Эрос и Танатос: Комедия в трагедии

Вилле был изрядно туповат. В детстве. В некотором одном определенном смысле. Да, в этом самом. Пока его одноклассники встречались, влюблялись, обсуждали одноклаccниц и телок постарше, а некоторые даже уже имели сексуальный опыт, он в основном тусовался в гараже матери Миге, с Линде. Миге никогда не спрашивал его почему у него нет девушки. У Миге не было девушки, хоть он и был на два года старше. Он был светлый, полноватый, харизматичный и волосатый, и читал Лавкрафта наизусть. Мама Миге говорила: "Микка, если ты не перестанешь читать своего Лавкрафта, то девушка у тебя никогда не появится". - Почему? – обиженно спрашивал Микка. - Потому что это безумие и сатанизм! Я пыталась это читать, это же ужас какой-то… - “Где кончается безумие и начинается реальность?” *– словами любимого автора кротко вопрошал Микка. Вилле стоял в дверях рядом с ним, потому что он вернулся из школы, и они должны были поехать в город попялиться на музыкальные инструменты. Предполагалось, что Миге возьмет у матери машину. Он не хотел слушать разговоров о личной жизни Миге, просто так получилось. Он чувствовал себя неудобно. - Ровно в этой самой твоей книжке, - говорила мама Миге, - прямо на странице номер один. - Мама, там заключена истина. “Проявлением наибольшего милосердия в нашем мире является неспособность человеческого разума связать воедино все, что этот мир в себя включает…”** - О, господи. Замолчи. - “…Мы живем на тихом островке невежества посреди темного моря бесконечности, и нам вовсе не надо плавать на далекие расстояния”, – продолжил фразу Вилле. *** - Вот, Вилле меня понимает, - сказал Микка. - Внуков мне твой Вилле будет рожать? Вилле испуганно вжал голову в плечи и округлил глаза: - А чо сразу я? Я просто за Миккой зашел, мы в магазин собирались. Музыкальный. - Что вам там делать? У вас денег нет. - Смотреть, - сказал Миге с выражением. - Смотреть, - кивнул Вилле, тоже с выражением. - Вы уже на прошлой неделе смотрели. - Мама, ты ничего не понимаешь. - Ну конечно, куда уж мне! - И чего женщины все так носятся с этими детьми? – пробурчал Микка мирозданию, надевая ботинки и пыхтя. Мироздание не ответило, зато ответила его мать: - Это ты меня спрашиваешь? Ты? Мой сын? Свою родную мать? - Миге, мне кажется, мы только что потерпели сокрушительное логическое поражение в этом столкновении мировоззрений, - тихо и ласково пихнул друга под коленку Вилле - так, что Миге чуть не упал. - Да заебал так делать, дебил! - МИГЕ!!! - Упс, - захихикал Вилле. - Пошли. Отсюда. Оба. Сейчас же! – махнула рукой на все попытки воспитания родительница Миге. - Мам, а машинку можно взять покататься? – быстро вставил Миге. С другими парнями Вилле тоже тусовался. С одними его объединял скейт, на котором он в то время довольно-таки неплохо катался, и Фифти-сент. С другими - любовь к регги и растафарианское причастие с запахом травяного сиропа от кашля. С первыми он катался и некогда было особенно пиздеть не по теме, вторые в принципе были малоразговорчивы. Они слушали регги и курили траву. Невозможно разговаривать о какой-то ерунде, когда куришь регги и слушаешь траву. Или наоборот? Били его относительно редко. Вилле носил дреды, майку с Блэк Саббат и широкие рэпперские штаны. Пока потенциальные противники соображали, за какую конкретно неправильную жизненную позицию стоит ему въебать, он, как правило, успевал убежать. На всякий случай, впрочем, несколько раз в неделю он еще ходил на дзюдо. Он было принялся тренироваться на младшем брате, но по-семейному хитрый и самолюбивый пиздюк пошел в школу кикбоксинга, и интерес к физическому насилию над родственником у Вилле уменьшился обратно пропорционально спортивным успехам Йессе. И тем не менее, зеленый пояс по дзюдо, определенно, был хорошим подспорьем в школьных диалогах Вилле. А, Линде.... с Линде они в принципе не разговаривали. Нет, у них все было хорошо. Они смотрели одни фильмы, дрочили на одних и тех же телок, судя по склеившимся на одних и тех же страницах старым порно-журналам, которые Вилле таскал за ненадобностью из магазина своего отца, и которые хранились в местах их репетиций. Они слушали одну и ту же музыку, Линде быстро научился снимать на слух и повторять любой из понравившихся