Убить и воскресить любовь

— Вот скажи, Джефф, на кой-чёрт мне такая охрана, которую в два счёта разделал какой-то жалкий старик да ещё и с больным сердцем?! — строго выговаривал я Моргану, стоя на крыльце в ожидании своих мужчин. — Уволить болванов, немедленно! — Но, мистер Эклз, — осторожно возразил управляющий. — Вы забываете, что мистер Бивер бывший полицейский, а у копов боевая подготовка на высшем уровне. Даже один из них способен с легкостью противостоять десяти, а то и двадцати крепким альфам. — Значит, набери новую охрану из бывших полицейских, чтобы ни одна живая душа не могла проникнуть на мою территорию или покинуть её без моего разрешения! — вспылил я. — Я плачу тебе за то, чтобы ты следил за порядком, так будь добр — выполняй свои обязанности добросовестно! Иначе я с лёгкостью найду тебе замену. Последняя фраза произвела на Моргана сильное впечатление, настолько, что он буквально побелел от страха. Потерять это место для него было равносильно концу света, и не только потому, что я платил ему гораздо больше, чем полагается. Куда страшнее было потерять благосклонность такого влиятельного человека, как я, ибо это грозило гонениями и безработицей — никто не отважится взять на работу человека, не угодившего мне. — Не извольте беспокоиться, мистер Эклз, я всё исправлю, — почтительно склонив голову, произнёс Морган. — Через час охрана будет полностью заменена и усилена. — Вот и отлично, Джефф, я в тебе не сомневался, — ободряюще хлопнув его по плечу, ответил я. — Когда вернусь, пришли ко мне нового начальника охраны. А теперь свободен. Поклонившись ещё раз, управляющий бесшумно удалился. Проводив его взглядом, я спустился к машине, возле которой суетился водитель, натирая и без того сверкающий капот. На моё присутствие, он абсолютно никак не отреагировал. В отличие от остальной прислуги, Отис вообще никогда не испытывал трепет передо мной, не старался как-то угодить. Порой у меня создавалось впечатление, что этого, в общем-то, уже немолодого бету, не волновало ровным счётом ничего, кроме автомобиля, зато его он содержал в идеальном состоянии, как и все машины в моём гараже, относясь к ним с огромной любовью. Да и водителем он был «от Бога» — как часто называл его отец, — способным покорить любой вираж, не сбавляя скорости. Поэтому я высоко ценил его и даже в какой-то мере уважал, но к его услугам прибегал нечасто, предпочитая сам садиться за руль. В основном ему приходилось возить Йена по магазинам, салонам красоты, выставкам и различным гламурным вечеринкам, но Отису в принципе было всё равно, а вот любовник нередко высказывал своё недовольство относительно него, придумывая самые нелепые причины для увольнения. На самом деле я прекрасно понимал, чем обусловлена эта неприязнь — привыкший к всеобщему восхищению и обожанию Йен никак не мог смириться с тем, что кто-то смотрит на него, как на пустое место. Но потворствовать капризам вздорного беты не собирался, и даже не столько профессиональные навыки Отиса были причиной моего упрямства, сколько дань уважения памяти отца, который, не взирая на разницу в социальном статусе, считал его своим другом. — Я сам поведу, ты можешь быть свободен, — коротко бросил я, усаживаясь на водительское сидение. Равнодушно пожав плечами вместо ответа, он обтёр тряпкой руки и направился к дому, так и не взглянув в мою сторону. Едва я завёл мотор, с восторгом прислушиваясь к тихому урчанию из-под капота, как из распахнутых дверей величаво выплыл Йен, успевший сменить джемпер на шёлковую рубаху нежно-бирюзового цвета, а кроссовки на чёрные туфли с чуть заострённым носком. Позади него с самым несчастным видом следовал Джаред и опасливо поглядывал в сторону любовника, по-видимому, отхватив