***
Возвращаться домой и оставлять в лесу Брослин брата было неправильно. Она постоянно выполняла свои обещания, никогда не бросала Джонатана одного среди врагов. Но именно сегодня ушла и сейчас ненавидела себя за это. Она снова спряталась и позволила убить родного человека. Ночь в Швейцарии выдалась холодной, с сильным ветром и нещадным ливнем, а темное небо озаряла гроза. В такую погоду она часто приходила к брату. Они пили какао, греясь напротив камина, и до рассвета болтали ни о чём. «Он мёртв, Клэри. Мне жаль», — звучит эхом в голове печальный голос Люка. Она долго не могла поверить в сказанные оборотнем слова. Ждала появление брата, но портал закрылся, а он так и не вернулся домой. Слезы смешались с дождём, она промокла до нитки и, наверное, на следующие утро заболеет. Ветер подул с новой силой, безжалостно ломая деревья. Она с трудом держалась на ногах. Погода будто наказывала её за то бездействие. Она садится на мокрую траву, прислоняясь спиной к стволу дерева, пытаясь собраться с мыслями. Джонатану бы не понравилась её слабость. Наверное, она ещё долгое время просидела так, слепо глядя в темноту и нервно теребя травинки, не обращая внимания на дрожь в теле от холода и сильный ливень. Клэри не сразу «приходит в себя», когда кто-то касается её плеча и укрывает чем-то теплым. − Ри, пойдём домой, — отцовский голос выводит её из прострации, и девушка переводит взгляд на отца. В этой ночной темноте, освящённый только слабым светом ведьминого огня, он был похож на Джонатана как никогда раньше. Они быстро доходят до дома. − Тебе нужно отогреться. Прими тёплую ванну, хорошо? — говорит Валентин. «Сейчас ты идёшь под горячий душ, а я делаю для тебя самый лучший согревающий напиток, сестренка. Ты больше у меня болеть не будешь» — слышит она с ноткой весёлости голос брата, но взгляд у него серьезный. Это всегда означало, что с ним лучше не спорить. Голос Валентина спокойный, а взгляд уставший, и, если долго вглядываться, можно увидеть в нём волнение за неё. Она и вправду очень замёрзла после длительной «прогулки» и, слегка вздрагивая от озноба, наполняет ванну и погружается в горячую воду. Вода всегда успокаивала её, будто забирала с собой все её невзгоды, а сейчас, сколько бы она не умывалась и не уходила под воду с головой, всё было бесполезно. Ещё никогда на душе не было так тяжело. Даже то время в психлечебнице, которое она считала ужасным и ни с чем несравнимым, уходило на последний план перед этим днём. Из лечебницы можно было сбежать, всё также прятать таблетки, чтобы пытаться выжить, или подчиниться правилам и позволить себя убить. В психлечебнице ей нечего было терять. Она не знала, что такое семья и любовь. Джонатан был её миром, и сейчас он рухнул — она не знала, как ей жить дальше. Она натягивает на себя теплую длинную рубаху и выходит в коридор. В гостиной горит всего лишь один ночник. Она слышит тихий голос Люка и не может разобрать его слова: он почти шепчет. Плечом она открывает дверь в спальню брата и падает на его кровать. Подушка пахнет альпийской свежестью — аромат холодный и утончённый. Его аромат. − Ты обещал вернуться. Ты говорил, что ничто и никто не может навредить тебе, — говорит она, ощущая в душе странную злость, не понимая, на кого она направлена. На Джонатана? Или на саму себя, потому что поверила ему? — Прости, Джонатан. Она проваливается в беспокойный сон, и каждый раз неосознанно вздрагивает от грома и шумного ветра. Джонатан всегда смеялся над её столь детским страхом. Непогода утихает. Солнце медленно поднимается над горизонтом. Сквозь сон она слышит знакомый женский голос. Он ласкал слух: настолько был приятным и бархатистым. И каждый раз он становился всё громче и громче. Он оглушал. «Сними чары. Открой дверь. Впусти меня» Клэри поднимается с кровати, откидывая одеяло в сторону, и выходит в коридор. Кто-то слишком настойчиво стучал в дверь, а голос, который