В борьбе обретёшь ты... (часть 2)

Приткнуться в переполненной гостиной было некуда, и Невилл просто встал у стены. Он не думал, что речь декана продлится дольше пяти минут: профессор Макгонагалл пустую риторику не жаловала. Сейчас расскажет, как важна дисциплина в непростых условиях сосуществования в одном замке с чудовищем, и можно будет вновь возвращаться в спальню – к недочитанному «Вестнику Гербологического общества». Номер был старым, за декабрь прошлого года. Невилл выпросил его у Патил, заинтересовавшись большой и подробной статьей о выращивании хищных растений. В мыслях он уже высаживал укоренившийся черенок Непентеса Пупырчатого и прикидывал доходы от продажи его пищеварительного сока. Статья относила этот вид к одним из самых сложных в уходе, но Лонгботтом знал – он справится. Всего-то и нужно правильно подобрать субстрат да взять горшок с собой, в Хогвартс. Если верить дедовым записям, тот частенько выхаживал больные или капризные растения, просто переставив их в собственную спальню. Бабушка, наверное, ругалась страшно. В любом случае, Непентес Пупырчатый вполне пережил бы зиму в гриффиндорской спальне. Подоконники здесь шириной с Косой переулок, устроить флорариум – плёвое дело, а кормить растение он станет живыми насекомыми и кусочками мяса. Заодно можно будет вогнать ума зловредной Коросте, таскавшей сладости из запертых на дюжину заклинаний тумбочек. Из-за последнего такого налёта Симус Финниган опять крепко поругался с Роном: «Прибью паршивую тварь, видит Годрик! Какая, нахрен, бедненькая старенькая крыска?! Зенки протри, Уизел, это пасюк! У него яйца больше твоих!» Рональд побагровел и ринулся в драку, Невилл и Дин повисли у него на плечах, а Финниган одним движением палочки испепелил изгрызенные обертки от конфет и молча ушёл в гостиную. Рон немного остыл, но только и сделал, что потряс крысу – или крысюка? – за шкирку и вяло обругал. Невилл же, потерявший четыре из пяти тщательно приберегаемых до конца диеты шоколадок, затаил на Коросту нешуточную злобу. Теперь он предвкушал, как созерцание полудюжины зубастых кувшинчиков длиной в фут или даже больше, заполненных едким пищеварительным соком, напомнит Коросте о бренности всего сущего. В крайнем случае, крысюк туда и свалиться может. Сослепу, например. По частям. Рональд утешится быстро, если вообще расстроится. Он никогда эту тварь не любил. Рону купят другого фамилиара: книзла или нормальную сову. Если же не купят, то можно будет подарить ему Тревора. Невиллу животное ни к чему, а Рон будет рад заполучить знаменитую жабу. Тревор сейчас нежился в лучах славы после очередного побега. Сбежало дурное земноводное недалеко, в девчачьи душевые, и блаженствовало в тазу с тёплой водой, пока его не заметила Алисия Спиннет и не подняла визг. Следом отчаянно завизжали прочие девчонки, поднялся переполох, и кто-то умный заорал: «Монстр!» Толпа обнажённых и полуобнажённых девиц кинулась спасаться по спальням. Парни-старшекурсники до сих пор глупо улыбались и причмокивали, вспоминая эвакуацию. Тогда же они, полюбовавшись зрелищем, выхватили палочки и помчались воевать монстра. Перепуганный «монстр», ни жив ни мёртв, пучил глаза и наверняка проклинал собственное свободолюбие. Отсмеявшись, парни торжественно пожали Тревору все четыре лапы и вернули Невиллу с суровым наказом холить и лелеять славное «чудовище». Ничего не попишешь, пришлось холить. Кулаки у того же Маклаггена – ого-го: как не лелеять проклятую жабу? Сейчас Тревор, обожравшись, дремал в новой, просторной переноске, сделанной из старого аквариума. Тяжёлый шар толстого стекла семикурсники оплели верёвкой, а внутрь положили мох, который притащили с берега озера, и велели регулярно его увлажнять: «Увлажнять, понял? А не топить несчастную жабу!» Без парящих чар эту дракклову переноску было не поднять, но кого интересовали проблемы второкурсника Лонгботтома? Невилл сердито нахмурился и дал себе зарок оставить Тревора дома. В следующем году – никаких фамилиаров. Ему вполне хватит уроков ухода за магическими существами. Уроки – то, что надо для будущего герболога-практика, ведь в природе среди растений всегда мешаются какие-то животные или насекомые. Иногда довольно опасные, кстати. Жизнеописания знаменитых гербологов изобиловали упоминаниями об увечьях или даже смертях, в которых были повинны представители фауны. Невилл вздохнул. Не с его доходами отираться ассистентом при теплицах Гербологического общества за символическое жалованье, лишь бы быть поближе к корифеям и держать нос по ветру. Придётся выходить в леса – Рональд знал, что говорил! – и на выцарапанные у природы галлеоны постепенно приводить в порядок собственные земли, начиная с малой оранжереи, аптекарского огорода и домашнего парника с овощами. Так что уроки знакомства с магическими тварями нужны, как нужны и частные консультации профессора Кеттлберна. В общем, не права была Гермиона, обвиняя Невилла и Рональда в лени и глупом подражании герою Поттеру. Хотя да, началось всё с подражания, но Гарри на то и герой, чтобы вести остальных по верной дороге, невзирая на тупость вольных и невольных подопечных. Лонгботтом смущённо улыбнулся, вспоминая недавнюю перепалку Поттера с кем-то из маглорождённых за обедом в Большом зале. Возникла она на пустом месте, даже не из-за монстра или наследия Слизерина, что было бы некрасиво, но понятно. Нет, ссора разгорелась из-за выбора будущей профессии. – Будешь якшаться со слизнями, в аврорат тебя не возьмут! – угрюмо выдал какой-то хаффлпаффец, показавшийся Невиллу смутно знакомым. Начало спора Лонгботтом не застал, но длился тот уже достаточное время, чтобы успеть допечь Поттера до нутра. – Даже не собирался, – отрубил Гарри, зло сузил глаза и властно задвинул Хоря за спину, коротко бросив: – Молчи! – Я его и молча уделать могу, – презрительно