Спустя неделю после воскрешения Джонатана
Это было темное подвальное помещение, освещенное тремя факелами и сияющей алой пентаграммой. Всё здесь было пропитано сыростью и кровью. Один мужчина читает заклинание на латыни, и в нем он узнаёт своего крестного, а другой подходит к нему, задирает его рукав рубашки и вводит в вену белую густую жидкость. ─ Отец, что всё это значит? Что вы делаете? — во все глаза он смотрит на Оскара, и не дождавшись ответа, пытается вырваться из оков. После веденного препарата, у него закружилась голова и отцовское лицо поплыло перед глазами, а заклинание дяди оглушало. ─ Мне нехорошо, ─ шепчет он, облизав пересохшие губы. ─ Прекращайте. ─ Терпи. Это то, для чего ты был создан, — слышит он грубый голос отца, и сухая ладонь хлопает его по щеке, и на какое-то время сознание проясняется. Оскар расстегивает его рубашку, обмакивает пальцы в какой-то жидкости, похожую на кровь, и что-то рисует на его бледной кожи. Знаки, руны. ─ Мы и так ждали слишком долго. Время пришло, — тихо говорит отец, склонившись над ним, положив ладонь на его лоб. ─ Время для чего? ─ Чтобы осуществить своё предназначение, наполнить жизнью нашего прародителя. ─ Тебе нужно меньше читать Библию. Оскар смеется. ─ О, сын мой, это не Библия. Сейчас ты всё сам увидишь. Кристофер замолкает, дочитав заклятье призыва, и пентаграмма вспыхивает. В ней появляется нечто. Это был огромный сияющий, меняющий форму сгусток тьмы. В подвале всегда было слишком холодно, но теперь его бросало в жар, и нечем было дышать будто это существо, вызванное его родственниками, высосало весь кислород. В ушах шумело, а перед глазами была лишь одна сплошная пелена. Будто издалека он услышал свой слабый голос, зовущий отца, но похоже тот не обратил на него никакого внимания. Он слышал урывками слова дяди: «О, славный… свет… дети ангела… проклятье… спасение». Он лежал на этой чертовой каменной скамье, руки и ноги скованы цепями, и родной отец стоит в изголовье, и говорит «Узри!». Он думает, что Оскар окончательно потерял рассудок, и заразил этим сумасшествием своего брата. Или же, это всё его собственный бред. Это нечто темное, огромное, уже приняло облик, похожую на человеческий силуэт без кожи, волос и лица. Лишь огромные белые глаза с узким, вытянутым змеиным зрачком, меняющим форму. Это странное существо не удерживала пентаграмма, или же дядя позволил демону выйти на свободу. И вот эти глазищи смотрят прямо на него, тьма склоняется над ним, и скользкая чернильная рука ложиться ему на грудь, туда где были начерчены знаки, и ему кажется, что только что его кинули в огонь. Он дернулся, в попытке освободиться, но все без толку, Исчадие Ада улыбалось ему. Оно улыбается и он видит миллионы глаз смотрящих на него в его пасти. Черная тьма, из которой состоит демон, обволакивает, как болотная тина, заполняет собой, проникает внутрь — в самое сердце, легкие, он даже ощущает вкус монстра — едкое, словно кислота, обжигающее, словно закаленный камень. Он падает в эту тьму, и больше не видит, ни отца, ни дяди, ни подвала, лишь миллиарды измученных душ смотрят на него, и тянут вниз, он больше не слышит голоса своих родных — он слышит лишь крики грешников, и ужасный, скрежещущий смех демона. Кто-то рывком вырывает его из этого Ада, и первое, что он чувствует, это легкую прохладу, ветерок, который проникает из открытого окна. А потом замечает человеческий силуэт у кровати, так похожий на демона из снов. Человек включает ночник, и он шумно выдыхает, садясь в кровати. — Джонатан, что ты здесь делаешь? — голос хриплый ото сна, и он откашливается. В горле жутко пересохло. —Ты меня разбудил. Ты кричал во сне, что-то там говорил непонятное. Что, кошмары мучают? Джонатан улыбается, и он видит ту тварь из снов, которая улыбалась ему и пожирала души. — Отец? У тебя все нормально? Смотришь на меня как на врага народа, — парень ухмыляется и садится на край кровати. — Ах, ну да, я и есть враг народа. Благодаря тебе. — Мы это уже обсуждали и ни раз, — отзывается Валентин. ─ Мы ругались, а не обсуждали, — резко отвечает Джонатан. — Я всё ещё тебя не простил. ─ Я не нуждаюсь в твоем прощении. ─ Что тебе снилось? Ад? — интересуется сын. — А мы в этом аду жили всё это время. ─ Я не хотел чтобы все так вышло. Мне жаль, что у тебя и сестры не было нормального детства. ─ Тебе жаль… — сквозь зубы произносит Джонатан. — Твоей обязанностей было заботиться о нас, ты знал, что Конклав всё это просто так не оставит, тебе было известно, что они жаждали нашей смерти. И что ты сделал? Спрятался в родовом поместье, скрыв территорию миражом, который взмахом руки может