им гитарных рифов. Просто Линде, видимо, вообще не умел разговаривать. Ну то есть умел, но ему это не было нужно. В школе его дразнили за это, но Вилле все время лез за него драться, потому что Линде был его друг, и никто не имел права поднимать на него руку. Тихоня Линде в такие моменты оправдывал поговорку о том, что “в тихом омуте черти водятся”, потому как в критические моменты впадал в состояние берсерка, начинал ломать все подряд и бросаться с этим на обидчиков, грозя нанести серьезные увечья, в итоге это всем надоело, потому что было совершенно не смешно, и от них отстали. Но девушки у Вилле не было. Ну то есть он познакомился с кем-то у кого-то в гостях, для приличия поволочился за ней, потому что вроде бы так было надо, потому что все так делали. Потанцевал с ней на школьной дискотеке, и даже поцеловался. Потом даже с языком. Зачем он это сделал он так и не понял, но надеялся, что выглядел круто. Самое страшное в его неопытности оказалось впрочем не это. Самым страшным оказалось то, что он проморгал тот момент, когда один из его друзей стал значить для него больше, чем он должен был бы себе позволить. Он просто не заметил как и когда это произошло. Точнее он заметил, но оно уже произошло, и он уже ничего не мог изменить. Если бы он подумал об этом заранее, он был бы осторожнее. Но он не был. Была поздняя весна. Что уже симптоматично. Солнце садилось поздно. Было тепло и времени было до хрена, денег не было ни хрена, пойти было совершенно некуда и делать нечего. Мать Миге пришла со смены и легла спать, и выгнала их из гаража, потому что от их “тынц-тынц” у нее, по ее собственному выражению, уже кипели мозги. Была очередь Линде делать домашнее задание, они с Вилле считали лишней тратой времени делать задание каждый раз одному, потому что учились они в одном классе, потому делали их через день. Сегодня была очередь Линде. Ну зато у них с Миге была их река. И один косяк на двоих, но, сука, забористый. Неизвестно, косяк ли был в этом виноват, или критический недостаток серого вещества в мозгу, когда он не мудрствуя лукаво спросил: - Миж… - Чо. - А целоваться по-французски – это клево? - Виль, ты ж не олигофрен, да? - Кстати, не факт, - сказал Вилле, - я не уверен. А я проверялся? - Сколько тебе годков, мальчик? - Шестнадцать. Будет. Наверное. Вообще эта формулировка всегда казалась мне необоснованно оптимистичной. - Ты прав, - сказал Миге. - И чо? - Что и чо? – удивился Миге. Пьянящий запах травы дурманил голову. Он затянулся косяком и передал его Миге. - Я имею в виду, я столько думал, столько…меч...тал…а…получилось…как-то херово. Я так короче и не понял зачем. Я дурак наверное, да. Вилле завис, глядя на текущую воду Вантанаайоки. - Может ты не так чо делал? – спросил Миге. - А я знаю? – удивился Вилле. - Подержи косячок, - сказал Миге серьезно, Вилле подхватил его левой рукой. Миге развернулся в пол-оборота и лизнул рот Вилле широким языком плашмя. Вилле на вдохе засосал его. Вот тут он как-то сразу понял, в чем чертов цимес. Так же вспомнил, что когда дрочил один из разов в своей постельке, почему-то, по странному капризу фантазии, вдруг представил себе, что кончает на пушистый рыжеватый животик Миге. И это дало такую главную дорогу потоку его потенциального генетического материала, что ему самому было долго потом неудобно. Он вообще не думал, что волосатый мужской живот может его так возбудить. Он вообще даже забыл стыдливо об этом - до того момента, как язык Миге нелепо искоса не въехал ему в рот. Вилле обхватил руками его голову, открывая свой рот ему навстречу. Засасывая язык и чувствуя, как от ощущения чужого тела его собственное тело разбрасывает на молекулы, затем собирает воедино. Вот в этот момент он почему-то понял, о чем этот самый ебаный французский поцелуй был. Он схватился за Миге, примерно на секунду он был счастлив. Примерно секунду, две, пять или десять. Конечно, у него радостно привстал в ответ. Вилле сжал голову Миге сильнее, прижимая к себе. Он чувствовал запах его кожи, его волос, жар его тела, ему было просто плохо... или хорошо? Этот вопрос сложнее всего было решить. Медленное теплое движение языка, которое было такое, словно он лизнул его в самое… эм…ну, скажем так, сердце. - Ты чо, пидор что ли? – удивленно отстранился Миге. Аккуратно, но настойчиво отталкивая его от себя. Вот это поворот. Вилле бросило в краску от ужаса и стыда, и парализовало мозг тем, что он не мог ничего ни сделать, ни сказать. Он как-то, признаться, не подумал, что Миге правда понял его в самом прямом смысле. Вилле как-то не подумал, что он будет его целовать, если он не хочет этого. - Эээ…меее….