***
Артур оказался прав в своих предположениях: тело убитого юноши вскрыли без них. Причем скальпель в руках держал именно Стивенсон – Картер сам предложил ему, а тот не смог отказаться. Генри стоял за его плечом и контролировал; он позволил ему делать наиболее простые надрезы, но ничуть не волновался. Нельсон прекрасно владел инструментами, и его движения были так же точны и уверенны, как у человеческих хирургов. – Я намеревался спросить вас об инспекторе Рихтере, если позволите, – говорил он между делом. Но позволение было ему не нужно, поэтому он сразу продолжил: – Смею утверждать, я общался с ним резко, и мне остается верить, будто он проявит ко мне благосклонность. Понимаете, я вчера выпил и не следил должным образом за языком. За руками он тоже не особо следил, однако к тому моменту, как он поднялся на второй этаж здания морга, ему надоело впустую вспоминать о вчерашнем инциденте. – Уверяю, ничего страшного. Рихтер сам выражается грубо и не обижается, услышав подобное в ответ. По крайней мере, обычно. Тем не менее, вы ухитрились добиться расположения комиссара. Надеюсь, расследование не сильно помешает вашим изначальным планам? Вам необязательно торчать здесь сутками напролет. – Да, спасибо, я понимаю, – Нельсон увлеченно следил, как заточенное лезвие скальпеля двигалось от груди в каудальном направлении, оставляя за собой кровоточащую линию. Он также убедился, ознакомившись с документацией, что помогать инспекции – занятие недурно оплачиваемое, особенно если работать под началом самого комиссара и делать это добросовестно. Стояние в тишине угнетало, а комментировать пока было нечего – Генри рассказал, что однажды его пациент ворвался в морг с револьвером и угрозами, требуя в срочном порядке опий. Благо, Йенс оказался в комнате. Он бросился на безумца, выбил из дрожащих рук оружие и начал колотить так, что Картер решил: убьет. – Но не убил, а зря, – вздохнул доктор, фиксируя расширители. – Тот все равно влез в петлю следующим вечером, выжив из ума. Ладно, довольно отвлечений. Причина смерти подтвердилась: разъединение последнего шейного и первого грудного позвонков. Органы в порядке. – Если не считать легких, почерневших от длительного курения. Генри сделал вид, словно сказанное ничуть не касалось его. Когда в коридоре раздались шаги, оба испытали облегчение: можно было не жалеть карболки и полностью заглушить наконец запах плоти. Но голоса говорящих противоречили ожиданиям. – О, крысиный отряд пожаловал, – пробубнил Генри, закатывая повыше рукава легкой рубашки. – Не забудьте встать на колени, Нельсон. Стивенсон усмехнулся, мечтая выяснить однажды причину их с инспекторами разлада, и в комнату без всякого стука вошли двое во главе с Рихтером. Сегодня он выглядел по-деловому: в темных зауженных у щиколоток брюках, которые только подчеркивали его долговязость, с ухоженным лицом и начищенной обувью. Но глаза его, как и вчера, были лишены едкого оптимизма, что противоречило рассказам о нем. – Добрый день, – Йенс вытянул шею и улыбнулся. Эта принужденная улыбка не имела ничего общего с дружелюбием. – Что-то вы раньше обычного, господа, – Картер подошел к нему, но ни один не собирался протягивать руку. – И я возьму на себя смелость огорчить вас: ничего стоящего мы пока не обнаружили. – Комиссар Пембрук указал отстранить вас и нас, к слову, от всех дел, не связанных с Капл-Брейкером, поэтому времени предостаточно, мы можем подождать. – Так будьте добры, сделайте это за дверью. Йенс стиснул зубы, встряхнул плечами и слегка повел головой. – Послушайте меня, – начал он, сбавив пренебрежительный тон, и голос его сразу поменялся, став мягким, вполне себе сносным. – Я не меньше вашего виноват в том, что сейчас происходит, и если вы думаете, что данная ситуация не угнетает меня, то сильно ошибаетесь. – Я верю, – ответил доктор беззлобно, – но своим присутствием вы вряд ли поможете. Мы сообщим вам все, как только закончим вскрытие. За неимением встречных аргументов двое незрелых инспекторов засобирались на