рассеять опытный маг?! Ты позволил этой сучке сбежать, и забрать собой мою сестру! ─ Я делал всё, что было в моих силах. ─ А может быть, в глубине души, ты хотел, что бы нас убили. Меня убили. Признайся. Мы были твоими экспериментами, которые пугали даже тебя, особенно я. Поэтому ты так часто уходил от меня к сыну не по крови. Мне иногда казалось, что ты больше не вернешься, сбежишь как мать. ─ Ты ошибаешься. Я вас всех любил и люблю по сей день. И если бы ты в тот день без спросу не ушел, мы бы успели скрыться. Я тебя искал, и пока искал, Конклав окружил дом. Ты никогда не внушал мне страх, в тебе не было ужаса, в тебе было много непослушания, Джонатан, — ответил Валентин, и в голосе отчетливо послышалось раздражение, да, не привык он, чтобы его отчитывали, так еще и собственные дети. Помолчав немного, Валентин добавил: ─ Но после того, как ты воскрес, ты не внушаешь доверия, и поэтому я спрашиваю тебя, что с тобой происходит, и сын ли ты мне? ─ Заметь, только ты не рад, что Клэри меня спасла, что я жив. Что ты за отец такой, мать моя Лилит, — ворчливо произнес Джонатан. ─ Да потому что я знаю своего сына, и то, что сейчас сидит передо мной, это нечто чуждое! — едва ли не переходя на крик, возмутился Валентин. — Пока что Клэри тебе свято верит, потому что считает Джонатана чуть ли богом, но однажды она раскроет глаза и увидит, что вернула из мира мертвых. Это лишь дело времени. ─ Не смей приплетать сюда сестру, — Джонатан злиться, и он понимает, что попал в яблочко. Всё дело в Клариссе. — И хватит распространять свою ложную безумную паранойю. Ты только пугаешь этим Клэри, пытаешься отнять мою сестру у меня. У тебя нет никаких доказательств, которые могли бы подтвердить твои слова. ─ Ты был мертв слишком долго, и даже Лилит не смогла ничем помочь, она сказала, что твоя душа рассеялась от небесного огня. Он внимательно следит за сыном, и отчетливо чувствует его напряжение, и даже злость. Валентин знал, что несмотря на все ошибки прошлого, сын — его настоящий сын, который умер, не позволил бы такого поведения, он научился отличному контролю над собой, потому что знал, что бывает, когда демон берет верх над ним, и какую разруху приносит. Этот Джонатан был как раскрытая книга, но содержание в ней было мерзкое и отвратительное. Повисло долгое молчание, Джонатан буравил его взглядом, и если бы можно было этим взглядом убить, у сына это отлично бы получилось. ─ Это она тебе так сказала, потому что знала, что ты не позволишь Клэри воспользоваться даром, чтобы вернуть меня, — процедил парень. ─ Допустим, — кивнул Валентин. — А что ты скажешь на счет трупа? ─ Трупа? ─ Который ты пытался утопить в озере. Что тебе сделал маленький Макс? ─ Надоедливый малец. Я… случайно. ─ Случайно? Случайно убил своего будущего солдата? Случайно обескровив его? У Джонатана не бывает ничего случайно, — отчеканил Валентин. ─ Тебя устроит такой ответ, что я взял его кровь для будущего ритуала? ─ Какого ритуала? —Я уже не уверен в твоем благоразумии, верности и любви ко мне, отец. Я не готов делиться своими планами. Ты думаешь, что что-то происходит со мной, что я себе не принадлежу, но это не так, это ты потерял себя в своем прошлом. Еще раз, по-хорошему, я тебя прошу, не распространяй эту заразу на мою сестру, потому что ты ошибаешься. Джонатан наклоняет голову на бок и белоснежные волосы спадают ему на глаза, и на долю секунды он видит в нем своего сына, может, Джонатан прав, может быть он все сам себе выдумал. Но очень сложно избавиться от воспоминания, которые он сначала принял за иллюзию. Он видел Джонатана в первую ночь, когда его воскресили, он видел его безликий лик, и нечеловеческие глаза. И он видел, что с ним случилось, когда он начертал на нем «иратце». Валентин не знал чему верить: себе, своей памяти или Джонатану, Клэри с Люком, которые твердили, что он создает проблему на ровном месте? Однажды, люди, которые его окружали, были правы. ─ Хорошо, больше я никому ничего не скажу, если ты кое-что сделаешь для меня, — говорит Валентин, и Джонатан в удивление приподнимает бровь. Валентин тянется к прикроватной тумбочке, откуда достает свое старое запасное стило, которое забрал из лаборатории. — Нанеси ангельскую руну, или иратце… подлечишь свою рану заодно. — Да все прошло уже, ничего не болит, — Джонатан медленно поднимается на ноги, не сводя глаз с тонкого серебряного стержня, которое отец протянул ему. ─ Ангельская руна должна быть у любого нефилима, она защищает от темного воздействия. Сам знаешь… Сын забирает стило, крутит его в своих руках, внимательно разглядывая и переводит взгляд на отца, который