мееее….муу… - промычал он и быстро сел, прижимая коленки к подбородку, чтобы Миге не дай бог не заметил критическое изменение линии бикини на его штанах, если можно так выразиться, - нет. Я думал ты. - Хаха, - сказал Миге, - курить будешь? - Расхотелось что-то, - сказал Вилле. Отрицать что-то, или пытаться загладить было глупо и даже трусливо. Он был уверен, что Миге все понял. Ему внезапно расхотелось вообще все на свете. Даже жить. Ну может не так радикально, но вскоре он, сославшись на занятость, тихо от Миге свинтил, размышляя о своей судьбе лузера. Миге тактично не последовал за ним, чем еще понятнее выразил свое отношение к произошедшему. Тактично делая вид, что ничего не случилось. Самое противное, что на следующий день Вилле тоже надо было зайти за Миккой. Перспектива была препаршивейшая, но если бы он после всего этого зассал, она бы стала еще более мерзкой. Так что после падения с разлету мордой в навоз, ему пришлось строить еще и радостную физиономию, что типа, а ничего не случилось. Хуле, ладно, значит ничего не случилось. А что, собственно, случилось? Он позвонил в дверь. Дверь открыла мать Микки. - Драсти, - сказал он, - а Микку можно? - Конечно, Вилле. ЭЙ, МИККА! - крикнула она вглубь квартиры, - как ваши совместные изучения Лавкрафта? – любезно спросила она. Вилле так о многом подумал за время ее вопроса, что это было просто невозможно передать в трех словах. Поэтому он ответил достойно: - “Пнглуи мглунафх Ктулху Р`лайх угахангл фтагн” **** - Фтанг? – с сомнением переспросила мать Микки. - Фтагн, - тактично поправил Вилле. - Вы сильно прогрессировали с прошлой недели, молодой человек, - сказала мама Миге. В речи ее, разумеется, находилась изрядная доля сарказма. - ЧО МАМ?! - Тут тебя Ктулху, - сказала мать, - фтагн, - и отошла от двери. - Фигасе. Что ты сделал с моей матерью, подонок? - весело спросил Миге Вилле. - Гы, - мрачно сказал Вилле, и поскакал по ступенькам вниз. - Куда пойдем сегодня? – Миге поскакал следом. - Похуй. - Че ты ебнутый какой-то сегодня? - Я нормальный. - Не ну так-то да, ты всегда ебнутый. Но сегодня какой-то странный. Странноебнутый. - Отъебись от меня, - сказал Вилле. - ХУЛЕ ТЫ ВЕДЕШЬ СЕБЯ КАК БАБА?! – возмутился Миге на последней ступеньке, и ровно на ней же его челюсть встретила Виллевский кулак на развороте. Миге даже не поверил себе на секунду, отчего у него звезды засверкали перед глазами, Вилле ударил его прямо в лицо. Миге догнал его у самой двери, заломил ему руку за спину и тихо сунул мордой в стену. Нет, не об стену приложил, а просто прижал - он был крупнее, ему было не сложно. - Какого хрена, Вало? – тихо спросил он. Очень тихо. Это значило обычно, что Миге разъярен, как сам сатана. Вилле, признаться, немного испугался даже. - Блядь, - в сердцах ляпнул Вилле, до него внезапно стало доходить, что он сделал что-то не так. - Нельзя бить друзей по лицу, - сказал Миге. - Прости, - сказал Вилле, - ударь. Миге молча сунул ему кулак в подбородок - не столько больно, как в воспитательных целях, но Вилле все равно пошатнулся. Несмотря на острый приступ ярости и обиды, которую он автоматически при этом испытал, он, скрипнув зубами, сдержался. - Друзья? – спросил Миге. - Друзья, - сказал Вилле. На этом разговор между ними был на сегодня почти закончен. Они дошли до гаража в молчании, молча порепетировали. Когда начало темнеть, Вилле собрался домой. Странно, но Миге сказал, что его проводит. Вилле пожал плечами, но возразить не решился. К тому же вдвоем идти было все равно веселее, они даже поговорили на обратном пути. В основном по делу. Но все равно. - Ну пока, - сказал Вилле и повернулся, чтобы войти в дверь. - Вилле, - позвал его Миге. - Что? - Стой. - ЧТО. - Стой, что! Миге подошел к Вилле со спины, резко повернул лицом к себе. - Я, наверное, обидел тебя, - прошептал он, - я не хотел. Вилле доверчиво уткнулся