О дивный новый Новый Год

      Когда старинные часы, которые остановили свой ход ещё до начала Северных Войн, но починились умелой рукой землянина, пробили десять раз, началась настоящая неразбериха: Эскель с Ламбертом обвешивали ель под указания Старка и под критичные комментарии Кейры; Геральт с Локи сдвигали столы, покрыв их такой белоснежной скатертью, что казалось, она сделана из снега с самых вершин Синих Гор; Зеррит увлёкся, и теперь стены украсились не только новогодним младенцем, но и эндриагой, обмотанной блестящими лентами и колокольчиками на жвалах, и утопцем, выпрыгивающим из красного мешка с бутылкой в синих пальцах.       Всё это время небольшой оркестр уже освоившихся нелюдей наигрывал весёлые мотивы, которые обычно сопровождали эльфский Новый год, но и здесь отлично подошли.       Лето продолжал сидеть в углу на старых ящиках, потягивая вино. Он уже изрядно набрался, но виду не подавал, и даже не снял шапку, которая грела его голый затылок.       Наконец ель осветилась волшебными огоньками Локи, разноцветными шариками, бантами и даже колокольчиками и позолоченными шишками, начали накрывать на стол.       — Когда часы пробьют двенадцать, нужно написать на этих бумажках желание, поджечь, бросить в кубок и выпить! — огорошила всех Цири.       Никто и не спорил, уже было совершенно неважно, что нужно сделать, чтобы отведать такие царственные блюда, которые неугомонный львёнок натащил в крепость.       Первый глухой удар перебил разговоры в зале, все бросились к столу. Раз.       Беглым корявым почерком Цири царапала на листке желание. Два.       Весемир, закусив ус и сощурив глаза, писал своё. Три.       Геральт ненадолго задумался, но потом тоже склонился к листку и подхватил свинцовый карандаш. Четыре.       Кейра взяла листочек за уголок, и на том стали вырисовываться каллиграфически идеальные буквы, которые сложились в пожелание чародейки. Пять.       Ламберт как-то по-мальчишески хихикнул и тоже схватил карандаш. Шесть.       Эскель отошёл от традиции и на листке появились не буквы, а какой-то загадочный рисунок. Семь.       Зеррит и Лето синхронно цокнули, но не пошли против всех и тоже исписали листки. Восемь.       Одним движением Кейра воспламенила все листочки в руках собравшихся, ей показалось, что уже все дописали. Девять.       Так оно и было, но от неожиданности кто-то чертыхнулся, а кто-то выразился более витиевато. Десять.       На оставшиеся удары часов пепел, перемешанный с вином, отправился на дно желудков, исполнять загаданное.       — Ура-а-а-а! — закричала Цири и обняла Геральта, а музыканты грянули донельзя торжественную, смахивающую на военный марш, мелодию. Однако, когда грянули колокольчики в руках полугномки, она превратилась во вполне себе праздничную.       Ламберт подхватил Кейру в объятия и горячо её поцеловал. Эскель широко улыбнувшись, пожал Весемиру руку, а потом и иномирским пришельцам.       — Обниматься не будем, — сухо произнёс Лето, а Зеррит лишь кивнул.       Вино полилось с утроенной силой, и Цири довольно хмыкнула, не зря она опустошила погреб уважаемого Сиги Ройвена, и теперь в зале бочонков было столько, что хватило бы даже на небольшую королевскую армию.       Кейра развеселившись утащила Ламберта танцевать, молодая чародейка двигалась подобно зачарованной змейке, гибкая и тонкая.       Мужчинам для веселья нужно было чуть больше топлива, и все они глушили нильфгаардскую лимонку, громко фыркая после каждой рюмки. А Тони, уже привыкший к количеству градусов в местном пойле, громко крикнул после третьего стаканчика:       — Ах, зараза!       И потянулся за следующей.       Чуть не свалив ёлку и радостно хохоча, из пространства изумрудным силуэтом вывалилась Цири. Геральт тут же вскочил. Во-первых, он и не заметил, как она куда-то исчезла, а во-вторых, девчонка оказалась облеплена дюжиной мелких проказников. Ушастые мамуны тут же разбежались по залу, пританцовывая и пища. А Цирилла снова исчезла. Геральт плюхнулся обратно на лавку и налил лимонки.       — Нужно… ик, — Тони прижал ладонь ко рту. Перевёл дыхание. — Нужно дать новогодние обещания.       — Подождём, пожалуй… — тут воздух снова мигнул и появилась неугомонная княжна с оленем в поводу. — Цири, — окончил фразу Эскель.       — Тони, — позвала она Старка, — такой олень?       Животное флегматично перебирало челюстями, а Цири еле успела отскочить, когда зверь решил почесать ветвистыми рогами спину.       — Сойдёт! — уже изменившимся от опьянения голосом ответил мужчина и опрокинул ещё одну, уже без тоста.       — Там что-то про обещания, — напомнил Геральт, пропуская Цири за стол.       — Точно, — Тони встал, положил на грудь ладонь и громко отчеканил: — Обещаю в новом году стать таким же крутым, как вот этот парень Грюнвальт.       И он хлопнул того по плечу.       — Зачем давать обещаний, которых не сможешь сдержать? — подал голос Зеррит. Никто не ответил, но абсолютно все за столом уставились на молчаливого змея.       Дядюшка Весемир встал следующим. Под резкие задорные вскрики скрипки он произнёс весьма торжественно:       — Обещаю в новом году уехать подальше на восток, подальше от этих холодных гор. Буду нежиться на солнышке на берегу реки, там, где всегда лето!       — Так, — ведьмак в красном колпаке поднял голову от стакана. — Меня не приплетай, старик.       Цири хихикнула, прикрыв рот ладошкой. А на колени к суровому лысому ведьмаку запрыгнул мамун и начал выплясывать сложный танец, попискивая в такт скрипке. Лето уставился на существо, даже растерялся от такой наглости. Тем временем мамун остановился и удобно устроился на коленях ведьмака, смешно подёргивая большими ушами.       — А я, — Цири тоже вскочила и церемонно возложила руку к сердцу, — обещаю вернуть вас, ребята, обратно домой, в ваш мир!       — Спаси-и-бо, — Тони потянулся к ней, чтобы обнять, но Геральт, будучи начеку, хлестнул того по загребущим лапам.       К столу подошёл олень, стал жевать яблоко с ближайшего блюда. Локи похлопал того по шее, уворачиваясь от массивных рогов.       — Обещаю, никогда не рубить мамунов, — тихо, почти шепотом, сказал Лето. Он почёсывал существо за ухом, а мамун издавал характерный стон, который вне контекста звучал очень неприлично. — Они очень милые.       — Похоже, надрался уже, — заключил Эскель и сам опрокинул в себя еще стопочку. — Ну, а ты, Зеррит, ничего не хочешь пообещать?       — Мне нечего обещать, я идеален, — осклабился молчаливый ведьмак и вгрызся в копчённый окорок.       — А пойдёмте на улицу! — Цири не сиделось, она уже вдоволь наелась праздничных яств и была готова продолжить праздник. — У Кейры для нас сюрприз, правда?       Последнее она прокричала так, чтобы волшебница услышала её в другой части зала.