кажется даже забывал моргать, наблюдая за ним. Этот взгляд, полный сомнения, недоверия, даже какой-то брезгливости к нему, к Джонатану! выводит из себя. И с чего ради вообще он должен что-то доказывать ему? Он возродился из мертвых, и нормальный родитель бы радовался, но это же его отец, черт возьми. Он скорее простит и даст сотый шанс Джейсу, чем ему. ─ А может лучше я начерчу эту чертову руну на тебе, — Джонатан уже не сдерживает себя. Он и так был слишком долго терпелив. Одной руку он сжимает шею отца, а другой прикасается заостренным наконечником стила к бледной коже под сердцем. — Думаю тебе не помешает руна разума, как считаешь? Отец что-то пробормотал невнятное, задыхаясь то ли от крепкой хватки на шее, которая не дает ему нормально вздохнуть, то ли от руны, которую он начал чертить. Джонатану всегда было интересно узнать, что будет, если начертать один крошечный узор на тех, кого проклял конклав и ангел. Несмотря на все попытки Валентина заставить его прекратить, весьма слабые, стоит заметить, Джонатан все же дорисовал руну. Из черной, она превратилась в алую, кровоточила и дымилась, выжигая саму себя. Руна исчезла, а вместе с ней и тот участок кожи, на который она была нанесена. Сквозь кровь и мясо, Джонатан мог поклясться, что видел белесое ребро. ─ Впечатляюще! Представляю какое будет зрелище если начертать множество рун! — восхищенно воскликнул Джонатан. Он отбросил стило, и второй рукой накрыл шею, надавив сильнее. ─ Если так подумать, то ты мне больше не нужен. Я спас тебя от казни, потому мне нужна была лаборатория и кубок, и все это, благодаря тебе, у меня имеется. Получается, ты мне бесполезен. Еще немного… И больше никто не встанет перед ним и Клэри, не посеет яблоко раздора. Да, ему нужны были все члены его семьи. Но до Валентина ведь не достучаться. Если он во что-то верит, то доводит это до идиотского параноидального фанатизма. Он верит, что Джонатан демон, или бездушное существо, потому что, ему что-то показалось. Но Джонатан не собирался превращать свой дом в старое родовое поместье, пропитанное истерией. Только доверие, верность и любовь. Валентин на это не способен, и никакой алькатрас, гард, да даже ад, не исправит и не научит. ─ Когда ты уже сдохнешь… — шипит Джонатан. Честно говоря, у него уже занемели руки, а отец все еще пытается скинуть его с себя, хоть и едва дышит. А потом яркая вспышка ослепляет и дезориентирует его, и Валентин отпихивает его от себя. Джонатан падает, задевает хрустальный ночник, и тот со звоном разбивается, разлетаясь на мелкие кусочки, как и их взаимоотношения. От яркой вспышки, ему сложно сфокусировать взгляд, белые пятна заплясали перед глазами. Валентин встает слишком быстро для человека, который был в пару секунд от смерти, убирает дрожащей рукой старый фотоаппарат на стол, которым и помешал Джонатану, и шатаясь, прислоняясь к стене уходит куда-то в угол, накрыв рукой кровоточащую рану от руны и пытается сравнять дыхание. Когда зрение полностью вернулось к нему, что-то холодное прикасалось к его подбородку. Отец стоял перед ним, и больше его рука не дрожала, крепко держа меч. Обычный, не ангельский. Джонатан хохочет. ─ Ты же не серьезно? Думаешь, сможешь убить меня этим? Я сын Лилит! Я в конце-концов твой сын! — с нажимом говорит Джонатан. ─ Не каждый ангельский клинок справится со мной, а что до этой безделушки, — кончиком пальца от прикасается к ледяной стали. ─ Но тебя можно ранить. Отсеку тебе голову, потом руки вместе с ногами, и выброшу в озеро, как ты выбросил сына Латвуйдов. И больше не сказав ни слова, уверенным движением, он взмахивает мечом… Девичий голос едва ли не оглушает их обоих. Валентин вздрагивает от неожиданности, отвлекаясь на Клэри, и Джонатан быстро вскакивает на ноги и подальше отходит от Моргенштерна, как раз в тот момент, когда меч рассекает воздух. Сестра снова его спасла. Клэри стоит в дверях, такая бледная, лишь зеленые глаза сияют как два изумруда, излучаю невероятный ужас от увиденной сцены и ненависть к Валентину. ─ Валентин! Какого черта ты делаешь? — кричит она. Джонатан во все глаза смотрит на свою крохотную сестру, которая полыхает от ненависти, ему кажется, будто даже рыжие волосы горят огнем. О, как они похожи. А отец не знал, что сказать. Джонатан упивался этой сценой. Какая прекрасная ночь. ─ Клэри… Послушай, я понимаю, ты любишь своего брата, но… ─ Но это не мой брат? Он ведет себя странно? С ним что-то не то? — твердо произносит она каждое слово. Ее голос словно лед. — Я это все слышала. Только откуда тебе знать, какой он на самом деле. Тебя не было с ним много лет, ты появился недавно в