В борьбе обретёшь ты... (часть 2)

«Ненавижу кашу», – Панси устало разогнулась и тряхнула головой. Перебирать крупу – занятие нехитрое и несложное. Знай, тверди два простеньких заклинаньица да аккуратно маши палочкой, чтобы не смахнуть хорошие зёрна на немытый пол. Но когда этого дракклового пшена три огромных мешка, и в них знатно порезвилась крупяная моль… После нескольких часов работы болели глаза, а пальцы правой руки ощутимо свело. Панси отставила миску и брезгливо смахнула остатки порченой крупы в помойное ведро. Мусор потом уничтожат бойцы, леди Флинт запретила своим помощницам тратить силы зря: «Надорвётесь, сляжете. А нам нельзя, девоньки, за нас отдуваться некому». Девоньками леди называла всех – сопливую мелочь и своих ровесниц, совсем пожилых дам и даже саму Нарциссу Малфой. Панси собственными глазами видела, как леди Флинт выговаривала ледяной красавице за какую-то провинность, а та вскидывала вверх нежные ручки с безупречным маникюром: – Всё-всё, миледи, осознала. Да не волнуйся, Линда, меня ещё надолго хватит с таким-то подмастерьем. – То-то тётки твоей надолго хватило. Увижу ещё где, кроме креслица в теньке, нажалуюсь лорду. Он у нас на расправу скорый! Нарцисса тихо рассмеялась, а Панси покраснела. В своей компании «девоньки» в выражениях не стеснялись, и юная мисс Паркинсон уже поняла, что все боевики отличались завидным любовным темпераментом – ясно, какую расправу имела в виду леди Флинт. Саму Панси до недавнего времени подобные глупости не интересовали. Но в это лето произошли очень важные события – у неё впервые показалась кровь, а болезненно набухшие грудки пришлось прятать в бюстгальтере. В этот судьбоносный день Панси долго вертелась перед зеркалом, и пришла к выводу, что бюст – это красиво, а вот месячные могли бы прийти и попозже. После свадьбы, например, чтобы все неприятности случились разом. Увы, грядущую свадьбу девица Паркинсон после тяжких и горьких раздумий решила отнести к неприятностям. Женские разговоры на кухне живо спустили её с небес на землю: мужчины, оказывается, не взрослели, а до старости оставались глупыми, дерзкими, жестокими, а временами и докучливыми мальчишками. С некоторых пор Панси даже на папу поглядывала с опаской, и всё ждала, когда у него обнаружатся буйный нрав, паршивый язык, страсть утаивать пару кнатов с каждого заработанного сикля и гадкая привычка носить в кисете горстку дымолётного пороха, чтобы без помех сбегать из дома. Но папа, слава Мерлину, оставался тем же папулечкой, каким и был раньше. Он по-прежнему хвалил любимую дочку за прилежание, восхищался её красотой, называл Цветочком, дарил приятные безделушки по поводу и просто так, был вежлив, опрятен и не хватался за палочку, сыпля бранными словами, при малейшей неприятности. К тому же теперь, когда Панси во всех шокирующих подробностях узнала, чем занимаются родители по ночам, она оценила редкое папино благородство: тот бывал в маминой спальне всего пару раз в неделю. «Наверняка в борделе добирает, – махнула рукой миссис Боул в ответ на её невинные похвастушки образцовым отцом. – Лучше бы кого постоянного завёл, всё спокойней». Больше Панси с противной тёткой не заговаривала. Вот ещё, выслушивать всякое! Но слушай не слушай, а Теодор Нотт уверенно обещал вырасти в одного из тех обормотов, что пьют, сквернословят, беспрерывно дерутся с другими обормотами и домогаются жён во всякое удобное и неудобное время. Притихшая Панси решила оставить на время планы по приручению собственного жениха – «Там и грудь ещё немного вырастет!» – и сосредоточиться на домоводстве. Наступит время, когда она станет полноправной хозяйкой этого мэнора, а разориться из-за собственной дурости для урождённой Паркинсон неприемлемо. Поэтому она беспрекословно выполняла все распоряжения леди Флинт, понемногу знакомилась с семьями бойцов и по вечерам занималась с Маркусом. Тот сразу сказал, что Трикси Деррек дура и бойца из Панси не выйдет. «Зачем оно тебе, курносая, с Ковеном-то за спиной? Учись падать и прятаться. А щиты поставим, не вопрос». Так одной фразой дракклов тролль умудрился одновременно и успокоить деву Паркинсон, и ввергнуть её же в страшную панику: «Курносая?!» Тем же вечером, не слушая восхищённых вздохов зеркала, Панси внимательно осмотрела себя новым женским взглядом и в полном отчаянии убедилась: да, курносая. И жопастая. Честолюбивые жизненные планы подверглись серьёзной корректировке в сторону модной стрижки, отвлекающей от несовершенных черт лица, и тёмных расклешённых мантий – отныне задница мисс Паркинсон переставала существовать для окружающих. Вот в таком невесёлом настроении и трудилась Панси последние пару недель. Быть на подхвате у леди Флинт было несложно, но утомительно – рук не хватало, хоть в Нотт-мэнор и согнали всех домовиков, каких смогли. Едоков было намного больше, старая крепость чуть не трещала от наплыва людей, а посад за стенами рос чересчур медленно – вперёд торопились снять урожай с полей, набить