О Франкенштейне замолвите слово

— Игорь, вилку Лазаря! — Но еще рано… — Поздно! Я сам уже взял! — Виктор, нет! — Виктор - да! Разряд электричества сотряс стены и единорог ожил. В Лондоне много лошадей и в кои-то веки у них получилось достать «запчасти» не привлекая внимание Родерика. Лошадка вышла эффектная, рябая: часть туши в яблоко, одна нога черная, три рыжих, белая голова, увенчанная козлиным рогом, плохо смотрится на короткой пегой шее. Но Франкенштейн счастлив и это главное. Он уже протянул руку погладить совместное творение, как-то встало на дыбы, отправляя храброго доктора в интересную траекторию полета на старый диван. Игорь бросился к другу, когда как единорог, отсоединившийся от вилки Лазаря, смачно рухнул на пол, лишившись при этом одного глаза. — Оно живое, живое! — Виктор попытался вскочить, но ассистент впился в него обеими руками, не позволяя делать резких движений.  — Тоже могу сказать о тебе. Чудом живое! — Второй удар за двое суток гениальной головой о твердые предметы добра не сулил — это аксиома. Игорь уложил перевозбужденного Виктора на многострадальный диван, подумывая не привязать ли того для сохранности черепно-мозговой коробки, квартиры и самого Игоря. — Сегодня ты объезжать новую лошадь не будешь! — Мы сделали это! Сделали! — Франкенштейн приподнялся в меру оставшихся сил, хватая Игоря за плечи и начиная трясти. — Совершили прорыв! .. — Собрали из кусков кобылу, которая едва помещается в нашей квартире, чуть не выбили лучший ум Англии из черепа, почти доломали диван… — … и это совершенно точно стоит отметить! — Воскликнул Виктор и вдруг заохал, хватаясь за голову. — Я как твой ассистент прописываю постельный режим. — Мрачно известил его Штраусман, ощупывая очередную не смертельную шишку. Вот Родерик бы порадовался — теперь действительно казалось, что у Франкенштейна растут рога. — Что, и на занятия можно не ходить? — Ехидно поинтересовался злопамятный доктор, которого после посещения их жилища Родериком Терпиным таки выставили в колледж для подтверждения невиновности. В глазах инспектора полиции посещение занятий не оправдало Франкенштейна, да и в колледже Игорю «спасибо» никто не сказал. Виктор имел дурную привычку поправлять преподавателей, язвить другим студентам, вступать в громогласные споры, и уже на второй лекции его вежливо попросили удалиться претворять в жизнь абсурдные идеи, что мельтешили в голове юного дарования почище чертей тихого омута. А стоило скандальному студенту уйти, еще и перекрестились. — Так и быть, спасем гранит науки от препарирования. — Вздохнул Игорь, уводя Виктора в его комнату. Отдыхать Франкенштейн категорически не умел. Как только его голова касалась чего-либо, даже подушки, сразу начинала генерировать идеи с удвоенной силой. То глаза ему новые подавай, то другой способ соединения частей тела он придумал. Естественно, доктор порывался все это записать, зарисовать, продемонстрировать прямо на Игоре. Не всерьез, конечно, используя как думающий манекен, но Штраусман все равно настаивал на своем, вливая в перевозбужденного друга крепленый спиртным чай. Лечение дало эффект: доктор выспался, шишки на лбу перестали напоминать дьявольские отростки. Не прошел только зуд в одном месте, а Игорь понял, что дрессировка диких животных — это так, тьфу, а не работа. — Игорь, мы идем гулять! Сразу после этой фразы Виктор уже знакомым движением набросился на друга, склонившегося над единорогом, что даже на столе стремился к побегу, не желая помещаться. Еще и морда выражала отчаянное желание спастись от сумасшедших ученых, воскрешающих зоопарк. Привычный к таким нападкам Штраусман успел выбросить из рук все острые предметы, дабы не напороться в процессе… одевания, а вдохновленный Франкенштейн натянул на него сюртук прямо поверх рабочей рубашки и фартука, разворачивая к себе. — Красавица! — Ты обо мне или о нем? — С опаской уточнил Игорь, кивая на пока еще бездыханное тело позади. — И давай я сам начну одеваться. У меня получается ничуть не хуже, чем штопать. — О нем, конечно же! До него тебе далеко! — Отозвался восхищенный Виктор, тут же переключаясь, и с благоговейным выражением одержимости на лице принялся осматривать проделанную Игорем работу. — Приятно, когда ценят твои заслуги. — Вздохнул Игорь и пошел собираться — отказ мог привести доктора к перевозбуждению и появлению на свет новых провокационных теорий, которых Лондон мог и не пережить. Спустя полчаса Франкенштейн, выходя из дома и не переставая чесать языком, воткнул на ходу в единорога вилку Лазаря — по привычке и с верой в лучшее. А в небе над городом собирались грозовые тучи.