ему мордой в плечо. Он не знал, что он по этому поводу думал или чувствовал. Он вообще уже ничего не знал. Просто уткнулся мордой в плечо Миге, а тот гладил его по голове медленно. Он бы может и хотел бы обидеться, но тогда он бы не мог бы так стоять, засунув голову Миге в плечо. И еще ему нравилось, что тот извиняется перед ним и гладит его по голове. - Педики-медведики, - сладострастно сообщил до боли знакомый голос у Вилле за спиной. До упоения радостно и сладко. Этот голос мог принадлежать только одному человеку в этой Вселенной. - Йессе! - Я за тебя мусор выношу второй день, - сказал Йессе. Он и вправду стоял у подъезда с мусорным мешком. Мелкий, белобрысый, носатый пацан в трусах ниже колена и майке, - если ты завтра не вынесешь мусор за меня, я расскажу папаше, что вы тут с Мижкой обнимались. - Вот мудло, - сказал Вилле, с неохотой расторгая объятия с Миге. - Сам ты мудло, - сказал Йессе, волоча мешок по асфальту, - хоть бы раз спасибо сказал, что я за тебя работаю, как раб на галерах. - Ты младший, тебе положено, - сказал Вилле, - знаешь, вот бывает так, что просто не повезло. Вот тебе не повезло. - Расскажу-у-у-у-у-у, - сказал Йессе из-за угла. - Решу тебе шесть задачек по математике. - Да ты демон! - Што, откажешься? - Семь. - Мусор до конца недели будешь выносить. - Я чувствую, что меня вынуждают принять невыгодные условия, но я еще маленький и доказать не могу... – хихикая, сказал Йессе и потащил пластиковый мешок по асфальту к мусорному контейнеру. Вскоре после этого Миге забрали в армию. Вилле не забрали, потому что астма. Он как раз загремел в больницу с жутким обострением, потому что он посчитал, что он лучше знает, как ее надо лечить. Более того, гормональные противовоспалительные препараты он посчитал излишним принимать. Гормональные противовоспалительные для слабаков! В итоге, его госпитализировали в критическом состоянии. Линде закосил под психически больного. Ему было не сильно трудно, он просто был собой. Странно, но Миге почему-то был принят в служение Родине с радостью. Вилле и Линде наедине немного, честно говоря, удивлялись. Наверное, был большой недобор в этом году. Конечно они напились Коскенкорвы на проводах, так что Вилле потом практически вполз в дом на четвереньках, ну по крайней мере пару раз на лестнице упал, и даже для красоты картины блеванул на каждом этаже. И поклялись, как невесты, с Линде ждать Миге из армии, и без него ничего не делать. Ну в том ансамбле, который организовался у них троих. И который пока никак не назывался. Целибат свой они блюли как могли. Они потратили две недели, чтобы записать на слух слова композиции Криса Айзека, еще три недели, чтобы записать все инструментальные партии. Вилле записал ударные, еще бас и вокал, а Линде выложил душу на гитаре. Получилось на их взгляд неплохо, но они хотели прежде, чем выпускать это в свет, показать это все Миге. Без его одобрения это выглядело для них детской игрой. Кстати, еще раз о целибате. Тогда же как раз Вилле познакомился с Хиили. Ну то есть, вообще-то они уже были знакомы. В смысле уже встречались год назад на каком-то концерте, но лично особенно не тусовались, потому что был же Миге. Да и вообще как-то потому что. А в этот раз Вилле чувствовал себя, как не пришей пизде рукав, потому Хиили, вовремя произнесший магическое заклинание: "Пива хошь?", оказался очень кстати. - Мы с тобой виделись тут, на той тусовке, - начал он. - Меня зовут Хиили Хиилесмаа. - Я Вилле Вало, - сказал Вилле. Он, правда, не помнил на какой, но у него не было причин подозревать собеседника в дурном замысле. Если он помнит, значит так и было, наверное. - У меня денег нет на пиво, - сказал он, - и мне шестнадцать лет. - То есть, ты не пьешь? - То есть, я хочу выпить, но мне никто не дает, - прямо сказал Вилле. - Мы с тобой друг друга поняли, - сказал Хииле и ушел, - потом вернулся с четырьмя стаканами пива, чем сразу доказал свою человеческую привлекательность в глазах Вилле.. на тот момент, по-крайней мере. - Ты басист? – поинтересовался Хииле. Вилле пожал плечами, присасываясь к живительной влаге. Здравствуй мир шоу-бизнеса для новичка. Иногда, раз в месяц, тебе обламывается одно бесплатное пиво за все твои кровавые мозоли. - Я никогда раньше не видел, чтобы