Я буду солнцем в твоих глазах.

Тот самый день мужчина проклинал и это становилось закономерным, проклинать дни, которые были наполнены Узумаки. Их ненавидел всеми фибрами своей прогнившей почти насквозь души, потому что они ворошили то, чего по сути нет в его душе. Воспоминания о том злосчастном дне адским пламенем горели на губах, поднимая в нем волну чего-то неизведанного, устрашающе волнующего и горячего. И весь этот сумасшедший коктейль неуклюже ворочался прямо где-то между желудком и сердцем, противно щекоча своими лапками нервные окончания, разрывая в клочья психику, а на пару с ней и принципы. И нет, это были не бабочки. Весь его мир пошатнулся с приходом в его спокойную и размеренную жизнь Узумаки Наруто. Наверное, это семейное. В прошлом его мир пошатнул Минато, заставив пересмотреть свои непоколебимые взгляды на жизнь. Не такие, как оказалось, и устойчивые. Сейчас пришло время испытать вновь его непрошибаемость и живучесть суровых принципов. В этот раз он взрослый мужчина, а не мальчик, а в хладнокровие с ним может тягаться разве что Учиха. Но все это не отменяло того факта, что этот нежнейший поцелуй искренне подаренный яркой блондинкой задевал за живое и он уже пересматривал свою жизнь на наличие вот таких вот живых моментов. Их не было с момента нападения Лиса и сейчас они тайфуном ворвались в лице джичуурики этого демона. Черт! Да это даже поцелуем не назовешь! Легкое, едва уловимое и ощутимое касание губ сквозь плотную ткань не может таковым считаться. НЕ МОЖЕТ! Может — отстукивало назойливо сердце, потому что губы тогда обожгло нежностью даже сквозь преграду, кожей почувствовав чужое тепло и влюбленность, осевшие на кончике языка ядовитой сладостью. И это стало его кошмаром. Очередным жутким сном, от которого он просыпался ночью в холодном поту, с заходившейся в бешеном ритме сердечной мышцей и губительным теплом, сводящим судорогой низ живота. Хатаке понял, что его пугают люди с неутомимым энтузиазмом, бесконечным запасом позитива и врожденной прямолинейностью. До чертиков пугают! И это ни капельки не преувеличено. Даже таких непробиваемых людей, как он, что-то да должно пугать. Например, абсолютно неунывающий Майто Гай, у которого вместо мозгов была солома, приправленная пыльцой радужных ёкаев, не иначе. Зеленый Зверь даже не обращал внимание на холодность и цинизм товарища и все попытки прекратить общение, искренне продолжая считать того лучшим другом, упрямо веря в чудо, что Какаши вслух назовет его таковым. Даже та миссия, где Гаю пришлось увидеть изнанку работы АНБУ не отпугнула товарища. Брюнет спустя миссию пришел к нему с бутылкой саке и они тогда хорошо выпили, впервые на памяти сереброволосого помолчав довольно длительное время. Так Майто выразил свое понимание и принятие того факта, что в душе Какаши есть место гнили и с этим нужно смириться. И Гай тогда посоветовал не только по возможности покинуть ряды АНБУ, но и найти то, что будет как громоотвод отводить от Какаши мрачные мысли и воспоминания о прошлом, припомнив Желтую Молнию Конохи. А потом, потом Майто рассказал о своей команде, о любимом ученике, о том, что именно эта привязка не дает ему думать о плохом и дать возможность ужасам мира Шиноби поглотить с головой. Как никак, а Зеленый Зверь — рядовой джонин, руки которого тоже в крови, по локоть, конечно же. Копирующий даже удивился, что мужчина в трико может вообще грустить. Вывод напрашивается сам собой: того и гляди, неутомимая и невыносимая Наруто, безответно влюбленная в него, может негласно стать для мрачного шиноби очередной опорой, вытягивая мужчину из собственного мрака, ведь она уже доказала, что может поддержать в нужную минуту, перестав паясничать. Да Узумаки тот же самый упрямый и настырный Гай, только в оранжевых спортивках и другого пола. Но хуже всего в этих размышлениях казалось то, что Хатаке начинал привыкать к назойливому вниманию девчонки, как когда-то просто привык к вниманию мужчины в трико, смирился и принял его дружбу, иногда поддерживая его бредовые пари, ради расслабления. А в её случае он смирится с влюбленностью и будет считать негласно своей девушкой? Дочь сенсея, с которой у них разница в