от него очередную пощёчину, поскольку на левой щеке красовался розовый след от ладони. — Марш назад, дворняга, — скомандовал Сомерхолдер, толкнув Джареда к задней двери. — И смотри, не запачкай сидения. — Вообще-то он чистый, да и одежда на нём новая, — непонятно с какого перепугу я решил заступиться за омегу. — Вдруг у него блохи или ещё какая гадость, — брезгливо поморщил нос любовник. — Кто знает, на какой помойке он обитал до того, как ты притащил его в наш дом. — До того, как я притащил его в дом, он жил у Бивера, — начал выходить из себя я. — Вот об этом я и говорю — неизвестно, что он мог подцепить в этой нищенской лачуге, — настырно продолжал гнуть свою линию бета. Спорить я не стал, сосредоточившись на дороге, однако чрезмерное высокомерие Йена жутко выбесило. Хотя, говоря откровенно, я тоже относился с некой долей презрения к низшим слоям общества, но ведь Бивера можно отнести скорее к среднему классу, с приличным домом, машиной и не менее приличной зарплатой. Да и Джаред был мальчиком чистоплотным и очень опрятным, несмотря на то, что вырос в приюте, где омеги, как правило, слишком рано превращаются в грязных, потасканных шлюх. И такое предвзятое отношение со стороны беты очень раздражало. — Может ты меня уже просветишь, на кой-чёрт мы взяли с собой дворняжку? — спустя пару минут обратился ко мне Йен, устав бессмысленно пялиться на дорогу. — Хочу устроить маленькое представление, и Джаред любезно согласился подыграть, да? — с нажимом произнёс я, сурово глянув на омегу в зеркало заднего вида. — Да, — тихо, почти беззвучно, ответил он. — И что за представление? — с недоверием спросил Йен. — Ну, ты же хочешь стать моим мужем, но сам понимаешь, люди начнут задавать неудобные вопросы — почему при наличии Истинного омеги я желаю связать себя узами брака с другим? А легенда о его неизлечимой болезни и абсолютной невменяемости просто идеально подходит, чтобы все вопросы отпали сами собой, поэтому сегодня он будет старательно изображать из себя дурачка, — зло усмехнулся я, видя, как слеза сползла по щеке омеги из прикрытых глаз. — Это конечно всё очень интересно, — саркастично ответил любовник, отнюдь не разделяя восторга от моей идеи. — Но вот скажи мне, Дженсен, зачем всё так усложнять, если можно просто провести рит… — Заткнись! — гневно рявкнул я, поняв, о чём хотел сказать Йен. — Этому никогда не бывать! — Почему? — шокировано уставился на меня он, явно не ожидавший такой бурной реакции. — Не важно, — чуть сбавив тон, ответил я. — Но либо ты играешь по моим правилам, либо свадьбы не будет! — Ок, будь по-твоему, — одарив меня возмущённым взглядом, буркнул под нос Йен и отвернулся к окну, всем своим видом демонстрируя вселенскую обиду. Да только мне было абсолютно всё равно, каждый из нас прекрасно понимал, что предстоящий наш брак, по сути, всего лишь фикция, поскольку ничего кроме презрения к друг другу мы не испытывали. И сколь бы выгодным ни было для меня это супружество — я с лёгкостью мог отказаться от него и просто вышвырнуть бету из своей жизни, но отказываться от омеги я не намерен, во всяком случае, пока не намерен. Йен дураком не был и вполне отчётливо осознавал — чтобы удержать свои позиции, ему стоило считаться с моим решением, но упустить возможность состроить из себя оскорблённую невинность не мог. Однако извиняться я не собирался, разозлил он меня не на шутку. Взглянув в зеркало на Истинного, который так и сидел с закрытыми глазами, украдкой утирая слёзы, я облегчённо выдохнул. Чёртов бета едва не проболтался о том, о чём Джареду знать не стоит, но тот похоже и не понял, о чём речь. Удивительно, но лишь немногие знали о существовании такого понятия, как «Ритуал Отречения», хотя