скривился Малфой. Гарри, не оборачиваясь, ткнул Хорька локтем. Тот послушно закрыл пасть и отступил на шаг. – Может, – спокойно подтвердил Поттер, глядя в глаза зачинщику ссоры. – Этот – может. – Я не боюсь! – гордо вздёрнул подбородок маглокровка, а Невилл задумался, почему хаффлпаффец кажется ему таким знакомым. Высокий, худой брюнет с приметным шрамом на брови: где они могли разговаривать? В библиотеке, что ли? – Напрасно, Роберт, – сказал Гарри серьёзно. – Впрочем, сейчас речь о другом. Я не стану аврором, потому что буду колдомедиком. Я давно решил, и не тебе меня разубеждать. – А кому? – Никому. Это моя жизнь и моё решение. – А как же твои родители? Они погибли, и нужно за них… – Отомстить? – Именно! А ты дружишь с сыновьями убийц! – Не устаю поражаться, как мало нужно для того, чтобы забыть нормальный мир, – глядя в потолок, скучным голосом сказал Гарри. – Полиция, суды, личная ответственность, презумпция невиновности? Знакомые слова? Представь на минутку, что дело случилось у нас. В дом обычной семьи ворвался обдолбанный урод, убил хозяина, его жену и уже собрался прикончить их ребёнка, когда внезапно сдох от передоза. Ребенок вырос. Дальше что? – Ну… – Вот именно. Ребёнок вырос, но всё детство потратил на изучение биографии урода и выявление его знакомств. Ведь наверняка у наркомана были дружки, такие же уроды, а у тех – дети. Дети, может, и не уроды, но кого это волнует? Вместо учёбы несчастный сирота практиковался в стрельбе по воронам, бродячим кошкам, бездомным попрошайкам и прочим бесполезным тварям. Месть же! Нужно быть готовым. Потом выслеживал уродских дружков – тех, кто остался жив и не сгнил в тюряге, – и убивал их, шепча имена родителей. Молодец? – Ты передёргиваешь. – Да что ты! Месть только началась, не кривись. Полицейские не чешутся, чистоплюи, не хотят порадовать сироту. На очереди жёны и дети уродов. Ведь жили с уродом, любили урода, называли урода «папой»! – Я вовсе не это имел в виду! – Как думаешь, на каком по счёту трупе закончилась месть и началось безумие? – Ты переврал мои слова! – Хорошо, скажи своими словами. Итак, я не имею права стать колдомедиком, потому что… – Суть не в медицине, – помедлив, сказал маглокровка. – После исчезновения Того-Кого-Нельзя-Называть остались его сторонники. Они непременно попытаются закончить дело. – Какое же? – Уничтожить маглорождённых и установить свои порядки! – Твои предложения? – Ну… – Уничтожить чистокровных и установить свои порядки? – Поттер, я не знаю, как у тебя получается, но ты всё умудряешься вывернуть наизнанку! Я не собираюсь никого убивать! Я хочу, чтобы война не повторилась. Не хочу быть убитым, не хочу бояться за родных. Дома безопасно, а здесь… Куда я пойду после Хогвартса? – Ты из королевской семьи, что ли? – Нет, при чём тут… – Тогда ты пойдёшь работать. Мы все пойдём работать. В смысле, все, кроме Малфоя и Финч-Флетчли. Я хочу работать там, где мне нравится. Тебе хочется быть мракоборцем? Учи чары и зелья, сдавай экзамены. От меня же больше пользы будет в Мунго. – Я не так лихо мету языком как ты, Поттер, – устало махнул рукой Роберт, – но ты понимаешь, о чём я. – Понимаю. Только твой способ никуда не годится, прости. Будет ещё одна война, а я не хочу разбирать завалы и закрывать глаза погибшим однокашникам, на чьей бы стороне они ни сражались. Прости. Мир? – Хрен с тобой, Поттер, – пробурчал Роберт и пожал Гарри руку. – Так и запишем – пацифист. – Кто? – изумился Нотт. – Это у маглов так раззявы называются, да? – Примерно, – ухмыльнулся маглокровка и направился к столу своего факультета. – Ф-фу, до чего упрямый, – выдохнул Гарри. – О, Драко, смотри, сегодня твои любимые пирожные подают! Запасём на вечер дюжину? – Великие Основатели, меня только что определили в бездельники! – оскорблённо поджал губы Хорь. – Я с тобой не разговариваю, Поттер! – Свершилось! – засмеялся Гарри. – Ура! – Ну вот, опять речуга для газетки, – проворчал Рональд тихо и потянул Невилла за рукав. – Отомри уже, горе ты горькое. Хочешь, я у Джинни его фотографию выпрошу? Под подушку положишь. – Зачем? – покраснел Невилл, заранее зная ответ. Рональд не подвёл. Он гадко причмокнул и сделал непристойный жест: – Затем. Для дела. – Тьфу на тебя, придурок! – Значит, просто поплачешь. Вон, как Джинни ревёт, днём и ночью без передыху. Что вы в Поттере нашли, ума не приложу. – Он умный! – сказал Невилл, волнуясь. – Так всё рассказал понятно. – Он пересказал то, – мрачно ответил Рон, – что ему Гермиона в прошлом году говорила. Помнишь, у Хагрида? Теперь она лежит в Больничном крыле, а Поттер умный. Приди в себя, дружище, ты меня пугаешь. Невилл вздохнул и утешающе похлопал Рона по плечу: – Гермиону вылечат, обязательно. – Дай-то Мерлин. Но заметь, нас никто и ни о чём не спросил. Значит, Гермиона разговаривала с Поттером. Что она ему рассказала? Блин, почему не нам?! Гермиону было очень жаль, но весь оставшийся вечер и половину ночи Невилл думал не о ней, а о «пацифистах». Ряззявы, а также мямли, рохли, лопухи и прочие растяпы тоже люди, сказал Гарри. Они имеют полное право на нормальную человеческую жизнь несмотря ни на что. Пусть они летают на метле хуже гриндилоу, отчаянно тупят на зельеварении, не поспевают бегать за сильными, а думать – за умными, боятся перечить бабушке и плачут иногда по ночам втихомолку, никто и ничто не может отнять у них мечту. «Гарри прав, нельзя всю жизнь потратить на месть, – размышлял последний из Лонгботтомов. – Ведь по сути, мама с папой отомщены: младший Крауч мёртв, а Лестрейнджи сидят в Азкабане и никогда оттуда не выйдут. Сомневаюсь, что я страшнее дементоров. Остались, конечно, их подельники… Н-да… Об этом Гарри и говорил». Разумеется, Невилл не скоро осмелится заявить бабушке или дяде Элджи, что возня в теплицах ему милее карьеры в Департаменте правопорядка. Но