был, кажется, только в её голове, звучал всё громче, повторяя всё те же слова. Клэри остановилась напротив двери и только сейчас заметила на пороге красные руны сильной защиты от чужаков. «Нет, нельзя открывать, кто бы это ни был: его подослал Конклав» И всё же она осторожно выглядывает в окно. На веранде стояла женщина, и, несмотря на свою хрупкость, она бережно держала на руках изуродованное тело. Клэри судорожно вздыхает, когда, обернувшись, видит перед собой бесшумно подошедшего Валентина. Интересно, его разбудил стук в дверь или он тоже слышал этот голос? Но, судя по тёмным кругам под глазами, он, скорее всего, совсем не спал. Стоило ему выглянуть в окно, он тут же узнал бессознательное тело и эту женщину. − Возьми стило, сними на время защиту, — сказал он. Встретив непонимающий взгляд дочери, он отвечает на её немой вопрос. − Это Джонатан, Ри. Ей хватает минуты, чтобы найти запасное стило, потому что своё осталось у Джейса, и нарисовать нужную руну. Дверь открывается, и Лилит входит в их дом. − Очень долго, Кларисса. Неужели ты не узнала в моём мальчике своего брата? Валентин забирает у Лилит сына и уносит в гостиную, осторожно укладывает на диван, прикасается к его шее, и тут же просветлевшее лицо снова становится хмурым. Его бесцветные губы сжимаются в тонкую линию, Клэри уже знает, что это может означать. Что-то плохое. Клэри на дрожащих ногах подходит к Джонатану и не может в нём узнать своего любимого брата. Только светлые волосы и фамильное кольцо на пальце давало понять, что это её брат. − Что с ним случилось? — тихо спросила Клэри. − Ангельский мальчишка убил его небесным огнём. Он сжёг в нём всё — у меня нет ни единой возможности зацепиться за нить его жизни, — произнесла Лилит и прекрасные смольные волосы превращаются в ужасных змей, готовых напасть в любой момент. Лилит уходит вслед за Валентином, Клэри слышит, как демонесса зло шипит, что во всём его вина. Он виноват, что создал столь мощное неуправляемое ангельское оружие. Лилит клянётся, что саморучно уничтожит это чересчур светлое отродье. Валентин не отвечает на её выпады, и, переждав вспышку гнева женщины, спрашивает, что, может, есть способ спасти Джонатана. Клэри почти не дышит, пытаясь услышать ответ Лилит. − Я могущественный демон, но даже я не стану играться со Смертью. Есть вещи, мой дорогой, которые нельзя купить, наколдовать, создать заново с помощью твоей любимой медицинской науки. Мой единственный сын мёртв, — а после Лилит снова накрывает волна ярости. Клэри не видела происходящее на кухне, но, кажется, все находящиеся там предметы с грохотом падали на пол. Однажды в таком состоянии был и Джонатан. В такие моменты, когда темнота в нём пробуждалась, было сложнее всего достучаться до него. Он рушил всё вокруг. Клэри смотрит на Джонатана и осторожно касается его руки. Его кожа была сухой, холодной и неприятной на ощупь. Его глаза были открыты и слепо смотрели куда-то в пустоту, сосуды полопались, и белок почти полностью был залит кровью. Левая рука неестественно выгнута: сломана. Из приоткрытого рта иногда вытекала густая тёмно-красная жидкость. Он был худым, настолько худым, что по нему можно было изучать анатомию. Будто демон, живущий в нём всю жизнь, покидая тело, забрал с собой и всю силу. И вот то, что осталось от человека, лежало перед ней. Почти ничего. − Джонатан. Джо, — прошептала Клэри, ложась на его холодную грудь. Он больше не был страшным для неё. — Я люблю тебя. Люблю. Утром снова был дождь. Холодная и неприятная погода. И от того ужасное настроение упало ниже плинтуса. Прошёл всего день, а Клэри кажется, что целая неделя. Всё происходящее было как в каком-то отвратительном сне. Они готовились к похоронной процессии, и только ближе к вечеру всё было завершено. Но ливень бесцеремонно затушил погребальный костёр, и кремацию перенесли на следующий день. Лилит нанесла заклятие, чтобы тело не разлагалось, и Джонатан, как