Серое Небо

Опираясь о стены, она бредёт по коридорам, не обращая внимания на остальных больных. Они её тоже не видели, не замечали. Все здесь были словно тени, лишённые своих имён. Всё, что она знает — это свой номер: тридцать два, и то, что она больна и опасна для общества. А ещё ей известно, что отсюда не выйдет живой, если только это место не закроют. Но его никогда не закроют. Кому нужны отречённые люди? Даже для здешних врачей все они подопытные кролики, не больше. Рваная ночная рубаха свисает с худого тела, и она понимает, что ещё немного, и у неё попросту не хватит сил встать на ноги, пошевелить рукой, — вот только организм не принимал пищу. В общей комнате выдавали лекарство — маленькие белые таблетки, которые невозможно было спрятать. Когда очередь дошла до неё, медсестра положила ей на ладонь две таблетки и поставила стакан наполненный водой. ─ Пей! Положив лекарство на язык, девушка ощутила горький вкус и как можно скорее запила таблетку. Тот самый санитар, что дежурил вчера в ночное время, заставил открыть рот, чтобы убедиться, что пациентка проглотила то, что ей дали. Как же это отвратительно… Оставаться в общей комнате она совсем не хотела. Несмотря на долгое пребывание в этой психлечебнице, у неё не было друзей и знакомых. Она практически ни с кем не общалась: редко когда выходила из своей палаты. Она их попросту не понимала и боялась. Она привыкла не обращать внимания на крики больных, на их неразборчивые слова, но когда кто-то из пациентов кидается с целью убить, она всегда после таких случаев долго не может прийти в себя. В этот раз ей повезло: она успела отскочить в сторону, а он влетел в стену; упал и быстро поднялся на ноги. Зарычал и оскалил зубы, словно лев, но санитары вовремя подоспели и не дали ему повторить своё нападение. ─ Иди, давай, иди! Чего встала?! — прогоняя её, человек в белом халате махнул рукой в сторону выхода из общей комнаты. Пациент, которого они крепко держали за руки, верещал и брыкался, всё время оборачивался в её сторону, кричал какие-то непонятные слова. Его глаза были полностью чёрными, словно у какого-то монстра. Но больше её пугало перекошенное от злобы лицо совсем молодого парня. Что такого она ему сделала? Ах да, подобное поведение считается нормальным в психлечебнице. Она вышла в коридор, сделала несколько шагов, желая уйти подальше и не слышать надрывающего голоса пациента, который носил номер одиннадцать (номер был написан на его рубашке). Ноги подкосились, и девушка упала на пол, прислонившись к стене: нынче только стены были для неё единственной поддержкой. ─ Я люблю птиц. Вот всегда любил. А ты? — детский голос прозвучал совсем близко. Мальчик опустился рядом и взглянул на неё, ожидая ответа. ─ Они могут летать, — тихо проговорила она. ─ Потому что у них есть крылья, — кивнул мальчик. — Но у многих птиц есть крылья, а они не умеют летать. Скорее всего, они не догадываются, что они у них есть. ─ Возможно. ─ А ты бы улетела? Будь у тебя крылья… ─ Конечно. И тебя бы с собой забрала. Мальчик засмеялся. ─ Тогда полетели! — он вскочил на ноги и, махая руками, словно крыльями, побежал, иногда кружась и подпрыгивая. В его голове была дыра. Русые волосы замарались кровью, которая уже засохла и превратилась в корку. Уроды! Как они могли убить ребенка! ─ Подожди, — прошептала девушка. Ноги тряслись, но она встала. Нужно идти. Он бежал впереди, заливаясь смехом. Неужели он обрел счастье и покой? Он помчался к лестнице и, усевшись на перила, поехал вниз, как с горки. На первый этаж им было запрещено заходить. Здесь расположены комнаты персонала и здесь встречались с пациентами их близкие люди. К ней никто никогда не приходил. Наверное, у неё нет никого из родных. Врач ещё давно говорил, что её родители погибли в авиакатастрофе, и поэтому её отправили в детский дом; тогда ей было всего шесть лет. Смерть родителей нарушила детскую