в душе никаких сомнений не осталось. Гарри был тысячу раз прав. Что им, пацифистам, делать в аврорате? Помереть или покалечиться в первом же рейде? Невилл внезапно представил бессознательного окровавленного Гарри где-то в Лютном и протестующе замотал головой. Чушь! Гарри жука в пуговицу трансфигурировать не может, куда ему в Лютный? А целитель… Ну, иногда не обязательно колдовать, чтобы исцелить. Прошлым летом, например, когда Невилл выскочил из палаты родителей, глотая слёзы, какая-то милая ведьма с забавной магловской стрижкой напоила его какао и сказала, что терять надежду нельзя. Вроде ерунда, а разом полегчало. Гарри же ещё и не так утешить может. Тут Лонгботтом некстати вспомнил прохладную ладошку героя на своём лбу, и умные мысли улетучились напрочь. Вслед за ладошкой примерещились капризно изломанные губы, зелёные-презелёные глаза и распроклятые синие штаны, будь они неладны. Бедный Невилл некоторое время ещё сопротивлялся, стараясь вернуть себе рассудок, но потом бесстыжие мечты одержали верх, и заснул он почти счастливым, успев, однако для себя решить, что героизм без пользы – одна сплошная дурость. – Внимание! – раздался властный голос декана, и Лонгботтом вздрогнул, выныривая из воспоминаний. – Отныне все передвижения по замку отменяются! Старосты, получите новое расписание! Теперь каждый курс будет находиться в одной и той же классной комнате весь учебный день. – Как в одной? А в библиотеку? А Биннс?– раздалось со всех сторон. Макгонагалл нервным жестом поправила очки: – История магии некоторое время будет изучаться вами самостоятельно. Группы, желающие посетить библиотеку… Подавайте списки старостам, мы постараемся решить этот вопрос. – А, это… Ну-у… Носик припудрить? – Лаванда Браун и здесь умудрилась выпендриться. Макгонагалл смерила её неодобрительным взглядом и сухо промолвила: – Мы подумали об этом. Классы будут с туалетными комнатами. Ваш нос, мисс Браун, не пострадает. – Профессор, скажите, это надолго? – Персиваль Уизли, хмурый и какой-то отрешённый, зябко передёрнул плечами и тихо добавил: – Невозможно учиться, простите. – Я не знаю, мистер Уизли, – помолчав, негромко ответила Макгонагалл. – Вполне возможно, школу вообще закроют. Если желаете, то через час можно будет посетить библиотеку. Мистер Вуд даст сопровождающих. – Спасибо, профессор, – Перси церемонно склонил голову и обратился к сестре. – Джиневра, ты идёшь со мной. Не смей возражать! – Бедная Джинни, – буркнул над ухом Рон, и Невилл опять вздрогнул: сколько можно подкрадываться! Порядочные люди сопят и топают, а не возникают ниоткуда, чтобы напугать до икоты! – Хорошо, обо мне не вспомнил. Дружище, я тут подумал… – Погоди, – Невилл приложил палец к губам. – Дай послушать! Макгонагалл ушла, и в гостиной тут же поднялся гвалт. Гомонили кто о чём, но громче всех надрывался Ли Джордан: – Давайте считать! Два гриффиндорца, если не считать сэра Николаса, один рейвенкловец и один хаффлпаффец! И ни одного слизня! Ясно же, кто воду мутит! Чудовище Слизерина, Наследник Слизерина… Это заговор против Гриффиндора! – Тогда бери круче, – Олли Вуд вскочил с дивана и навис над Джорданом. – Это заговор против Уизелов! Двое из четырёх – подружки рыжих. Что ты несёшь, кретин? Башку надуло? Так пасть прикрывай, чтобы сквозняк не донимал! Ли скорчил рожу и вскинул обе руки с отставленными средними пальцами. Студенты зашумели ещё сильнее, но ничего интересного никто не сказал. Версий происходящего по-прежнему было три: Поттер мстит за прошлогодние обиды, слизеринцы крутят Поттером как хотят, Поттер – лопух, а слизеринцы крутят Вудом. Нет-нет, обоими Вудами, поскольку этот хитрый УПС Бэддок смотрит на папаню нашего Олли та-акими глазами... Девчонки оживились и защебетали, лукаво переглядываясь, а Оливер зарычал и выскочил из гостиной, громко хлопнув дверью. – Дуры, – скривился Рон. – Тут монстр ползает, школу вот-вот закроют, а они про любови свои дурацкие. Гермиона бы никогда… – он слабо махнул рукой и замолчал. Невилл сочувственно похлопал его по плечу и вздохнул: Гермиона точно не стала бы подозревать бывалого аврора в шашнях с Пожирателем. – Все сплетни послушал? – Рональд слегка успокоился, но вид у него по-прежнему был до крайности мрачным. – Теперь давай думай. Во всех этих делах есть что-то общее. Понял? – Нет, – озадачился Лонгботомм. – В каких делах? – Монстрячьих. Помнишь Пушка? – Да, но хотел бы забыть! – передёрнулся Невилл. – Во-от! Кто Пушка завёл? – Хагрид. И дракона ещё. Думаешь, нынешний монстр тоже Хагридов воспитанник? – Не знаю, что думать, – беспомощно пожал плечами Рон. – Он хороший мужик, но… Помнишь, я рассказывал, как мы Поттера летом потеряли в камине? Искали по всему Косому, а он нашёлся в Лютном. Хагрид его нашёл. – И что? – Хагрид не впервые в Лютном. Может, ещё какое яичко прикупил. – Да? – Невил опасливо оглянулся и понизил голос до шёпота: – Тогда и меня подозревай. У меня жаба есть, да такая, что трёх василисков высидит, не напрягаясь. Кстати, хочешь, я тебе её подарю? – Пойдёшь со мной? – Рональд отмахнулся от подначки. – К Хагриду? Поговорим. – Как? Гостиная заперта. – Через окно. – С ума сошёл? – Нашу команду прогнали прямо с поля. Стянем метлу у Фреда или Джорджа. Раз плюнуть, на самом деле. Возьмём Ту-Самую-Вещь, и никто нас во дворе не заметит. Невилл прикрыл глаза, представляя спуск из окна на профессиональной квиддичной метле. Наверное, он побледнел, потому что Рон зашептал прямо на ухо: – Не бойся, я справлюсь! Тебе и делать ничего не надо будет, я легко удержу нас обоих! Честное слово! Невилл подумал и открыл глаза. – Ладно, – сказал он. – Только поговорим, и сразу же обратно. Никакого геройства! – Да какое геройство? Туда-назад. – Кексы, – содрогнулся Невилл. – Про кексы-то я позабыл, – повеселел Рональд. – Тогда будет и геройство, не обессудь.

