Частная жизнь в Верхнем городе

Конечно, Розалин не могла предсказать, насколько тяжелым выдастся вечер второго дня после ее возвращения в Оствик. Она, ворочаясь без сна в своей комнате ночью накануне, пыталась представить, что случится с каждым из членов ее семьи, когда они узнают трагическую новость. Отец, думала она, будет рвать и метать, пытаясь сразу же решить, как наказать виновных; Эвелин, вероятно, сляжет с горячкой; Кара будет рыдать без умолку, поначалу вызывая желание ее успокоить, а потом — доводя окружающих до тихого бешенства своими причитаниями. Розалин не угадала почти ничего. Лорд Гарланд, казалось, окаменел. Он сидел в своем привычном кресле почти без движения, а на поручне рядом устроилась Эвелин, которая с неожиданным спокойствием гладила его по руке и что-то тихо говорила. Рози никогда не видела отца таким... беспомощным? Из него будто бы в одно мгновение испарилась жизнь. Его широкое лицо с аккуратной бородой казалось серым и больным, а глаза из острых и цепких стали тусклыми, будто обращенными в себя. Куда-то делась обычная горделивая осанка, плечи ссутулились, спина согнулась под тяжестью горя. Розалин безумно хотелось, чтобы он встал, зарычал, как всегда, когда его накрывало яростью, сбросил с сервировочного столика вазу с цветами, но лорд Гарланд просто молчал. Теперь Рози мечтала о том, чтобы он произнес хотя бы слово. Монна Амалия же, которая всю жизнь была для Розалин примером мудрости, спокойствия и выдержки, наоборот, утратила свою извечную стойкость. Она рыдала почти не унимаясь, а потом, тяжело поднявшись с софы, подошла к стоявшему неподвижно в некотором отдалении Хоуку и ударила кулаком в грудь. — Это ты виноват! — сквозь слезы прошипела она. — Из-за тебя мой мальчик погиб... Мой единственный сын... Моя опора... Хоук стоял, как статуя, безмолвно выслушивая ее обвинения, подставляя собственное тело под ее слабые, отчаянные удары, и Розалин невольно подумала, что она гордится им. Когда мать, наконец, умолкла и, все еще стоя перед Хоуком, закрыла лицо руками и тихо заплакала, он осторожно приобнял ее за плечи и сказал: — Вы правы, монна Амалия. Я знаю, что навсегда обязан ему своей жизнью. И если вам или вашей семье нужна будет сильная рука — вы всегда можете опереться на мою. — Амалия, — вдруг сипло произнес лорд Гарланд, подняв глаза. — Сядь. Парень ни в чем не виноват. А виновника пусть судит Создатель по тяжести грехов его. Монна Амалия покорно вернулась на свое место, несколько раз глубоко вздохнула и почти привычным голосом попросила у горничной принести ей воды. — Я не понимаю, почему ты так торопишься с завещанием, Роза, — вдруг тихо спросила Эвелин. — Брату нужно воздать должные почести. Провести церемонию в церкви, зажечь в его честь огонь, отпеть Погребальную Песнь. Люди не поймут... — Твой брат сейчас, будь он здесь, сказал бы, что с Создателем договорится лично, — снова заговорил лорд Гарланд, и Розалин была счастлива слышать его голос. — Роза права. Если в ближайшие дни не навести порядок в его делах, то конкуренты и завистники разнесут все, что он строил долгие годы, до самого основания. Каралина и Бланшар приедут утром, вашей сестре сегодня нездоровилось. А теперь ступайте спать. Полагаю, мой сын меньше всего хотел бы, чтобы вы чествовали его память неделями рыданий и причитаний. Идите. А ты, — он указал на Хоука. — Посвяти старику пару минут, будь так добр. Когда монна Амалия под руку с Эвелин ушли наверх, к своим покоям, а лорд Гарланд, сопровождаемый Хоуком, отправился в сторону балкона, выходившего в сад, Розалин осталась одна. Она залпом выпила стакан воды и, обмякнув на диване, прикрыла прохладной ладонью глаза и лоб. Зрелище того, как смерть Максвелла подкосила ее родителей, казалось невыносимым. Невозможно больно было видеть, как враз потерял свою силу отец, как в одно мгновение истаяла мать. Розалин приходилось терять друзей и соратников, но осознать всю глубину отчаяния родителей, потерявших ребенка, она