Эрос и Танатос: Комедия в трагедии

- Золти?! – деланно обрадовался Вилле пришествию товарища по трудовому коллективу, вылезая из объятий с Бамом. - Милый, ты ли это… - Я, - сдержанно сказал Золтан, хоть и сверля глазами Вилле недовольно, - ли это. - Прости, мы тут немножко поеблись у тебя на кровати, - сказал Бам, потягиваясь сладострастно на своем ложе любви, словно мартовская удовлетворенная кошка, жизнерадостно хихикая, - но ты можешь лечь на кровать Линде. Вилле сел на кровати, лицо его было, несмотря на радостные интонации Бама, чернее тучи. Он тоже источал секс в буквальном и относительном понимании этого выражения, однако в отличие от большой кошки Бама, мурлычащей у себя за спиной, этот секс в его случае был агрессивен и нес в себе скорее угрозу, и ни черта никакого умиротворения. - Мне тут птичка на хвосте принесла, - хрипло и низко рыкнул он по-английски. Он сидел, широко расставив ноги, сцепив руки перед собой и опираясь на локти. Глядя куда-то в стену за кроватью Линде. - Кря-кря, - все еще смеясь сказал Бам. Прозвучало явно неуместно. И это рассмешило его еще больше. Он лежал и украшал картину как мог. Как вот только умел, так и украшал. Завел руку за голову и другой рукой с хрустом почесал подмышку. Он был голый, потому что он испугался угробить последние их общие с Вилле штаны. - ЧТО, ПРОСТИТЕ?! - потрясенный открывшейся картиной, спросил вошедший. - Ты садись, дорогой, - пригласил его Вилле, демонстративно не заметив того, что Юска ответил ему по-фински, - у нас с тобой до рассвета есть еще пару часиков. Золтан неуверенно и бочком присел на кровать Линде напротив Вилле. Не совсем напротив, конечно - наискось, у дальнего угла в ногах кровати. - А почему я должен разговаривать при нем? – снова по-фински спросил Юска, голос его ничем не выдавал его испуга, даже наоборот, звучал нагловато и вызывающе. Вилле поднял голову и посмотрел на него в упор, сузив глаза, как леопард перед прыжком. Юска на всякий случай оперся на правую руку, чтобы если что успеть отскочить в маленький коридорчик номера поближе к двери. Вилле продолжал молча смотреть на него, не двинув ни одним мускулом. И странно улыбаясь. Юска не решался смотреть ему прямо в глаза, чтобы тот не воспринял это как прямую агрессию. Вообще, в глубине души он считал, что Вилле в корне неправ, и это скорее он должен перед ним извиниться за произошедшее, но он был почему-то не готов ему это прямо сказать. Потому посматривал на Вилле краткими взорами искоса, низко голову наклоня. Ситуация была сюрреалистическая. Темное ночное небо словно бы полиняло где-то изнутри, тонкая белая полоска уже обозначила горизонт, стало быть это была еще одна бессонная ночь и так опостылевшие им всем предрассветные часы, означающие начало еще одного тяжелого рабочего дня. Полуголый, пьяный, потный Вилле, с размазанным по роже мейкапом, что не делало его, еб его мать, ни хуя смешным, а наоборот смотрелось угрожающе, как боевая раскраска аборигенов-каннибалов. - Ну, Юска, милый мой Юска, - продолжал Вилле так же по-английски низким, слишком низким для безмятежного голосом, - тебе же хватило ума ляпнуть кое-что при Бам-Баме, так что ты из себя теперь девочку-то строишь?! - Я никого из себя не строю! - Золтан вскочил с кровати, всплескивая руками, на всякий случай отходя к дальнему углу. - Да и что я такого сказал? ЧЕГО Я ТАКОГО СКАЗАЛ, ЧТО ТУТ КТО-ТО НЕ ЗНАЛ? И вообще, не переноси на меня свои проблемы! Если ты кому-то что-то не сказал, что был должен, я тут абсолютно не при чем!!! Разумеется, при исполнении этой партии, он перешел на язык Вилле, иначе бы она потеряла бы свой смысл. Против ожидания Юски, Вилле не потерял самообладание. Еще хуже того, похоже, его речь не произвела ни на кого в этой комнате никакого впечатления. Бам зевнул, громко подвывая, широко раскрывая пасть, уставившись в потолок. Вилле запустил руки в свалявшиеся взъерошенные волосы. Потом поржал над Бамовским зеванием, потому что не выдержал, и тоже зевнул. Со смехом шлепнул его по руке. Бама все устраивало. Золтан очень остро себя почувствовал не просто третьим