возрасте в тринадцать лет может стать его девушкой? Ками-сама, о чем он только думает? Держать ее на довольно большой дистанции становилось сложно, она планомерно заполняла его жизнь собой, даже если он этого не хотел и всячески избегал. И об этом сын Белого Клыка Конохи думать боялся. В целом, о Наруто он тоже старался не думать. Выходило из рук вон плохо. Да что там плохо, если быть максимально честным с собой, то вообще никак: думал, размышлял, переваривал, вспоминал ее яркую улыбку, лучащиеся весельем глаза, угловатую, но привлекательную фигурку. И как тут не думать о ней, тем более, когда его личный геморрой на горизонте маячит раз пять на дню, при этом опять проплывая мимо него, не удостоив даже взглядом. Само собой, её вопиющее поведение, остро отличающееся от того, что было ранее, его едва заметно, но задевало. — Хитрая лиса! — Когда в очередной раз она пробежала мимо, да что там мимо, чуть ноги не отдавив, заполняя его легкие своим губительно-сладким и дурманящим ароматом весны, сквозь зубы прошипел он. Резкий контраст в ее поведение бесил вечно спокойного и рассудительного шиноби. — Вы что-то сказали, семпай? — Тензо погрузившийся в свои мысли, уловил только то, что Какаши что-то сказал, а контекст пролетел мимо ушей. Оба джонина были отозваны со службы АНБУ с легкой подачи пришедшей к власти Пятой Хокаге и шли как раз на прием к Сенджу. — Тебе показалось, — отмахнулся Хатаке, доставая из-за пазухи любимую оранжевую книжечку, вдруг вспомнив, что и Наруто знакома с содержанием онной. Грязно выругавшись про себя, он убрал теперь уже злосчастный томик, стараясь выкинуть из головы мысль о том, что блондинистая проблема, зудящая в одном месте, не такая уж и невинная, какой кажется. О других непристойностях, плавно вытекающих из этих размышлений было строго настрого запрещено думать! Понятно было одно, что эта очень и очень опасная тема, и мысли по ее поводу были под строжайшим запретом, которые постоянно трещали и гудели, напоминая о себе, а Какаши бывало все же вставал на эту зыбкую почву, чувствуя как затягивает. И всей силы воли не хватало, но блондин прикладывал все усилия, чтобы не думать о том, что девчонка ознакомлена с романом Джирайи, и что эта засранка могла оттуда почерпнуть. — Книга разонравилась? — От внимательных глаз Ямато не укрылось то, что семпай перестал зачитывать до дыр «Ича-Ича», доставая, крутя в руках, но так и не открывая уже потертый томик с оранжевой обложкой. И так было каждый день. — Нет, — разговаривать он был не намерен. Настроения не было, Тензо отлично зная повадки семпая не удивился его реакции и молча продолжил идти, раз Какаши разговаривать не хочет, так тому и быть. Ему не привыкать.

***

Это был тихий ужас. По другому Хатаке никак не мог определить то, что ему дали команду генинов! Да вся его жизнь с той роковой встречи пошла под откос, хотя в этот раз Наруто была ни при чем! Сенджу поразглагольствовав по поводу тяжёлой службы в АНБУ, и всем вытекающим отсюда последствиям отправила его в отставку, сделав обычным джонином и в придачу дав трёх спиногрызов-генинов на обучение! К этому его жизнь не готовила. Уж лучше бы его к Узумаки приставили, как Тензо. Черт, о чем он только что подумал? Лучше три генина, чем одна взрослая представительница клана Узумаки! Да в ней энергии как в целом выпускном классе генинов. Из двух зол, лучше команда. Ямато с относительной радостью удалился знакомиться с джинчуурики, которую, в случае чего, ему надо будет укрощать мокутоном, однако, «повезло» же Тензо с ученицей, а Какаши отправился понурив голову в академию, знакомиться с тремя дармоедами. И как всем известно, беда не приходит одна. Следующий день доказал этот факт. Кажется, звёзды не сошлись, Луна не в Венере, а Марс не светит Солнцу, а на Сатурне и вовсе магнитные бури как-то влияющие на созвездие Козерога, поэтому все сложилось именно так! Не успел он десятой дорогой дойти до ненавистного полигона, опаздывая уже часа на три, как его перехватила Наруто. Да что там перехватила! Сбила, мать твою, с ног, ураганом налетев из-за поворота и запрыгнув с крепкими объятиями, повалив наземь. И он бы подавился светлыми волосами, если бы не