***

– Так, хватит реветь! Дай руку! – Гарри, не церемонясь, схватил Джиневру за руку и попытался представить, как её двойник на Грани покрывается фиолетовым инеем и замирает в своём медленном падении. Через пару минут накатила знакомая слабость, к горлу подступила тошнота, и некромант Поттер решительно выдворил Грань из своего сознания – не хватало только в обморок хлопнуться. – Холодно! – жалобно всхлипнула Джинни. – И голодно, – буркнул Гарри, доставая из своей сумки плитку шоколада. – Я ем, ты рассказываешь. Коротко, по делу и без слёз. Потом поплачем в обнимку, когда всё закончится. Приступай. Подрагивающими руками он снял с шоколада обёртку и закинул в рот пару долек. Хорёк за своим столом замер и напрягся, а Гарри успокаивающе махнул рукой: мол, угомонись, я в сознании. – Джиневра, я жду, – поторопил он и прикинул температуру воздуха. Да, похолодало, но терпимо. Можно списать на сквозняк. – Я не знаю, зачем я это сделала, – прошептала Джинни, опустив голову. – Я никогда-никогда не брала чужого! Честное слово! – Верю, – успокоил её Гарри. – Из сумки взяла? Или я сам где-то эту тетрадку бросил? – Из сумки, – покраснела Джинни. – В Большом зале. Ты сидел совсем рядом, у меня за спиной. Сумка стояла открытая, не под скамьёй, а почти в проходе. Я увидела твою книгу, ту самую, магловскую. Ещё подумала, что же там такое, под обложкой? – она вновь всхлипнула и закрыла лицо руками. – Что дальше? Джинни, времени почти нет, – Гарри устало потёр шрам, еле ощущавшийся под пальцами. – Нам ещё нужно успеть решить, что делать. – Рядом с книгой лежала тетрадь, и я вдруг подумала, что хорошо было бы завести дневник. Бред, понимаю, но тогда я была уверена, что поступаю правильно. Не знаю, что на меня нашло! – Заклинание, я полагаю. Простенькое, мне твои братцы показывали. Мол, как заставить человека подобрать бесхозную конфетку с адской начинкой. У маглокровок амулетов и оберегов нет, подбирают только так, – Гарри вздохнул. – У меня есть, – Джинни обхватила себя руками за плечи, – но я всё равно её взяла. Дура. Папа ведь предупреждал, велел быть осторожной. – Это как? – заинтересовался Гарри. – Не думать вслух, держаться братьев. Слушать Перси, вести себя пристойно, – она зажмурилась, смаргивая слёзы. – Не брать чужого, в том числе. – Разумно. Что было дальше? – Гарри, откуда у тебя эта тетрадь? – Сначала ты, – нахмурился Гарри, едва удержавшись от ругательств. Откуда-откуда… Оттуда! – Я едва дождалась вечера, чтобы открыть тетрадь. Она была пустой, но я ничуть не удивилась. Я написала «Привет!» Чернила впитались в бумагу, и Том ответил мне. Какая же я дура! – Вы переписывались? О чём? – Поттер опять потёр шрам, прикидывая, что за интерес мог быть у немолодого психопата к маленькой девочке. Судя по магловским детективным сериалам о маньяках, ничего хорошего. – Обо всём на свете, – грустно улыбнулась Джинни. – У меня будто появился лучший в мире друг. Я писала о себе, о своей жизни, о своих мыслях и переживаниях… – Не думай вслух, – не удержался Гарри, и у Джиневры вновь закапали слёзы. – Не реви, поздно уже. Когда ты заподозрила, что Том тебе вредит? – Когда очнулась с мёртвым петухом в руках, – помолчав, сказала Джинни. – Ночь, курятник, всполошённые куры, перья вперемешку с помётом и я. Босая, в одной ночнушке. Гарри всё-таки выругался. От гриффиндорской гостиной до птичника за хижиной Хагрида было не меньше четверти мили. Заставить полуголого ребёнка брести по осенней грязи в стылую ночь… Том, сука! Неудивительно, что Джинни всю зиму не вылезала из простуд. – По замку ты тоже босиком бегала? – на всякий случай уточнил он, добавляя к списку прегрешений Лорда ещё пару пунктов. – Ну да, – криво улыбнулась Джинни. – Одеваться – это шуметь и терять время. Нападений я не помню, но он всегда бросал меня перед входом в башню или когда думал, что вот-вот попадётся. – Как ему удалось управлять тобой? – Сама пустила. Он умеет… – Джинни замялась, подбирая слово: – Показывать, вот. Будто ты сам стоишь и наблюдаешь за чем-то, но тебя никто не видит. – Как в думосборе? – Я не знаю, у нас дома нет думосбора. – Что же он тебе показывал? – Ну, развлекал, что ли, – она покраснела. – Виды ночного Хогвартса, опушку в Запретном лесу, пасущихся единорогов или полёты на гиппогрифах. Красиво! – Сначала хитростью получил доступ в твою голову, а потом уже лазил без спросу, так? – Так, – Джиневра горько всхлипнула и крепко зажмурилась. – Гарри, я пыталась это прекратить! Но он умнее и сильнее меня. – Однажды ты даже попыталась утопить тетрадь в унитазе, – кивнул Гарри, вспоминая рассказ Грейнджер. – Да, я была уверена, что убила его! И вдруг увидела проклятую тетрадку у Гермионы! Чуть не умерла от страха. Ведь Гермиона перед ним совсем беззащитна! – Однако её он почему-то не тронул, – задумался Гарри. – Ты совсем-совсем ничего не помнишь из его похождений? – Кое-что и очень смутно. Василиска помню. На студентов нападает василиск, Гарри! Огромная, жуткая тварь! – Почему ты никому не рассказала? – спросил он мрачно. Гарри думал, что Джинни опять заплачет и приготовился к утешениям, но она стиснула кулаки и заговорила глухо, но без слёз: – Знаешь, как это называется? Одержимость. Я одержима. Я всё равно что мертва. Мне нужно умереть, Гарри! – Что?! – опешил Поттер. – С ума сошла?! Надо в Мунго… – Гарри, умоляю, никому не говори! Если узнают, нам конец! Одержимые Уизли! Выродки, мрази хуже Мраксов! Папу выгонят с работы, а мальчики никогда не смогут её найти. Никто не пойдёт за них замуж, никто не подаст им руки, никто вообще не посмотрит в их сторону! Мы только-только перестали быть изгоями, Гарри! Прошу тебя, молчи, умоляю! Она внезапно сползла со стула, бухнулась на колени, согнулась в поклоне так низко, что рыжие кудри коснулись пола, и простонала: – Пощады и милосердия, Гарри!

