанет между мной и выполнением этого обязательства — ты сильно и рискованно ошибаешься. — И что же ты скажешь Розалин в таком случае? Ты, верно, уже придумал? — Об этом не беспокойся, — холодно ответил Максвелл. — Любовников у моей сестры может быть много. Но Розалин у нас — одна. Колебаться я не стану. Хоук вздохнул. Другого ответа ожидать было глупо. — Ты хотя бы понимаешь, как ты повезешь обратно кусок статуи? — тихо спросил он после недолгого размышления. — Красный лириум — это тебе не просто дорогая побрякушка. Максвелл хмуро посмотрел на Хоука и устало ответил, будто растолковывая что-то совершенно простейшее неразумному ребенку: — Хоук, поверь, в транспортировке разных необычных грузов для меня нет ничего нового. У меня есть контейнер, которыми пользуются гномы для перевозки сырого лириума. Конечно, куда меньшего размера. Думаю, его будет достаточно. — Ну раз ты все обдумал… — Хоук отвернулся и принялся разглядывать невразумительные предгорные пейзажи. Максвелл промолчал, лишь презрительно хмыкнув. — Деревня будет за поворотом, — оглянувшись, крикнул Донник. — Надеюсь, там найдется хотя бы один дом, в котором еще не провалилась крыша. Дорога свернула за небольшой пригорок, сплошь заросший колючими кустами, и начала сужаться, готовая уткнуться в распахнутые настежь створки покосившихся ворот. Видневшаяся за расшатанным забором деревенька выглядела вполне привычно — но лишь до тех пор, пока не настигало понимание, что из-за ворот не доносится ни одного привычного звука, что из труб не поднимается дым, а на пожелтевшем осеннем лугу не пасется ни единой скотины. Лошадь под Хоуком нервно всхрапнула, и он успокаивающе потрепал ее по холке. — Да, придется тебе здесь попастись, — вполголоса сказал он, слезая в грязь. — Думаю, что выше тебе точно не понравится. Донник с Корнблатом спешились и вошли в деревню первыми, предусмотрительно держась за рукояти мечей. Максвелл слез с лошади и, глядя в спину стражникам, осторожно спросил: — Они, похоже, насторожились. Что такого нас может ожидать в пустой деревне? — Что угодно, — Хоук пнул носком сапога вьющийся колючий куст. Жесткие шипы противно царапнули по металлу сабатона. — Смотри. — И что это? — переспросил Максвелл, странно похлопав себя руками по плащу. — Феландарис, — мрачно произнес Хоук. — Значит, с Завесой тут дело худо. Держи оружие наготове. — Оно у меня всегда наготове, Гаррет, — усмехнулся Максвелл, покрепче прихватывая поводья. Лошади нервничали и рвались прочь, мотая головами. На деревню надвигалась темнота — солнце быстро и неумолимо падало за хребет, и черная тень от угрюмо-колючих вершин начала стремительно сползать вниз, принося, ко всему прочему, и стылый холод. — Идем, — решительно произнес Хоук, пытаясь одной рукой удержать лошадь, а второй — нашарить за спиной посох. — Если там что-то и есть, надо разобраться с этим до ночи. Лязг оружия, раздавшийся из-за забора, не оставил выбора — наскоро привязав коней к облетевшему дереву, Хоук и Максвелл рванули в ворота. Донник крутился на месте, окруженный троицей призраков, в сумерках испускавших бледное гнилостное сияние. Хоук, с силой стукнув посохом по размокшей земле, выбросил в созданий пучок молний. Заклинания давались легко — истонченность Завесы обычно и магам играет на руку. Призраки, истошно завизжав, бросились врассыпную, и одного из них Донник с силой нанизал на меч. Исчадие испарилось, оставив лишь лужицу светящейся жидкости. Два других призрака, словно разглядев Хоука и Максвелла безглазыми мордами, стремительно поплыли на них. Хоук, пропустив через руки жгучий поток силы, прикрыл себя и Тревельяна дрожащим куполом барьера. Максвелл будто бы врос в