маска. Золотистые локоны беспощадно лезли в глаза, щекотали открытые участки кожи, заполняли легкие своим весенним ароматом. — Какаши! — Голубые глаза лучились весельем, а губы были растянуты в хитрой такой улыбке. И нет, ее ни капли не смущало то, что она уже сидит на нем верхом, пока он дорогу собой протирает и наклоняется так близко-близко к лицу, а отстранится некуда. — Помоги, а? Мы тут с Ямато поспорили, а мне ну-у-у очень нужны деньги… — И не вдаваясь в суть спора, она потянулась своими загребущими ручонками к его маске, пока Хатаке сверлил её недовольным взглядом. — Нет, — сказал, как отрезал, и как обычно лед в голосе обжигал надежды Наруто. Перехватив эти самые загребущие ручонки прямо у самой кромки маски, Какаши попытался думать о чем угодно, только не о их двусмысленном положении и безмерной наглости светловолосой куноичи. Что-то это ему напомнило и губы вновь обожгло призрачным теплом. Ямато и Наруто спелись, видать, уже ставки ставят, пари устраивают всякие, дружбу, наверняка, завязали. — Ну, Какаши, пожалуйста! — Взмолилась Наруто, умоляюще смотря на Хатаке, даже не стараясь выдернуть свои руки из крепкого захвата. Выдавать желаемое за действительное в последнее время стало ее увлечением. Прохладные и грубые пальцы хоть и сжимали крепко, оставляя красные следы от подушечек, но дарили то самое тепло, к которому голубоглазая тянулась как мотылек на огонь. Сердце пыталось покинуть грудную клетку, разогнавшись до абсурдного ритма. Близость этого мужчины сводила с ума. Бесповоротно влюбилась. — Мне всего-то нужно посмотреть на твое лицо без маски! — Но поняв, что уговоры тут бесполезны и хладнокровного, местами циничного и безжалостного капитана АНБУ не проймешь невинным хлопаньем глазок и просящим взглядом, все же решила, что свободные руки могут стать залогом успеха. Тонко посланная Ки хвостатого на миг ошарашила своей кровожадностью с весьма высокой концентрацией ненависти матёрого шиноби. Этот неожиданный выпад обескуражил джонина, вдарив по мозгам кувалдой. Сработал профессиональный инстинкт, поэтому не успела Наруто вновь коснуться маски, успев за доли секунд высвободить руки, как оказалась опрокинута наземь. Поменялись местами. Невинно хлопая глазками, она виновато улыбнулась, судорожно сглотнув, когда шею холодило острие куная, а второй глаз Хатаке горел ало-черным пламенем. Знаменитый шаринган. Аж мурашки по спине побежали, и Курама взбрыкнул в голове. И нет, ее не задевало то, что он посчитал ее угрозой, перестарались, захотев впечатлить и обескуражить на миг. Больше волновал тот факт, что, придавив ее всей тяжестью своего тела к мощеной дороге, девушка чувствовала себя максимально дискомфортно, начиная краснеть и смущаться. Какаши успокоил расшатавшиеся нервы, убирая оружие и скрывая подарок друга под протектером. Наверное, нужно было ее прибить, пока ещё каких дел не натворила, например Кьюби выпустит по ошибке, раз его ядовитую ауру умеет выплескивать. Тут и умным быть не надо, и так понятно, что воспользовалась силой хвостатого. Она воспользовалась силой девятихвостого? Наруто даже хенге банальное сделать не может! — Как ты воспользовалась его силой? — Вставать он не спешил, пока не услышит ответы. Читая ее досье, он знал, что дочь сенсея бестолкова, поэтому дальше ранга генина и не ушла. — Тогда тоже была его сила? — И не нашел он после той роковой встречи ни одного упоминания о медицинском дзюцу с золотистым свечением, а ранили его тогда клинком с ядом. Узумаки побледнела, румянец сошел с щек, а глаза наполнились испугом. Кажется, он нащупал какой-то секрет. — Нет… я… Даже не знаю, о чем ты, — включила она дурочку, лихорадочно соображая, как выкрутиться и избежать неудобных вопросов, отрицательно крутя головой и поднимая облачка пыли. Курама читал нотации, что она спалилась. Тут и дураку понятно, что по ее импульсу вышло Ки, а не на подсознательном уровне, а Хатаке не зря капитан АНБУ. — Наруто, ты хоть понимаешь, что скрываешь важную информацию от старейшин? — Хатаке со всей серьезностью взирал на растрепанную девушку, стараясь увидеть на глубине её голубых глаз подтверждение своим мыслям. — Говори, когда ты научилась пользоваться