даже в кодексе довольно чётко прописан этот пункт, законодательно закрепляющий право каждого человека на добровольный отказ и полную свободу от обязательств. Но, по-видимому, люди не особо интересовались данной статьёй, ибо встретить свою половинку в наше время было сродни чуду. Тем не менее, закон предусматривал такую возможность, на случай, если один из партнёров по каким-либо причинам мог стать обузой для своей пары. Если верить рассказам папы — только «Ритуал Отречения» в силах навсегда разорвать крепкие узы Истинности, как юридически, так и ментально, но ещё никто по сей день не воспользовался этим шансом. Много лет я мечтал совершить этот ритуал, дабы избавиться от удушающей боли и снедающей тоски, но Джареда не было рядом, как того требовал обряд, и мне оставалось лишь вновь и вновь сгорать в огне своих чувств. Однако когда Истинный оказался в моей власти, я наотрез отказался от этой идеи. Отречься — значит отпустить и даровать абсолютную свободу, а это полностью противоречило моим планам. Пусть тяжело и порой даже невыносимо, но я был твёрдо уверен, что со временем смогу обуздать внутреннего волка, чтобы всласть пользоваться юным, прекрасным телом Джареда, наслаждаться его страданиями, не мучаясь угрызениями совести и приступами жалости. Но для того, чтобы свободно распоряжаться жизнью омеги, мне было необходимо сохранить статус Истинного альфы. И хотя опасная тема вроде как миновала, оставшуюся часть пути я был взвинчен до предела. Мысли о том, что омега может воспользоваться своим правом и отречься от меня после всего, что я сделал и ещё намеревался сделать с ним, изрядно подпортили настроение. Когда мы подъехали к воротам роскошного особняка — некогда принадлежавшего пожилой паре аристократов, а ныне имевшего статус закрытого клуба для избранных, с довольно своеобразным названием «Сияние», — нервы мои были порядком расшатаны. Я едва не набросился с кулаками на молодого начальника охраны, судя по всему совсем недавно получившего эту должность, который сначала долго и скрупулёзно искал наши имена в списке приглашённых, а после наотрез отказался пропустить Джареда, поскольку его в списке не было. Лишь после того, как я сделал несколько звонков, недоразумение было улажено. Распорядитель аукциона лично вышел к воротам, для начала задав трёпку бестолковому парню за его чудовищную некомпетентность, затем принёс глубочайшие извинения и заверил, что для меня и моих спутников двери «Сияния» всегда открыты безо всяких приглашений. Едва я вошёл, держа под руку Йена, как взоры многих присутствующих, коих в этом просторном зале было около сотни, обратились в нашу сторону, что ничуть не удивило, поскольку блистательный, стильный Сомерхолдер, всегда приковывал к себе внимание, да и наше опоздание тоже сыграло свою роль, ибо ждали, по-видимому, только нас. Поэтому наше появление несколько оживило публику. Стайка нарядных, гламурных омег тут же увлекла Йена в свою компанию, шумно восторгаясь его новыми запонками, браслетом и рубашкой из последней коллекции. Предоставленный сам себе, я решил осмотреться. Себастиана я заметил сразу, он стоял неподалёку в компании сенатора и его сына, то и дело бросающего томные взгляды в сторону моего приятеля. — Глазам своим не верю — Дженсен! — радостно воскликнул Себастиан, заметив моё присутствие. — Ты не перестаёшь удивлять — сначала приглашение на помолвку, а сейчас решил посетить аукцион, хотя ненавидишь эти благотворительные мероприятия, призванные выкачать как можно больше денег из толстосумов. Неужели твой будущий супруг так на тебя влияет? Приятель был в своём репертуаре — светские манеры ему были не то чтобы чужды, скорее он пренебрегал ими в силу своего дерзкого и упрямого