выход, однако Рихтер никуда не спешил. Он посмотрел на Нельсона, который до той поры тихо ковырялся со скальпелем, и прямо взорвался: – Вы! Вы ведь никакой не алиенист! – накинулся он: вероятно, все-таки обиделся. Его подчиненные вымелись за дверь. – А обычный скотоврач из датской провинции. И в морге вам подавно делать нечего, вы спутали его с коровником! Он так ожидал увидеть, что лицо Генри исказится в неистовом изумлении, что он выйдет из себя, будучи обманутым приезжим шарлатаном, однако этого не произошло. – Вы запросили сведения прямиком из порта?! – выпалил Стивенсон, с грохотом роняя скальпель на железный стол. И не потому что стеснялся профессии или происхождения, а потому что его за это пытались пристыдить. – Вовсе нет, буду я тратить свои силы. Оказалось достаточным сходить на конюшню, где кавалеристы только о вас и говорят. Хорошее, к слову. – Я вправе называть себя кем угодно, если это поможет расследованию, – он злился, но держался стойко. – Прошу вас, не делайте выводов, не изучив деталей. – Вот именно, – вступился Картер, откуда Йенс решил, что обманули здесь только его одного, – и мне кажется, вы слишком много на себя берете. – Тут ошибаетесь, доктор. Меня провести еще можно, а вот комиссара не стоит. Он нанял «советника», если вы вдруг не в курсе, с жалованиями и полномочиями, так что это вам не шутки. Я надеюсь, вы понимаете, какую ответственность взваливаете на плечи, мистер Стивенсон, – усмехнулся, однако взглядом отсутствовал, – иначе последствий не избежать. И затронут они не только вас, но и всех, кто вам по какой-то причине потакает. – Я сочувствую вашей утрате, господин инспектор, – Нельсон умел различать, когда на лице человека преобладало вопиющее горе, которое не закрыть улыбкой. Ладони Рихтера были стертые, словно он долго держал в руках нечто тяжелое и угловатое. – Но за свои слова я отвечаю и не стану приплетать к перечню заслуг лишнего. Тот отстранился, нервно одергивая укороченный китель, и его рвение задавать вопросы резко исчезло. На мгновение он словно бы испугался того, как сочувственно Стивенсон на него посмотрел, и не сумел даже спросить, каким образом ему только что влезли в душу. – Йенс, – обратился Картер по имени, не выражая отныне былого запала. – Что-то случилось? Он ощутил себя неуютно, потому как совсем ничего не заметил за банальным нежеланием, и только сейчас, после сделанного Нельсоном акцента, разглядел, что Рихтер не просто не в настроении, – он разбит. – Случилось… На днях я похоронил восьмимесячного сына, – каждое слово отзывалось в груди инспектора неимоверной болью. – Острая лихорадка, не успели даже хватиться. – Ричарда? Господи, – Генри потер ладонями оторопелое лицо, с трудом смотря в его безутешные глаза. – Мне так жаль, клянусь! Тяжелые роды у миссис Рихтер – четвертые для нее – принимал он. Из всех врачей Лондона Йенс прискакал именно к нему в разгар ночи, чуть не загнав до смерти лошадь. Мальчик родился слабеньким, плохо ел, но через пару месяцев достаточно окреп, чтобы доктор перестал регулярно наведываться в инспекторский дом. – Если я что-то могу сделать, – эта фраза ни капли не помогала, что Картер знал, однако посчитал ее необходимой. – Только скажи. – Спасибо, – обронил он, отводя ненадолго покрасневшие глаза. – Забыл рассказать: мы обошли все квартиры в доме, но свидетелей не нашли. Жильцы ослепли и оглохли, что делает нашу работу бесполезной. Газетчиков мы никуда не пускаем, ничего им не говорим во избежание ненужной паники, однако, рано или поздно утечка произойдет. Впрочем, ладно. Подожду вашего вердикта снаружи. И мистер Стивенсон? Тот выпрямился по струнке, готовясь к чему-то нелицеприятному, а в итоге услышал единственное: – Допустим. Йенсу не удалось уйти: он чудом успел отскочить, когда Ланкастер и Грин влетели в двери, все взмокшие, запыхавшиеся. – Что стряслось?! – грозно вопросил он. – Разве так позволительно?! – Простите, господин инспектор, – выдохнул Лайонел, упираясь руками в полусогнутые колени. – Мы тут это… подумали… – Приятно