его силой? Кто это сделал? — С нажимом произнес Какаши, начиная злиться. Неужели она только выглядит как неудачница, крича об этом на каждом шагу, а на самом деле такая же коварная, как и лисья ипостась заточенного демона? — Ты о чем? — Наруто нашла, как решить проблему. Гениально и просто. Пока сереброволосый гипнотизировал ее суровым взглядом, ожидая ответов, она одной рукой обвив его за шею, а другой уцепившись за края маски, потянула мужчину на себя. И тут Хатаке подвела его подготовка. Он не смог оказать сопротивление даже тогда, когда ткань маски была опущена до основания шеи, открывая лицо цепкому взгляду дочери сенсея. Наруто обомлела, жадно скользя взглядом по контуру лица Какаши, выжигая образ в своем сознании. Хоть и обещала себе, что дождется, когда он сам решится снять эту тряпку, позволив Копирующему открыться самому, но ведь это всего лишь отвлекающий маневр. Чертов отвлекающий маневр, который так и притягивает взгляд, а внутри просыпаются неведомые желания, толкающие на безумства. Узумаки во все глаза глядит, запоминает, намереваясь выучить наизусть каждую чёрточку овала лица мужчины, а Какаши не может прервать этот момент. Не не может, а не хочет. Ему нравится, как она смотрит, ласкающе скользя взглядом по острым скулам, шероховатым краям шрама, завороженно смотрит на линию челюсти, впивается в тонкие губы. Тонкие пальцы осторожно касаются кожи лица, вторя движению сапфировых глаз. Хатаке едва сдерживается, чтобы не прикрыть от удовольствия глаз, не поддаться вперед, навстречу нежным касаниям. Златовласая блондинка пробуждает в нем такие чувства, о существовании которых он даже не догадывался. Наруто положив ладони на лицо, притянула его к себе ближе, резким движением и своей непоколебимой решительностью убивая расстояние между их лицами. Первое касание осторожное, едва ощутимое, до безобразия нежное и ласковое, растворяющее тонкими лучами света мрак внутри него, отгоняющее все гнетущие мысли. — Я хотела бы быть солнцем в твоих глазах, — тихо шепчет она с придыханием, отстранившись всего на миг, вглядываясь в бездонную тьму в глубине его глаза. Второе движение губ смелое, более уверенное, откровенное, обжигающие кожу, вызывает волну дрожи по позвоночнику. — Я разгоню тот мрак, во чтобы это мне не стало, — нежно улыбается Наруто, вновь сделав паузу. Задаваться вопросами она будет позже, а их было тьма. Например, когда это она стала такой смелой, чтобы заявлять подобное Хатаке Какаши? А так чувственно целовать его? Когда она утонула в его взгляде, завязла настолько сильно и потеряла там себя? Третье прикосновение напрочь сносит крышу, убивает остатки разума, заставляет подчиниться порыву, отбросив все, что ему мешает подпустить к себе эту солнечную девушку. Наруто прикрыв глаза отдается ощущениям, стирая все границы, которые так умело выстроил Какаши вокруг своего черствого сердца. Бывший АНБУшник не замечает за собой, как собственная рука запутывается в длинных и мягких локонах, перебирая, поглаживая; как сам углубляет поцелуй, жарко исследуя чужой рот, с нескрываемым удовольствием упиваясь пьянящей влажностью и мягкостью языка. Он перенимает инициативу, втягивая ее в более опасную и страстную игру, погребая в водовороте медовых чувств. Прогибаясь в спине, она вжимается в крепкое тело сильней, не оставляя даже жалкого миллиметра между ними. Изящные пальцы запутываются в жёстких серебряных прядях, поглаживая, потягивая. Сильнее впиваясь в уста Хатаке, задыхаясь от переизбытка нежности, она с упоением отвечает на каждое рваное и чувственное движение губ. Какаши дуреет, сходит с ума, с головой отдается волне чувств, раскаленной лавой текущих по венам. Желание быть здесь и сейчас рядом с голубоглазой растет в геометрической прогрессии, как и напряжение внизу живота. Кусая, сминая, облизывая, он хочет ещё и ещё, больше, горячее, смелее, глубже. Всю ее, без остатка. Дочь сенсея разбила вдребезги годами выстроенную защиту, заполняя уже не только собой мысли, но и душу с сердцем, намертво въедается в его плоть. Внезапная мысль отрезвляет рассудок. Ребенок Четвертого ещё мала в его понимании… У них разница в тринадцать лет! Для него она все ещё