нашей жизни. Лучше бы не появлялся. ─ Он убил Макса. Клэри удивленно переводит взгляд на брата, который невинно улыбаясь, лишь неопределенно пожал плечами. ─ Значит на то были причины, — наконец отвечает она. Его милая сестра! Никто и никогда не был ему так предан, как она. Как же ошибалась Королева Мэб. ─ Ты оправдываешь убийства ребенка? Это бесчеловечно. ─ Чужие люди меня не волнуют, — без колебаний отвечает Клэри. — Для меня существует лишь моя семья. А тебе плевать и на неё, так что не надо пытаться меня обмануть. Джонатан часто повторяет, что ты жестокий человек, на грани безумия. Все это время, проведенное с тобой в этом доме я этого не замечала, я не понимала, почему он так часто это говорит, ты внушал доверия, мне казалось, ты заботишься о нас, но теперь мне открылась истина. Ты чудовище. И пытаешься плодить себе подобных. Но мы лучше тебя, ведь тебя практически не было в нашей жизни, и мы не погрязли в твоей гнили. Валентин окончательно потерял все краски на лице, даже глаза застелило пеленой. Джонатану хорошо было известно это выражения лица. После происходило нечто страшное. Горящее поместье, убитые мамины родственники, пару глубоких шрамом на его спине… После Валентин просил прощения, но кому от этого становилось легче? Отец бьет ее по лицу, и Клэри, его хрупкая, маленькая девочка, падает на пол, из разбитой губы сочится струйка крови, и на бледной щеке красно-синеватый отпечаток. Она прижимает рукой к лицу и поднимает взгляд на Валентина. Конечно, Клэри было неизвестно, что будет за неуважительные слова к родителю, за грубость и неповиновение. Джонатан не рассказывал о наказаниях, кнуте, подвале — обычное воспитание в семье Моргенштернов, которая распространялось на все поколения. Джонатан отпихивает Валентина в сторону, и бежит к сестре, обнимая за плечи. На ее красивом лице застыл такой страх, как в первый день, когда он ее нашел в психбольнице. Страшные воспоминание пронеслись в ее памяти, ее прошлая жизнь, наполненная насилием и пустыми, затуманенными глазами. ─ Клэри, — умоляюще произносит Валентин. — Ри, прости, я, не должен был. ─ Помолчи, — рычит Джонатан, оглянувшись на отца, который, сам, похоже, был в шоке, что посмел поднять руку за свою дочь. — Пойдем, сестренка. У отца горячка, сам не мыслит, что делает. И с ним такое частенько случается. Они выходят из спальни отца, Джонатан продолжает держать сестру за плечи, прижимая к себе, шепча успокаивающие слова. До Джонатана доходит странных режущий звук из комнаты, и он оборачивает, кидая подозрительный взгляд на происходящее. Из старого фотоаппарата, настолько древнего, что вообще странно, что он работает, напечатался и выпал снимок. Отец поднял его, оглядел внимательно, и заметив взгляд Джонатана закрыл дверь своей спальни.***
Проснувшись утром, Клэри чувствовала себя разбитой, то, что, произошло ночью она готова была принять за дурной сон, уж совсем это не ввязалось в отношения брата и отца. У них бывали иногда разногласия, но все решалось мирно. Что же могло случиться? Взглянув в зеркало, она замечает слабый отпечаток от пощёчины и треснутую губу с засохшей кровью. Значит, все же не приснилось. Мечта об идеальной любящей семье начинало распадаться. Она решила, что прохладный душ ей точно не помешает. Взяв с полки свое белоснежное махровое одеяло, она поплелась в душ. Про себя она обрадовалась, что у нее была своя личная ванная комната, и не нужно выходить на общую территорию. Совершенно не хотелось хоть с кем-то пересекаться. Вода в самом деле будто смысла все дурные мысли, и из душевой она вышла чуть ли не новым человеком. Сейчас было десять утра, но в доме было невероятно тихо, хотя все жильцы были любителями раннего утра. Клэри просто надеялась, что они там не убили друг друга, пока она спала. Она прошла по коридору мимо спальни брата, прислушалась, но кроме тишины ничего так и не услышала. Отведенная для Люка комната вообще была открыта, а самого оборотня не было. Она спустилась на кухню, ожидая, что Люк сидит за столом и завтракает, но там тоже было пусто и тихо. Когда ей было грустно и тяжело на душе, она рисовала. Но в голову ничего не шло, и она заняла себя готовкой. Поглядев на весьма скудное содержимое в холодильнике, Клэри решила сделать блинчики и сварить кофе. Она включила негромко телевизор, где приятный голос диктора рассказывал о разнообразной жизни в океане. Слушая, представляя красоты подводного царства, она неспеша добавляла ингредиенты за ингредиентом в глубокую миску. Это было то, что ее успокаивало. Размешивая тесто, Клэри взглянула в окно. Сегодня была удивительная солнечная погода. Вот