лишним в этой комнате, но даже лишним в этой группе, и даже в отеле, и может быть даже в городе. Он надеялся, что Вилле о нем забыл. Но Вилле не забыл: - А чего такое все знают? - лениво потянулся он, - а, Юска? - Чего? - набычившись, спросил Юска. - Что ты пиздел всем обо мне и Миге, пидар? - сквозь зубы по-фински, зло кинул Вилле. И по тону и по матерной форме это сильно отличалось от его хорошо поставленной британской англоязычной вычурности. Золтан аж подскочил от того, как жестко по-гопниковски Вилле его прессанул. - Какой интересный у вас язык, - сказал Бам и загнул свою голую ногу так, чтобы коленка оказалась ровно под локтем сидящего на кровати Вилле. Вилле оперся на нее локтем, не возражая предложенной любезности. - Вилле, ты не должен со мной так разговаривать, - теперь в английском языке спасительное укрытие стал искать Золтан. Судя по голосу, он чуть не плакал. - Я тебе ничего не должен, - металлическим голосом отрезал Вилле, и добавил несколько эпитетов и существительных по-фински. - Витту — значит «пизда»! - гордясь своими познаниями в финском, повторил последнее слово Вилле Бам. Вилле захохотал гиеной, так упорото у Бама это вышло. - БЛЯДЬ!!! - заорал Золтан, потом вдруг испугался многозначности слова и дернувшегося на кровати со своей американской подстилкой своего основного работодателя, потому сбавил тон.....и исправился, — блин....Вилле, блин....какого....какого черта.... ты мне сперва скажи. А на каком основании вы вломились в номер и лишили меня личной жизни?! Что он мог еще сказать, кроме того, что они с Вилле и так прекрасно понимали. Разумеется, он ляпнул это нарочно. Может быть просто пошутил, может быть выстроил свою цепь рассуждений из их с Миге шуточек, их близость сложно было не заметить. Разумеется, он ляпнул это со зла, он хотел уесть и Миге и его, и испортить его отношения с Бамом, а самое главное, он хотел... и не только хотел, но и сделал, он решил поставить Вилле перед ними всеми на место. Совсем не на то место, на которое, будучи лидером, претендовал Вилле. Юска хотел заставить его оправдываться. Заставить его оказаться уличенным в малодушии перед его лучшим другом и как теперь стало очевидно, любовником. За это Вилле демонстративно опускал его перед своим любовником сейчас. С другой стороны... В то время, как Золтан сделал это, он искренне полагал, что правда на его стороне и он поставит на место зарвавшегося самонадеянного нахала, который использует людей как ему нравится, пользуясь своей сексуальной привлекательностью, вьет из людей веревки. Ни капли не считаясь с тем, что причиняет им адскую боль. В принципе, отчасти, Юска и убедился теперь, по поведению Вилле, что он был во многом прав в своих выводах. К сожалению, в этот же самый момент Юска понял, что он проиграл эту битву даже еще не начав, потому что каким-то дьяволом данным ему талантом эта сволочь умудрилась вывернуть все обвинения против себя, в которых, безусловно, было рациональное зерно — себе во благо, и заставить их уничтожить обвинителя просто на корню. Как личность. - А иди ты, - махнул Золтан рукой, - ты у нас как всегда прав. - Почему мы захотели помешать твоей личной жизни, Юска? - переспросил Вилле, не реагируя на его последнюю ремарку, потому что он никогда не реагировал на те ремарки, которые были ему невыгодны. - А у нас тут социализм, милый. Социализм, построенный в едином взятом трудовом коллективе: от каждого по способностям – каждому по труду. Что заслужил, то и получил. В переводе на капиталистический. Ебучая социальная справедливость, за которую человечество бьется тысячелетиями. - А я вот не бьюсь, - сказал Бам, которому стало скучно, и он, облизав палец, манерно обводил какой-то только ему видный паттерн на левом предплечье Вилле, лежавшем на его коленке. Он не хотел как-то прерывать Вилле, ему просто нравилось облизывать свой палец и потом что-то рисовать на его коже, а особенно то, как от этого на белой, хорошо освещенной светом рассвета спине появлялись только ему видимые мурашки. - Мне, кстати, эта ваша ебучая справедливость нахуй усралась, тем более я не