дичи на зиму, да засеять озимые. Лорд Нотт даже бойцов снимал с тренировок и отправлял то на стройку, то на поля. Правда, на кухню помощников дать отказался. Преклонял колено прямо тут, возле гудящей от жара печи, целовал леди Флинт ручки и виновато улыбался, но отказал: – Линда, сокровище моё ненаглядное, нет людей. Не могу я молодых дать, их натаскать нужно успеть. И так спим по очереди, ты же знаешь, счастье моё. Милая, мы с тобой столько вынесли, давай ещё немножко потерпим. Велишь, я тебе алмазную тиару добуду, и пусть твой муженёк хоть треснет от злости. А людей дать не могу – их просто нет. – Какого жмыра мне здесь, – и леди Флинт обвела веснушчатой рукой огромную кухню с тремя очагами и хлебной печью, – сдалась алмазная тиара? Иди уж, твоё лордство. Мантию только смени, за полмили копотью несёт. Тогда и решили впрячь в работу всех, у кого имелись две руки и палочка. Вся детвора школьного возраста попала в рекрутские списки дотошной и строгой леди, а Панси порадовалась своей дальновидности. Начав работать в июне, к августу уже она считалась опытной стряпухой, и её место было прямо на кухне, а не в огороде или в прачечной – прощайте, тяжеленные тазы с бельём и сырые грядки под палящим солнцем! Ныне мисс Паркинсон занималась очисткой овощей и сортировкой круп, будь они неладны. На завтра оставался ларь с рисом, тоже траченным молью, а потом припасы следовало прокалить, накрепко заклясть от вредителей и поместить в кладовые, но Панси это уже не касалось. С неё хватит и возни с тем безобразием, что на днях собрали по закромам нерадивых хозяек – леди Флинт выгадывала каждый кнат. Панси сняла фартук и с наслаждением потянулась: спина тоже затекла от долгого сидения. На сегодня с работой было покончено – самое время выпить чаю и погреть уши у стола. Жёны бойцов из Ближнего круга лорда Нотта, выпроводив помощниц и разогнав домовиков, почти каждый вечер устраивали посиделки со сплетнями. – Замучились, девоньки? – леди Флинт резко взмахнула палочкой, снимая с печи огромную кастрюлю с похлёбкой. – Ничего, завтра полегче будет. – А что так? – миссис Причард плюхнулась на табурет и устало вытянула ноги в грубых нитяных чулках. – Нарцисса обещала, – сказала леди и громко хлопнула в ладоши. На хлопок явилась угрюмая домовушка в полосатой наволочке. – Столы накрыты? Забирай горячее, хлеб и колбасы сама знаешь где. Да пошевеливайся, а то получишь у меня. Домовуха кивнула – Панси не уставала удивляться молчаливости и расторопности здешних эльфов – и мгновенно исчезла вместе с кастрюлей. – Леди Малфой почтит нас присутствием? – миссис Блетчли, маленькая пухленькая шатенка, ловко воткнула палочку в чехол. – Дамы, убью за кусок пирога. – Нарцисса решила после уборки закрыть свой особняк наглухо и отправить оставшихся эльфов нам, – ответила леди Флинт. – У них обыск был. За три дня поместье вверх дном. – Десять лет прошло, – миссис Блетчли нахмурилась, – и Малфоев оправдали. Что за ерунда? – Похоже, Нотт-мэнор искали, – леди Флинт вздохнула. – Люций клянётся, будто узнал под чарами министерского, кто каминной сетью ведает. А бедлам для отвода глаз устроили. Ну и чтобы рыжего Уизли порадовать, он там громче всех разорялся. – Обязательно отыщут, – покачала головой миссис Ургхарт. – Пришлых в крепости много. Кого-нибудь да уцепят. – Непреложный обет не обойти, – пискнула Панси. – Отец говорил, будто каждого совершеннолетнего, хоть раз побывавшего в крепости, связывали нерушимой клятвой. Женщины невесело переглянулись. – Нет такой клятвы, юная мисс, что сумела бы победить людскую подлость, – сухо сказала миссис Ургхарт. – Но ведь нарушение Обета грозит смертью! – Увы, на свете есть вещи хуже смерти. Пытки, угрозы детям – умрёшь с радостью, лишь бы это прекратить. – А фанатики из грязнокровок? – гневно фыркнула миссис Блетчли. – Такой готов сдохнуть в муках, лишь бы предать тебя. Панси съёжилась и побледнела: подобные вещи ей даже в голову не приходили. Но ведь это ужасно! – Хватит ребёнка пугать, – буркнула леди Флинт. – Не слушай их, милая. Сейчас не война – не посмеют. – А если мэнор всё-таки найдут? – окончательно поплохело Панси. Что Нотт-мэнор, особняк Паркинсонов в Лондоне даже искать не нужно. Мерлин всеблагой, ещё час назад она всерьёз считала Хорька вселенским злом! – Деточка, мы ничего плохого не делаем, успокойся, – сказала миссис Причард и укоризненно посмотрела на подруг. – Решили земли возделать, надоело жить впроголодь. Панси озадаченно примолкла. И верно, ничего плохого. Бойцов, правда, новых набрали, но ведь дикие земли на сотню миль окрест – надо же кому-то фермеров охранять. – И всё-таки, девоньки, с аппарацией аккуратней, – вздохнула леди Флинт, – и вообще не мелькайте. Детей в школу теперь Квинт с бойцами будут водить через Хогсмид. А в Косой переулок сами сходим на днях – надо будет мерки с детворы снять и список составить. – Хватит! – хлопнула по столу молчавшая дотоле миссис Бэддок. – Девочку напугали и