землю, нашаривая на бедре эфес сабли и что-то беззвучно бормоча одними губами. — Они такие же, как люди, — успел бросить Хоук. — Даже проще. Просто дерись. — Без тебя разберусь, — рыкнул Максвелл и, рванув с правой руки перчатку, засунул ее за ремень. Изумруд на мизинце засветился вялым зеленым сиянием, и этот свет тут же скользнул по лезвию обнаженной сабли. В левой руке Тревельян сжал тонкий неварранский кинжал. Призрак, бросившийся на Хоука, стукнулся о барьер и почти обиженно завопил, пытаясь вытянуть вперед обрубки лап. Выпущенный из посоха огненный поток испепелил чудище на месте. Максвелл, вырвавшись из-под тающего сияния купола, принял на себя удар следующего. Сабля прошла сквозь плоть призрака как нож сквозь масло, но тот из последних сил отбросил Максвелла ударом скрюченных конечностей. Тревельян, отпрянув, смог удержаться на ногах и с грациозной ловкостью вскочил на подвернувшийся плоский камень, тут же крестообразно ударив создание сверху саблей и кинжалом одновременно. Из-за зарослей переплетшегося шиповника появилось еще два призрака — куда больше предыдущих, злее и быстрее. Хоук, выпуская из кристалла в навершии посоха мелкие магические стрелы, невольно обратил внимание на то, как сражался оствикский гость. Тревельян, казалось, даже в сгущающейся темноте видел каждый камень, взгорок и пень, лихо и умело используя их в своих целях. Он легко перепрыгивал с булыжника на поваленный ствол, уворачиваясь от лап чудовищ, а свет от магического кольца отражался бледными бликами на распаленном азартом лице. Хоук вспомнил, что так же дралась Изабелла — будто танцуя, даже в самом узком и неудобном месте находя, как извернуться и ударить исподтишка, ошеломить и застать врасплох. — Рыбий хребет тебе в глотку, — выругался Максвелл, перерубая наискось последнего призрачного противника, и с отвращением осмотрел свою саблю. — Даже куска тряпки на тебе нет, чтобы эту слизь стереть. Чуть поодаль, у колодца, Донник дрался еще с парой чудовищ. Они с завидным упорством бились об его щит снова и снова, подтверждая известную истину — демоны и призраки никогда не изменяют единожды выбранной тактике, что позволяет справляться с ними довольно легко. Вдруг из-за угла дома вырвался яркий пучок света, и призраки, извиваясь от его удара, исчезли, будто растворившись в холодном воздухе. Донник, покачиваясь, убрал меч в ножны. Все стихло. На деревню легла непроглядная темень. Несколько раз сверкнуло оружие Тревельяна, показывая, что тот бежит к остальным, держа саблю наготове. Хоук взмахнул руками, словно стряхивая с кончиков пальцев зудящее ощущение оставшейся невостребованной силы, огляделся и зажег в ладони шар света. Второй такой же шар зажегся у колодца. Невозмутимый Корнблат, доселе сохранявший молчание, поигрывая в руке фосфорецирующим сгустком, удовлетворенно произнес: — Кажется, больше никого нет. Лейтенант, вы в порядке? — Да, — отдышавшись, ответил Донник. — Если бы не ты… — Ну, прекратите, — отмахнулся Корнблат и, заметив недоумевающие взгляды Хоука и подошедшего Максвелла, поспешил объясниться. — Вынужден признать, господа, что этими железками я обвешался исключительно ради отвлечения внимания. — Ты — маг? Отступник? — удивленно спросил Хоук. — На службе в городской страже? Корнблат надменно усмехнулся и пожал плечами. — Увы, Защитник, единственный отступник здесь — вы. — Капрал Корнблат — член Коллегии Чародеев, — сказал Донник. — Давайте все же сначала найдем себе приют. А потом обсудим, кто кого и чем удивил. Отыскать пустой дом с относительно целыми крышей и дверью оказалось несложно. Коней привязали у забора, натаскав в брошенное бывшими хозяевами корыто воды из ближайшего ручья. А