прекрасная фарфоровая кукла, в белом одеянии будто бы спал на своей кровати, сложив руки крест-накрест, и шелковая повязка закрывала его глаза. Клэри постояла какое-то время в дверях, разглядывая тело брата, чувствуя ужасную слабость и пустоту в голове. Она делала всё на автомате и больше походила на робота, нежели на живого человека. Всё же она больше примитивная, и ей нужно многое пройти, чтобы стать сумеречным охотником, стать Моргенштерном. Быть сумеречным охотником— значит ходить рука об руку со смертью. Быть Моргенштерном — значит стойко пережить любую трагедию, даже смерть самого родного человека. А она уже выплакала все слезы. Когда Джонатан мучился от демонической сущности, Клэри ненавидела Валентина. Как же она ошибалась! Именно сейчас она испытывала самую настоящую ненависть к убийце брата и ко всему Конклаву. Они поступили нечестно, превратив сделку в бой. И это сильное чувство придавало ей сил. Она забрала из своей комнаты альбом с карандашом и пошла в гостиную. Там всегда было тепло и уютно. Клэри замерла на пороге, заметив в кресле Лилит. В одной руке демонесса держала сигарету, в другой — бокал вина. В этом доме, где Лилит была гостьей, она выглядела так, будто была хозяйкой. Клэри замялась на секунду. Сейчас ей меньше всего хотелось быть одной так же, как и составлять компанию Королеве Эдома. − Долго будешь стоять? Проходи, — в голосе Лилит слышалась нескрываемая усмешка. Клэри присаживается на диван, какое-то время смотрит на огонь в камине и, прикусывая губу, переводит взгляд женщину. − Ты любишь моего сына? — задаёт вопрос Мать Демонов, внимательно наблюдая за ней. − Джонатан мой брат. Конечно, я люблю его. Лилит качает головой, будто такой ответ её не устроил. − Ты бы пожертвовала своей жизнью ради него? Клэри с вызовом смотрит в пристальные глаза Лилит. − Почему вы спрашиваете? Ещё что-то можно сделать? Лилит смеётся, запрокинув голову. И Клэри разочарованно откидывается на спинку дивана. В памяти всплывает призрак мальчика в психлечебнице, и отрывки из одной книги, где говорилось, что не каждый может видеть души умерших. Если у неё есть данный талант, может, она бы смогла призвать и душу Джонатана? Лилит прекращает смеяться и тут же становится серьезной, змеи в её волосах медленно двигаются, и от этого становится не по себе. Почему в качестве «донорской матери» Валентин выбрал именно эту странную женщину? − На самом деле есть кое-что, — шепотом говорит Лилит, ближе наклонившись к Клэри. Едва заметное голубоватое сияние исходит с её пальцев, и дверь в гостиную закрывается. — Не нужно это слышать Валентину, — объясняет Лилит, заметив удивленное выражение лица Клэри. — Это будет нашим маленьким секретом, хорошо? Джонатан предупреждал, что с Лилит лучше не связываться. Но если есть что-то, что может вернуть его к жизни, она готова объединиться хоть с самим Люцифером. − К сожалению, я не в силах помочь моему мальчику, слишком поздно, но ты — сможешь. Твой дар вернет его к жизни. Воспользуйся своей рунической магией. − Руна «Воскрешения», — произнес Клэри и в голове тут же звучит голос Валентина, что руна опасна. Никогда не знаешь наверняка, кто вернется. Лилит будто бы проникла в её разум, читая все её мысли. — Я покажу ему путь, — произнесла Королева Эдома. — Именно наш Джонатан вернется к нам, можешь не сомневаться. − Мне нужно всё обдумать. Последствия руны очень опасны. Да и у меня совсем нет опыта. Я не уверена. — Разве не ты говорила, что любишь его? — в голове женщины послышались стальные нотки. — Это у тебя от матери. Отличная способность сбегать от проблем, — ухмыльнулась Лилит. — Ты владеешь невероятным даром, у тебя есть возможно воскресить Джонатана. И что же? Ты просто так сдашься, потому что боишься? Лилит затягивается сигаретой и выдыхает дым; в нос ударяет запах ментола. Она наклоняется вперед, заглядывая Клэри в глаза. — Решайся, Кларисса. Ради брата. Девушка