бы прогуляться. Но Джонатан сказал, что опасно гулять в одиночку. Конклав хоть и расслабил хватку после его смерти, но всё ещё следит. Ей стало ещё больше паршивее от мысли, что придется всю жизнь скрываться и бояться. За что такое наказание? Джонатан говорил, что Конклав потребовал полного истребление их семьи, но не сказал причину. Неужели все из-за экспериментов? Все, что она хотела это жить свободно, никогда больше не чувствовать страха и тревоги. Брат клялся, что изменит мир, где они будут богами. Клэри, конечно, его поддерживала, хотя в глубине души боялась снова его потерять. Она ему говорила, что война это всегда потери, а она не хотела что-либо терять. И Джонатан гладил ее по волосам и шептал, что потери будут лишь у Конклава и этого отвратительного мира. Брат заверял, что у него есть идеальный план, и он готов его реализовать на днях. Он говорил о каком-то ритуале, но Клэри так и не поняла, как это поможет победить Конклав и заставить людей полюбить их. Однажды Клэри нашла книгу про другие мира, и подумала, вот бы придумать руну, и отправиться в путешествие в какой-нибудь добрый мир, где бы они могли, не скрываясь ходить по земле. Мир, где не было бы зла, глупой власти, войн, деления на хороших и плохих. Мир, где все свободны и любимы. Она ставит тарелку с приготовленными ароматными и горячими блинчиками на стол, снимает турку с огня и наливает черный напиток в небольшую кружечку из фарфора, и добавляет немного сливок. Садится за стол напротив окна. Диктор в телевизоре говорит про касаток — и почему-то эти непредсказуемые и опасные млекопитающие ассоциируется у нее отцом. Да уж, он ее сильно вчера напугал. Больше мечом, который он направил на собственного сына, и выражением лица, где не было ни любви, ни сомнения в своем действие. Если бы она не зашла, если бы не окликнула, то он бы убил брата, перерезал бы ему горло как животному. А удар по лицу… Это лишь было подтверждением для нее, что Валентин не вписывается в ее идеальную картину любящей семьи. Нет, это никуда не годится! Чтобы она не делала, мысли возвращаются в эту ночь. Клэри пытается сконцентрировать внимания на еде. На вкусе. Она обмакивает блинчик в джем. Откусывает кусочек. Сладко. Как она и любит. Смотрит в окно, и видит огромную стаю птиц, которые огромной тенью, рассекли голубое небо. Вместе, дружно, как одно целое. ─ Доброе утро. Клэри вздрагивает от неожиданности и смотрит на брата. На нем была белая хлопковая рубашка и черные брюки. Но он не выглядел так, будто недавно встал. ─ Кажется, я тебя напугал. Прости, — смущённо произносит он, подходит ближе, наклоняется к ней и легонько целует в щеку, и Клэри с трудом сдерживается, чтобы не прильнуть к нему ближе. ─ Да я вот на небо загляделась, — отзывается Клэри. И только рядом с Джонатаном она почувствовала прилив невероятного спокойствия. Брат всегда действовал на нее магнетически. У него отлично получалось отогнать все ее страхи и сомнения. Если Валентин ассоциировался с хищным животным, то брат был для неё солнцем, или скорее той самой утренней звездой, которая освещала для нее путь. Почему-то ей захотелось поделиться этой мыслью с Джонатаном. Юноша мило заулыбался ей. Такую улыбку он дарил лишь ей одной. ─ Ты такие комплементы делаешь, что я даже немного растерялся, — весело говорит он ей, садясь рядом, соприкасаясь плечами. ─ Я правда так считаю. Ты как дурман. В хорошем смысле. ─ Я могу сказать о тебе тоже самое. Ты не выходишь у меня из головы. ─ А я думала война все твои мысли занимает. ─ И это тоже. Скоро этот мир будет наш, — воодушевленно произносит брат. ─ Лайтвуды так и не объявились. Джонатан махнул рукой. ─ Черт с ними. Собирать армию — это так долго и скучно. У меня имеется идеальный план. Он будет для тебя сюрпризом. Тебе точно понравится, — обещает Джонатан. ─ А может ты расскажешь сейчас. Хотя бы намекнешь. ─ Потерпи чуть-чуть, скоро сама увидишь, я придумал нечто гениальное! ─ Вот зачем ты дразнишь меня! ─ У меня есть немного свободного времени, не хочешь прогуляться? А то сидим здесь, мира не видим, — и это предложение от брата в самом деле было для нее ещё одним сюрпризом. ─ Я, конечно, не против. Только недавно об этом думала. Но Конклав… Не опасно ли? ─ Уверяю тебя, они заняты другим, им не до нашей Швейцарии сейчас, — Джонатан хитро заулыбался, и отпил из ее чашки немного кофе. ─ Как же это великолепно. Ты мастерица на все руки. ─ Ну да… Повар от бога, — неуверенно произнесла Клэри, вспоминая свой недавний убийственный картофель с грибами и креветками по — моргенштерновски в духовке. Ее собственный рецепт. Она хотела, чтобы было вкусно, но они все дружно отравились. ─ Ну раз выпал такой шанс прогуляться, то я пошла одеваться. ─ Ага, давай, — отозвался Джонатан, который уже залез в холодильник и что-то жевал. — Чего это у нас так мало еды. И вино закончилось… Ещё в магазин забежим. А ведь пару дней назад Клэри с Валентином вынесли три огромных пакета с продуктами, но Джонатан после своего возвращения налегал на еду так, будто век не ел. Он управился с месячным запасом еды, и даже нисколечко не поправился.***