сами переполошились. Сразу после войны не нашли и сейчас не найдут. Лучше о мужиках давайте посплетничаем. – О наших? – скривилась миссис Ургхарт. – Скучно. – О красивых, – хихикнула миссис Блетчли, – романтичных и несчастных. – Опять о Малфое, – заключила леди Флинт. – Вам не надоело? – Нет! – хором сказали дамы Ковена, и Панси навострила уши – папаша Хоря Вонючего и впрямь был загадочным типом. *** В «Весёлого авгурея» Нотта занесло почти случайно. Сначала он встречался с нынешним главарём люцевой шайки по фамилии Гилберт, тем самым хромым егерем, что весной пытался похитить Нарциссу. Засранец долго каялся и клялся, что нипочём не причинил бы леди вреда, но Магнус не имел дурной привычки верить на слово каждому встречному проходимцу. От скорой и жестокой расправы бывшего егеря спас Малфой: «Угомонись, воитель, парень умён и предан мне лично. Где я найду второго такого же?» Ещё через пару недель едва держащийся на ногах Люций сбежал из-под надзора Бэддока и обнаружился в собственном мэноре в компании этого самого Гилберта. Пока разъярённая Нарцисса возмущённо хватала ртом воздух, Магнус деловито ставил щиты, чтобы не сжечь вместе с засранцем половину люцева кабинета. – Ну, хватит, – устало махнул рукой Люциус, – я понял, что поступил безответственно. Нужно было в Лютный идти, там спокойней. После короткого скандала Магнус примирился с существованием Гилберта, а ещё через некоторое время даже признал правоту Малфоя – бывший егерь и впрямь был умён, неболтлив и на диво инициативен. Гилберт на первых порах «выгуливал» Нотта к маглам и поразил того доскональным знанием магловских реалий. – Мы после войны прятались долго, – пояснил Гилберт. – Мелкая сошка на малфоевские каникулы в Европе не наработала, вот и разбежались кто куда. А я ещё и с Боулом повздорил, – засранец хмыкнул и притопнул непоправимо искалеченной ногой. – Аж с членом Ближнего круга, стало быть. Лет пять за Барьером не показывался. Вот и пригодилось. Он же и объяснил Нотту значение слова «рэкет». Ни слово, ни занятие Магнусу не нравились – это ставило Ковен на один уровень с отребьем вроде самого Гилберта. Но делать было нечего, ибо личных состояний Малфоя и Паркинсона на заселение Нотт-мэнора не хватало. Приходилось торопиться и искать лёгких денег, грабя магловских грабителей. Нотт, смиряя укоры совести, клялся сам себе, что бросит гнусное дело сразу же после перестройки и укрепления крепости – через пару-тройку лет. Правда, вот уже сутки Магнус всерьёз подумывал о небольшом рейде в Лютный. Годом раньше за превосходный сборник редких заклинаний шестнадцатого века Боргин предложил Нотту всего полсотни галеонов. – Прошу прощения, милорд, – подобострастно кланяясь, заявил поганец, – но сейчас такие вещи почти ничего не стоят. Никто не купит три года отсидки в Азкабане, а я беру фолиант лишь из чувства глубокого уважения к вам, милорд. Позавчера Нотт углядел знакомую книгу у одного из своих поставщиков – она была установлена на резном пюпитре в гостиной. Счастливый недавним рождением первого внука торговец угощал «дражайшего милорда» превосходным виски и толковал, что третье поколение чистой крови обязывает к обзаведению магической библиотекой. – Оно вам, конечно, смешно, – конфузливо хмыкал торговец. – Наши-то делишки куда как пожиже ваших, милорд. Но дед мой и отец мой жизни положили, чтобы сделать меня основателем рода, а потому оплошать никак нельзя. Вот, книжицу прикупил. В ознаменование, так сказать. Четыреста галеонов, милорд, не хвост от книзла. Нотт заверил почтенного торговца, что безмерно рад всякому новому роду в магической Британии, да ещё такому талантливому и образованному, и бросил тоскливый взгляд на пюпитр. Если верить экслибрису, кто-то из предков честно увёл фолиант из несуществующего ныне магического университета Кордовы, а беспутный потомок спустил книгу за жалкие гроши. «Ничего, – решил Магнус тогда, – найду ещё лучше. И мистер Боргин мне поможет, сволочь брехливая». Поэтому после разговора с Гилбертом Магнус решил зайти в трактир, чтобы перекусить и подумать в одиночестве – в Нотт-мэноре уединённого уголка было не сыскать. Поздоровавшись с хозяином «Весёлого авгурея», Нотт уселся подальше от двери и камина и в ожидании заказанного жаркого уставился в окно. – Доброго здоровья, милорд, – раздался голос за спиной, и Нотт медленно обернулся. – Вы позволите потревожить вас за трапезой? – И вам не хворать, милорд, – осклабился Магнус, чувствуя, как теплеют кончики пальцев. – Присаживайтесь. Какими судьбами в этом вертепе? – Отчего же вертеп? Кухня тут хороша, – сказал незваный гость, устраиваясь на массивном дубовом стуле. – А уж эль каков! Нигде больше не делают такого эля. – Я больше огневиски люблю, – Нотт откинулся на спинку стула и по-снейповски скрестил руки на груди. – Сообразно дару, видимо. Его собеседник на миг нахмурился, но тут же опять улыбнулся. – Вот о вашем даре я как раз и собирался потолковать, – сказал он. – Вы не