неуверенно кивает. Речь Лилит въелась ей в душу. Ей даже стало стыдно. Вспомнились давние слова Королевы Мэб о том, что Клэри несомненно предаст его и от этого стало только хуже. Нет, она любила мать, но в отличие от неё она не сбежит. Дверь медленно приоткрывается. В коридоре слышаться взволнованные голоса. Клэри откладывает альбом и идёт к выходу. Оборачивается, когда Лилит зовёт её. − У тебя мало времени. Поторопись. «Да. Я сделаю это» — мысленно произносит она и видит довольный взгляд Лилит. Заметив её, Люк измученно улыбается. Он почти лежит на низеньком диванчике, держась за раненный бок. − Что случилось? — Клэри подбегает к нему, на автомате рука ныряет в карман за стилом, и девушка мысленно бьёт себя по лбу. Он ведь оборотень. − Ничего страшного. Заживёт, — говорит Люк. Он старательно делает вид, что ему не больно, но его выдают побелевшие костяшки: настолько сильно он держался за рядом стоящую столешницу и настолько паршиво выглядел, будто вот-вот потеряет сознание. Валентин быстро и бесшумно оказывается в коридоре с небольшой коробочкой. − Нужно положить тебя на нормальную кровать. Давай, обопрись на меня. − Я в порядке. Я сам дойду, — уверенно говорит Люк, поднимаясь на ноги, и тут же чуть ли не падает на пол. Валентин успевает его поймать. — So ein Mist! *, — шипит Моргенштерн на своем родном немецком, который Клэри давался с трудом — только по интонации она понимает, что все очень плохо. − Клэри, подержи, — мужчина отдаёт ей ту самую чёрную коробку. Девушка приоткрывает крышечку и видит там множество разных бутыльков, склянок и бинты. Валентин тем временем переносит друга на диван в гостиную, расстегивает его рубашку, и Клэри видит ужасное кровавое месиво. Меж рёбер торчит серебряная сталь. Лилит в комнате уже не было, из окна дул прохладный ветер, развивая занавески. Видимо, женщина, перевоплотившись в сову, улетела. Её недопитое вино осталось на столике. Валентин обрабатывает рану, аккуратно убирает остатки инородного предмета, отчего Люк чуть ли не кричит. Кровь заливает диван. − Знаешь, иногда я скучаю по рунам, по «иратце». Я помню приятное жжение после нанесения рун, — хрипло говорит Люк и шипит, когда Валентин проводит по ране неизвестным для Клэри лекарством. − Ничего пока не говори, ладно? Попытайся расслабиться. Валентин ещё долго трясётся над Люцианом. Оборотень засыпает, когда мужчина заканчивает лечение. Теперь рана не выглядела так устрашающе. Валентин накрывает Люциана чистым одеялом и убирает все лекарства со стола. Остался лишь окровавленный клинок. На улице совсем стемнело. На часах уже 01:30. Помогая Валентину, ей на какое-то мгновение удалось избавиться от пустоты внутри и мыслей о смерти Джонатана. А может, всему дело слова Лилит о том, что есть шанс вернуть брата, хоть и весьма сомнительный. − Кто это сделал с ним? Сумеречные охотники? — шепотом спрашивает Клэри, чтобы не потревожить и так неспокойный сон Люка. − Да. Прислужники Конклава, — отвечает Валентин, падая в кресло. − Это ужасно. Я думала, после того, что они… сделали, Конклав, наконец, успокоился. − Джонатан был для них основной угрозой. А Люциан для них предатель. Ему повезло, что он выжил. Рана очень серьезная, — Валентин устало трёт переносицу, щурясь. Сейчас он казался таким печальным. Хотелось как-то подбодрить его, рассказать про руну, но что-то останавливало её. − Ты помог Люку. С ним всё будет хорошо. Ты в этом мастер, — она касается его руки, заглядывает в глаза и пытается улыбнуться. Последнее у неё выходит с трудом. − Сегодня был очень тяжелый день. Ты устала. Иди, поспи, милая, — отец легонько трепет её по волосам. Так любил делать Джонатан. − А ты? — Клэри смотрит на него, замечая, что после Алькатраса он не слишком изменился. Присутствовала та же болезненная худоба, а осунувшееся лицо украшали синяки под глазами. Единственное, раны и царапины зажили, а более глубокие превратились в белёсые