в бедном жилище помимо пустых деревянных кроватей нашлась даже пара оплывших свечей, которые тут же зажгли, поспешив избавить магов от необходимости разгонять темноту. За домом удалось обнаружить даже немного волглых дров, которыми пусть и с трудом, но все же получилось разжечь очаг. — Итак, маг в городской страже, — Хоуку не терпелось выпытать подробности неожиданно вскрывшегося казуса. — Каким-таким ветром? И Авелин на такое согласилась? Корнблат, длинными аристократическими пальцами разделывавший кусок солонины, нехотя ответил: — Как уже любезно заметил лейтенант Хендир, я — член Коллегии Чародеев и нахожусь здесь с разрешения ее светлости Главы Коллегии Фионы. — Корнблата вместе с еще несколькими магами Инквизиция в свое время прислала на помощь Киркволлу, — дополнил Донник, блаженно вытянувший ноги на голой узкой койке. — Генерал Каллен совершенно верно расценил, что простого отряда солдат для ликвидации красного лириума в Казематах будет недостаточно. — Мне понравился этот город, — флегматично продолжил Корнблат. — И после того, как Инквизицию распустили, и мы смогли сами определять свое назначение, я испросил у Главы Коллегии позволения приехать сюда и предложить свою помощь. Возвращаться в Монтсиммар мне не захотелось. К счастью, Ее Святейшество, — капрал недовольно сморщился, — пока позволяет членам Коллегии подобные вольности. — Ты орлесианец? — заинтересованно спросил Максвелл, растирая замерзшие руки. — Да, — гордо ответил Корнблат. — Я родился в Джейдере. В восьмилетнем возрасте был принят в Круг. А во время восстания присоединился к сторонникам Фионы, поскольку считал Круг — и по сей день считаю, смею отметить, — образованием ограничивающим и мешающим развитию. Думаю, этих знаний обо мне вам, господа, будет предостаточно. Повисшую скованную тишину рискнул прервать только Максвелл со всей присущей ему настойчивостью. — Интересная история, капрал. И много ли работы для мага в городской страже? Хоук усмехнулся и посмотрел на Донника, в надежде, что тот тоже вспомнит давние времена, и с ним можно будет обменяться парой шпилек, но Донник уставился на Максвелла злыми прищуренными глазами и напряженно молчал. — Достаточно, господин… простите, не спросил вашего имени, — спокойно ответил Корнблат. — Но вы можете об этом спросить и своего приятеля. Он в былые времена, кажется, оказывал монне капитану разного рода одолжения. — И то правда, — поспешил вклиниться Хоук. — Дел такого свойства всегда было довольно, Максвелл. Маги крови, одуревшие от безнаказанности храмовники, гномы с древними артефактами — такое не переводится. Корнблат молча кивнул, подтверждая сказанное. — Разве что храмовников теперь нет, — проговорил Донник, все так же сверля Максвелла взглядом, который тот усиленно старался не замечать. — А вот что касается магов крови — прошлым летом как раз был случай. Один ушлый торговец, желая получить преференции от городского совета, нанял мага крови, чтобы тот влез в голову одной важной шишке и заставил продвинуть через совет некоторые “полезные” идеи. Полезные по мнению того торговца, конечно же. — И что дальше? — спросил Хоук. — Маг крови нанялся в дом к этому аристократу — сам понимаешь, имен сообщить не могу — и жил там с месяц под видом простого уборщика. Да только жена аристократа не была дурой и сопоставила слишком уж непривычное в последние недели поведение мужа с появлением нового слуги, который, помимо прочих странностей, в придачу был чересчур неловким и неумелым для своих рекомендаций, — продолжил Донник, прихлебывая воду из фляги. — Корнблат тогда отличился. Взяли без единой царапины. — А смысл? — вздохнул Корнблат. — Все равно его потом вздернули. А