против? – Валяйте, Монтегю, – нехорошо усмехнулся Нотт. – Я весь внимание. Лорд-канцлер сделал вид, что не услышал хамского обращения. Он поблагодарил подавальщицу, поставившую перед ним пинту эля, и задумчиво огладил холёную седоватую бородку. – Злитесь, – сказал он и кивнул сам себе. – Вы на меня всё ещё злитесь. Но тешу себя надеждой, что десятилетие трудов и забот прибавило вам ума и выдержки. – Нет, – кровожадно оскалился Магнус. – Я всё тот же психованный кретин. Монтегю укоризненно покачал головой: – Я с дурными вестями, милорд. На прошлой неделе после долгого обсуждения Международной конфедерацией магов принят Статут о запрете магических анклавов. Странам-участникам рекомендовано в течение трёх лет привести национальное законодательство в соответствие с новым Статутом. Учитывая, что Конфедерацию возглавляет наш Верховный чародей, закон будет принят министерством в ближайшее время. Нотт мысленно восславил Мерлина за существование зануды Малфоя, который вот уже месяц клевал им с Паркинсоном мозги, выискивая пробелы и неточности в этом драккловом законе. – Это ужасно, – с деланным сочувствием вздохнул он. – Теперь затворничество в мэноре будет преследоваться по закону. Придётся поубавить гонор. Такое несчастье! Монтегю нахмурился и подобрался, сверля Магнуса пристальным взглядом: – Для вас это не новость? Нотт пожал плечами: – Нет, не новость. Да и Мерлин с ним, я больше не собираюсь прятаться. – Вот как? И отчего же? – Оттого, что я раскаялся и жажду поправить репутацию, милорд, – Магнус полюбовался ошарашенной физиономией лорда-канцлера и с удовольствием добавил: – Хороший будет закон, мне нравится. Случись беда, в сторонке отсидеться не получится. – Хорошо, – медленно произнёс Монтегю, – перейдём к сути. Я готов купить услуги вашего Ковена, лорд Нотт. – «Я» – это вы или Палата лордов? – спросил Магнус. – Как пожелаете, – подумав, ответил Монтегю. – Размер вознаграждения мы обсудим… – Не обсудим, – усмехнулся Нотт. – Я ведь не совятню держу. Никто из моих людей не согласится на вас работать. – Вы глава Ковена и можете приказать им. – Вы вроде помладше Дамблдора? – Ненамного. – Всё равно для маразма рановато, – Нотт поднялся с места и бросил на стол новёхонький галеон. – Прощайте, милорд. Удачи не желаю. – Наглый щенок! – донеслось в спину. Магнус расхохотался и, не оборачиваясь, – «Нотт-мэнор!» – шагнул в камин. По счастью, в гостиной никого не было. Магнус сбросил мантию на один из стульев и устроился в своём замечательном кресле. Он привычно опёрся спиной на правый подлокотник, ноги закинул на левый и отсалютовал резной процессии пилигримов: – Здорово, ребята! Соскучились? Само собой, «ребята» не ответили, а Нотт прикрыл глаза и задумался. В старину боевые ковены магов промышляли наёмничеством и принимали участие во всех мало-мальски значимых войнах по всей Европе, частенько в компании со своими магловскими «коллегами». До принятия Статута о секретности им было чем поживиться: войны шли почти беспрерывно. После введения Статута жизнь наёмников сразу осложнилась. Регулярные военные кампании были уделом маглов, волшебники между собой воевали редко. Большинство ковенов прекратило своё существование. Оставшиеся либо перебивались уничтожением нечисти, либо обзаводились состоятельными покровителями и отрабатывали своё содержание, когда тем не хватало политических аргументов. Лет через пятьдесят Палата лордов и Визенгамот покончили с этой вольницей, и после реорганизации Министерства магии большая часть боевиков была привлечена на службу в аврорат. И только у тогдашнего лорда Нотта хватило ума и влияния сберечь своё детище. Он объявил свой Ковен содружеством посвящённых в магические боевые искусства, призванным открывать новые знания и обучать талантливую молодёжь. В принципе, это было правдой, в этом отношении Ковен Нотта практически ничем не отличался от Гильдии зельеваров или Общества гербологов. Однако Палата лордов заключила с тогдашним лордом Ноттом соглашение: Ковен обязался не участвовать во внутренних войнах в Британии на стороне частных лиц, а Палата брала на себя денежное содержание Ковена. Так магическая Британия обзавелась регулярной армией. Война с Гриндевальдом практически выкосила элиту боевых магов Британии. Ковен тоже понёс страшные потери, от которых до последнего времени так и не смог оправиться. Пока консервативно настроенная Палата лордов бодалась с министерством за влияние на послевоенную политику, власть в стране фактически перешла к Дамблдору. Очень тихо и незаметно он стал Верховным чародеем Визенгамота и председателем Международной конфедерации магов. В сознании обывателей прочно закрепился образ Великого светлого мага, единоличного победителя Гриндевальда и спасителя магической Британии. Но Нотты давным-давно поклялись не лезть во внутренние распри, и отец Магнуса был верен этой клятве. Он почти не покидал крепость, натаскивал немногочисленную молодёжь и воспитывал сына. Раскол в старых семьях, когда