***

Открывать глаза не хотелось. Откроешь, и нужно будет вставать, выбираться из мягкой тёплой постели, натягивать сырую и грязную одежду – «Плащ! Плащ цел?» – и с должной учтивостью благодарить их чокнутую милость за неожиданную и незаслуженную заботу. «Поблагодаришь, не переломишься! – сердито одёрнул себя Аженор. – Без его помощи ты блевал бы ещё неделю, а то и вовсе загнулся бы от слабости: дома жрать почти и нечего». Затем придётся спуститься вниз и рассказать Боулу, что паскуда Марк Болтон по прозвищу Огрызок допился до того, что вообразил себя конкурентом Ковена и решил похитить «шлюшку самого Малфоя». Подельников Огрызок подбирал под стать себе – ребяток подлых, но не слишком храбрых. Неправильная «шлюшка», без лишних разговоров пустившая в ход тёмные заклинания своего предка, вогнала их в оторопь. Увы, придурки растерялись не настолько, чтобы забыть об антиаппарационном куполе, так что убегать пришлось на своих двоих и очень быстро. По всем приметам, акромантулье логово, куда вломился Скабиор, спасаясь от погони, было необитаемым. Но один акромантул там всё-таки сыскался. Видно, бедолага со дня на день собирался помереть от старости: раньше Аженор никогда не видел седых пауков. И пусть у дедули не было сил сплести новые ловчие сети, свой яд он, к сожалению, не изжил. Скабиор шарахнул его по левым лапам режущим заклятьем, пнул заваливающуюся набок тушу, освобождая запасной выход из логова, и рванул наружу. Проклятый паук оказался тварью мстительной и на прощание полоснул незваного гостя одним из уцелевших когтей. Потом было так, как Аженор рассказывал Малфою: аппарация, противоядие, куст и провал в памяти. В какой момент и с какой радости он передумал возвращаться домой и решил отправиться на «свидание», так и осталось для него загадкой. В этот раз обошлось, но пожаловаться Боулу придётся: свихнувшийся Огрызок мог и другим подать пример, а бегать от любителей лёгких денег Скабиор не нанимался. Кстати, неизвестно ещё, отдал бы Малфой за него выкуп, ведь красиво оплакать погибшую «любовь» проще, чем возиться с ней. Итак, он поговорит с Боулом, выслушает сотню-другую насмешек по поводу своих боевых навыков и поплетётся на аппарационную площадку. Там он немного отдышится на свежем воздухе, попробует унять тошноту и пересилить боль в плече и как-нибудь повторит фокус со счастливой аппарацией. Даст Мерлин, если и расщепится, то не сильно. В любом случае, бадьян дома точно есть. Аженор глубоко вдохнул, собираясь с силами, открыл глаза и осмотрелся. В комнате было пусто. Наверное, Малфою надоело бессознательное тело под боком, и их милость отбыли по своим делам. Какая удача! Нет, Аженор был безмерно благодарен за помощь, но сил на выражение благодарности у него пока не находилось. Он решительно откинул одеяло и осторожно сел. Голова закружилась, тошнота усилилась, и Аженор поспешно прикрыл глаза. Плечо ныло и дёргало, под закрытыми веками плясали разноцветные пятна, и очень хотелось упасть назад, в подушки. «Размечтался! Давай, вдох-выдох! Раз-два! И подумай, куда ты мог положить одежду. Интересно, плащ цел?» Скрипа двери он не услышал, просто по босым ногам прошёлся сквозняк. – Куда собрался? – вкрадчивый баритон едва не заставил Скабиора застонать вслух от разочарования: хотел же улизнуть по-тихому! – Благодарю вас, ваша милость, – сумел протолкнуть он сквозь сухие губы, – за участие. Без вашей помощи, – а вот глаза открываться не хотели ни в какую, – мне пришлось бы худо. Прошу простить за хлопоты, я не хотел обременять вас… – Тебе в уборную нужно? Аженор сглотнул противную слюну и подумал, что да – нужно. И как можно скорее: мутило всё сильней. Он заставил себя кивнуть и попытался открыть глаза. Тут его внезапно подхватили под спину и коленки и понесли. На руках. – Ваша милость! – вскрикнул Аженор испуганно и поспешно зажал рот ладонями. Это Малфою можно блевать хоть на министра, хоть на Верховного чародея, а простому егерю такое дело с рук не сойдёт. – Да наша, наша, – с непонятной досадой отозвался лорд и пинком открыл дверь в ванную. – Помочь? Аженор мотнул головой и задёргался в жалких попытках освободиться из чужих объятий. «Проклятые мечты, – подумал он устало, – как же не вовремя вы сбываетесь! Было бы мне сейчас лет десять…» – Глаза-то открой, – не по-малфоевски вздохнул Малфой, осторожно поставил его на ноги и придержал за талию. – Или ты унитаз ментально чуешь? В чистенькой ванной дорогого номера учуять унитаз не смог бы и сам Мерлин, ни ментально, ни как-нибудь ещё, а потому пришлось поднимать непослушные веки и осматриваться. Унитаз Аженор обнаружил прямо перед собой, по левую руку сияла белизной глубокая ванна на посеребрённых грифоньих лапах, а сзади застыл столбом «наша милость» и уходить, похоже, никуда не собирался. Аженор страдальчески замычал, надеясь, что его догадаются оставить в покое. Лучше бы помалкивал. – Настолько плохо? – с беспокойством, издевательски похожим на искреннее, осведомился лорд. «Дракклы с тобой, любуйся!» – злобно рявкнул Аженор про себя, бессильно опустился на колени, и его немедленно стошнило какой-то зловонной дрянью. – Отлично! – непонятно чему обрадовался Малфой и погладил его по