характера. За что многие аристократы его, мягко говоря, недолюбливали и нередко критиковали за спиной, однако в лицо высказать своё недовольство не решались. Себастиан Стэн был не просто очень богатым, но и очень влиятельным человеком, как и я, способным за считаные минуты разорить любого из этих снобов. Поэтому и позволял вести себя вольготно, абсолютно наплевав на мнение окружающих, демонстрируя во всей красе свою бунтарскую натуру. Даже тут, среди альф, облачённых в дорогущие смокинги и обвешанных драгоценностями, он сильно контрастировал своей внешностью, надев простые джинсы серого цвета и синюю джинсовую рубаху. Открытое, радушное лицо покрывала недельная щетина, а длинные волосы были небрежно зачёсаны назад. — Но я чертовски рад тебя видеть, друг, — расплывшись в самой дружелюбной улыбке, он крепко пожал мою руку и, приобняв, похлопал по спине. Мягко отстранившись после дружеских объятий, я хотел ответить, что тоже рад видеть его, но не успел. Приятель, потеряв ко мне всяческий интерес, плотоядно разглядывал кого-то за моей спиной. Этот маслянистый взгляд был мне знаком ещё с колледжа, так он всегда смотрел на очередной объект вожделения, выстраивая в голове план, как без последствий поиметь понравившегося омегу. Весьма заинтригованный я обернулся и обомлел, поняв, куда обращён его взор — откровенно, совершенно беззастенчиво Себастиан раздевал глазами МОЕГО Истинного. — Бог мой, Дженсен, что за дивное создание?! — восхищённо воскликнул он, невольно привлекая внимание окружающих. Словно тигр, увидевший добычу, мягкой, грациозной походкой, дабы не спугнуть трепетную лань, обойдя меня, он вплотную приблизился к Джареду, но едва учуяв запах метки, тут же отпрянул, брезгливо поморщившись. — Что это значит, друг? — недоумённо уставился на меня приятель. — Ни хрена не понимаю! — А что тут непонятного?! Джаред мой Истинный, — тщательно скрывая нотки ревности в голосе, как можно спокойнее произнёс я, с вызовом глядя ему в глаза. На мгновение в зале воцарилась тишина, присутствующие, оставив разговоры о политике, бизнесе и новых коллекциях, с интересом уставились на нас. Растерянный омега, смущённый всеобщим вниманием трогательно покраснел, но поймав мой свирепый взгляд, мелко задрожал и попытался натянуть улыбку. Получилось действительно жутко, и если бы я не знал его, то абсолютно точно принял бы за сумасшедшего. — Ах, бедный мальчик, к сожалению, он тяжело болен, к тому же совершенно глуп и невменяем, — выйдя вперёд, Йен приобнял его, довольно убедительно изображая искреннее сочувствие к несчастному омеге. — Но мой будущий супруг проявил огромное великодушие и благородство к убогому дитя. Не отверг, не бросил на произвол судьбы, а принял в свой дом и покрыл своим запахом, дабы похотливые альфы не могли воспользоваться его беззащитностью и неразумностью. По залу пронёсся взволнованный шёпот, Сомерхолдер, явно словив свой звёздный час, вошёл в раж. Положив ладонь на затылок омеги, он прижал его голову к своему плечу и, нежно погладив по волосам, продолжил: — Прошу вас, Господа, проявить чуткость и понимание к несчастному сироте, у которого кроме Дженсена и меня больше никого нет! — затем он, заглянув в глаза Джареда с такой теплотой, что даже я на мгновение поверил в этот цирк, добавил: — Не бойся, милый, мы всегда будем заботиться о тебе! Как ни странно, проникновенная речь Сомерхолдера не оставила равнодушным никого — альфы одобрительно кивали, некоторые даже похлопали в ладоши, растроганные омеги восторженно вздыхали и утирали слёзы умиления, даже высокомерные беты поглядывали в нашу сторону с уважением. Лишь Себастиан, окинув взглядом стройную фигуру Джареда, скептически хмыкнул. — Я так понимаю, трахнул