я на заклинание паралича потратил столько сил, что до следующего утра не мог встать с койки. Терпеть не могу бесполезные вложения сил. — А лучше бы он сжег пол-квартала, да? — усмехнулся Хоук и широко зевнул. Корнблат недовольно выдохнул и отвернулся. Хоук знал такой тип магов — эстетов от ремесла, для которых каждое совершенное ими действие должно не только быть красивым и поражающим воображение, но и нести великий смысл. Видимо, ради высоких целей заскучавший в Круге орлесианец и подался в городскую стражу. Намечтал себе, как будет спасать несчастных девиц и беспомощных детей, а на деле получил грязные задворки, одержимых и магов крови в Клоаке да необходимость накрывать куполами барьеров товарищей во время опасных операций. Хоуку сразу же вспомнились старые добрые времена, и он, невольно присвистнув, откинулся головой на брошенный в изголовье вещевой мешок и вскоре задремал под треск свечей и тихую беседу соратников, которая тоже почти сразу стихла. Естественно, ожидать, что между Тревельяном, Донником и его подчиненным завяжется мало-мальски дружеский диспут, было бы слишком самонадеянно. Кто-то, побряцав обмундированием, вышел за дверь — сторожить сон оставшихся. Когда воцарилась полная тишина, Хоук, завернувшись в плащ поплотнее, улегся на бок и крепко уснул. К счастью, до самого утра их больше никто не потревожил.

***

Лошадей оставили пастись на лугу возле деревни, выслушав пламенные заверения Донника в том, что волков здесь уже давно не водится. К счастью, вчерашнее ненастье сменилось штилем, небо было малооблачным, и Максвелл с Корнблатом даже рискнули освободиться от плащей, сунув их скатками под клапаны мешков. — Далеко идти? — спросил хмурый, не выспавшийся Донник, героически отстоявший ночной дозор у их временного пристанища. Корнблат махнул рукой, указывая направление, и ответил: — Часа три по ущелью вверх, дальше, вдоль русла сухого ручья — на небольшой перевал, потом по тропе вниз. Ну а потом, исходя из того, зачем любезным господам понадобилось это Создателем проклятое место, мы сможем либо заночевать под перевалом, либо… — Либо? — переспросил Донник. — Понятия не имею, лейтенант, — раздраженно бросил Корнблат. — Господа ведь нам так и не поведали, зачем им туда тащиться. Хоук демонстративно отвернулся, услышав, как хмыкнул Максвелл, который старательно проигнорировал выпад капрала. В конце концов, это была не только его тайна. — Думаю, это скоро выяснится, Корнблат, — спокойно парировал Донник. — Наша же с тобой задача — проконтролировать, чтобы господа не натворили на могильнике дел. Это — долг городских стражников. — Увы, иначе я бы не согласился, — сердито ответил Корнблат и двинулся вперед. — Следуйте за мной и лучше никуда лишний раз не сворачивайте. Вереницей они пошли по узкой тропе, вьющейся по дну угрюмого ущелья. За серые скальные выходы, сырые от осевшего тумана, пытались уцепиться корнями жухлые деревца с кривыми стволами. Из-под ног то и дело выворачивались мелкие камушки, улетая в желтую жесткую траву. — Слушай, Донник, — сказал Хоук и остановился отдышаться. — А ведь раньше, если я правильно помню, к этой каменоломне можно было дойти по-другому. — Ну да, — кивнул Донник, тоже замедлившись в попытке перевести дух. — Так и было. И лириум мы возили той самой широкой дорогой. — Но этот путь пришлось завалить, — меланхолично добавил Корнблат, на мгновение приложившийся к фляжке. — Во избежание, знаете ли. — Понятно, — хрипло ответил Хоук и поискал глазами Максвелла. Тот плелся в хвосте, раскрасневшийся от натуги, но заметив взгляд Хоука, махнул рукой — дескать, все в порядке. — Идем, — кивнул Донник, и отряд продолжил путь. С множеством