не могла. Безусловно, она тоже горевала по брату, но три года на троне Инквизитора почти приучили ее переживать смерть очередного близкого быстро, тут же начиная думать о том, как преодолеть ее последствия. Огромная торговая империя, заложенная их дедом и доведенная до золотого своего времени ее братом, балансировала на грани краха. Бесспорно, Максвелл Тревельян не был праведником, и методы его многие могли бы назвать бесчестными и жестокими, но... Он был ее братом. И сейчас ей было больно думать о том, как дело его жизни разорвут в клочья стервятники. Тем временем в залу вернулись лорд Гарланд и Хоук. Розалин подняла на них взгляд и слабо улыбнулась. — Приятно видеть вас обоих в добром здравии, — сказала она. — Я всего лишь хотел уточнить у твоего друга пару деталей, — ответил отец и дружески хлопнул Гаррета по плечу. — А теперь, если ты позволишь, сынок, я хотел бы потолковать со своей дочерью с глазу на глаз. — Конечно, — Хоук кивнул и, украдкой подмигнув Розалин, широким шагом вышел из комнаты. — Отец, — произнесла Розалин, когда лорд Гарланд тяжело осел на диван рядом с ней. — Это я во всем виновата... Кто же знал, что моя детская глупость приведёт к таким последствиям? — Не этому ли я учил вас всех когда-то, Роза? — устало сказал лорд Гарланд. — Посей ветер — пожнешь шторм. Гаррет обмолвился, что Монтейя смог заставить тебя молчать и сидеть смирно у него под замком довольно долго. А я знаю свою девочку. Что было не по ней — она всегда решала с боем. — Лорд Гарланд посмотрел на дочь и тепло улыбнулся. — Чем же тебя пронял этот пройдоха, чтоб его демоны драли? Розалин вздохнула. Нужно было верно выбрать слова, чтобы рассказ о сохранившихся у Алехо документах не выглядел обвинением. — Отец... — начала она. — Как бы сказать... У Алехо остались некоторые документы. Он показал мне их, так что я уверена, что они существуют. Переписка, если быть точнее. Твоя и сеньора Дарио. Если помнишь... — Не темни, Роза, я помню каждое письмо по делу, которое когда-либо диктовал, — перебил ее отец. — Говори прямо. — Твоё послание насчет поставок бирюзы в Вал Руайо, — выдавила Розалин. — Обещание помочь обойти таможню. — Кровь Андрасте... — рыкнул отец. — Я же просил Дарио уничтожить это письмо после прочтения! Вот антиванские подонки... Наверняка он сохранил его затем, чтобы потом иметь для меня пару аргументов на случай несогласия. И что, оно так и лежит в доме Монтейя? — Прости, но я не успела захватить его с собой, — холодно съязвила Розалин. — Я тебя ни в чем не виню, — задумчиво сказал лорд Гарланд и потер переносицу, сведя к ней густые брови. — Я подумаю, как его оттуда... вытащить. Слишком опасно оставлять подобные документы на воле. Никогда не знаешь, какой очередной ублюдок решит ими воспользоваться. — Отец, — Розалин ласково погладила его по плечу, а он положил свою тяжелую горячую ладонь на ее руку и чуть сжал. — Не беспокойся. Я с этим разберусь. Думаю, мне хватит пары писем, чтобы злополучный архив Дарио Монтейя исчез в неизвестном направлении. — Ты будешь ему отличной заменой, дочка, — хрипло произнес лорд Гарланд, глядя на старый семейный портрет напротив. Шестнадцатилетний Максвелл смотрел на них с легкой усмешкой. — Я этого вовсе не хочу, — тихо сказала Рози. — Понимаю, — кивнул отец. — У тебя теперь свои интересы. Этот твой приятель. Он показался мне неплохим парнем. — А как же его дурная слава, отец? — лукаво улыбнулась Розалин. — Магический дар? Сомнительное происхождение? — Это — твой выбор, — ответил лорд Гарланд. — Ты уже посеяла ветер. Так что если разразится шторм — за штурвал встанешь сама. — Спасибо, — шепнула Розалин и положила голову ему на плечо. В камине напротив уютно потрескивал огонь, и ей на мгновение показалось, что она вновь очутилась в собственном детстве, и что если она подойдет к тому самому штурвалу, то с трудом дотянется до верхних рукояток. — Хорошо, что ты дома, моя милая, — мягко произнес лорд Гарланд. — Нам очень тебя не хватало.