понимаю ни одного слова после слова “ебучая”... Виля, а ты все еще будешь со мной дружить, когда я стану рабовладельцем? - Твори свою волю, да будет то законом, - не оборачиваясь, сообщил Баму Вилле. - Круто ты щас сказал, мне нравится, - сказал Бам, - я всегда говорил, что я буду делать в этой жизни то, что захочу! - Вилле, зачем ты устраиваешь мне тут публичную порку? – тихо спросил Юска. На этот раз Баму не удалось отвлечь внимание на себя. Хотя, со своей стороны, он думал, что Юска должен быть ему благодарен, потому что если бы он не отвлек внимание на себя, скорее всего тут был бы старый добрый мордобой. - Не обостряй, - так же тихо сказал Вилле, - я просто хочу получить ответ на свой вопрос. - Какой вопрос? - Так что ты имеешь против Миге? - Я?! Ради всего святого, Вилле, что я могу иметь против Миге? - Ладно, тогда что ты имеешь против меня? - Блядь, так нельзя разговаривать. - Ну почему же, можно, - сказал Вилле, - ты чего хочешь добиться? - Ничего, - сказал Золтан, - можем мы теперь выключить свет, лечь спать и попытаться остаться друзьями? - Ни в коем случае, - сказал Вилле. - Золтан сказал, что вы с Миге были любовниками, и что ты кинул его ради меня, более красивого и молодого, - про “красивого” конечно речи не было, однако, Бам почувствовал, что сейчас самое время провести краткую, но емкую самопрезентацию. Или так: постараться обострить ситуацию как только можно. Вообще ему понравилось, что Вилле так решил размазать Золтана. Потому что он в принципе ему не очень понравился - раз, и два - его позабавила упоротая Виллина наглость. Его упоротая любовь не сел на измену, не стал оправдываться ни в чем, просто прижал противника рогами к стене, и тому только и оставалось, что нелепо оправдываться. Золтан пытался утопить Вилле и обосрался сам. Если бы Бам не боялся бы ненароком отхватить по щам с обеих сторон в случае стратегической ошибки, в конце концов он еще не так хорошо знал этих финнов, Йоллупукки их не знает, что у них там на самом деле в голове, он бы Вилле зааплодировал. - ДА ПОШЕЛ ТЫ! – внезапно заорал Золтан. - Да пошли вы все, вы вообще не люди! - САМ ИДИ, - рявкнул Вилле, - вперед, заре навстречу. Тебя здесь никто не держит. Вали на все четыре стороны. - Вилле... - Золтан внезапно испугался. Он и так побаивался Вилле. Побаивался своих чувств к нему. Априори побаивался. Когда он только присоединился к группе, конечно, ему нравился Вилле. Не надо воспринимать эти слова двусмысленно. Они все были слишком молоды и не слишком опытны, чтобы видеть в этом что-то плохое. Он понимал, что Вилле — парень харизматичный, и он умеет привлекать людей. Он и сам пал под вихрем чувств, которые с одной стороны пугали, как приближающийся торнадо, а с другой - грели каким-то невероятным теплом в те моменты, когда у них все бывало хорошо и Вилле хотел его поддержать, он мог поклясться, что никогда ни от кого не чувствовал на этом свете столько тепла и любви. Собственно страх этой самой любви для него в чем-то был даже страшнее периодов холодности или гнева. Существует ли вообще на этом свете страх настолько же сильный, как страх не оправдать эту любовь? А что, если он не сможет, а что, если он недостоин, недостаточно привлекателен или слишком глуп? Да в конце концов он боялся а достаточны ли его чувства для того, чтобы отдать себя ему? А не пожалеет ли он об этом, только лишь это сделав? Будет ли это стоить тех усилий, что ему придется затратить? Хочет ли он этого всего на самом деле? Хочет ли он на самом деле этого? Ведь Вилле не будет принадлежать ему одному никогда. Он струсил примерно в этом моменте. И Вилле, чувствуя людей как животное, разумеется, просек его неуверенность и страх. Золтан помнил даже тот момент, когда эти шаловливые бешеные глаза, всегда обжигавшие его по самое небалуйся, вопросительно глянув на него, в который раз, вдруг сузились цинично и разочарованно. Он убеждал себя, что ему это просто показалось. Он убеждал себя, что это ничего не значит, в конце концов, они тут не любовниками друг к другу пристроились и чего это он должен ему угождать. Но в глубине души