девочка, хотя перешла тот самый возрастной порог, когда можно и замуж выходить, и детей рожать. Вот уже два года как. Его накрыло чувство стыда перед Минато-сенсеем, заполнившее до краев, заставившее его испариться шуншином, оставив Узумаки обнимать воздух. Никогда ему не было так стыдно. Покуситься на самое святое, что оставил после себя учитель. Будь тот жив, и увидев то, как его сереброволосый ученик запускает свой язык в рот его драгоценной дочери, оторвал бы не только его, но и голову, для надёжности. По крайней мере Какаши поступил бы именно так, пристань к его дочери человек мужского пола вовсе. — Зато спор выиграла и внимание перевела, — с припухших и горящих губ сорвался печальный вздох, глаза нещадно защипало. А ведь все так хорошо начиналось. — Что на этот раз? — Зло крикнула она в пустоту, начиная ненавидить тех тараканов, которые сидят в голове у Какаши. Ничего, она всех вытравит, ей не привыкать. Сама смогла же сладить со своим рыжим и девятихвостым. Радовало то, что лёд ощутимо тронулся. Будь она ему безразлична, он бы не стал вовлекать ее в такой горячий поцелуй, от которого ноги бы подогнулись, стой она на них, и голова до сих пор шла кругом. В принципе, Копирующий мог как и в прошлый раз, сбежать от нее, даже и слова не сказав. — Ничего, Какаши, мы будем вместе, — встав с пыльной дороги, она отряхнулась от грязи. — Я стану для тебя солнцем и обогрею твою ледяную душу, — но было обидно, до глубины души, которую все равно разрывало от разочарования. Жгучие слезы прочертили блестящие дорожки. — Это точно был Какаши? — Ямато вышел из-за угла ближайшего здания, с подветренной стороны, откуда как раз таки и выпрыгнула на Хатаке его новоиспеченная ученица. Не вышел, почти выполз пришибленный увиденным, протирая глаза. Вот так номер, его бывший капитан целовал его новую ученицу! Нет, не так, она поцеловала, а он отвечал, да так… Ямато даже не представлял, что такое вообще может произойти. Целующийся Хатаке это что-то из разряда паронормального. — Точно, будь уверен, — отмахнулась Узумаки, поблекшими глазами посмотрев на сенсея, эйфория от поцелуя прошла, на смену тут же пришло разочарование и печаль от резкого ухода Какаши. Слез стало больше, а всхлипы громче. — Ты в порядке? — Тензо притянул к себе девушку, поглаживая успокаивающе по спине, ибо та разревелась в голос. Не ожидал, что она может быть влюблена в его без пяти минут бездушного семпая. — Потерпи, он должен принять то, что ты обрушила на него. Какаши в душе закоренелый одиночка и ему страшно менять что-то в жизни, потому что тонуть во мраке ему привычней, чем смотреть на солнце, — тщательно подбирая слова говорил Ямато, продолжая успокаивать рыдающую Наруто. Какаши злился на себя, на Ямато, на Наруто. Но особенно на Тензо, который стоял и обнимал Узумаки — дочь его сенсея, которая, кажется добилась своего. Он стоял, сцепив зубы и испепеляюще смотря на своего бывшего сокомандника, однозначно испытывая ревность. Как обозвать чувство собственности по отношению к этой девчонке, он не знал. И ведь правда, она сломала все границы всего за пару месяцев, лишь за три-четыре личные встречи и постоянным мельканием перед его чутким носом. Но осталась одна, новая, которая возникла, как только Наруто Узумаки ворвалась в его мир, заполняя собой. Учитель точно не одобрил бы такие отношения, Хирайшином отправив куда подальше, а Кушина ещё и цепями чакры ускорение бы придала. — Гони деньги! — Через пару минут блондинка вытерев глаза от слез рукавом куртки, вновь сияла ярче солнца, протягивая руку к шатену. Тот, тяжело вздохнув, все же опустошил свой кошелек, под довольный взгляд. Все же Наруто удивительный человек, меняющий настроение как хамелеон, только что рыдала, размазывая по зелёному жилету сопли, а сейчас улыбается во весь рот, вновь излучая оптимизм. — Спасибо, за поддержку, — схватив деньги за выигранное пари, девушка убежала, помахав на прощанье своему сенсею, который у нее наконец-то появился. Хатаке развернулся и пошел прочь, задумчиво касаясь горящих губ, а слова, сказанные Наруто, эхом раздаются в голове, въедаясь под корку мозга. И он страшился того, что она и вправду может стать для него солнцем.