***

«Дориан, друг мой! Прости, что так и не научилась пользоваться твоим магическим кристаллом. Признаться, между мной и твоей прелестной безделушкой сейчас плещется Недремлющее Море, а потому позволь доверить мое послание скучному и обыкновенному почтовому голубю. Не спрашивай, как именно я узнала о том, о чем сейчас сообщу. В ближайшее время в Вирантиуме появится — а, может, и уже появился, как знать? — краснолириумный артефакт пугающей силы. По моим сведениям, человек, который его привезёт, прибудет из Антивы. Думаю, не мне тебе рассказывать, какую опасность может представлять такая вещь в руках умелого магистра. Ты ведь сможешь что-нибудь придумать, правда? Думаю и волнуюсь о тебе, Розалин Тревельян» Розалин усмехнулась и вложила письмо в конверт из красивой кремовой бумаги, а потом, надписав адрес, поставила на него свою личную печать. Возможно, служащие почты, увидев герб Тревельянов, отправят письмо в Тевинтер порасторопнее? Отложив конверт, она принялась за следующее послание. «Дорогая Лелиана! Во-первых, хочу искренне поблагодарить вас за то, что аккуратно перенаправляете мои письма, приходящие в Скайхолд на верные адреса (и мне ничуть не любопытно, как вам удается это устраивать). Второе же — и, наверное, главное — у меня есть дело, с которым я вынуждена к вам обратиться, и, к сожалению, суть его не позволяет мне изложить все в письме и довериться обычной голубиной почте. Слишком уж оно деликатное. Я надеюсь, что вы согласитесь мне помочь, памятуя нашу дружбу. До самой весны, пока не уймутся шторма, я, по всей видимости, буду находиться в Оствике — возвращаться в Киркволл сейчас сущее безумие. Пожалуйста, пришлите ко мне любого из доверенных людей — а я доподлинно уверена, что они у вас здесь есть. Личное письмо для вас я передам вашему посланнику в руки. Искренне ваша, Розалин Амбер Тревельян» Розалин тщательно запечатала конверт и, некоторое время подумав, надписала адрес. Если она все верно рассчитала, то послание придет в небольшую деревушку на морском побережье Орлея, где Лелиана приобрела имение, меньше, чем за неделю. Взяв еще один лист бумаги, Розалин осторожно окунула перо в чернила и продолжила писать. «Дорогая моя Жозефина, Надеюсь, что мое письмо найдет вас в добром здравии и настроении. Некоторое время назад судьба забросила меня в Антиву, и краем уха я услышала, что вы готовитесь к свадьбе? Не сердитесь на меня за то, что я не нашла времени к вам заглянуть — поверьте, обстоятельства тому нисколько не благоприятствовали. Я непременно расскажу всю историю от начала и до конца при личной встрече, а пока вынуждена просить вас об одолжении...»

