Улыбки бывают разные

У Кенпачи улыбка… дикая, из самых дерзких глубин Руконгая. Он неистовый, не окученный, неукротимый, точно выживший волчонок в эпицентре ада, порожденный самим дьяволом и волчицей. У него пугающая повседневная хмурость. Парализирующее мирное равнодушие. Взгляд пустой, но обгладывающий кости любого, кто осмелится оказаться его слабее. Однако стоит лучшему из лучших встать у него на дороге, боевое безумство разрывает не только его реяцу, но и скованный рот — уже в одном лишь предчувствии сражения для величайшего из Кенпачи проступает животная радость. Радость не то добычи, не то возмездия — он не терпит того, кто топчет землю своими слабыми ногами. Нет счастья для него большего, чем бесконечная битва. Так, чтобы до ломоты костей и вывихнутых суставов. Так, чтобы до рек крови из тысячи ран и вытекающего ей вторящего упоения. Так, чтобы до срыва повязки и жуткого демона за спиной из реяцу. Так, чтобы до широченного кривого оскала, перечеркивающего обожаемый шрам через все лицо и душу. Его жизнь и улыбку сама смерть исказила — бесподобная и такая же, как он, дикая. Танцы со смертью — лучшее, что было с ним, вновь выжившим в пекле, сражавшимся вновь до полного экстаза с той самой дьявольской волчицей. У Кенпачи улыбка… буйная. С помешательством и самоуверенной резкостью. И ему нет нужды стыдиться этого, равно как смотреться в зеркало. Какой еще она может быть у синигами, способного разрывать пространство меж мирами? Его улыбка такая же — разрывающая любые оковы, только угрожающая и только непобедимая.