психику — именно поэтому она здесь. Но она не могла вспомнить лица мамы и папы. Для неё существовало только это место, будто в этих стенах она родилась. ─ Мне нельзя, — её голос дрожал от слабости. ─ Да ладно тебе! — воскликнул мальчик. — Никто не видит! Пойдем скорее. Там красиво. Мы должны с тобой улететь! Летать… Летать… — он пел и кружился вокруг неё. Она осторожно выглянула за дверь. Улица не была серой, какой она её видела всегда, а переливалась разными красками: синее небо, зеленые деревья и трава, красные цветы, желтое солнце, тепло которого приятно согревало кожу. Воздух был другой, дышалось свободно. ─ Полетели, полетели, полетели… — мальчик тянул её за ночную рубаху. Она сделала неуверенный шаг вперёд и ощутила сырую землю под ногами. Ещё один шаг и трава щекотало босые ступни. Ещё один… и за спиной раздались голоса и шум шагов. Она побежала. ─ Полетели, полетели, полетели… — мальчик мчался впереди, всё так же махая руками. ─ Идиоты, ловите её! — голос врача. Ей казалось, что она уже далеко, что они не догонят её. Она успеет убежать. Ещё никогда свобода не была так близка ей. Но грубые руки поймали её, и игла впилась в шею. Кто-то начал вводить лекарство, и она не смогла удержать равновесие, ноги подкосились, и она бы упала, если бы её не держали. Они развернули её и потащили в клинику, и она поняла, что, несмотря на то, что пыталась бежать быстро, далеко не убежала. ─ Ой-ёй! — мальчик оказался рядом. Его глаза округлились от ужаса, руки были опущены. Он больше не летел. Зачем-то она начала пинаться в надежде, что сумеет вырваться, начала кричать, и теперь была похожа на остальных пациентов, которых так сильно боялась. ─ Замолчи! — санитар бросил её на пол. Она распласталась у его ног. Как же болит голова… Дверь захлопнулась, и весь этаж погрузился в полумрак. ─ Пациентку тридцать два в операционную! — снова голос врача. В операционную? Зачем? Наверное, чтобы вколоть снотворное… Снова её схватили за обе руки и потащили. Серая большая комната. Ни одного окна. Зато много странных приборов и техники. ─ На операционный стол, — скомандовал врач. Послышалось урчание воды. Стоило её положить на стол, девушка рванулась вперед и едва не упала на пол, но её успели поймать и вернуть обратно. ─ Ну тише, тише, — снова этот голос. — Я просто хочу помочь тебе. Помнишь? Что-то холодное и твёрдое сжимает её ноги и руки. Она не может даже пошевелиться. ─ Знаешь, почему я здесь? — печально спросил мальчик. — Почему они со мной это сделали? Я первый, кто увидел дневной свет из всех больных. Я их первый эксперимент, — мальчик положил голову на край операционного стола, задумчиво водил пальцем по железным обручам, которые сжимали её запястья до крови. ─ Они убьют всех. Врач достал шприц, заполнил его красноватой жидкостью. Выдвинул шкафчик и взял тонкий нож. Девушка заверещала, начала качать головой из стороны в сторону, умоляя отпустить. Поставив укол, он вытер нож тканью, пропитанной спиртом, и отложил на металлический столик. Кажется, ненадолго. ─ Всё хорошо, солнышко. Всё хорошо, — спокойно произнес врач. — Только для данной процедуры мне придется сбрить твои замечательные волосы. Она не слышала слов врача, она не чувствовала, как острая бритва срезает пряди, оставляя после себя легкие порезы на голове. Он натягивает перчатки, берет в руки нож — и девушка будто просыпается. ─ Не надо, — она думает, что кричит, но нет: срывается едва слышный шепот с губ. — Прошу. Пожалуйста. ─ Ну тише, тише, — он легонько похлопал её по щеке. Ледяная сталь прикоснулась к сбритой коже головы. Она представила, как мерзкая улыбка появляется на не менее мерзком лице. Из её глаз хлынули слезы, обжигая незажившие ранки. От ужаса и резкой боли она задыхается. Неужели она больше никогда не увидит солнечный свет и навсегда останется в стенах лечебницы? Человек за окном открыл главные двери психлечебницы.