На улице хоть и было солнечно, но от этого не было теплее. Видимо, потому что они жили в горах. Здесь вообще погода была непостоянная. Клэри решила на всякий случай накинуть пальто, уж лучше она понесет его в руках, чем будет мерзнуть. ─ Куда поедем? — спросил Джонатан, когда они вышли из своего дома, и шагали по узкой тропинке. ─ Поедем? — удивленно переспросила Клэри. ─ Я думала мы просто спустимся в поселок. ─ Мы там были тысячу раз, а в Швейцарии полно красивых городов. Выбирай любой. ─ Если учесть, что я нигде не была, то лучше доверюсь твоему вкусу. ─ Хорошо. Давай в Люцерн? — предложил Джонатан. Клэри совсем забыла, что у Джонатана были телепортирующее кольцо. Всё это время — пока он восстанавливал силы, они с отцом носились с горы в гору, то в продуктовый, то в аптеку, а тут еще у нее закончилась пастель, но хороших художественных магазинов, они так и не нашли. Зато прокачали ноги. Ей даже нравились эти совместные горные прогулки. Вот только, похоже это не нравилось Джонатану, он не говорил, но Клэри то видела недовольство на его лице, когда она была с Валентином. Будто бы ревновал, но это так глупо, и совсем было непохоже на брата. Клэри решила, что он просто волновался, когда она не рядом с ним. Потребовалось всего лишь пару минут, и вот они стоят в центре Люцерна. Первое, что замечает Клэри это люди… Их было так много, что с непривычки, закружилась голова, и Клэри ухватилась за Джонатана. И только потом она увидит огромные красивейшие здания, удивительно, как человечество может создавать такую красоту. Джонатан сказал, что город стоит на Фирвальдштеттском озере и предложил прокатиться на небольшой яхте, где будут только они. Видимо, заметил её растерянный вид. С озера отлично видно и город, и заснеженные вершины Альп, по спокойной глади воды проплывали лебеди. Клэри прикрывает глаза, наслаждаясь потоками воздуха, теплыми лучами солнца, урчащей воды и вдали, едва слышимой городской суеты — там играла музыка, звучала разноязычная речь людей и шум машин. Там кипела жизнь. Но Клэри больше нравилась тишина. Как оказалось ей было намного спокойнее в уединение с природой, а не в толпе. ─ Аликанте похож на этот город? — спросила Клэри, подойдя к Джонатану. Он сам управлял яхтой. ─ Аликанте не похож ни на один город. Там даже воздух другой. И коренные нефилимы отличаются от других, которые живут в институтах, своими манерами и ханжеским характером. В основном аликантовцы и управляют конклавом, те, кто застрял в прошлом — наша власть, — ответил брат. ─ Если Швейцарию охраняют горы, то нашу столицу стеклянные башни. Аликанте самое безопасное место в мире, пока существует барьер, и Конклав уверен, что барьер нерушим, потому что его создал сам ангел. На самом деле в этом мире можно уничтожить всё, что угодно, даже бога. Клэри передёрнуло от таких слов. ─ Зачем уничтожать? — тихо спросила она, прикоснувшись к плечу брата. ─ Этот мир несправедлив, бог не справедлив и жесток. Нужно избавиться от этой гнили, которая существовала веками, и создать правильный мир, без глупых запретов и идеологий. ─ Ты уже на мир перешел, — засмеялась Клэри. ─ Нас двое против всего мира, да этот мир должен дрожать перед нами! ─ Вообще-то не двое. Ох, хотел сюрприз… Ладно, поделюсь своим злодейским планом, — нехотя произнес Джонатан. — Ты помнишь легенду об ангеле? Как он одарил нефилимов чашей и мечом смерти? ─ Да. ─ С помощью орудий смерти можно призвать Разиэля и попросить об одном желании. ─ Я читала книги об ангелах, и они не кажутся мне добряками. Если ему не понравится желание, или даже как ты дышишь, он может без лишних слов сокрушить на тебя свой гнев. ─ Так и есть, ангелы холодны, и не любят вмешиваться в людские жизни. Вот поэтому необходимы орудия смерти, они принудят Разиэля исполнить мое желание, какое бы оно не было. ─ Но мы отдали кубок, у нас нет ни одного орудия. ─ О, нет, мы не отдавали. У них очередная подделка. Конклав не учится на своих ошибках. С мечом я разбираюсь. А вот зеркало… Никто не знает где оно. Я рассчитывал на помощь Валентина, но у него внезапно выявилась на меня аллергия, поэтому буду обращаться за помощью