***

Хоук нисколько не рвался присутствовать на церемонии оглашения завещания. Ссылаясь на то, что он, по сути, является в семье Тревельянов чужаком, он пытался остаться в выделенной ему гостевой комнате — из соображений приличия они с Розалин решили не делить одну спальню — но приставленная к нему горничная передала настойчивую просьбу лорда Гарланда, чтобы он все-таки пришел. Хоук тяжело вздохнул. Лицезреть накануне целую семью, убитую горем, ему было тяжело. А некоторое представление о том, что обычно происходит при оглашении завещаний, не обещало ничего приятного. Скорее, оставляло предвкушение близящегося скандала — и не безосновательно. Хоук не знал, сообщила ли Рози родителям о том, что приведет на церемонию до сих пор не знакомого им внука, но даже если она и успела их предупредить, дело легче не становилось. Он спустился к кабинету лорда Гарланда, где, по словам горничной, и должно было состояться это не самое радостное действо. Лорд Гарланд стоял у дверей и, когда Хоук, увидев его, замешкался, спокойно и твердо сказал: — Заходи, сынок. Розе будет проще. — Она уже здесь? — осведомился Хоук. После завтрака Розалин почти незаметно выскочила в сад — он точно знал, зачем. — Нет, — недовольно ответил лорд Гарланд. — Не пойму, где носит эту девчонку — адвокат уже прибыл. Заходи. Уверен, она явится с минуты на минуту. Хоук покорно вошел в кабинет и осмотрелся. Помещение было по-настоящему огромным. Он мог поклясться, что библиотека в его собственном имении была меньше, темнее и теснее. В высокие окна врывался утренний свет, не сдерживаемый раздвинутыми бархатными шторами. Бесконечные полки с книгами стремились к потолку — огромное собрание занимало три стены сразу, а в кольце книжных стеллажей стоял кряжистый дубовый стол, за которым восседал сухощавый мужчина в одеянии законника — излишне вычурном на орлесианский манер. Перед столом рядами были выставлены мягкие стулья. В первом ряду восседала монна Амалия. Окончательно успокоившись, она прямо и величаво смотрела куда-то в пустоту. Вошедшего в кабинет Хоука она не удостоила даже взглядом. Рядом с ней сидела Эвелин, бледный и болезненный вид которой свидетельствовал о том, что средняя сестра Розалин этой ночью не сомкнула глаз. Хоуку она дружелюбно кивнула и тут же отвела взгляд, обратив его к золоченой статуэтке Андрасте, украшавшей один из стеллажей. Во втором ряду, громко всхлипывая, сидела дородная женщина, одетая хоть и в темное, но все равно подчеркнуто-роскошное платье. По ее бледному лицу, обрамленному завитками светло-рыжих кудрей, от слез высыпали красные пятна. Она стискивала в пухленьких руках кружевной платок и то и дело подносила его к глазам, издавая очередной горестный звук. Рядом с ней, придерживая за локоть, в пол-оборота сидел высокий темноволосый мужчина, одетый чересчур вычурно для такого печального повода, и что-то тихо ей втолковывал с характерным прононсом. С другой стороны от заплаканной дамы печально и тихо сидел худенький подросток, уткнувшийся взглядом в носки собственных башмаков. Хоук догадался, что это Каралина Тревельян, старшая из сестер Розалин, с мужем и сыном. Каралина обернулась в его сторону, глаза ее на мгновение удивленно округлились, и Хоук поспешил молча поклониться. Супруг Каралины, поймав ее взгляд, повернулся и, суетливо приподнявшись со стула, произнес: — Пожелал бы вам доброго утра, сударь, но сами понимаете. Бланшар Дюваллон. А это — моя супруга, Каралина Тревельян-Дюваллон. Вы, верно, Гаррет Хоук, спутник нашей Рози? — Мое почтение, — кивнул