ты этого красавчика тоже исключительно из жалости, — насмешливо шепнул приятель, наклонившись к моему уху, когда внимание публики полностью переключилось на Винчестера. — А почему тебя это так волнует? — приблизив вплотную своё лицо, пристально глядя в серо-голубые глаза, спросил я. — Эй, друг, да ладно тебе, я просто пошутил, — засмеявшись, он примирительно поднял вверх ладони. — Расслабься, мы же раньше всегда в колледже подкалывали друг друга. Несмотря на добродушный смех и шутливый тон, в глазах Себастиана я отчётливо видел жгучий интерес и желание обладать моим Истинным — слишком хорошо я знал этого парня. Наше соперничество началось ещё с детства, когда мы нещадно дрались, чтобы заполучить себе очередную красивую игрушку. Дрались до тех пор, пока родители или воспитатели не растаскивали нас в стороны. Но сколь бы мы ни сходились в поединках — никогда не было победителя и проигравшего. Именно благодаря этому мы не возненавидели друг друга, а напротив — стали друзьями, проникшись уважением к равному по силе и упрямству сопернику. Шли годы, но соперничество наше никуда не исчезло, лишь приобрело иные формы. Мы больше не махали кулаками, предпочитая более изощрённые, но менее жестокие методы в борьбе за право владеть той или иной компанией. В общем-то, это даже в какой-то мере меня всегда забавляло, напоминая соревнование, но сейчас острая игла ревности не просто кольнула — болезненно пронзила сердце. Как бы я ни относился к Джареду — он только МОЙ! А зная Себастиана, я мог с уверенностью сказать — этот альфа ни за что не отступится. Обнажив клыки, я готов был уже вонзить их в горло Стэна, который, ничуть не смущаясь, пялился на ягодицы МОЕГО омеги, но меня остановил громкий голос распорядителя аукциона. — Господа, — воскликнул он, похлопав в ладоши, дабы привлечь внимание. — Поскольку все собрались, предлагаю начать наш благотворительный аукцион. Прошу вас проследовать в Золотую гостиную. Возбуждённая толпа, продолжая оживлённо обсуждать «неразумного бедняжку» и «благородного альфу», неспешно двинулась в сторону гостиной, получившей такое название благодаря тому, что стены и ковровое покрытие там были изумительного золотистого цвета. — Надеюсь, ты останешься на банкет, Дженсен, — нехотя отведя взгляд от упругих половинок, всё с той же дружелюбной улыбкой поинтересовался Себастиан. — И не бросишь своего приятеля одного в этом унылом болоте? — Возможно, — улыбнувшись как можно убедительнее, ответил я, подойдя и незаметно сжав ладонь Джареда. Омега лишь слегка скривил губы, но стоически стерпел, не проронив ни звука. — Если МОЙ мальчик будет чувствовать себя хорошо. От Себастиана не ускользнуло то, как я намеренно подчеркнул принадлежность омеги, но промолчал, загадочно усмехнувшись. *** — Лот номер семнадцать — картина эпохи Древнейших! Начальная цена — десять тысяч долларов! В отличие от ведущего, с энтузиазмом размахивающего руками и воодушевлённо расписывающего достоинства художественного шедевра, я чувствовал себя изрядно вымотанным. Мне всегда были ненавистны подобные мероприятия, поскольку привыкший постоянно быть в движении, я не мог долго сидеть на одном месте. После второго часа аукциона хотелось от души выругаться и послать всё к чертям. Несмотря на наличие кондиционера и прохладительных напитков, мне было нестерпимо душно, ибо ревность сжигала меня изнутри огненной лавой. Как и подобает статусу клуба для богатых и избранных, огромная гостиная напоминала скорее уютный и дорогой ресторан, нежели обычный аукционный зал. Гости располагались на мягких креслах вокруг столиков, по три-четыре человека. Наш столик находился на первой линии, прямо напротив подиума, подчёркивая наше высокое положение и