слышать, но потрудитесь объяснить, – Генри выдернул у них сумки, – почему мыслительный процесс привел вас в такое возбуждение. – Вдруг у убийцы так называемая аносмия? – выпалил Ланкастер. – Он не чувствует запахов, поэтому всякие летучие яды не действуют на него! Поначалу им никто не ответил – все занимались осмыслением. Стивенсон оставил попытки сосредоточиться на вскрытии и молча наблюдал, не собираясь открывать рот без надобности. Он достаточно освоился, но попрежнему оставался лишним в сложившейся компании. – Такое возможно? – нахмурился Рихтер. – Раз так, у него должны атрофироваться еще и легкие. Если вы не чувствуете запах угарного газа, это ведь не значит, что вы не задохнетесь им. – Необязательно, – возразил доктор, зашевелившись. – Взять, к примеру, нашатырный спирт. Он воздействует не на легкие, а на слизистую носа или желудка, если применять внутрь, – он принялся расхаживать по комнате. – Тогда это многое объясняет. Например, как Капл-Брейкер способен находиться рядом с жертвами. Более того, необязательно, что яд парализует тело. Он может дезориентировать, заставить кашлять. А кричать и задыхаться единовременно трудно. – Тычок пальцем в небо, но рассмотреть стоит, – Йенс задумался, потирая рукой шею. – Очевидно, он применяет какое-то неизвестное вещество, следы которого в теле убитых не остаются. Оно просто выветривается. Как вы пришли к подобным заключениям? – Его заслуга, – Грин указал на Лайонела, довольно хмыкнув, но тот кивнул обратно на него: – Он вдохновитель. Йенс воодушевился, выглянул в коридор в надежде обнаружить своих подчиненных, однако там было пусто. Артур сказал, что эти двое сидят внизу и обсуждают загрязнение воздуха английскими фабриками. – Пустоголовы! – воззвал Йенс в никуда, а затем обернулся. – Ну почему у меня нет таких смышленых молодых людей, как у вас, доктор Картер. Честное слово, они еще дети. Мистер Стивенсон? – Да? – По вашему мнению, насколько версия с патологией уместна? – он не пытался задеть или проверить его, поскольку был слишком взволнован для этого. – Вы отныне – непосредственный участник расследования, а у нас каждому принято высказываться. Нельсон вышел из-за стола. – Я полагаю, не стоит сбрасывать со счетов гипотезу мистера Ланкастера и мистера Грина. Но приоритетная лично для меня задача – понять, как душегуб выбирает своих жертв и почему испытывает такую органическую ненависть к женщинам. – И как ваши успехи? – Все материалы хранятся в письменном виде у меня дома. Там много полезного. – Почему же, позвольте спросить, я их до сих пор не видел? Доктор Картер, что вы рассказали ему о деле? Йенс редко оказывался в положении, когда важные шаги принимались без его ведома. Он считал подобное недопустимым и откровенно опасным. Впрочем, от доктора следовало ожидать самодеятельности. Если он в кои-то веки проявлял к кому-либо симпатию, то открывался человеку гораздо сильнее, нежели того предполагала ситуация. Его непросто было впечатлить, однако к тем, кому это удавалось, он бесповоротно привязывался. – Ровно то, что считал нужным, – брякнул Генри, но его приукрашивание понимали абсолютно все. – Смотрю, вы решили взять дело в свои руки. А зря, – инспектор надвигался, точно громовая туча, и казалось, будто недавнего откровения между ними не существовало в помине. – Ведь я вам не враг. Такими выходками вы вставляете палки в колеса инспекции, и следите, чтобы однажды эти палки не отлетели вам в лоб. – Я могу сходить, если вы немного подождете, – Стивенсон видел назревающий конфликт, причиной которого оказался он сам, и готов был из штанов выпрыгнуть, чтобы это прекратилось. – Я неподалеку живу. – Позвольте! Позвольте! – воскликнул Лайонел. Он весь покраснел то ли от бега, то ли от того, что собирался сказать. – Если вы не против, я заберу бумаги вместо вас. Ну, чтобы вам, например, не отвлекаться. Артур больно ущипнул его за локоть, однако тот одернул руку, не собираясь отказываться от своих слов. – Я ценю ваше рвение, но… – А мне вот