Хоук. — Монна Каралина? — Здравствуйте, — на мгновение забыв о скорби, Каралина протянула ему белую мягкую ладонь с крупным топазом на среднем пальце. — Так вот вы какой, знаменитый Защитник... Хоук церемонно коснулся губами воздуха у ее пальчиков и ответил: — Приятно, наконец, познакомиться с вами, монна Каралина. Розалин часто рассказывала мне о своей любимой старшей сестре. — Ох уж эта Роза, вечная болтушка... — шмыгнув носом, отмахнулась Каралина. — Славная моя глупенькая девочка... — Приношу мои соболезнования, монна Каралина, — понизив голос, сказал Хоук. — Ваш брат... успел стать мне другом. Увы, я знал его совсем недолго. — Никто из нас не знал его, мессер Хоук, даже на десятую часть, так что не расстраивайтесь по этому поводу, — сокрушенно ответила Каралина и вновь принялась вытирать слезы платком. — Максвелл всегда был таким скрытным... «Вы даже не знаете, насколько, монна Каралина», — подумал Хоук, и его невысказанной мысли вторил голос Розалин, слегка срывающийся от спешки: — Я вижу, все уже в сборе? Тогда позвольте вам кое-кого представить, и начнем. Хоук, оборачиваясь, чувствовал, как неприятный холодок ползет по его спине. — Я говорил тебе, Каралина, что сегодня все закончится редким скандалом, — услышал он горячий шепот Бланшара. — Твой брат явно припас для нас массу сюрпризов. Кто это? Взволнованная Розалин тянула за руку, заставляя пройти в кабинет, бледного, как мел, Элиана. Паренек стоял, растерянно осматривая огромное, роскошно обставленное помещение, и стискивал в руках уже знакомую Хоуку косынку. — Кто этот молодой человек, дочка? — настороженно спросил лорд Гарланд, усаживаясь рядом с женой. — И зачем ты его привела? — Я привела его, отец, потому что так меня просил Максвелл, — спокойно ответила Розалин, за короткое мгновение успевшая собраться с мыслями. — Этого мальчика зовут Элиан. Элиан Тревельян. Это сын Максвелла. — Создатель милосердный! — вскрикнула Каралина, а монна Амалия, побледнев, прикрыла изящной ладонью рот. Глаза ее, устремленные на юношу, неотвратимо наполнились слезами. — Парэ, — прорычал лорд Гарланд, переведя рассерженный взгляд на адвоката. — Вы что-нибудь об этом знаете? — По правде говоря — да, мессер Тревельян, — несколько нервно ответил адвокат. — Мессер Максвелл, да примет Создатель душу его, сообщил мне о наличии этого... юноши, когда изъявил желание изменить свое завещание. — И когда это случилось? — прохрипел лорд Гарланд, и Хоук увидел, как лицо его начинает опасно краснеть. К счастью, это заметила и Эвелин, которая поспешно вскочила, дрожащими руками налила в стакан воды из графина и сунула его в руки отцу. — Если мне не изменяет память, впервые это произошло двадцать лет назад, мессер Тревельян, — невозмутимо отчеканил Парэ. — Дыхание Создателя, Парэ! Ты работаешь на меня столько времени и двадцать лет скрывал, что у моего сына появился... наследник? — взревел лорд Гарланд, тряхнув жесткой седеющей гривой. — Я — душеприказчик вашего сына, мессер Тревельян, — сухо ответил Парэ. — Я обязан был сохранять его волю в секрете. Вне зависимости от обстоятельств. — Демон с тобой, — лорд Гарланд, наконец, сделал глоток из стакана, который едва не раздавил в руках. — Ты утверждаешь, что это был первый случай, когда мой сын менял свою последнюю волю. И сколько же их всего было, позволь спросить? — Увы, мессер Тревельян, это я тоже вынужден хранить в тайне, — покачал головой Парэ. — Могу лишь отметить, что последние изменения молодой господин внес чуть больше двух лет назад. — Полагаю, именно