значимость. По левую руку от меня сидел Йен, увлечённый происходящим настолько, что напрочь забыл о моём существовании. Справа от меня, вжавшись в кресло, с отсутствующим видом скучал Джаред. Рядом с ним, по иронии, располагался Себастиан, и судя по его лицу, он был чертовски доволен таким распределением мест. Сохраняя небольшую дистанцию, достаточную, чтобы запах метки не раздражал слизистую носа, он то и дело пытался привлечь внимание Джареда, беззастенчиво флиртуя, но тот лишь глупо улыбался, пряча глаза полные немой тоски. Тем не менее Стэн и не думал отступать, чем крайне действовал на нервы. Словно хищник, охраняющий свою территорию, я пристально следил за каждым его движением, готовый в любой момент кинуться на соперника, посягнувшего на мои владения, но границ он не нарушал. В эту минуту я даже порадовался в душе тому, что так опрометчиво пометил Истинного в порыве страсти, поскольку метка не позволяла приблизиться настырному альфе ближе, чем на полметра. — Лот номер восемнадцать — золотой медальон ручной работы! Начальная цена — пять тысяч долларов! Внезапно приятель, удивлённо приподняв брови, перевёл взгляд на огромный монитор (расположенный прямо над ведущим, дабы присутствующие могли оценить лоты крупным планом с разных ракурсов) и вскинул табличку. — Пятьдесят тысяч! — Мистер Стэн! — указав молотком в сторону приятеля, воскликнул ведущий. — Пятьдесят тысяч раз… Кто больше? Немного недоумевая от происходящего, я взглянул на Джареда и едва не выругался, поняв, чем обусловлено столь внезапное желание Себастиана приобрести это украшение — распахнув свои чудесные глаза, Винчестер, не моргая, смотрел на экран, затаив дыхание. Медальон был и вправду восхитителен — на золотом диске, мелкими бриллиантами была выложена фигура волка в прыжке. Переливающийся блеск камней создавал иллюзию движения, буквально гипнотизируя своей немыслимой красотой. — Пятьдесят тысяч три… — Сто тысяч! — резко подняв табличку, успел выкрикнуть я. — Мистер Эклз! — изумлённо, но в то же время радостно среагировал ведущий. — Сто тысяч раз… — Ну и зачем мне эта безвкусица? — соблаговолил обратить на меня своё внимание Йен. — Выглядит как дешёвка. — Это не тебе, — огрызнулся я, с вызовом глядя в чуть прищуренные глаза Стэна. — Хочу порадовать своего мальчика, в конце концов он же МОЙ омега. — Двести тысяч, — не остался в долгу приятель, то ли улыбнувшись, то ли оскалившись на меня исподлобья. — Пятьсот тысяч, — зарычал я, едва сдерживаясь, чтобы прилюдно не наброситься на соперника. К моему немалому удивлению, он отступил, небрежно бросив табличку на стол, и мягко улыбнулся, затем, как ни в чём ни бывало, откинулся на спинку кресла, потягивая шампанское из высокого бокала. — Пятьсот тысяч три! Продано! — Прости, друг, хотел просто поиграть с тобой, — немного поразмыслив, сказал Себастиан, пожав плечами. — Проверить, сколько ты готов потратить на СВОЕГО мальчика. Меня всегда поражало, как ему удавалось скрывать свои настоящие эмоции за внешним спокойствием. Я ведь как никто другой понимал, что он сейчас не просто разочарован, но и чертовски зол — как ни крути, а моё преимущество в этой борьбе было весомым. Понравившийся омега носил метку Истинного альфы, но даже это не могло остановить Стэна. Он отступил, но не сдался! Однако и я не собирался так просто уступать. — Надеюсь, ты доволен результатом проверки, — усмехнувшись, произнёс я. — Более чем, — кивнул он, задумчиво разглядывая бокал. *** — Дженсен, пожалуйста, отпусти! — дрожащим голосом, умолял Джаред. Едва мы вошли в дом, я схватил его за шею и потащил в библиотеку. Он пытался вырваться, отчаянно хватаясь за косяки и перила. Ему было до жути страшно оказаться со мной наедине в