радикально настроенные главы родов под предводительством гения-полукровки Риддла начали борьбу с идеями Дамблдора, тоже прошёл мимо Нотт-мэнора. Магнусу не было и тридцати, когда отец умер. Молодой глава Ковена немедленно попал в оборот: старый осёл Монтегю возмечтал одним махом прекратить гражданскую войну. Нотт должен был дать окорот самозваному потомку Слизерина, перешедшему к открытым боевым действиям, а потом преподать урок смирения министерству и светлейшему Дамблдору с его полуподпольным орденом. Нотт долго колебался, вспоминая отцовские поучения: «Мы – щит магической Британии. Обнаглевших же грязнокровок пусть аврорат гоняет, это его дело». Но Монтегю был настойчив, грозил урезать выплаты, сулил немыслимые блага после неизбежной победы, и Магнус почти согласился. Он уже был готов подписать новое соглашение с Палатой лордов, когда выяснил, что Монтегю не собирается давать ему в помощь ни единого бойца из преданных ему семей. – Нас перебьют к дракклам! – горячился Нотт, пытаясь доказать лорду-канцлеру, что три десятка бойцов, пусть и самых лучших, при таком численном неравенстве полягут все до одного. – За самозванцем пошли сильнейшие тёмные семьи: Блэки, Лестрейнджи, Пьюси! – А мы и не собираемся устраивать полномасштабную войну, – возражал Монтегю. – Нужно устранить лидеров, а остальные угомонятся сами. Волшебная кровь слишком ценна, чтобы проливать её бездумно. Магнус попросил сутки на размышления и кинулся за советом к единственному человеку, чьему мнению всецело доверял – к дедуле Джагсону. Незадолго до смерти отец рассорился со своим бывшим наставником, потому что никак не мог принять решение деда примкнуть к Волдеморту. Но дедуля любил маленького Магнуса наравне с собственным внуком, и всегда заступался перед отцом: «Да не выйдет из него второго Теофила, упокой Мерлин его душу. Младшенький у тебя совсем другим родился – куда как смышлёней тебя, дурачина!» Дед внимательно выслушал взбудораженного Нотта, пожевал губами и сказал хмуро: – Ты прав, внучок. Перебьют. Уж не знаю, кого я последним хоронить буду – тебя или молодого Флинта, но наплачусь вдосталь. А победителем в войне у нас будет сам лорд Монтегю, блядь ебучая. Для того и на смерть тебя посылают – чтобы после победы не мешал. Сиди, внучок, в мэноре, не высовывайся. На следующую встречу с лордом-канцлером Нотт явился в сопровождении Флинта и, не особо выбирая выражений, послал Монтегю сношаться с мантикорами. В отместку Палата лордов расторгла договор с Ковеном, тем самым лишив его денежного содержания. Магнус понимал, что поголодав месяц-другой, люди от него разбегутся. Но поддаваться шантажу не хотелось, и он опять пошёл к дедуле Джагсону. – Я переговорю с Лордом, – кивнул дед. – Нейтралитет Ковена стоит дорого, я думаю, он не откажется подкинуть тебе деньжат за невмешательство. – Во сколько он оценит сам Ковен? – подумав, спросил Магнус. – Руки у меня развязаны. А Лорд, как ни крути, сейчас самый выгодный клиент в Британии. Грех упускать. Через неделю Нотт и его Ближний круг – Флинт, Ургхарт, Причард, Блетчли и Бэддок – приняли Метки. Остальных Нотт клеймить не дал: «Это мой Ковен, Повелитель. Они мне присягали. В качестве гарантии верности меня и моих побратимов достаточно». Спустя десять с лишним лет история повторялась. Вот только вместо Лорда у Магнуса теперь был ушлый белобрысый красавчик, который безо всяких меток сумел привязать к себе намертво. «Надо бы ребят собрать и рассказать новости, – вздохнул Нотт. – Мало нам маглов, Лютного, Дамблдора и сволочи Моуди с его соглядатаями, так ещё и от нейтралов шарахаться. Чего я в егеря не ушёл, не понимаю. Башка же лопнет скоро». Нотт поёрзал на жёстком сиденье и ещё немного повздыхал над своей незавидной судьбой, а потом поднялся, набросил мантию, скорчил рожу в зеркало и пошёл на обход своего хлопотного хозяйства – люди должны видеть сюзерена спокойным, весёлым и сильным. «Одно ясно, – мрачно размышлял он, сбегая по шатким ступеням, – Боргин, сука, опять выкрутился. Вот совсем не до него сейчас». *** Временами Малфой бывал предусмотрительным просто до тошноты и, самое противное, никогда не забывал сам себя за это похвалить. Вслух. Вот и сейчас Хорёк уже четверть часа разорялся о том, какой он умный и почему-то красивый. Каким образом «совершенные черты лица» и «сияющая белизна волос» повлияли на мудрое решение припрятать запас дров в шалаше, Теодор понять не сумел. Но расспрашивать остерёгся – следующие четверть часа наверняка были бы посвящены непроходимой тупости наследника Ноттов и его же невыносимо мерзкой натуре, завистливой и склочной. Год назад Теодор уже полез бы в драку, но это же был Малфой – тот, кто бросился под Экспульсо сумасшедшего Квиррелла, спасая жизни друзей. Так что пусть себе болтает, а у Ноттов уши крепкие, авось не отпадут. Тео улыбнулся и протянул руки к костру – жаркому и бездымному, благодаря сухим дровам и хорёчьей предусмотрительности. – Трепло ты, Малфой, – ага, Паркинсон