кажется, Нельсон, – мягко обратился к нему Картер, – что здесь вы нам больше понадобитесь. Мало ли, что выяснится в ходе вскрытия и коллективного мыслительного процесса. А время не резиновое, осмелюсь напомнить. За мистера Ланкастера я ручаюсь. Я, конечно, догадываюсь, отчего он столь рвется, однако я выгоню его отсюда со свистом, если узнаю о его ненадлежащем поведении. А я спрошу. Я доходчиво изъяснился, мистер Ланкастер? – Более чем, – тот сглотнул, прижав руки по швам, и не растерял ни крошки решимости. Стивенсон собирался возразить, но потом вспомнил, по каким пеклу и духоте придется идти, и согласился. Заявление Генри лишало его поводов для беспокойства или недоверия. – Попросите Джанет вынести записи, – произнес он, – она в курсе, где все лежит. И быстро. Используйте свою молодость по назначению. Не обращая никакого внимания на мешающегося в проходе Артура, Ланкастер развернулся в прыжке и выбежал за дверь, оставив после себя лишь легкий порыв ветра, но перед тем пообещал, что его отсутствия вовсе не заметят. – Чего это он так? – поморщился Рихтер, провожая его взглядом. – Глупая история, господин инспектор, – Нельсон скромно улыбнулся, а затем напомнил, что им не стоит отвлекаться. Раз уж они начали совместные рассуждения, Картер позволил Йенсу остаться, но при условии, что ничего из врачебных дел он комментировать не будет. – Мистер Стивенсон, вы упомянули вчера, что наш преступник – превосходный манипулятор, – опомнился Генри. – Может, озвучите кто-нибудь еще? Йенс сложил губы, вытянул их и приподнял брови, демонстрируя предельное непонимание. Доктор редко снисходил до похвалы, но чтобы он кого-нибудь неприметно, как ему думалось, превозносил – никогда. А Нельсон ничуть не смущался: – С удовольствием. Он жаждет внимания, что наводит на мысли о дефиците его в детстве. Отмечу, что подобная ревность, способная затем вылиться в нечто патологическое, больше характерна для юношей в период взросления. Полагаю, у Капл-Брейкера были… или есть младшие братья и сестры. Он воспитывался в условиях непрерывного соперничества, причем на фоне других проигрывал. – По-моему, в Лондоне три четверти семей многодетны, а у остальной части детей вовсе нет, – шикнул инспектор. – Не спорю, – Нельсон почувствовал не факт, что намеренную, но провокацию и не купился. – Но мои выводы основаны не на статистике, а на анализе некоторых конкретных деталей. Капл-Брейкер заботится о своей репутации. Любые оскорбления в его адрес возводятся им в абсолют, что указывает на глубокие комплексы. – И вы всему этому учились? – Рихтеру трудно было уложить в голове, как ветеринар совмещал в себе инспекторские задачи и познания в сфере, по поводу которой велись неслабые научные споры. Одни считали это самостоятельным учением, именуемым в высших кругах психиатрией, иные – гаданием на кофейной гуще с умным видом и подвешенным языком. Но коли истина взаправду была, то крылась где-то посередине; хотелось верить, что Нельсон вписывался аккурат в названную середину. – Научиться этому крайне трудно, почти невозможно, если от рождения не уметь заглядывать вперед и мыслить, скажем, витиевато. А дальше – дело практики. – Видно, мне эта дорога закрыта навсегда, – театрально вздохнул доктор, словно пытался разрядить обстановку, которая была вполне себе подконтрольная. – Если, конечно, вы не возьметесь лично научить меня чему-нибудь подобному, – он усмехнулся и подмигнул. Нельсон закусил нижнюю губу, чтоб не выдавать улыбку, и в душе понадеялся, что его смущения не раскрыли. Ему вспомнился их разговор на крыше, то, как замечательно у Генри получилось сгладить ситуацию, которую он сам счел катастрофической. Картер показал терпимость, считаемую нынче редкостью, и после подобного закрадывались сомнения, кто из них двоих лучше находил верный подход. Думая об этом, Стивенсон убедился, какой великий подарок природы, что никто, кроме него, не в состоянии был слышать его внутренний голос.***