своим старым друзьям. ─ Слушай, я долго думала… И знаешь что, ты первый начал на него зубы скалить. Конечно, я не оправдываю, то, что он сделал ночью. Какая муха вас двоих укусила вчера?! — не выдержала Клэри. ─ Он сказал, что я ему не сын, потребовал доказательств того, что я все еще Джонатан, а не чужеродное существо. Посмотри на меня и скажи, разве я похож на кого-то или что-то другое? Его лишили рун, и он от этого теряет рассудок, вот и видится разное, а виноват я. Как всегда, впрочем, — обижено произнес Джонатан. ─ Я даже не знаю насколько безопасно находиться с ним под одной крышей, вот бы его куда-нибудь отослать подальше. Будь с ним осторожна. ─ А у нас есть какие-нибудь другие жилища? Ты говорил, что Моргенштерны богатая семья. ─ Все дома под контролем Конклава. Если мы еще можем войти, как-то схитрить, благодаря своей «новой» крови, то он нет. Без рун он человек, с годами, ангельская магия ослабевает в его крови, и семейные реликвии, родовые дома, особенно те, что на священной земле ему больше не принадлежат. Он туда войти не сможет. Даже в полуразваленное поместье в Брослине, где вырос. Конклав жесток, как и ангелы, которым они поклоняются, — ответил Джонатан. — Если бы мы тоже были обычными нефилимами, и нас смогли поймать, то тоже остались бы с ни с чем, лишились бы рун, и так бы наш могущественный род прервался. Но пока это только мечта Конклава, — усмехнулся он. ─ Не слишком ли жестокое наказание из-за одних экспериментов? ─ У Валентина целый список, это и осквернение собственной крови, связи с демонами, попытка свержение власти. ─ Попытка свержение власти? — изумленно переспросила Клэри. — Он тоже пытался? ─ Это у нас в крови. Моргенштерны никому не подчиняются, они властвуют. ─ Но все нефилимы подчиняются ангелам. ─ Вот поэтому они и пропащие. Что нефилимы, что ангелы. Хочешь порулить? Это несложно. Клэри с радостью соглашается и становится на место Джонатана. Брат стоит позади нее, так близко, что она ощущает его аромат: как всегда его любимый цитрусовый парфюм. Они разворачиваются, и Джонатан помогает ей, накрыв своими руками её. У него такие горячие руки, что Клэри начинает беспокоиться, а нет ли у него лихорадки. ─ Как твоя рана? — спрашивает она. ─ Ты меня вылечила, даже шрама не осталось. ─ А мы можем зайти в художественный магазин? — подхватилась Клэри, вспомнив про своей дефицит пастели. ─ Мы можем зайти куда только пожелаешь, — сладко отвечает Джонатан. — главное не забыть про продуктовый. А может забежим вон тот ресторан? Джонатан показывает в сторону небольшого двухэтажного каменного домика, с окошками, обставленными цветами и красочными вывесками. Над дверью висела деревянная вывеска с высеченным названием ресторана «Cafe Du Pont» ─ Подруливаем прям к обителю моей любви, — мечтательно произнес Джонатан. ─ Когда это ты заделался главным едоком? ─ После моего эпичного возвращения, у меня будто рецепторы обострились. Если до этого еда казалась безвкусной, то сейчас, я могу почувствовать ее, и это великолепно, — они оставляют яхту на стоянке и идут в сторону кафе. От различных запахов еды, у нее заурчал живот. Внутри оказалось уютно и немноголюдно, стены были сделаны из красного дерева, стояли мягкие бежевые кресла и молочного цвета столы. Они поднимаются на второй этаж и располагаются за единственным столиком на балконе, откуда открывает вид на город. В меню было столько блюд с непонятными немецкими названиями… и если бы не картинки, она бы не поняла что это и выбрала бы наугад. Джонатан заказал картофельно-макаронную запеканку и гешнетцельтес, и как он объяснил, это блюдо из телятины, которое обжаривают до хрустящей корочки, тушат в сливочном соусе и белом вине, и подают с грибами и овощами. Аппетитно, но Клэри не очень любила мясо. Она сразу же обратила внимания на фондю, которое ей безумно нравилось, и не смогла себе в нем отказать, и решила попробовать цугский вишневый торт. Пока готовили заказ, Клэри рассматривала улицу и людей, которые не спеша гуляли вдоль озера, и думала какими жизнями они живут. Группа друзей столпилась у фонтанчика; влюбленная парочка обнималась под деревом; люди гуляли со своими питомцами. И все выглядели такими счастливыми. ─ Повезло им. Они просто люди, — говорит она. Джонатан замирает, и смотрит так, будто она сказала несусветную глупость. ─ Их жизнь бесцельна и полна обмана. Я всегда задавался вопросом, почему мы должны рисковать своими жизнями ради них. Отец говорил, что только примитивные умеют создавать, у них творческие умы, и это то, ради чего их стоит защищать. Честно говоря, не знаю, не уверен в этом. Когда им принесли заказ, и он попробовал кусочек своего блюда, и прикрыв глаза, пробормотал: ─ Вот что-что, а готовят примитивные в самом деле великолепно. В Аликанте отвратительная еда, наверное, поэтому там все такие озлобленные. Живя там, они не вкушают жизнь, не знают, что такое истинное удовольствие.***