всё-таки не выдержала. – Сиди себе, – моментально завёлся Драко, – ябеда. Говорю тебе, Тео, все беды мира происходят из-за болтливых девиц, невесть что о себе возомнивших. Мало мне было Булстроуд, а теперь ещё и Паркинсон взялась за доносительство. Панси виновато потупилась и сказала тихо: – Я не хотела, правда. Но мистер Бэддок он такой… хитрый. Даже не заметила, как… как всё рассказала. – Не заметила! – скривившись, передразнил её Малфой. – Заведи привычку думать, перед тем как рот раскрывать. Блин, Тео, давай её в речке утопим и найдём тебе умную невесту. Панси всхлипнула, а Теодор постучал пальцем по лбу. – Думаешь, выплывет? – попытался расшифровать его жест Малфой. – Это с камнем-то на шее и без палочки? Так только настоящие ведьмы умеют, а не задаваки и ябеды. – Это моя невеста, Хорь ты бесстыжий! – притворно возмутился Теодор – хныкающая Паркинсон определённо была милее, чем Паркинсон с задранным носом. – Да, глуповатая и болтливая, но у тебя и такой нет! Драко фыркнул и тоже протянул руки к огню. – Палатку надо бы поставить, пока светло, – озабоченно сказал он. – Ты умеешь? – Не-а. Может, ну её к дракклам? Шалаш же есть. – Тогда нам Паркинсон и топить не придётся, мы её лихорадкой уморим. Прохладно уже по ночам, да и сыро после дождя. А кое-кто, – повысил он голос, – для ночёвки в лесу надел юбку, башмаки в бантах и шёлковую мантию. Вообрази, как будут рады мантикоры, узрев такую красоту на завтрак! – М-мантикоры? – похоже, у Паркинсон окончательно сдали нервы и отключились мозги. – Кого ты слушаешь? – укоризненно сказал Теодор своей горе-невесте. – В смысле, прикинь, кого ты слушаешь, и подумай самостоятельно. Хорёк всегда дельные вещи пополам с чушью выдаёт – разделять надо уметь. Какие мантикоры, когда стены замка через реку видны? Крупнее ёжика зверя не сыскать, зайцев и тех повыбили. А вот нарядец у тебя и впрямь того… Неуместный, вот. – Д-для пикника… – На лужайке перед Малфой-мэнором разве что. Там такая травка мягкая и чистая, зашибись. Я босиком весь день носился – прикольно. И даже заснул на этой травке возле фонтана. Драко хихикнул и поднялся на ноги: – Пошли, сибарит, палатку ставить. Целый час они, беззлобно переругиваясь, вбивали колышки, натягивали верёвки и копали канавку вокруг днища – ночью вполне мог зарядить дождь. Грустная Паркинсон дёрнулась было на помощь, но тут же была усажена Теодором на худо-бедно сухое брёвнышко с наказом не соваться под руку и заткнута прихваченным из дому сэндвичем. Палатка оказалась магической, но одной из самых дешёвых: крохотная комнатушка с небольшим камином, двумя походными койками и узкой дверцей, ведущей в туалет и душевую. – Вода в баке холодная, – поморщился Хорёк. – Сколько лет этой рухляди? – Воду я сумею нагреть, – прикинул Тео. – Тебе же не кипяток нужен? А вот камин протопить стоит прямо сейчас. Не приведи Мерлин, дымит. Тогда придётся чистить. – Ну его на хрен, – подумав, сказал Драко. – Сухих дров немного, жалко их. Давай у костра посидим, а на ночь просто кровати сдвинем. Одеял хватит, не зима. И вообще, у нас пикник – вылезай наружу! Пикник получился неожиданным. Вернее, Драко и Теодор планировали в этот день удрать за стены, посидеть у костерка и потолковать без свидетелей. Через три дня пора было в Хогвартс – стоило устроить себе небольшой праздник и проводить ушедшее лето. Ребята стянули немного еды, втихаря нацедили эля – «Краденое вкуснее? Ну ты и Хорёк!» – захватили тёплые мантии и сразу после обеда помчались к воротам. А в воротах их уже ждал личный домовик лорда Нотта. – Молодой хозяин Теодор и наследник Малфой проследовать в кабинет лорда, – сухо сказал он и беззвучно исчез. – Что мы натворили? – озадаченно поднял брови Тео. – По-моему, ничего. Драко подумал и скривился: – Паркинсон. В остальном мы просто паиньки. Нотт, молчи, ради Мерлина, и кивай, понял? «Кабинетом лорда» служила знаменитая гостиная в полуразваленном домишке замкового кастеляна. Отец, выпрямившись, сидел в своём кресле будто на троне, и Теодор сразу понял – влетит с добавкой. Леди Нарцисса и предатель-крёстный заняли место за столом, мистер Паркинсон устроился на стуле рядом с папаней, и только лорд Малфой стоял, небрежно привалившись спиной к косяку двери и скрестив руки на груди. – Итак, сын мой, – хмуро сказал отец, – ты посмел меня ослушаться. Малфоевский план по избавлению от назойливых приставаний задаваки Паркинсон сработал так, как Тео и не мечтал. Хватило всего пары-тройки дней, чтобы Панси, завидя жениха, изменялась в лице и спешно убиралась с его пути в неведомом направлении. За последний месяц наречённые и парой слов не перемолвились. Нотт в который раз восхитился хорёчьей соображалкой и знанием людской природы. Ему самому этот план сначала показался глуповатым и заведомо безнадёжным. План – это что-то сложное, запутанное, со множеством допущений и запасных вариантов. «Многоходовка», – говорил папаня с отвращением и принимался жаловаться на