Лайонел добежал до нужного адреса быстрее, чем предполагал: ноги будто сами несли его. Раздутым самолюбием он не отличался, однако гордился вовремя проявленной находчивостью и уже рисовал вовсю, как с деловитым видом попросит мисс Бойл вынести ему бумаги. Он привык к жизни, где бесчестные женщины вешались на него гроздьями, стоило ему заплатить за выпивку, и не догадывался, что некто вроде Джанет подтолкнет его к серьезным мыслям, которых он ранее старательно избегал. Запрыгнув на крыльцо, он расправил плечи, поглубже вдохнул и на радостях треснул кулаком по двери так, что она сама открылась, поскольку оказалась не заперта. Ланкастер замешкался: не принято входить без разрешения, однако обстоятельства не нравились ему. Поэтому он позволил себе такую невоспитанность, как переступить порог и пройти несколько шагов внутрь прихожей. В квартире было убрано, вещи стояли на своих местах. Только этажом выше раздавалась непонятная возня, и Лайонел застыл, словно завис своими легкими где-то под потолком, чувствуя, как стало неспокойно сердце. – Мисс Бойл?! – закричал он громко, и его слова эхом разнеслись от стен. Он хотел было назваться, когда услышал: – Лайонел! – раздался не просто крик, а самый настоящий вопль. Джанет выскочила из комнаты наверху и упала в бессилии, цепляясь за перила: подол ее платья был изодран, светлый фартук заливала кровь с изрезанных рук и разбитого носа. Она хваталась за горло, задыхаясь, кашляя до самых рвотных позывов, и сказала что-то про нож настолько сдавленно и невнятно, что ее не расслышали. За ней, в дверном проеме, показалась мужская фигура, худая, сгорбленная, в бесформенной одежде, полностью закрывающей руки и шею. Неизмеримый испуг стянул все внутри Ланкастера жгучими нитями. Он диктовал бежать, но, сливаясь воедино с разгоревшейся злостью, вторил бежать именно наперерез и бить мерзавца до тех пор, пока тот не повалится замертво. Лайонел остановил его на верхних ступенях лестницы, без лишних слов ударил в челюсть, получил отдачу под дых – они сцепились, и почти сразу в возникшем столкновении определилось неравенство сил: соперник проигрывал. Лайонел вжал его в угол, встряхивая за грудки. Он увидел напротив себя уродливое красное и вспотевшее лицо, сочетавшее в своем выражении неистовство с оттенками сумасшедшего экстаза. Блеснул нож, и Ланкастер перехватил чужую руку, вывернул ее так, что послышался хруст наряду с болезненным стоном. Оружие отлетело куда-то под ноги, обутые в высокие тяжелые сапоги. – Кто ты такой? – зарычал Лайонел; его пропитанный гневом взгляд выпрямился. – Ты здесь не живешь, – человек выглядел не столь сердито, сколь разочарованно. Но глаза, такие яркие, аномально большие, словно вот-вот выкатятся из орбит, вдруг переменились, став полными поразительного спокойствия. – Ты тоже, – Ланкастер замахнулся снова, целясь кулаком промеж глаз, однако не успел: мужчина вдруг ударил самого себя в грудь. Раздался треск, будто что-то хрупкое под его одеждой разбилось, и в следующую секунду Лайонел отпрянул, закрываясь рукавом: этот не сравнимый запах эвкалипта с кучей эфирных примесей вырвался наружу. От него неистово слезились глаза, а в носу и в горле жгло так, что возникало желание скорее выбежать на воздух. Напавший высвободился, и ядовитые силы сочились из него, когда он подошел к Ланкастеру и схватил за горло, а за попытки сопротивления ударил под подбородок с такой силой, что запрокинулась голова и подкосились ноги. Лайонел слабел, ему не хватало воздуха; от каждого вдоха хотелось кашлять, причем не просто кашлять, а выплюнуть легкие ко всем чертям. – Излишняя инициатива наказуема, – неизвестный сдерживал его. Он устал, его зубы были красными от крови. Тело переставало подчиняться воле, и замечать это оказалось хуже всего остального. Разум кричал, вопил в полном бодрствовании, что дело дрянь, и Лайонел попытался отойти от противника в инстинктивном стремлении выставить перед собой руки, но тот вцепился в них и толкнул Ланкастера прямо на лестницу. На ватных, непослушных ногах Джанет незаметно спустилась по подсобной лестнице и как