шрамы. Кажется, жизнь с ними влияла на него хуже, чем в темнице. − Ещё немного посижу. − Если вдруг нужна будет помощь, разбуди меня. Клэри медленно идет по коридору, раздумывая над словами Лилит. Если ли в этом подвох? Нет. Женщина не стала бы вредить Джонатану, она считала его своим сыном и любила его. Если Лилит поможет душе брата вернуться в своё тело, не останется ли он на всю жизнь больным? Ведь для брата это хуже всего. А может, теперь он обрел покой и счастлив? Она заходит в его комнату и присаживается рядом. — Ты бы хотел вернуться? — шепотом спрашивает она. Клэри помнит, как он мучился от крови демона, он боролся с этим проклятым даром всю жизнь. Но что, если Джонатан вернется таким же, только без демонической сущности и его глаза будут такими же ясными и зелеными, как и у неё? Она будет заботиться о нём, вылечит и научит жить его заново, как он поднял её на ноги тогда. Или в ней говорит эгоизм? Он всегда жаловался на ужасные боли, судороги из-за демонической крови, и, возможно, смерть и была его свободой, а она поступает очень эгоистично, когда пытается оживить его только из-за того, что не может без него жить. «Предательство и бегство — семейная черта Фрэйчалдов. Не пытайся создать иллюзию» — прозвучал жесткий голос Лилит. Клэри точно знала, Королева Эдома наблюдает за ней. — Я не могу потерять тебя навсегда, Джонатан. Я знаю, ты говорил, что мои руны опасны, но я должна попытаться. Представляешь, если у меня всё получится?! Мы снова будем вместе. Она расстегивает его белую рубаху, склоняется чуть ниже, пытаясь успокоить дрожь в руках. Кончик стила касается его кожи, она аккуратно выводит сложную руну там, где должно биться его сердце. Руна медленно растворяется в нём. Клэри замирает, нервно теребя фамильное кольцо, молясь всем богам помочь ей. Так она просидела час, но руна не подействовала, и от этого она испытала горечь и облегчение одновременно.***
Ее сон всегда был слишком чуткий, но Клэри, которая смертельно устала за этот день, не потревожил шум в коридоре и неприятный скрип двери. Только неожиданный холод, пробирающий до костей, разбудил девушку, и, сколько бы она не куталась в одеяло, согреться не удалось. «Опять окно открылось» — раздражённо подумала девушка. Открывать глаза также, как и вставать, совсем не хотелось. Но дальше спать в таком холоде было невозможно. С улицы в ее комнату проникал не только прохладный воздух, но и неприятный, странный запах. Клэри откинула одеяло, с трудом открывая глаза, и заставила себя опустить ноги на ледяной пол. Поднявшись, она уже хотела подойди к злосчастному окну, как заметила темный силуэт у подножья кровати. Ночной гость не двигался, замер словно статуя. — Валентин? — она с трудом верила, что этот неизвестный был ее отцом. Если бы Валентину что-либо понадобилось, он бы не стоял и не ждал ее пробуждения. Руки дрожали от холода. Клэри включила ночник, боковым зрением заметив, что окно крепко закрыто, и вспомнила, что три дня назад его починил Джонатан. Тогда откуда исходит этот холод и запах? Подняв взгляд на человека, Клэри обомлела. Перед ней стоял Джонатан. Слишком бледный, губы сероватого оттенка, глаза не сияют жизнью, покрытые пленкой, с вытянутым, как у кошки, зрачком, а руки висят как нитки. Он смотрел куда-то слепо перед собой. — Джонатан? — дрожащим голос позвала Клэри. — Ты… — говорить вдруг стало сложно, будто что-то сковывало ее горло. Джонатан выглядел как мертвец. И теперь Клэри все поняла. Валентин говорил, что с помощью руны люди возвращаются уже другие. Чужие. Но ведь Джонатан все же пришел к ней, несмотря на свое состояние. Ему нужна ее помощь. Клэри медленно подходит к нему и касается его лица. Кожа гладкая и ледяная. Он застаёт ее врасплох, когда неожиданно падает, словно тряпочная кукла, и Клэри с трудом удерживает его и укладывает на кровать, накрывая одеялом. Этой ночью она больше не уснула. На циферблате часов 03:14.