Люциуса Малфоя его же, Малфоя, законной супруге. А план Драко уместился в одной фразе: «Веди себя так, словно вы уже лет тридцать женаты». Для верности Теодор выбрал образцом для подражания семью Флинтов и не прогадал – Паркинсон даже с лица спала от переживаний. И понятно, ей до леди Флинт было далеко. Первые дни Теодор радовался обретённой свободе, а потом задумался. То ли младший Малфой был чересчур Блэк, то ли старший Малфой водил папаню за нос. Ибо ни один план Хорька «многоходовкой» не был. Все они, от сватовства Пьюси до отваживания Паркинсон, были просты как сундук и так же надёжны. Ни до чего не додумавшись, Нотт решил отложить этот вопрос и присмотреться к своему хитромудрому другу повнимательнее. Паркинсон, как выяснилось, тоже не была полной дурой. Источник своих неприятностей она вычислила влёт, и даже сообразила, что с Хорём ей не тягаться. И всё было бы замечательно, не заведи она светскую беседу с Бэддоком. Крёстный умело раскрутил её на парочку признаний, само собой, доложил папане, а Теодор с Драко встряли в неприятное объяснение с хмурым лордом Ноттом и разгневанным мистером Паркинсоном. Досталось им по полной: за «издевательства» над девочкой и враньё родителям, за невоспитанность и жестокость, ещё раз за враньё и сорок раз за ослушание. Старались все, кроме лорда Малфоя – тот так и простоял молча, в своём обычном образе мороженой трески. Теодор, помня хорёчий совет, только кивал и мычал. Драко тоже кивал, но время от времени вставлял пару фраз виноватым голосом. И вроде ничего толкового не говорил, поганец, но к концу беседы папаня велел явить пред свои очи девицу Паркинсон и вежливо попенял ей на попытки сделать из жениха «комнатного книзла». – Мой сын не будет счетоводом, барышня, – голос у отца был мягким, а вид – сочувственным, но Паркинсон тихо хлюпала носом и нервно комкала в руках платочек. – Он боец и помрёт бойцом, а ваш выбор был целиком и полностью вашим. Я желаю, чтобы вы договорились с Теодором по-хорошему. В Хогвартсе этого безобразия быть не должно. В моей семье только ссор не хватало! – слово «моей» папаня сказал так, что мистер Паркинсон опустил глаза, а Панси разревелась всерьёз. – Мы за стены собирались, на речку, – проговорил Хорёк вкрадчиво, пока леди Нарцисса утирала слёзы незадачливой невесте и шептала ей на ухо что-то утешительное. – Можно мы Панси с собой возьмём? Там и помиримся без лишних глаз. Костёр, сэндвичи… Бэддок одобрительно поднял большой палец вверх, папаня и мистер Паркинсон обрадованно закивали, а леди Нарцисса захлопала в ладоши и отправила Панси привести себя в порядок и переодеться. – Люциус, а ты что молчишь? – спохватилась леди. – Наш сын повёл себя просто отвратительно, а ты стоишь тут статуей Салазара. – Вы прекрасно справились, – серьёзно сказал лорд Малфой. – Помолвка спасена, дети вразумлены, а мне пора пить зелья. Потом взрослые впихнули мальчишкам спешно собранную домовиками корзину с провизией, тючок с палаткой, велели выметаться и ждать Паркинсон у ворот. Та явилась через полчаса, и Хорёк молча закатил глаза. – Пошли, – буркнул Тео, – мириться. Только, Паркинсон, давай ты по дороге крепко подумаешь, нужен ли я тебе. А то и вправду какая-то хрень получается. В дороге молчали, а по прибытии на полянку с кострищем и шалашом Драко сразу ж разразился монологом о своей красоте и предусмотрительности. Недавний дождь сделал реку мутной, а землю сырой, и лишь запас дров, укрытый Малфоем в шалаше, остался сухим. Ребята вылезли из палатки и подтащили к костру брёвнышки, чтобы не сидеть на мокром. – Тебе полено в скамью трансфигурировать? – мрачно поинтересовался Теодор у Панси. – Красивую не обещаю, сразу говорю. – Нет, – мотнула головой Паркинсон. – Мне и так удобно, – а потом заговорила обиженно: – Вы же мириться собирались, почему опять обзываетесь? – Имеем право, – буркнул Хорёк. – Нас битый час обзывали по-всякому только потому, что у тебя язык за зубами не держится. – Но я же извинилась! И мистер Бэддок он такой… Такой… – Вот скажи мне, Панси… – Теодор жестом заставил Паркинсон подняться с бревна, подтащил его поближе к костру и застелил старой мантией. – Готово, садись. Скажи мне, ты каждому, кто тебя пожалеет и погладит по голове, будешь о моих делах распространяться? У Панси затряслись губы, а на глазах опять выступили слёзы. – Почему сама мне по морде не заехала или не прокляла? Я бы смирно стоял, ты прекрасно это знаешь. Почему не поговорила по-человечески? Я ещё после тех проклятых пирожных понял, что тебе не жених нужен, а личный домовик. Чтобы бегал вокруг и башкой о стены бился, если вдруг не угодил. – Неправда! – вскинулась Паркинсон. – Просто… просто за невестами ухаживают, комплименты говорят, а ты… – А я, – Теодор раскрыл корзину, вынул сверток с сэндвичами и аккуратно пристроил его на пенёк, изображающий стол, – молча принял твой выбор. Комплименты с ухаживаниями в соглашение, помнится, не входили. Хочешь нормальных отношений? Давай