Они вернулись домой ближе к пяти вечера, Клэри накупила художественных принадлежностей, и не могла нарадоваться своему счастью, Джонатан нёс пакеты с едой, и тоже выглядел довольным. Открыв дверь дома, в коридоре они столкнулись с Валентином, который с кем-то разговаривал. ─ Ты сам с собой? — поддел его Джонатан. ─ С твоим в гостем. Он ждет тебя уже третий час, — ответил отец, надевая пальто. Он даже не посмотрел на сына, и не пытался извиниться. ─ Точно! Я совсем забыл, — сняв ботинки, с пакетами Джонатан поспешил в гостиную. Клэри услышала как он поздоровался с неизвестным. Клэри последовала за братом, но отец остановил её, положив руку на плечо. ─ Клэри, я хочу попросить у тебя прощения, — он легонько коснулся её щеки. — Не злись, пожалуйста. ─ Если ты пообещаешь, что больше не попытаешься навредить Джонатану, то я прощу тебя. ─ Посмотри на этот снимок, — Валентин достал из кармана фотографию и протянул ей. ─ Не доверяй Джонатану. Клэри чувствует, как начинает вскипать, так было всегда, когда кто-либо говорил неправильные вещи про брата. Она недоверчиво взглянула на снимок. Запечатленное на нем лицо было ей знакомо и чуждо одновременно. Вроде бы черты лица брата, его скулы, тонкие губы, разрез глаз… но глаза очень странные, не черные, а как в первую ночь воскрешения белые… и вокруг него была какая-то темная густая дымка. ─ Что это значит? — спросила Клэри. ─ То, о чем я тебе и говорил. Он выглядит как Джонатан, говорит как Джонатан, но это не он. Он слишком долго был мертв, чтобы вернуться. Клэри устало вздохнула. ─ Это мой брат. Лилит помогла мне, она показала его душе дорогу. Она просила не говорить тебе, но, надеюсь, что узнав это, ты прекратишь мучить нас. ─ Лилит? — судя по побледневшему лицу, это нисколько его не успокоило. ─ Она бы не стала… ─ Она считает себя его матерью. Она заботилась о нем все это время. И она была без ума от горя, когда Джонатан погиб, — перебила она его. — А вот ты не слишком то огорчился. Поэтому, я не тебе не верю. Я верю своим глазам, и я вижу перед собой своего брата, а не какого-то монстра, которого ты пытался создать, — она отдает ему снимок. — Сфотографируй себя и ты не увидишь лица человека. Клэри подумала, что он опять разозлиться и на всякий случай отошла подальше. ─ Он говорил тебе про свой план? — неожиданно для нее сдержанно и спокойно спросил Валентин, застегивая пуговицы своего пальто. ─ Он и тебе про него рассказывал. Уничтожение Конклава. ─ Он ничего не говорил про ангелов? Джонатан говорил, что теперь Валентину лучше не верить, и Клэри решила умолчать про Разиэля. Она отрицательно покачала головой. Но вряд ли Валентин ей поверил. ─ Клэри? Все нормально? — встревожено спросил Джонатан, неожиданно появившись в коридорчике. Он недоверчиво взглянул на отца, взял у нее пакет с красками и поманил ее за собой. ─ Пойдем. Познакомлю тебя с нашим союзником. Она пошла за братом, услышав как закрылась входная дверь. С уходом отца, она могла свободно выдохнуть. В гостиной в кресле, где она любила рисовать, сидел черноволосый мужчина в красном костюме, с невероятными светло-серыми почти серебристыми глазами. У него было тонкие утонченные черты лица и приятная, почти нежная улыбка. ─ Познакомься с нашим верным слугой, Клэри. Аграмон. Мой старый друг. Высшей демон бездны. ─ А это Кларисса, моя любимая и талантливая сестра. Клэри опешила, взирая на Аграмона. Брат дружит с высшими демонами? Она этого не знала. ─ Не очень-то вы похожи на высшего демона, — с сомнением сказала она. Мужчина в красном костюме засмеялся. ─ А если так? — он моргнул, и серые глаза стали красными как две огромные кровавые точки. — Стоит признать, эта мирская оболочка крайне неудобна. Как правило я обхожусь без нее. Но Джонатан попросил прийти человеком, чтобы не испугать тебя. Удивительно, что меня Валентин не распознал, — демон криво улыбнулся. Клэри мрачно подумала, что похоже, отец только в собственном сыне и видел монстра, а в реальных демонах зло не замечал. ─ Пришлось перебить всех безмолвных братьев. Как вкусен был их страх, — Аграмон улыбнулся шире, и взмахнул рукой. Перед ними посреди комнаты появился золотистый меч, он витал в воздухе и сиял ангельским светом. Тот самый меч, который она видела на страницах книг об ангеле, ─ Второе орудие смерти я добыл. Что дальше, мой повелитель?