***

      С тёмного беззвёздного неба валил снег и из-за резких порывов ветра неровным одеялом устилал двор Каэр Морхен. Ночь была тихой и тёмной, где-то на склонах вдалеке выли волки, потрескивали жаровни у входа.       На улицу выбрались все, кто-то зябко кутался в тулупы, кто-то и не замечал мороза, который с каждым часом крепчал. И абсолютно все выдыхали в ночной воздух белые облачка тёплого пара.       — На счёт три, — сказала Кейра и принялась стягивать меховые перчатки с изумительной серебряной вышивкой.       — Раз! — нескладно заорали примерзающие мужчины, к которым, немного опоздав, присоединилась Цири.       — Два! — волки притихли.       — Три! — опередив всех, негромко произнесла Кейра, и в воздух взметнулись яркие искры и огни.       Фейерверк великолепными куполами закрывал чёрное небо, окрашивая его во все возможные и не очень цвета. Когда каждый выпущенный чародейкой поток огней угасал, казалось, что это самые далёкие звёзды прорывают небесный гарнизон снежных облаков, чтобы исчезнуть, так и не добравшись до Земли.       Цири радостно завизжала и принялась обнимать Геральта и дядюшку Весемира, она громко поздравляла всех с Новых годом. К ней присоединился и Тони, он громко свистел и улюлюкал. Веселье прервал Эскель.       — Какие-то бабские финтифлюшки всё это, — он ушёл буквально на пару минут, а вернувшись стал поджигать шарики зерриканских бомб и запускал их далеко во двор.       Воздух тут же наполнился ужасным запахом гари, алым заревом отозвались трухлявые доски у стены двора. Эскель получил увесистую оплеуху от Весемира, и все вернулись в зал, поспешно заперев дверь, чтобы вонь не пробралась внутрь.       Оказалось, что за это время олень подсуетился и обнёс праздничный стол. Не то чтобы он что-то съел, но разбросать и понадкусывать успел.       Музыканты снова заиграли оживлённую мелодию, а ведьмаки и гости крепости вернулись к столу, согнав с него непрошенного северного жителя.       Нильфгаардская лимонка кончилась, и пришлось Ламберту, как самому молодому, бежать вниз за реданской желудёвой водкой.       — В общем. — Геральт сделал неопределённый жест рукой, в его глазах мир уже начал двоиться, но ещё недостаточно. — Берёшь грамм двести желудей. Это если на пару пинт брать. Измельчаешь прям хорошенько их, ну и чистишь перед этим, разумеется. Заливаешь спиртом, значит, и в тёмное местечко недельки на две ставишь.       Тони сосредоточено кивал, делая вид, что внимательно слушает, на самом деле он смотрел на мандариновую кожуру, которая была снята с фрукта в неприличной форме, и теперь напоминала мужскую анатомическую особенность.       — А потом уж процеживаешь и…       — Да что ты там рассказываешь, лучше налей ему, — перебил Ламберт, ставя гигантскую бутыль на стол. И новогоднее застолье продолжилось желудёвкой, а женщинам разлили по кубкам ароматный Эрвелюс.       — А где Лето? — Зеррит оторвал тяжёлый взгляд от половины запечённого поросёнка.       Все затихли и оглянулись. Олень тоже поднял голову от капустного кочана, который выкатил из-за каких-то бочек, но жевать не перестал.       Лысого угрюмого ведьмака из Школы Змеи нигде не было видно.