эту редакцию мы сейчас и услышим? — осведомился лорд Гарланд, откидываясь на спинку своего стула и переводя дыхание. — Совершенно верно, — кивнул Парэ. — Позволите начать? — Да, — бросил лорд Тревельян. — Роза, дочка, присядь. И попроси... молодого господина тоже найти себе стул. Розалин, Хоук и Элиан покорно уселись на третьем ряду стульев. Хоук выразительно посмотрел на Розалин, и она с улыбкой кивнула ему, дескать, все хорошо. Элиан же, нервно сложив на груди руки, смотрел в сторону стола, за которым сидел адвокат, широко раскрытыми глазами. Парэ церемонно откашлялся, сломал сургучную печать на толстом конверте и, открыв вложенный документ, начал размеренно читать: — «Пятого дня месяца молиориса 9.42 года Века Дракона я, Максвелл Аруэлл Тревельян, сын лорда Гарланда Рилея Тревельяна и леди Амалии Летиции ван Каллус-Тревельян, в твердом уме и добром здравии настоящим завещанием делаю следующее распоряжение: после моей кончины, когда бы и при каких бы обстоятельствах она не наступила, передать причитающуюся мне долю в торговой компании „Тревельян и сын“, в объеме, какой ко дню моей смерти окажется мне принадлежащим, моему единственному сыну Элиану, сыну Гайланы Абриа, рожденному семнадцатого числа месяца матриналиса 9.24 года Века Дракона, о чем свидетельствуют записи о рождении и приведении к Церкви, заверенные преподобной матерью Энирой, настоятельницей Церкви в Викоме. Также моей последней волей изъявляю желание дать вышеозначенному человеку фамилию „Тревельян“, тем самым полностью признаю его своим родным сыном и требую такого же признания от моих родных, близких, а также от любых представителей власти и Церкви, если это будет необходимо. Если смерть моя произойдет до момента, когда Элиану исполнится двадцать один год, прошу мою сестру, Розалин Амбер Тревельян и моего отца, лорда Гарланда Рилея Тревельяна всячески помогать ему в делах до самого его совершеннолетия». Парэ замолчал и внимательно посмотрел на лорда Гарланда. Тот, помедлив мгновение, кивнул. Парэ, пролистнув страницу, продолжил чтение: — «Причитающуюся мне долю в торговой компании „Верфь Дюваллонов“ распоряжаюсь передать Гаэлю Анри Дюваллону, моему племяннику». — О какой доле он говорит? — встрепенулся Бланшар Дюваллон. — Я никогда ему ничего не отчуждал! — Тут есть приписка, мессер Дюваллон, — приподнял брови Парэ. — «Я понимаю, Бланшар, что ты будешь удивлен. Ты и впрямь думал, что проданные тобой тайком долговые расписки мог выкупить хоть кто-то, кроме меня? Конечно же, покупателями были мои люди. Впрочем, даже если ты сейчас на меня дуешься, мне уже все равно». — Подлец... Надо же мне было попасться! — простонал Бланшар и тут же получил солидный тычок в бок от Каралины, а лорд Гарланд, обернувшись, процедил сквозь зубы прямо ему в лицо: — Меньше шансов, что ты пустишь отцовское наследие по ветру, Бланшар. На твоем месте я бы радовался, что все так обернулось. — Господа, — чуть повысил голос Парэ. — Призываю сохранять спокойствие. Я продолжу, если вы не против. «Тем не менее до вступления Гаэля в совершеннолетие доверяю моему дорогому зятю, Бланшару Дюваллону управлять причитающейся его сыну частью судоверфи. Очень рассчитываю, что проявленное мной величайшее доверие сподвигнет мессера Дюваллона встать в конце концов на путь благоразумия». — Я за этим прослежу, — пророкотал лорд Гарланд и, снова обернувшись, наградил Бланшара сердитым взглядом. — Что-нибудь еще, Парэ? — Это все, мессер Тревельян. Дальше только формальная часть. «Текст настоящего завещания записан