пацан играл на шестиструнном басу, - влил свою порцию елея в его уши Хииле. Пиво растворялось в пузе и давало легкое ощущение невесомости, потому Вилле не заметил его лесть, - я тебя потому заметил тогда, - сказал он. - Я на разных инструментах играю, - сказал Вилле, - лучше всего на ударных и на басу. Почему-то признаться в том, что он – солист их группы с Миге и Линде, ему показалось как-то слишком самонадеянным и неприличным, - я в нескольких группах играю, - сказал он. Через полчаса и еще три кружки пива он, стыдливо краснея, признался, что еще немножко и поет в одной. И что если его другу, когда он придет из армии, понравится, что они записали, то он, может быть, хотел бы это кому-то показать. - Другу? – переспросил Хииле. - Другу, - сказал Вилле. Если коротко, то Вилле ему дал. Отсосать. Прежде всего. Случилось сильно странно. Все было странно. Они болтали, Хиили сразил Вилле своими познаниями в музыке, той всей, которая была НЕ металл. Техно, группы восьмидесятых, синти-поп и так далее… он был чертовски хорош в синтезаторной попсе. Вилле это навилось. Он открыл для себя Дюран Дюран и Депеш Мод…это стоило того. Всмысле, это стоило их общения, они слушали какие-то редкие записи, сделанные на коленке, никому не известных групп, выискивая что-то интересное, где ни один нормальный человек ничего интересного найти в принципе не мог, смотрели старые концерты часами увлеченно, в общем, занимались ерундой, которой занимаются все упоротые меломаны. Вилле часто стал ходить к нему в гости. Они даже сняли каких-то телок, чтобы послушать Депеш Мод и Дюран Дюран. Вилле уже потом понял, что телок Хииле снимал с задней мыслью. Ему и вправду казалось, что Хииле снял телок для них обоих. Он, правда, испугался этого, но виду не подал. К чести Вилле, он не сильно возражал, когда присутствие телок сменилось минетом. Минет делали ему. Честно говоря, он был не в той позиции, чтобы возражать, если вдруг кто-то поласкает ртом его пипиську. Точнее так, он бы хотел видеть того идиота, кто бы…. Ну вот, идиот возник, и это оказалось так завораживающе. Ну, баба бы ему точно бы не отсосала бы, он просто даже и не знал, как предложить. А вот его новый знакомый сосал. Сосал чувственно и старательно, облизываясь и причмокивая, как в гей-порно. Нет, это тоже Вилле смотрел. Он просто не мог понять нравится ли ему это, или нет. Он смотрел на усердно причмокивающую при каждом движении голову Хииле и понимал, что никогда в своей жизни не захочет ему вдуть. Хотя хлюпал слюнями он очень веселенько. В сущности, в этот самый момент, когда Хииле оказался между его ног, Вилле решал вопрос, который редко поднимается в большой литературе, но часто возникает в жизни. Вилле очень хотел, чтобы ему кто-то отсосал. Ну просто чтобы понять, как это. Но в тот момент, когда ему кто-то начал сосать, Вилле точно понял, что больше всего на свете бы он бы хотел, чтобы это был кое-кто другой. И совсем не потому, что светловолосый мужчина был так плох. Вилле мало понимал конечно в этом деле, но вроде бы выглядело так, что он был неплох. Он просто был несколько разочарован, потому что тот поцелуй с Миге, от которого он едва не кончил себе в штаны, произвел на него значительно большее впечатление. Очень неудобно обижать человека, который стоит перед тобой на коленях, изображая гей-порно-диву, потому Вилле задумчиво поковырял в носу. Потом закрыл глаза и попытался сосредоточится на тактильных ощущениях. Хуй у него, конечно, стоял. Хуй у него в то время практически всегда стоял, но особенной внутренней динамики в его жизни он не замечал. Он испугался собственных мыслей, потому что если он начнет сейчас об этом думать, у него вообще упадет. Ему не хотелось выглядеть нелепым неумехой в глазах Хиили. Он подхватил свой хуй под основание, надеясь, что привычное прикосновение знакомой руки сработает как обычно, когда он занимался собой сам. И вскоре его развезло. То ли упорство индивидуума сработало, то ли знакомое прикосновение, то ли мелькнувшая в мозгу сладостная картина обконченного, залитого своей же собственной молофьей мохнатого мягкого дружеского животика, но парень задышал часто-часто, выгнулся и внезапно кончил старшему в рот. Хиили подавился, подался назад, Вилле прикрыл рот