спине. – Умница, попробуй ещё. «Извращенец!» – вяло возмутился Аженор и «попробовал ещё». Получилось, Мордред подери всё на свете. Вдруг в воздухе что-то тихо затрещало, запахло грозой, и он, как был на четвереньках, шарахнулся прочь из-под заклятия, чёрными словами кляня свою дурость, доверчивость и проклятую слабость: сил на взлом щита над трактиром не было ни капли. – Твою… – Малфой проглотил ругательство и опять вздохнул: – Вылезай, бестолковое создание! Это было очищающее. Аженор принюхался – ни следа запаха извергнутой вонючей пакости – и рискнул оглядеться. Он сидел, забившись в узкое пространство между умывальником и шкафчиком с полотенцами. Рефлексы не подвели, но прятаться от боевика-воздушника… «Идиот, – с усталой обречённостью постановил Аженор. – Воздух повсюду, бегать бесполезно. Смирись, кретин, и благодари его милость за заботу». – Прошу прощения, милорд, – покаянно просипел он вслух: гадкая рвота натрудила горло. – Я не хотел… – Заткнись, – мрачно повелел Малфой. – Лезь в ванну, живо! В ванне, наполненной горячей и ароматной водой, Аженора разморило окончательно. Глаза опять закрылись сами собой, а мочалка, вручённая лордом, выскользнула из рук. Он откинулся на удобный подголовник и решил не обращать внимания на промокшую повязку: ерунда, рана уже должна была поджить немножко. «Пару минут полежу просто так, – решил он. – Когда ещё доведётся?» Очнулся Аженор уже в кровати от гадкого вкуса во рту. Он хотел было вскочить, но не сумел, надёжно спелёнатый какими-то незнакомыми чарами. – Как говаривал достопочтенный Сметвик, – теперь вкрадчивый баритон Малфоя звучал на редкость самодовольно, – оглушённый пациент – счастье для целителя. Нужно будет извиниться перед ним. Некоторые истины постигаются исключительно на собственном опыте. Куда ты опять собрался? – спросил он у Аженора и, не дожидаясь ответа, прикрикнул: – Глотай! Аженор глотнул и через несколько секунд почувствовал, как паника от беспомощного положения унимается. – Это было успокоительное, – сказал Малфой. – А я свалял огромного дурака, дав вперёд укрепляющего. Так, антидот я уже тебе споил, теперь черёд кроветворного. Пей! Затем лорд уложил Аженора набок и занялся раной. Он очистил её, намазал заживляющим бальзамом и перевязал Ферулой. – Благодарю вас, милорд, – прошептал Аженор, – вы безмерно добры. Простите, я не хотел докучать вам. – Это очень любезно с твоей стороны, – Малфой накрыл его одеялом и повёл рукой, снимая связывающие чары. – Спи. – Ваша милость, мне уже лучше. Я пойду домой. Пожалуйста, – взмолился Аженор. – Кто дома? Дети, жена? – Нет, – слегка удивился Аженор. – Малолетний кузен, престарелая тётушка, беспомощный прадед? – Э-э… – завис Аженор, изумившись этому предположению. Кузен – ладно, но кто в Лютном дожил бы до правнуков? Разве что сам Слизерин, но и тому пришлось бы несладко. – Голодный книзлл, больная сова? – напирал Малфой. – Ручные докси? – Н-нет… – окончательно растерялся Аженор. – Как их приручишь-то? – Тогда что? Горелки под котлами не погашены? Какого Мордреда тебе не лежится? Я мешаю? Могу уйти! – Ваша милость, – помертвел Аженор, – простите! Простите, я не хотел… – Хватит! – рыкнул лорд. – Ты мне уже второй месяц перечисляешь, чего ты не хотел, не хочешь и хотеть не будешь. Мерлин трижды величайший, я начинаю понимать акромантула! Его ты тоже допекал всю ночь? – Н-нет, он сразу … Малфой умолк, похлопал глазами не хуже Аженора и внезапно рассмеялся: – Разумность гигантских пауков можно считать окончательно доказанной. Лежи, умоляю, и лежи молча. Аженор осторожно кивнул и затих, борясь с нестерпимым желанием залезть под кровать и там хорошенько поразмыслить над собственной безрассудной дерзостью. Видно, это желание отразилось на лице, потому что лорд опять вздохнул, легко погладил его по щеке и сказал: – Я не могу отпустить тебя в таком состоянии и не нарушить клятву. Я отвечаю за твою жизнь, помнишь? Если тебе так противна моя забота, зачем настоял на покровительстве? «Затем, что идиот, и принял дурной совет за хороший, – мысленно повинился Аженор и покрепче стиснул челюсти, чтобы не проболтаться. – Встречу гада ещё раз – прокляну по-настоящему, как в учебнике предка велено проклинать!» – Что молчишь? – лорд нервным жестом потёр виски. – Ах, ну да. Говори! – Простите… – Бестолочь, – буркнул Малфой. – Спи. Утром поговорим, как в разум войдёшь. Аженор закрыл глаза и честно попытался уснуть, но гулявшее в крови укрепляющее зелье – от самого Снейпа! – прогнало сон. Он осторожно, стараясь не задеть прилегшего на краю постели Малфоя, свернулся калачиком и укутался в мягкое тёплое одеяло. Зелье зельем, а отдохнуть по-человечески стоило. В конце концов, дома его действительно никто не ждал. Не считать же питомцем деревянную кукушку из магловских часов. Хотя собеседник она неплохой. Понимающий. «Надо было тебе сразу всё рассказать. Глядишь, и у самого в голове прояснилось бы, – мысленно покаялся он. Как собеседник, кукушка была хороша ещё и тем, что личного её присутствия не требовалось. Да и вслух можно было не разоряться. – С чего начать?» «С начала, – отозвалась кукушка, и Аженор воочию представил немигающие чёрные точки лаковых глазок. – Ты