О Франкенштейне замолвите слово

Одержимость – сильное чувство. Оно сродни вере - может вести вперед, к благим целям тернистыми путями безумия и злости. В итоге цели-то разные, а путь тот же. Но никто из наших героев не подумал бы, что этот путь пролегает через гостиную квартиры Франкенштейна. А уж инспектор Родерик не предположил бы, что в попытках прижать к стенке худшего подозреваемого, он станет выносить мусор из его жилища. Виктор же никогда не мог подумать, что будет встречать Рождество в столь странной и слишком живой компании. Он бы предпочел полуразложившуюся стопку сборных тел и одного клоуна в придачу. К тому же его атеизм воспалялся от звуков рождественских гимнов, но топить камин библией ему запретили. Игорь встречал первое Рождество на свободе, с близкими ему людьми: Франкенштейн стал ему лучшим другом, Лорелей – невестой. (И никак не наоборот! Именно Лорелей он планировал сделать предложение, хоть и тренировался на Викторе) Даже пугающий инспектор, страстно дышавший в затылок и сулящий одним своим видом возмездие, привычно вписывался в картину мира и интерьер комнаты. Лорелей предполагала, что при падении с высоты слишком сильно ударилась головой. Иначе как объяснить, что она готовит кашу и пудинг на рождественский стол двум маньякам, один из которых спасал ей жизнь. Одухотворенный Игорь больше мешался, чем помогал. Глядя на его постоянно меняющийся цвет лица (от бледного до пунцового в зависимости от близости девушки), Франкенштейн вещал что-то про неудачно мутировавших хамелеонов. Но тяжелые горшки и сковородки заставляли его разглагольствовать с безопасного расстояния. Инспектор выполнял мелкие поручения с каменным лицом. Кирпичной кладкой над бровями было выложено: «Вы, может, и воскресите очередное чучело, а кто воскресит вас?» - Пора садиться за стол! – Объявила Лорелей. Просиявший Игорь тут же занял стул подле неё, когда Родерик Терпин и Виктор Франкенштейн двинулись к месту действа с видом гладиаторов. Если бы в этот момент грянула пафосная музыка циркового оркестра, Лорелей ничуть бы не удивилась. - Надеюсь, господин инспектор не будет биться в религиозном припадке от наших манер. – Включил Виктор чревовещание. - Разве что у вас пена изо рта пойдет от традиционной еды. – Пресек попытку нападения Терпин. - Я не настолько плохо готовлю. – Лорелей угрожающе постучала ложкой по котелку с кашей. Плум-порридж* дымилась в тарелках, маня аппетитным запахом. На продолжение словесной перепалки требовались силы, так что отказаться никто не рискнул. Только Родерик с сомнением проверял содержимое ложки. - А на каком мясе делался бульон для каши? – Рискнул уточнить он. - На вполне живом и плохо бегающем. – Расплылся в улыбке Виктор. - Ну, сейчас оно точно не бегает! – Вставил Игорь, стараясь свести диалог к шутке. Дымящаяся масса вдруг отчетливо напомнила, как шипят поджаренные туши на столе Франкенштейна. - Хорошо бы при жизни оно бегало на четырех ногах. – Аппетит у Родерика окончательно пропал, в то время как Виктор уже успел опустошить свою миску. Враги встретились взглядами. Настал напряженный момент тишины, нарушаемой только треском свечек. - Кому пудинг?! – Разрушила атмосферу Лорелей. Изготовившиеся к пылкой тираде дружно подскочили и синхронно подставили тарелки. - Вот это дрессировка! – Умилилась Лорелей, нарезая крупные куски. – Осторожно, внутри сюрпризы!** - Надеюсь, никто не сломает зубы. – Выразительно прошипел Франкенштейн. – Услуги хороших докторов нынче дороги. - Дипломированных докторов. – Отозвался Родерик, вызвав у Игоря желание расчертить салфетку и начать записывать очки. Пока Штраусман пребывал в мечтах, жуя пудинг, на зуб попался твердый предмет, тут же отвергнутый организмом в сторону Виктора. - Я польщен. – Съязвил Франкенштейн, ловя снаряд. – О, наперсток. Не выйти тебе замуж в этом году! - Уверен, вы скрасите его участь. – Вкрадчиво отозвался Родерик, во избежание травм разделывающий пудинг с таким норовом, что Виктор задумался о Потрошителе. - О, ну надо же! – Лорелей сноровисто выудила из своего куска монету и широко улыбнулась мужчинам. – Интересно, как я разбогатею. - Только органами не торгуйте. – Будничным тоном произнес Родерик, обнаруживший пуговицу. Виктор, предчувствуя нехорошее, ловко вытащил кольцо. Предназначалось оно явно не ему, и по лицам присутствующих это было заметно. - Что ж, посмотрим что за прелестная особа… - Неуверенно начал он, позабыв о своем недоверии к приметам, религии и всему антинаучному. - …мне повстречается. - И хорошо бы на этом свете. – Подытожил Родерик. Терпение Лорелей лопнуло. Погрустневший Игорь опомнился только когда она встала, с грохотом собирая посуду. - Пудинг был чудесный. Прошу меня извинить. – Поспешил откланяться Родерик. Которого мутило от мысли о сомнительном происхождении бульона и общества Франкенштейна в целом. - Я провожу! – Расплылся гиеной Виктор, но Игорь невзначай наступил другу на ногу и инспектора проводил его душераздирающий вой, что несказанно грел душу. - Буду молиться за вас! – Едко пообещал он на прощание. - Точно буду икать. – Простонал Франкенштейн. Дальнейший вечер прошел без нареканий. Лорелей обрадовалась серьгам, изящно упакованным в старый носок согласно традиции. Фракенштейн дорвался до алкоголя, но сон свалил его прежде, чем остальных нервный срыв. И только проводив Лорелей, Игорь рискнул разбудить друга. - Не решился вручать при всех. – Таинственным шёпо

том сообщил он, вытаскивая откуда-то ящик. – Я подумал, год обезьяны… - Лучше! Труп обезьяны! – Глаза Франкенштейна загорелись адским пламенем, а опьянение как рукой сняло. - Игорь, за работу! *Плум-порридж – овсяная каша на мясном бульоне, в которую добавляли также хлебные крошки, изюм, миндаль, чернослив и мед и подавали на стол очень горячей. Традиционное Рождественское блюдо. ** В рождественский пудинг клали 4 предмета: монету, наперсток, пуговицу и кольцо. Позже, когда пудинг ели, каждый найденный в пудинге предмет имел свое значение. Монета означала богатство в новом году, пуговица - холостяцкую жизнь, наперсток для девушки означала незамужнюю жизнь, кольцо - замужество (женитьбу).