рукой, хихикая: - Упс, сорри, - разумеется, стоило бы предупредить, но он как-то совсем забыл о Хиили, - я не нарочно…хихи, прости.... - Да ладно, малыш, - сказал Хиили. Ему даже польстила такая неожиданная страстность своего нового любовника. Потом Вилле стало как-то неудобно от этого всего. Никакой нежности к Хиили он не чувствовал, хотя чувство благодарности за то, что кто-то обработал его по этой теме, переполняло. Это самое чувство благодарности позволило ему даже изобразить какой-никакой чувственный и страстный поцелуй на прощание. Забрал у Хиили бутылку Коскенкорвы, выжрал в одну харю по дороге. Ему казалось он совсем даже не опьянел. Просто почему-то он несколько раз упал по дороге. Было уже утро, к сожалению, и мама уже проснулась, и встретила его, так сказать, с нетерпением: - Вилле, - серьезно сказала она, - а ты вообще в курсе, что домой можно приходить не на четвереньках? - Мама, я больше не… не…де…ф…с..твеннник, - сказал сын, съезжая по стене. - Я стану бабушкой? - сквозь зубы спросила мать. - А? Хаааааа.....ХИИИИ-хииииихииииииииии.....хахааахааааа, – закатился на полу надежда и опора семьи - пьяный в жопу старший сын, - черт побери, да не дай бог…хахахахааааааа.... Вот это был бы номер, если бы....ха-ха-хааааа. - Вилле, ты настолько пьян, я с тобой даже разговаривать не хочу. Иди проспись. - Маа - дам, а........ввы не подскаже-те....к-де....моя…к-комната? Нееее ну не надо за шкирку тащить.......бля, ну так же больно же….я не матерюсь…я… В общем, как-то все приблизительно так и случилось. Конечно, на следующий день Вилле жалел о своем сексуальном опыте, но это, скорее всего, была просто алкогольная депрессия с чувством вины. Хиили позвонил ему ближе к вечеру, и Вилле рассказал про свое фееричное возвращение. Оба поржали, и Вилле подумал, что в принципе человек-то, вообще-то говоря, Хиили очень даже и неплохой. Еще через пару дней, во время утренней ленивой дрочки, он подумал мысль. Ну, такая мысль в принципе может прийти в голову только при утренней ленивой дрочке. Он подумал, что раз уж Миге его отверг, а Хиили был так прост в общении, и в общем, не требовал от него ничего, то почему бы не воспользоваться ситуацией дальше. По-крайней мере, его самооценка в его собственных глазах очень сильно возросла от всего произошедшего. Оказывается, все было не так плохо, и он вызывал желание в ком-то настолько, что тот был готов тупо встать на колени и его ублажить. Это было интересно. Он знал, что он бы сделал это для Миге. Он вообще пару раз едва не сделал это, и только лишь мысль о том, что он будет жалеть потом об этом всю оставшуюся жизнь, его остановила. Он бы не хотел потерять Миге как друга. Это было даже здорово, что Хиили оказался в него влюблен. Да, определенно здорово. Когда Миге уже вернулся из армии, Вилле даже завел себе своего рода оригинальное развлечение. Трахаться с Хиили на абсолютно холодную голову, и радостно дружить с Миге. Ему почему-то доставляло извращенное удовольствие не чувствовать ничего во время секса, кроме собственно секса. Это давало какое-то упоительное ощущение свободы и воли. Хотя бы над самим собой. И Хиили был милый, да. Они на самом деле подружились. Потом они выступали в клубе как-то и встретили женщину, которая повлияла на их судьбу, можно так сказать, так же почти сильно, как их матери. Силке. Иностранка, замужем за финном, менеджер в шоу-бизнесе. Они неожиданно сильно ей понравились, хоть она и три часа ржала над Вилле и тем, что он предпочитал петь стоя жопой к зрителям. - У тебя хорошая жопа, Вилле, но поверь моему опыту, аудитория так-же иногда хотела бы видеть и твое лицо. Вилле очень смущался, но Силке ему понравилась. Она была такая - простая в общении, почти как пацан, хотя и девушка вроде бы. Ну может быть преувеличением было бы сказать, что она вела себя как мать, но однозначно как старшая сестра. Они с Миге обсуждали это. В принципе, у них обоих она вызвала доверие и авторитет. А они понравились Силке. И это оказалось действительно судьбоносным. Дело было даже не столько в том, как она умела договариваться, а в том, что она же познакомила их с женой Сеппо, Сеппо - легендарного менеджера Hanoi Rocks - они и в самых своих буйных эротических мечтах бы не мечтали получить, однако, вскоре