договариваться. – А Малфой тут при чём? Я не хочу… – Он тоже из-за тебя получил, а всего-то и хотел другу жизнь облегчить. Паркинсон, ты всерьёз с Малфоями бодаться собралась? Лорд, как мне показалось, сегодня был страшно недоволен, и вовсе не своим сыном. – Показалось, – улыбнулся Драко. – Я его давно таким весёлым не видел. Прости, но мне кажется, вам не договариваться надо. Попробуйте просто подружиться. Теодор и Панси, не сговариваясь, ошеломлённо уставились на Хорька. – Что смотрите? Паркинсон, вы с Гринграсс подружились, правда? А Тео чем хуже? – Ну, мы с Дафной однажды просто разговорились и всё как-то само собой вышло. Она хорошая и письма пишет интересные. – Теодор тоже хороший, ручаюсь. Разговаривайте, узнавайте друг друга. – И о чём нам разговаривать? – вздохнул Тео. Это Малфоя можно было слушать вечно, тот трещал обо всём на свете одинаково интересно. – В нарядах и обуви я ни жмыра не смыслю. – Можете поговорить обо мне, – гордо приосанился Хорёк. – Беседы о прекрасном – это так мило. Чего застыли, еду доставайте! И эль там был ещё. Так, Паркинсон, ты или пьёшь с нами, или идёшь спать! Эль был слабеньким, но беседа и впрямь потекла почти без заминок. Сначала болтали ни о чём, а потом расхрабрившаяся Панси спросила: – Малфой, а ты расскажешь о Неккерах? Драко вздрогнул и нахмурился: – Откуда ты знаешь это имя? – Папин знакомый как-то сказал про твоего отца: «Нет на него Неккеров». Кто они? Я у леди Флинт спрашивала, но она сказала, что это не моего ума дело. – Леди Флинт зря не скажет, – криво ухмыльнулся Хорёк. – Но ты же не угомонишься. Неккеры – выходцы из Франции, богатая и многочисленная семья. Была. Это они нас прокляли. – Это та самая история с запытанным насмерть магом? – шикнув на Панси, осторожно спросил Теодор. – Предсмертное проклятие, да? – Тёмная история, друг мой, – медленно сказал Драко и без надобности поворошил палкой в костре. – Проклятый Квинтус Малфой был главой рода и погиб одним из первых. Записей он, скотина, не оставил – никто не знает, почему он так жестоко убил молодого Неккера. Мы с ними не дружили. Но и не враждовали. Соперничали – у кого невесты краше, дом богаче и выезд пышнее. Войны не было, в общем. – Может, из ревности? – прошептала Панси и поёжилась. Тео накинул на неё свою мантию и придвинулся поближе. – Честно, не знаю, – мотнул головой Драко. – А что с Неккерами стало? – Вымерли. Не ойкай, Паркинсон, сами собой вымерли. Мои предки тогда не рискнули их трогать. Может быть, зря. – Почему зря? – Очень странное проклятие. И очень сильное – снять его полностью до сих пор не удалось. Двести лет, а оно как новенькое. – Так предсмертное же, – буркнул Теодор и сам поёжился. – Шевели мозгами, – возмутился Драко. – У отца своего спроси – множество магов успевало проклясть убийцу перед смертью, но больше одного-двух поколений по восходящей линии такие проклятия не затрагивают. А тут огромный род скончался за какой-то десяток лет – двоюродные, троюродные, замужние, дети, старики. Болели, травились, ловили случайные заклятия, падали с лестниц, мётел и гиппогрифов, тонули, одна бабка даже куриной ножкой подавилась. Умирали будто маглы, а не сильные боевики. – Ого, – Тео даже присвистнул. – Как тебя отец из мэнора выпустил? – Выжившие Малфои стали крепче и умнее, – Хорёк упрямо выпятил подбородок. – Дело в том, Паркинсон, что Неккеры через некоторое время попали под подозрение Палаты лордов как соучастники некроманта. Последний британский некрос жил как раз в это время. – И что? – Полагают, что проклятий было два. Первое – ясно чьё, а второе якобы было наложено некромантом по заказу главы рода, жаждущего мести. Неккеры на всю Британию растрезвонили эту историю в мельчайших подробностях, а ещё озвучили суть проклятия и условия его отмены: убитый должен лично простить Малфоев. В подвалах Малфой-мэнора их не было, значит… – Ни фига себе! Они вызвали дух погибшего из-за Грани? – Ну да. Не сами, конечно, некромант за заказ взялся. Спустя некоторое время этот некрос пропал без вести. – А кто он был, этот некрос? И почему пропал? – Никто не знает. – Как так? – По слухам, он был очень молод и старательно скрывал свою личность, а работал через целую цепочку посредников. Переполоха никакого не успел затеять, вот и сумел сохранить имя в тайне. Мои предки его искали, хотели перекупить и снять проклятие. Но так и не нашли. С тех пор других некромантов не рождалось ни у нас, ни в Европе. Конец истории. – А Неккеры? – А Неккеров перестали принимать в обществе. Месть руками некроманта, да ещё такая страшная – это за гранью морали, согласись. Постепенно их род беднел и хирел, пока не исчез совсем. – Признавайся, поспособствовали? – вздохнула Панси. – Самую малость, – оскалился Хорёк. – И правильно! – рявкнул Теодор гневно, сердито посопел и добавил жалобно: – Хорь, зараза, опять ты всяких ужасов на ночь глядя наплёл! Вот что с тобой делать? – Сами просили, – засмеялся Драко. – И дайте уже пожрать, изверги!