адвокатом с моих слов и подписан мной собственноручно». И — подпись вашего сына, мессер Тревельян. Желаете проверить? — Нет, Парэ. Благодарю. — Хотите ли что-нибудь сказать, мессер Элиан? — осторожно произнес адвокат, подняв глаза от документа. Элиан нервно усмехнулся. — Я? — Именно вы, мессер, — кивнул адвокат. — Это, так сказать, традиция. Теперь, когда последняя воля вашего отца объявлена, вы можете высказать свое отношение к ней и... добавить пару слов памяти умершего. Элиан прикрыл рот рукой, будто пытаясь сделать так, чтобы тот не съехал в сторону. Потом зажмурился, втянул воздух, убрал ладонь и шумно выдохнул. — Ну что ж, раз вы ждете, чтобы я что-нибудь сказал, я скажу, — поднявшись с места, начал он не до конца твердым голосом. — Не знаю, понравится ли вам это, но мне по большому счету плевать. Отец был порядочной сволочью. И вы все, — Элиан обвел взглядом собравшихся, которые заледенели на своих местах, не решаясь возразить, — это прекрасно знаете. Вы знаете, какой ценой он приносил в вашу семью благосостояние, — Элиан снова криво улыбнулся, но голос его постепенно креп. — Но вы закрывали на это глаза. Так долго закрывали, что окончательно ослепли в какой-то момент. А я все видел своими глазами. Знаете, он бросил мою мать на произвол судьбы, когда она носила меня под сердцем. Отказался и от нее, и от меня разом, пытаясь сберечь ваше, — Элиан ткнул пальцем в сторону ряда стульев, где замерли Каралина, Бланшар и перепуганный Гаэль, — спокойствие. Наверное, он вас настолько сильно любил, не знаю. А что мы? Мы были ошибкой, через последствия которой можно было перешагнуть. Я ненавидел его. Ненавидел за то, что мы голодали, а матери приходилось браться за самые опасные и грязные делишки, чтобы прокормить меня и заплатить за комнату. Она ведь не взяла у него ни медяка. Она была гордой. Сильной. И я ненавидел того, кто выбросил ее, как сломанную игрушку. — Элиан стиснул зубы и резко вскинул к лицу сжатый добела кулак. — Я мечтал, что когда-нибудь найду его и отомщу. А потом он сам нашел меня. Это ведь он рассказал мне, что мама погибла. Я и знать не знал... — Элиан потупился и тяжело вздохнул. — Он пришел ко мне сам, напыщенный аристократ — в грязный эльфинаж. Я не помню, он долго что-то говорил, а я сидел на постели и пялился на стену. Там, на полке стояла вазочка. Глупая вазочка с нарисованными маргаритками. Мать привезла ее из Викома, из той халупы, в которой мы жили. Пыталась сделать так, чтобы дом был похож на... дом. Он все говорил и говорил. А я сидел, не слушая, и понимал, что больше не могу его ненавидеть. Потому что он был как та гребаная вазочка, понимаете? Памятью о ней. Я вдруг понял, насколько они были похожи! Тем, как разговаривали, как смотрели, как складывали руки на коленях. Я понял, что он до сих пор ее любит — так же, как она до последнего дня, когда я проводил ее вечером из дома, любила его. И я согласился на то, что он предложил. Но я все так же ненавижу вас, — прошипел Элиан. — Всех до единого. Это вы виноваты в том, что произошло со мной и мамой! Только вы. Потому что он старался ради вас. И умер, — он повернулся в сторону Розалин, которая нервно вцепилась в локоть Хоука. — Ради вас. Из-за вас, тетушка Розалин. Из-за вас я теперь потерял и отца тоже. Вот что я хотел сказать. — И... к чему вы ведете, молодой человек? — дрожащим голосом произнес Парэ. Лорд Гарланд, красный, как вареный краб, хватал ртом воздух, впрочем не решаясь ничего сказать. Леди Амалия сидела, закрыв лицо дрожащими руками. По бледным щекам Эвелин