раз оказалась в прихожей, когда произошла трагедия. Падая на колени, она закричала во все горло, настолько громко и пронзительно, насколько могла. Она просила помощи, но не для себя, а для того, кто, пересчитав собой все ступени, упал на живот и больше не поднялся. Глаза Ланкастера были закрыты, а руки – безвольно раскинуты. Мисс Бойл бросилась к нему, совсем не замечая, что к ней приближались с ножом в решимости закончить начатое. Незнакомец остановился, крепко сжимая резную рукоять, и поддался соблазну наблюдать ее безуспешные, но такие отчаянные попытки привести Лайонела в чувство, и тогда мисс Бойл не выдержала: – Что ты смотришь?! – слезы ручьями лились из ее глаз, а тонкие пальцы дрожали около чужой шеи. Она настолько боялась, что переполнивший ее ужас начал обращаться в злость. – Убей или убирайся! Он не ответил, но вид у него был такой, словно он порывался это сделать. Он взирал надменно, с затаенной обидой, и что-то не позволило его руке замахнуться. Нечто мимолетное, не поддающееся точному определению и быстро утонувшее в молчаливом безумстве. Он сорвал с крючка в прихожей фрак и побежал прочь. Джанет услышала, как сильно хлопнула дверь, ведущая на задний двор, и тогда она собралась. Вытерла рукой мешавшую кровь под носом и перевернула Лайонела на спину. Он по-прежнему дышал, а ей так было удобней бить его по щекам, хлестко и быстро, пока его глаза не распахнулись, а с губ не сорвался мученический стон. – Слава Богу! – выдохнула она, глотая слезы. – Вы живы. Ланкастер очнулся, окутанный нестерпимой болью по всему телу, которая выла в спине и словно пронзала насквозь, выходя через грудь. Голова кружилась, тошнотворный ком подступал к пересохшему горлу, но Лайонел ничего не смог сделать, кроме как смотреть на мисс Бойл туманными от беспамятства глазами. Она о чем-то спрашивала его, однако за звоном в ушах он не слышал, как и был не в состоянии ответить ей. Просто разглядывал ее припухшее лицо, обсыпанное пятнами, ее губы и аккуратный нос, которые изрядно покраснели. Сначала он не осознавал, что выжил, а когда осознал, то не понял одного – зачем. В приоткрытую дверь постучали, и вошел констебль; за его спиной стояли, выглядывая из-за плеча, перепуганные криками соседи.***
– А я ведь знал, нет, я чувствовал, что это отвратительная идея! – причитал Рихтер, вваливаясь вместе с Картером в прихожую. Нельсон вбежал следом. Артура насильно оставили, чтобы он не разводил суматоху. Их позвали в срочном порядке: Лайонел умолял об этом. Он отказывался от любой чужой и, по его мнению, безграмотной помощи, и никого, за исключением Джанет, к себе не подпускал, чтобы ему не сделали хуже. Его взор прояснился. Он лежал, мучился, вспоминал заученные медицинские атласы и с диким ужасом признавал, что сломал позвоночник. – Что случилось? – Генри попросил Джанет отойти. – Перелом грудного отдела позвоночника, вывих левого плеча со смещением и множество серьезных ушибов, доктор, – отрапортовал Ланкастер подрагивающими губами. Его трясло, лицо побелело, а пальцы рук стремительно холодели. На нем не было живого места. – А голова? – Картер открыл свой чемодан. Он говорил сбивчиво, с одышкой и нервничал, как никогда, однако знал, что этим не помочь ситуации. – Сотрясение, я полагаю. Как видите, не смертельное. – Ладно, ладно. Посмотрим. Генри достал морфий и принялся щедро набирать шприц, чтобы заглушить боль, от которой Лайонел мог потерять сознание и больше в него не вернуться. А дальше, по самым скромным подсчетам, его ожидали неподвижный режим, кровопускание, компрессы, болезненные инъекции и месяцы страданий без гарантий на выздоровление. Доктор бы никому не пожелал подобной участи, даже самому заклятому врагу, даже тому, кто мечтал истязать его до смерти. Стивенсон подошел к Джанет и крепко обнял, не зная, что еще для нее сделать, а она заплакала в его плечо, едва удерживаясь на ногах. Около них возник Рихтер, и мисс Бойл вся сжалась, приготовившись пережить кошмар заново. Она зачиталась настолько, что задремала на