замкнутом пространстве, когда я в таком бешеном и почти неадекватном состоянии. Но меня было не остановить — гнев переполнял всё моё естество и требовал выхода. — Думаешь, я не видел, как ты улыбался на банкете Себастиану, мерзкая шлюха! — зарычал я, втолкнув его в комнату, после чего запер дверь. — Ну ты же сам хотел, чтобы я улыбался, — испуганно воскликнул омега, отступая назад. — Я хотел, чтобы ты изображал безумие, а не строил глазки другим альфам! — грозно произнес я, медленно приближаясь. — Я видел, как ты с интересом слушал и восторженно смотрел на него. Что он тебе рассказывал? — Мы говорили о театре, Дженсен, клянусь! — снова задрожал Джаред, упершись задницей в огромный стол и понимая, что отступать больше некуда. — Я никогда вживую не видел балет, не видел оперы, он рассказывал мне про Ла-Скала и премьеры, на которых он был… — Ты лжёшь! — с размаху я ударил его ладонью по щеке. — А я думаю, что Себастиан расписывал тебе, какой он шикарный самец в постели, и тебе очень захотелось лечь под него, уж больно глазки у тебя светились. От сильного удара омегу развернуло, и он упал животом на стол, крепко приложившись лбом о дубовую поверхность. Вскрикнув, он попытался приподняться на руке, вторую прижав к брови, из которой сочилась кровь тонкой струйкой. Но я не дал ему подняться, надавив на лопатки. — Но я тебе сейчас напомню, кому ты принадлежишь, шлюха! — Просунув руку, я ловко расстегнул его брюки и рывком спустил до колен вместе с бельём. — Не надо, Дженсен! — сквозь слёзы прокричал Джаред, пытаясь отстраниться, но, видимо, из-за сотрясения, сопротивление было очень слабым. — Надо, сука, чтобы ты навсегда усвоил, кто твой альфа, и не смел даже помышлять о другом! — высвободив член, я сходу ворвался в него, едва не заорав от режущей боли. Но даже абсолютно сухая и нераскрытая дырка не остановила меня. Как ни странно, физическая боль чуть притупляла душевную. Сжав зубы, я резко толкнулся вглубь, а затем ещё. После третьего толчка пошло легче, но не от смазки, а от крови — его крови. — Дженсен, умоляю, остановись, мне очень больно! — рыдал в голос Джаред, судорожно цепляясь за край стола. — Я ни в чём не виноват перед тобой! Но я будто не слышал его мольбы, лютая ярость переполняла настолько, что хотелось просто затрахать его до смерти, лишь бы только не чувствовать всё это. Не испытывать непреодолимую тягу и нужду в нём, не сходить с ума от страха потерять его навсегда, не задыхаться от ревности. — Ненавижу, как же я тебя ненавижу! — зарычал я, нещадно вдалбливая член в тугую дырку. Никакого удовольствия от процесса я не получал, было дико больно, но не только физически — волк остервенело раздирал меня изнутри, принося страдание во сто крат мучительнее. Ненависть душила, но ещё сильнее душило осознание того, что я истязаю хрупкого, беззащитного омегу — МОЕГО омегу, который несмотря ни на что, всё ещё любит меня. Да только я не собирался поддаваться жалости, слишком долго он мучил меня, слишком дорогую цену я заплатил за мечты о нём. «Никогда не прощу тебе смерть родителей! Как бы ни было мне больно — я сделаю тебе больнее, тварь!» Вытащив член, я рукой довёл себя до разрядки, выплеснув семя на окровавленные ягодицы. Джаред так и лежал на столе, смотря в одну точку невидящим взглядом, время от времени всхлипывая. Отвернувшись, чтобы не видеть это страшное зрелище, от которого невыносимо щемило сердце, я осторожно заправил ноющий член в бельё и натянул брюки. Приведя себя в относительно приличный вид, я собрался покинуть библиотеку, но кое-что вспомнил, обернувшись на полпути. — Держи, подстилка, заработал! — презрительно кинул медальон на стол рядом с его заплаканным лицом, и лишь потом направился к выходу.