катились крупные слезы. — Я приму его завещание, мессер, — сказал Элиан. — Потому что он так хотел, и я не буду противиться. Он многому меня научил, я постараюсь не ударить в грязь лицом. А пока что... да знать я вас всех не желаю! Резко сорвавшись с места, Элиан рванул за дверь, и только стук его каблуков по лестнице нарушил повисшую мертвую тишину. — Он вернется, — вдруг тихо сказала леди Амалия, убрав от лица ладони. — Тише, Гарланд, не говори ничего. Мальчик прав. Нам больно сейчас это слышать, но он прав. — Амалия, — зарычал лорд Гарланд, ослабляя пуговицу на вороте. — Не смей его оправдывать! Сегодня, когда мы скорбим о нашем старшем сыне, этот сопляк... — Этот мальчик — его сын, Гарланд, — спина леди Амалии распрямилась, а в голосе неожиданно зазвучал металл. — Наш внук, в котором я вижу Максвелла, как на картинке. И мы можем сделать так, чтобы он больше никогда не чувствовал себя выброшенным за дверь. Можем исправить ошибку Максвелла, еще не поздно. Роза, милая, — она перевела взгляд на Розалин, и та, отпустив руку Хоука, встала, подошла к ней и присела на корточки рядом. — Ты ведь поможешь Элиану во всем разобраться? Рози с готовностью закивала и положила голову матери на колени. — Полагаю, на этом можно закончить, — глухо произнес лорд Гарланд, тяжело поднимаясь с кресла. — Спасибо вам, мессер Парэ. Все, что завещал мой сын, — да будет так. Он всегда знал, что делает. И дай Создатель, чтобы и на этот раз он не ошибся.

***

— Думаешь, он вернется? — спросил Хоук, найдя Розалин на балконе всматривающейся в залитый полуденным солнцем сад. — Да вон же он, — улыбнулась она. — Около розового куста, на скамье. Представляешь, он никогда до этого не видел домов, подобных нашему, изнутри. По его словам, никогда не заходил дальше центральной аллеи. Как любой другой слуга. А теперь... на него свалилось состояние. И ответственность, как ни крути. Он остынет и вернется. Он ведь копия моего брата. — Думаю, нужно отдать ему кое-что... — Хоук извлек из кармана перстень с изумрудом. — Прости. В суматохе последних дней совершенно про него забыл. — Ты забрал кольцо Максвелла? — растерянно спросила Розалин, взяв перстень с ладони Хоука. — Он намекал, что оно чем-то ему очень ценно, — задумчиво ответил Хоук. — Мне не хотелось, чтобы оно досталось мародерам. — Спасибо... — улыбнулась Розалин. — Хотя, думаю, Элиану придется заслужить право его носить. Как и право пользоваться отцовской саблей. Ну ничего. Со временем он непременно всему научится. — А что ты? — Хоук ласково приобнял Розалин за плечи. — А я ему помогу. Все равно мы не сможем уплыть в Киркволл прямо сейчас — в открытом море уже гуляют зимние шторма. Ты ведь останешься? — она с надеждой посмотрела на Хоука. Он широко улыбнулся. — Ты сама сказала — дорога в Киркволл закрыта. Можно, конечно, попробовать проехать побережьем, но там ведь размытые дождями дороги, первый снег, холодный ветер... Нет, я слишком стар для всего этого, — усмехнулся Хоук. — Конечно, останусь. Только напишу Варрику и Авелин, чтобы не ждали нас до весны. И позаботились о нашем доме. — Котором из наших домов? — лукаво уточнила Розалин. — Об обоих, ясное дело, — ответил Хоук с мечтательной улыбкой. — А до весны... что ж, покой нам снова будет сниться, только и всего. И все-таки когда-нибудь, я верю, у нас будет тихая жизнь, Верхний Город со всеми его радостями и глупостями, и никто поутру не будет требовать от нас седлать коней. — Не верю, — покачала головой Розалин. — И я не верю, — вздохнул Хоук. — Но помечтать-то можно?