кухне, а проснулась, когда в доме послышались шаги. Джанет обратилась к мистеру Стивенсону с приветствиями, рассчитывая разговорами выбить хоть полчаса времени, поскольку не успела толком ничего приготовить, однако ей не ответили. Шаги стихли, на пару мгновений образовалась тишина, которую сменил громкий топот наверх по лестнице. Хлопнула дверь хозяйской спальни. Мисс Бойл заглянула в гостиную, затем в прихожую. Там никого не было, и отчего-то ей в голову пришла мысль, будто Нельсон опять пожаловал не в самом хорошем настроении, а вспоминая то, как его чувственная натура предпочитала скрашивать уныние, забеспокоилась: неужели снова приложится к бутылке? Этого она инспектору рассказывать не стала. Джанет поднялась на второй этаж, откуда сразу прекратились копошащиеся звуки, и подкралась к комнате. Было слишком тихо, настолько, что она слышала собственное дыхание, и от этого замирало сердце. Стоило ей постучать костяшками пальцев в закрытую дверь, как та вдруг резко отворилась и чья-то рука затащила мисс Бойл внутрь, она и вскрикнуть не успела. Пробравшийся в дом человек искал записи о Капл-Брейкере, местонахождение которых собирался у нее выпытать, но не сумел. – Вы не сказали ему? – Нельсон округлил глаза, равно как и Рихтер. Никто не ожидал от нее такого безрассудства. Джанет мотнула головой, проведя ладонями по лицу. Подсохшая кровь неприятно тянула кожу. – Если он хотел это забрать, значит, там было что-то важное. Настолько, что помогло бы найти его. Он угрожал ей, бил, резал ей руки, а она продолжала лгать, что не знает, хотя Стивенсон лично показывал ей, куда все убрал: в соседнюю пустую комнату на антресоль, прямо за оставленный прежними жильцами хлам. – Но не важнее вашей жизни, – Нельсон обхватил ее за плечи, отдалился и еще раз осмотрел с ног до головы. – Боже, чем вы только думали?! Он ругался от слепого страха и от того, что полное осознание ситуации притуплялось потрясением; эти эмоции сталкивались меж собой, невольно перерастая во вспыльчивость, которая в принципе была ему не присуща. – Это был он, это был… он, это был… спросите Джанет, – силился Лайонел, лихорадочно сжимая пальцами одежду. Он взглянул на доктора глазами, полными страдальческого изнурения, когда тот поднес к нему иглу. – Морфий? – Да. – Если надежды нет, не будите меня. Умоляю, – вдруг вцепился он в его рукав и попытался приподнять голову, но не вышло. – Пожалуйста, я не хочу всего этого, – он не выдержал и заплакал, потому что почти дошел до одурения: – Мне очень больно. Ланкастеру посчастливилось несколько раз бродить по переполненным больницам в качестве наблюдателя. И он видел таких же обреченных, как он прямо сейчас, со сломанным по воле случая позвоночником. Их загипсованные целиком спины делали их похожими на чьи-то убогие, недоделанные статуи; обколотые и безразличные ко всему, они не выражали никакого желания бороться, просили давать им как можно больше опия и, казалось, совсем не радовались, что пережили момент травмы. – Исключено, мистер Ланкастер, – Генри старался не смотреть на него, держал взгляд опущенным, профессионально отстраненным, чтобы не поддаться ненароком эмоциям. – Надежда есть всегда, и моя обязанность обеспечить вам лечение. – Но вы ведь понимаете… – Довольно, – пресек строго, плавно надавливая на поршень. – Не забывайте, я все еще ваш наставник, и на сих правах я запрещаю вам подобные мысли. И вообще, вы сами поставили себе диагноз, вам не мешало бы послушать мою точку зрения. Вы отлично справляетесь с задачами в морге, но не забывайте, что там публика мертвая, а вы – живой. К превеликому счастью. Пока лекарство не подействовало и не помутило рассудок, он поспрашивал о жалобах, аккуратно ощупал его и с горечью убедился, что диагноз верный: перелом в районе седьмого грудного позвонка. Шансы на успешное восстановление при благоприятном раскладе не превышали процентов тридцати, но он отказывался соглашаться с цифрами и с многолетним опытом, который подсказывал: Ланкастеру подписали приговор. – Не