вдоволь нанюхался писем за пять тысяч галлеонов, убедился, что Кевин находится не в большей опасности, чем всегда, и твёрдо решил не связываться с Малфоем ни за какие коврижки. Что было дальше?» «Дальше, – Аженор не удержался и скрипнул зубами. – Дальше было обидно». Заветная мечта стать обычным магом из-за дурацкого каприза его сволочной милости Малфоя в очередной раз помахала ручкой. «Не мечта! – гневно одёрнул он сам себя, и воображаемая кукушка согласно щёлкнула деревянным клювом. – Не мечта, а план!» План был простым и сложился ещё в те времена, когда он тайком от отца и брата выбирался в Косой переулок и, цепенея от восхищения, любовался нарядными витринами и хорошо одетыми прохожими. Ему ужасно хотелось жить так же: размеренно, сытно и, самое главное, мирно. Гулять по Косому, с любезной улыбкой раскланиваться со знакомыми, покупать книги и сладости и держать за руку сына: весёлого, непоседливого, чистенького, в целых башмаках. Казалось бы, чего уж проще? Несметные богатства ему, понятно, не светили, но Аженор свято верил в справедливое воздаяние за честный труд и мирные устремления. «До сих пор верю! – сердито буркнул он, вспоминая, как бессовестно потешался Бубонтюбер над его планами. – Подумаешь, воротила чёрного рынка! Чем плохо быть обычным лавочником?» Увы, на поверку простой план оказался практически невыполнимым. Вырваться из Лютного не получилось до сих пор, несмотря даже на собственный – собственный! – мэнор. К тому же отчаянно не хватало вдохновляющих примеров для подражания. Как за пару поколений хиреют обедневшие семейства, попавшие в это поганое место, и как быстро звереют их дети, Аженор видел не раз. Обратного превращения на его памяти не случалось. Вернее, на слуху было лишь одно имя – сукин сын Деррек, отпрыск разорившегося мелкого торговца. Наглый, жестокий и на редкость удачливый тип, Перси Деррек ухитрился не сгинуть на службе у Лорда, как множество рядовых УПСов, а попасть в фавор к самим Лестрейнджам и удостоиться личной Метки. Но ему было намного проще: он не успел прибиться ни к одной из местных шаек, не был тёмным магом и не скрывал фамилию, опасаясь мести кого-либо из старых семейств. Надо думать, у Кристофа Неккера не было ни единого шанса повторить судьбу Деррека и «возродить род»: настоящих тёмных дикарей чистокровные не жаловали, использовали для самых грязных и опасных дел, с лёгкостью ими жертвовали и, случалось, убивали в спину. В общем, для исполнения плана покровительство респектабельного семейства не годилось. Просто потому, что ни один уважающий себя маг не стал бы печься о судьбе изгоя. Но в детстве Аженор этого, разумеется, не понимал. Другое дело, что и Клык Бэтфорд, подобравший его на улице, показался спятившему под малое совершеннолетие мальчишке пятым Основателем. «Нормальный мужик, – Аженор показал кулак мерзко ухмылявшейся кукушке. – Кормил, учил и не бил почти. А в штаны к Клыку я сам полез!» «Чтобы не стать приманкой для мантикоры, – в ответ кукушка грозно встопорщила нарисованные пёрышки. – Или чтобы в болото не кинули старую гать проверить, как того беднягу». «Ладно, – примирительно махнул рукой он. – Клык мной пользовался, а я – им. Всё честно». «Только гадко!» «Место такое, – пожал плечами Аженор. – Одно слово – Лютный. Вот выберемся к нормальным людям и заживём. Я даже часы твои починю, хочешь?» – Часы? Аженор вздрогнул и очнулся. Похоже, он всё-таки задремал, пригревшись под одеялом. – К-какие часы? – испугался он. – Ты хотел починить мои часы, – Малфой сел, зажёг Люмос и недоумённо нахмурился. – Ты спать собираешься или нет, часовщик? Если не собираешься, не буди меня хотя бы. – Прошу прощения, ваша милость, – смущённо пробормотал Аженор. Быть застуканным за беседой с воображаемой кукушкой – это ли не позорище? Малфой потёр виски и вновь вытянулся рядом, заложив руки за голову. Люмос он гасить не стал. – Скажи, неугомонный, как тебя всё-таки зовут? – Томас, – угрюмо буркнул Аженор, кляня себя последними словами. Вот, пожалуйста, сейчас лорд разгневается на его дурацкое враньё, и всё – прощай, безумная надежда повторить удачу Деррека. Однако если не врать, то родовое имя, необычное для Британии, гарантированно отправит его в могилу. За пару секунд, не больше. «Отчего папаша не назвал меня Габриэлем? И обычай соблюдён, и я в безопасности. Габриэлей даже в Лютном штук пять, не меньше! Назваться этим именем сейчас? Тогда спросит, зачем врал. О, Мерлин, вот уж точно фамильное несчастье! В его присутствии у меня последний ум отшибает!» – Кевин знает? – А? – Кевин знает твоё имя? – Н-нет. – Скажи. Иначе это очень плохо закончится. Я не буду выведывать у него твои тайны, клянусь. – Спасибо, милорд. Я никогда не… – Спи уж, паршивец, – пробормотал Малфой и закрыл глаза, проваливаясь в сон. Аженор с облегчением перевёл дух, покосился на жёлтый огонёк на кончике красивой палочки тёмного дерева, решительно изгнал из головы всех кукушек и задумался всерьёз. Он не хотел иметь дел с Люциусом Малфоем. Никаких. Никогда. Ни за что. Проклятие Малфоев оказалось на редкость живучим – предок, добрый некромант, похоже, постарался от души. Аженору не хотелось проверять, ослабит ли дракклово