она взялась за их продюсирование. Вилле с Миге тогда напились, хотя у них обоих тряслись руки. Это было совершенно невероятно, но, кажется, предприятие их жизни получило шанс прорваться хоть куда-то выше уровня клубного финского андеграунда. Ясно было, что это все еще далеко не факт, но черт побери, им выпал шанс! Потом Вилле познакомился с красивой девушкой. И она ему почему-то дала. Это было какое-то совершенно неожиданное и удивительное совпадение, и он точно сказал себе, что это он не проебет. Она. Его заворожило все. Начиная от ее красивых блестящих черных кудрей и глаз, заканчивая мокнущей во время полового акта пиздой. Оказалось, что мать-природа распорядилась значительно разумнее по части смазки и удобства сношения, чем ему представлялось ранее. Сосала она, конечно, хуже чем Хиили, по сути сосать она вообще толком не умела, попытки изобразить страсть в обхвате головки его хуя, который он сам лично далеко не считал особенно большим, но ебать ее ему нравилось по целому ряду эстетических причин. Ему правда нравилось ее тело, ему нравилось ее лицо, страсть, которая мелькала в ее чертах и глазах. Он правда не успел понять вовремя, что это страсть не к нему, а просто, так сказать, ее общечеловеческая харизма. Ему нравились ее ножки, губы, пальчики, но более всего ему нравился он сам себе с ней. Семья отнеслась к нему разом очень серьезно, когда он привел девушку знакомить с родителями. Это словно разом перевело его с одного левела игры на другой, более продвинутый. Внезапно с ним стали считаться как с мужчиной, а не как с мальчиком. Линде с Миге внезапно стали с ним очень уважительны и обходительны. Он словно заслужил то уважение, которого не было у него до. Это кружило голову не менее волос, лица, письки и ножек любимой. Он практически посчитал себя сверхчеловеком. Хиили немного расстроился, что он завел себе девушку, но....там случилось такое дело, что Сеппо отобрал проект у жены себе, и они впервые начали профессионально писать альбом. Вилле чуть с ума не сошел от открывающейся ему возможности стать таким же крутым, как его кумиры: Оззи, Кисс и Депеш Мод, и фактически он переехал в студию звукозаписи. Он там дневал и ночевал, и боялся упустить хотя бы момент. Хиили ржал над ним, как больной. - Ты жрешь какое-то пластиковое гавно и спишь на удроченном засаленном диване. - Я не дрочил на этот диван! – говорил Вилле. - Ты ебнутый, - говорил Хиили. - Да, - соглашался Вилле на полном серьезе. Хиили нравилась его самоуверенность. У него такой не было. Ему было интересно, что из этого может получиться. Девушке не очень нравилось, что он предпочитал ночевать на диване в студии. Во-первых, она ему не верила. А у него почему-то вдруг не хватило красноречия донести до нее, как ему важно то, что он теперь делает. Ну а у нее, очевидно, не было желания его понимать. Как это часто случается в конфликтах между полами, у них были разные цели. Она продавала свою пизду подороже, а он был лохом, который думал, что она, как и он, ищет свою любовь и страсть. Определенно, ей нравились те моменты, которые давала ей его какая-никакая известность. Тусовки, фотосессии, концерты и должность королевы были просто прекрасны. Квартира и его одержимость ей тоже были ничего, но денег вечно не хватало. Он вечно считал, что деньги нужно вкладывать в то предприятие, что он затеял. В запись, промоушен, рекламу и прочее, потому что, по его словам, это стоило очень дорого, но это надо было делать. Кроме того, он ни словом не стремился довести их союз до логического конца, сиречь, хотя бы гражданского акта согласия на супружескую жизнь. Она довольно быстро решила, что Вилле – ничего не стоящий распиздяй, который не стоит потраченных на него лучших годов, и что он никогда не вырастет во что-то стоящее. Он совсем не знал женщин. Он совсем не понимал и даже не думал, что нужно как-то ее вообще особенным образом понимать. С его точки зрения – он любил ее больше, чем себя. Когда она позвонила ему и сказала, что кто-то напал на их квартиру, он бежал до квартиры бегом, потому что на транспорте было бы дольше, он готов был жизнь отдать за нее. Потому что ему показалось, что ну а как? Как еще могло быть? Как это свойственно многим неопытным молодым мужчинам, он принял