слушайте мистера Стивенсона, мисс… – Йенс запамятовал ее фамилию, а потому намеренно закашлялся. – Он просто обеспокоен вашим здоровьем. Я не знаю, кто вломился в квартиру и что такого в этих записях, однако вы поступили героически и заслуживаете не только уважения, но и вознаграждения. Глупо было полагать, будто известие о выплатах поднимет Джанет настроение. Она никак не отреагировала на сказанное, будто не расслышала вовсе. Только обернулась на Лайонела, который изо всех сил старался терпеть манипуляции доктора молча, но выходило плохо, и он протяжно выл, закатывая глаза, мечтая, наконец, закрыть их под влиянием одури. Генри приказал ни в коем случае не докучать пострадавшему и не пытаться поднять его, пока они не придумают, как доставить его домой. Мисс Бойл спросила, поправится ли он, и чисто из сострадания Картер не стал расстраивать ни ее, ни остальных, ни себя самого: сказал что-то размытое, мол, выводы делать рано. Ланкастер наотрез отказался отправляться в больницу, аргументируя это тем, что в родных стенах ему будет спокойней и лечиться, и умирать, а никому из врачей он никогда не доверится больше, нежели Картеру. Потом подействовали лекарства, и он прекратил стонать, провалившись в болезненную дремоту. – Я проверил заднюю дверь, – настал черед Рихтера докладывать. – Ее не выбили и не вскрыли, в отличие от передней. Во дворе остались следы, с ними работают мои подопечные. Джанет снова не обрадовала их: сбегая, незнакомец обнаружил в прихожей запасные ключи и забрал с собой, спрятав в карман присвоенного фрака. Нельсон посмотрел на пустую вешалку и обомлел. Он схватился за волосы, надул щеки и с шумом выпустил из легких весь воздух. Известие об украденных ключах, как бы драматично ни вздыхал инспектор, волновало его меньше остального: куда паршивей, что у подонка в распоряжении отмычка и большинство домов Лондона для него открыты. Стивенсон почувствовал легкую тошноту с примесью головокружения. Риск быть поднятым на рога или растоптанным огромным животным никогда не пугал его, поскольку он свято верил, что сам обеспечивал свою безопасность, соблюдая элементарные правила. Однако ему не доводилось еще становиться объектом чьего-либо преследования, и он не хотел вернуться на родину в гробу. За пару секунд прозрения Нельсон с лихвой пожалел о том, что поставил любопытство выше осторожности и взялся помогать Генри с проблемой, которая теперь стала их общей. Что подписал чертовы бумаги у комиссара в кабинете, хотя судьба давала ему шансы передумать. Однако сокрушаться было поздно, о чем он сообщил Картеру одним взглядом, и оставалось разгребать печальные последствия. – Нельсон! – доктор от его безмолвного натиска потерялся, и чувство той вины, которую переживал тогда Стивенсон, влетело огненной стрелой ему в грудь и разожглось по венам в стократ ярче. Договорить не получилось. – Господин инспектор, я желаю срочно передать вам бумаги. По крайней мере, нечего будет искать, – тот бросился на лестницу, не позволив Картеру положить руку ему на плечо. Стивенсон осторожно подошел к Ланкастеру, задержался около него, сказав, что ему жаль, и попросив прощения, однако не был услышан. – И вы останетесь здесь? В этой квартире? – не выдержал доктор. – А у вас есть более надежные варианты? Нельсон не имел никакого представления, что делать. Ему показалось, что никому из присутствующих он не мог довериться, за исключением, наверное, мисс Бойл, и что его здесь не защитят. Однако, стоило Стивенсону всерьез разочароваться, как предложение Генри перекрыло все на свете: – Да, варианты есть, и вполне приемлемые, – он вскинул голову и поморщил лоб. Его взгляд из извинительного сделался придирчивым, будто он видел Нельсона насквозь и призывал наконец собраться: – Я приглашаю вас переехать ко мне до тех пор, пока мы не решим, как с этим разобраться. Йенс подавился воздухом, а Стивенсон так и замер посреди лестницы, моргая распахнутыми глазами. Он потерял дар речи, и в мыслях сразу стало пусто – не хватало слов для ответа.