остановок они преодолели взлет ущелья и вышли на засыпанную колотыми камнями, сползшими с близлежащего склона, поляну, где и позволили себе передохнуть и ухватить по куску сухого хлеба с солониной. После их ждал крутой подъем вдоль русла давно высохшего ручья, где пришлось перебираться через принесенные лавинами камни и лежавшие поперек узкого ущельица сломанные деревья. И когда, наконец, они выбрались на описанный Корнблатом перевал, Донник рухнул на камень и утер пот со лба. — Твою мать, Хоук, — прохрипел он, тяжело дыша. — Почему же от тебя никакого покоя? Хоук, с сожалением отпив из своей полупустой фляги экономный глоток, возразил: — Меня не было в городе несколько лет, Донник, ты забыл? — Да, конечно, — Донник поднял глаза и убрал со лба налипшие волосы. — И как же было тихо… — Некогда рассиживаться, — Корнблат будто и не шел с ними все эти несколько часов. Голос его звучал свежо и бодро. — Осталось спуститься вниз по тропе, и мы на месте. — Да, давайте пойдем, — Максвелл, который стоял, тяжело уперевшись руками в колени, выпрямился и поморщился. Он был бледным настолько, что рыжина его волос в сравнении с бескровной кожей казалась прямо-таки огненной. — Всегда предпочитал разделываться с делами поскорее. Спуск на гудящих от утомления ногах показался еще более мучительным. Хоук сам не понял, как оказался в хвосте процессии, обреченно считая камни на тропе и следя за пятками впереди идущего. Лишь крик ушедшего вперед Корнблата заставил его встрепенуться. — Лейтенант! — Донник из последних сил устремился вперед и догнал капрала, указывавшего вниз. — Пришли. Чуть внизу, посреди широкой долины, окруженной старыми штольнями, виднелось нагромождение набросанных камней. Мерзкое алое свечение, поднимавшееся над каменным полем, не оставляло никаких сомнений в том, что они-таки добрались до места. Хоук сделал несколько шагов вперед и вдруг понял, что в сознание начинает прокрадываться нежная завораживающая песня, отбирающая рассудок. — Вон там, — он, пытаясь усилием воли очистить разум, хлопнул Тревельяна по плечу. — Пора искать твою статую. Но, прошу тебя, побыстрее, не то мы с Корнблатом превратимся во что-нибудь ужасающее. — Статую? — выпучил глаза Донник. — Да, старина, — усмехнулся Хоук, краем глаза заметив, что Корнблата тоже начинает потряхивать. — Статую Мередит. Донник и Корнблат странно переглянулись, и Донник, дернув усталыми плечами, сказал: — Я бы с удовольствием порасспрашивал, зачем вам эта проклятая статуя, Хоук, да только в этом нет никакого резона. Ее здесь все равно нет. — Как — нет? — Лицо Тревельяна ошарашенно перекосилось. — Её сюда не привозили, господа, — нервно ответил Корнблат. — Статую похитили в ту же ночь, когда мы вывезли ее из Казематов. — Не говори ничего Авелин, Хоук, — потупился Донник. — А я не скажу, что видел тебя здесь. — У вас из-под носа стащили лириумный истукан, и никто об этом не знает? — изумленно спросил Хоук, с трудом перебарывая тошноту. — Хороши стражнички... — Хоук, — куда более уверенно ответил Донник. — Еще раз напоминаю, что я не сую носа в ту мутную историю, из-за которой ты сюда притащился и привел своего будущего родственника, — Тревельян недовольно хмыкнул, а Донник одарил его торжествующим взглядом. — И прошу тебя о встречном одолжении. Плевать на меня, — он понизил голос. — Подумай об Авелин. Первый, кто пострадает, — она. — Ладно, — махнул рукой Хоук. — Полагаю, делать нам здесь больше нечего. И я мечтаю убраться из этого места как можно скорее. — Не забудь записать в протокол, капрал, что могильник в порядке, — деловито сказал Донник, поворачивая обратно по уже знакомой тропе. — Идемте. Надо вернуться в деревню до ночи.