вранье и манипуляцию за правду. Желание получить раба, который будет до конца жизни обеспечивать и подкреплять поддержку в том, что она как женщина состоялась – за любовь. Ну у нее же были такие красивые волосы, ножки и писька. Это должно же было быть правдой. Довольно скоро она решила, что Вилле – отнюдь не принц ее мечты, и точно поняла, что она сможет продать себя выгоднее. Она бросала его, когда он занимался работой и забывал о ней, она возвращалась, если он давал ей деньги на то, что ей нужно. Он не понимал, чем он ей плох, потому что она, естественно, ему этого и не говорила. В какой-то момент они с ней окончательно разругались и даже разъехались, разделив имущество. Она съехала с его квартиры, забрав все, что было приобретено с ней. Вилле ожидаемо почувствовал себя лохом, который проебал отношения. Он пытался как-то извиниться, как ему казалось, и пытался как бы хоть как-то наладить, но внезапно понял, что он не в силах это сделать. Может он был слишком слабым, и она была права в том, что он просто не был мужиком в том смысле, котором она бы искала такого себе. Вилле было сильно не по себе. Он слег с какой-то адской температурой и гриппом. Любимая астма не могла не обостриться на фоне стресса, и загнала его в любимый треугольник лекарств, чтобы не просыпаться ночью, задыхаясь, и не в силах вдохнуть и выдохнуть. Смешная была эта болезнь, астма. Днем, как правило, он чувствовал себя нормально. Вел себя как прямо человек, и ложился спать, а потом посреди ночи, каждую ночь, просыпался, не в состоянии дышать, вдохнуть или выдохнуть, в холодном поту, потому что тут же включалась паника, которая делала все только хуже – чем больше он нервничал, тем дольше был момент, когда он мог вообще успокоиться и прийти в себя, когда вдохи и выдохи переставали быть хрипами, каждый из которых обещал стать последним. Смешно было сказать кому-то, что он мучался от кашля – ребята ржали как правило, а он боялся заснуть каждую ночь. Ложился как был, так сказать, при параде - если сдохнет, то хоть не в труселях со спанч-бобом, или вовсе без них. Просто потому, что сложно объяснить ту паническую атаку, которая накрывает тебя, человеку, который не испытывает это каждую ночь, а каждый кашель провоцировал именно это. Над ним все больше ржали, а он привык молиться на каждый новый рассвет. Потому что там легчало. С утра было очень тяжело, потому что таблетки, которые ему прописали от астмы, понижали давление, к тому, что он не спал по пять часов ночью…от приступа до прохождения оного, он с утра едва находил себя. С кофе. А позже подключилось что-то покрепче кофе. Чуть-чуть. И кстати, блядь, он мог заснуть тогда. И когда он напивался, кстати, он мог спать. Когда он ложился спать трезвым, два тридцать ночи его будили приступом удушья, заставляя просыпаться и предпринимать какие-то попытки. А пьяным он спал до утра. Никто ему никогда это не объяснил. Но пьяным он спал до утра. Медицина, как говорится, была бессильна. Но страх смерти, которая может наступить каждую ночь, причем без всякого повода, проник в его внутренности так, как ничто другое бы не могло. Он как ебаный вампир – или что-то наоборот, праздновал каждый новый день. Потому что тупо понимал, что все еще жив. Он любил над этом шутить, и знал свой страх, но проблема оставалась с ним, особенно после расставания с девой его трепетных мечт, он свалился в проблему, что он просто не мог спать. Так случилось и в этот день… он просто боялся лечь спать трезвым и ужасно хотел напиться. Миге любезно навестил его с двумя бутылками виски и сказал, что хочет поддержать друга в тяжелой ситуации. Это было очень в тему. Собственно, именно с этого все началось. Вилле потерял контроль. Он был пьян. Иначе он бы этого не сделал. Он помнил, что этого не надо делать. Он дорожил своими отношениями с Миге, и это было бы последним бы делом проебать сейчас еще и их. Но он был пьян. На каком-то очередном высоко взятом градусе он опять полез к Миге. Какого черта он это сделал? Какого черта... *Говард Филлипс Лавкрафт «Морок над Инсмутом” ** Говард Филлипс Лавкрафт “Зов Ктулху” *** Говард Филлипс Лавкрафт “Зов Ктулху” ****Говард Филлипс Лавкрафт “Зов Ктулху” "В своем доме в Р'лайх мертвый Ктулху проснется в назначенный час".