проклятье его собственная мучительная гибель в подвалах Малфой-мэнора под ритуальным ножом последней из Блэков. После разговора с Кевином дело казалось ясным. Нужно было написать Малфою учтивое письмо с отказом от любовной связи: мол, жалок, недостоин, трепещу и всё такое. Аженор не верил, что малфоевская блажь продлилась бы долго. С такими деньгами грех скучать хоть одну минуту в жизни. Обдумывая ответное письмо, – «И чем бы его надушить? Навозом?» – Аженор забрёл в один из трактиров, рассеянно кивнул какому-то оборванцу, принимая тридцать четвёртый конверт, заказал кружку эля и уселся в самый дальний угол. – Ох ты, никак сама мисс Недотрога припожаловала, – подвыпивший тип с гнусной рожей опёрся кулаками о стол и оскалился в щербатой ухмылке. – И верно, смазливенькая! Аженор подобрался. Одно дело – предполагать, что статус малфоевской «любви» делает из него лёгкую добычу, и совсем другое – убедиться наверняка. Он настороженно уставился на типа и приготовился опробовать парочку приёмов из учебника предка. – Тихо, Браун, не мельтеши. Второго типа Аженор знал, но имел счастье никогда не попадаться тому на глаза. Одноногий Мо с егерями не якшался, поскольку занимался скупкой краденого. Под его началом ходили ребятишки покруче. – Так выкуп же можно! – заискивающе проблеял щербатый. – Глянь, какая красотулька! Я б за такую… Ух! – он слюняво причмокнул и заткнулся, повинуясь властному жесту главаря. – На мордашку хорош, ничего не скажу, – негромко усмехнулся Мо. – Но пойми, это не Снейп, а простая шлюшка. Люциус Малфой ценит людей необычных. Этого же дурачка ему хватит на пару ночей, не больше. Одноногий грузно поднялся со стула, неторопливо подошёл к Аженору, еле слышно звякая металлическим протезом гоблинской работы, по-хозяйски ухватил его за подбородок и внимательно осмотрел «мордашку». – Напрасный труд, – сказал он снисходительно. – Заберём сейчас – наживём врага. Похитим завтра – не получим ни кната. Шлюха – она шлюха и есть. Мо отпустил Аженора, вынул из кармана дорогой бархатной мантии ещё три конверта и небрежно бросил на стол. – Мало набить себе цену, котёночек, нужно суметь её удержать. Иди-ка ты отсюда, не вводи в соблазн моих недоумков. – Премного благодарен за совет, – Скабиор встал и отвесил издевательский поклон. В груди кипела дурацкая, совершено непонятная обида. – Тогда лови ещё один, – Мо вновь усмехнулся. – Проси у его милости покровительства. Жопка у тебя славная, авось и выпросишь. Аженор в ответ лишь гадко ухмыльнулся. В тот же день его взяли на прицел трое наёмников в масках с угрозами вывернуть кишками наружу, если он не найдёт способ аккуратно сунуть нос в бумаги «его проклятой милости» по какой-то сделке. Аженор не вник в задание, поскольку сосредоточился на сложном пассе одного из заклинаний предка-некроса. Одного ублюдка он сумел укокошить, а от остальных пришлось удирать. Спешная, а оттого особенно тошная аппарация радости тоже не добавила, и разозлённый Аженор понял: ответным письмом от Малфоя не отделаться. Но больше всего почему-то – почему, Мерлин милосердный? – бесила «шлюха» из уст старой сволочи Мо. Дома он сумел немного успокоиться, спасибо терпеливой кукушке: «Ты ещё здесь?! Кыш из моей головы!» После сытного ужина последний совет Одноногого Мо внезапно показался толковым. Это ведь шанс! Шанс заполучить высокое покровительство, которое выдернет Аженора из Лютного, как взрывчатый турнепс из грядки. Без настоящего имени подопечного клятва будет малость косой, но егерь Скабиор парень не промах, и на прочность её пробовать не станет. Опять же, капризов от него не дождаться, да и в койке он получше многих – его милости должно понравиться. Надоест лорду через пару ночей? Отлично! Жестокая действительность с ходу опрокинула все хитрые планы. Малфою на хрен не сдалась «славная жопка» нищего дикаря. Его, Аженора, уже давно разменяли пешкой в какой-то неведомой игре, а досада на немыслимо красивом лице Малфоя была неподдельной. Скабиор растерялся и начал делать глупость за глупостью. Покровительство он выпросил, но разгоревшаяся с новой силой обида из-за «шлюхи» не давала толком воспользоваться своим положением. Хотелось что-то сделать эдакое, заставить себя уважать или… Стать необычным, вот! «Пока из меня получается лишь необычайный кретин, – с тоской подумал Аженор и скосил глаза на спящего Малфоя. – Испортил всё, что мог. Боюсь его до одури. Воздушный маг, спаси Салазар! Как и когда вернулся дар? Проклятие ослабело? Или Малфои опять всех обманули? Но меня он не обманывает. Не проклинает и даже не ударил ни разу. Заботится, блюдет клятву. А я?» Аженор тяжело вздохнул и помотал головой. Он так старался не показаться шлюхой, что отбил у Малфоя ещё и всякий плотский интерес. Это тоже было обидно: о своей привлекательности Аженор знал, немало ею гордился и частенько пользовался. Конечно, до запредельной холёной красоты Малфоя ему было далеко, но… «Спи! – велел он сам себе. – Завтра же падёшь на колени, поблагодаришь за заботу и испросишь позволения сгинуть с глаз долой. Не твоё это, котёночек. Ты не Снейп, а так…» Он яростно утёр неожиданные слёзы, завернулся в одеяло с головой и заснул тяжёлым, беспокойным сном.