он боялся этого взгляда, он для него был хуже смерти. Разочарование и презрение, и оценка того, что он не смог. И обвинение как будто, что другие вот смогли: мутный подлец-жополиз Миге, абсолютное ничтожество, пристроившееся по воле случая, командующее ими всеми от лица Его Величества — смог; упоротый аутист Линде, сидя на траве круглосуточно и будучи в фаворе мутного подлеца-жополиза за мягкое и женственное тельце и похуистичный, благодаря траве, нрав — смог; положивший на свое самоуважение жирный хуй Гас, понявший, что он сроду ни в одной из своих группок никогда не раскрутится и не получит охуенных телок как тут - смог; этот американский пидар, которому сам черт не брат — смог, а он вот...не смог. Это было больно, и это убивало его. Он хотел к Вилле пристроиться, ну так, чисто по человечески, но не смог. Он сам слишком сильно реагировал на все его взлеты и падения настроения — с одной стороны. Каждое из них он относил к себе. С другой — Вилле никогда не ставил его на достойное его место. Никогда не находил ему достойного места. Со своей же стороны Золтан считал, что ему самому подстраиваться под Вилле — ниже его достоинства, он убеждал себя, что ничего, что в нем есть, Вилле заинтересовать не может. Он не мог, не умел, и не хотел уметь это делать. Это было ужасно больно. Словно бы в подтверждение его мыслей, Золтан увидел сегодня этот взгляд снова. В нем было только разочарование и боль. - Ты собрался уходить, - тихо, сквозь зубы, сказал Вилле. Или спросил? - Вилле… - Никогда не посылай никого, если не решил уйти, - с усилием сказал Вилле. - Ты меня выгоняешь? - Никто тебя никогда не сможет выгнать отсюда, кроме тебя самого, - сказал Вилле. - Ну а чего ты тогда начал? - Золтан вдруг снова испугался. Он вдруг подумал, что кажется игра зашла в точку невозврата. - Не я это начал, - внезапно холодно отрезал Вилле, - Золтан, мой дорогой Золтан, не я это начал. Хотя бесспорно для нас с тобой то, что я могу закончить. Их беседа действительно зашла в тупик. Юска силился что-то сказать, даже пытался жестикулировать и вырваться за пределы номера, но дверь номера резко распахнулась и два прекрасных существа в фиолетовой и розовой сутане радостно вскричали: - ААААААААА, ВОТ ТЫ ГДЕ! ! ! - Пустите меня, - вырываясь от них сказал Золтан. - Пустите его. Пусть уебывает нахрен, - мрачно сказал Вилле. - Миге, Линде, мы останемся здесь. Это было все, что он им сказал. Дверь закрылась. К вящему разочарованию Бама, Вилле переполз на койку Линде. Правда на вопрос какого хуя, он поднял свою задницу с кровати и вместе с Бамом попытался вытащить одну из тумбочек между кроватями в номере из середины к телевизору. - Господи, можно я сдохну сегодня во сне, чтобы завтрашний день не наступил? - спросил Вилле, за что получил от Бама аусвайс в душ, пока он сдвигает кровати. Бам знал, что он жаждет этого, к сожалению, может быть даже больше, чем очередного перепихона с ним. Но мысль о вкусе его кожи после душа стоила всех его моралфагных соображений. - Ты там не утонул, радость моя? - спросил Бам, совершив всю перестановку номера Золтана и Линде, и выпив еще для бодрости пару пивка, и даже поссав радостно с балкона в пленэр. - Нет, - сказала синеватая радость в костюме Адама, и рухнула в ближайшую горизонтальную поверхность. - Какой же ты тощий, - радостно сказал Бам, выключая свет и обхватывая его прохладное тело руками и ногами, и прижимая к себе на том, что теперь служило им одной кроватью. - Noblesse oblige, – сказал Вилле. - Я даже не буду спрашивать, что ты щас сказал, - сказал Бам, - но я никогда не поверю тебе, что у тебя не было ничего с Миджем. - Бам, ты знаешь, я не люблю эти вопросы. - Именно поэтому Я их люблю, моя радость, - сказал Бам. Он мало чем рисковал. Он, голый, обнимал абсолютно обнаженное тело своего любовника. Ногами и обеими руками. Одной держа за шею, второй, помогая своей ноге где-то внизу жопы, иногда, прохаживаясь рукой через поясницу до лопаток. Он задыхался сам от ощущения нечеловеческой близости и нежности. Он чувствовал, что Вилле льнул к нему, как собака или кошка, они лежали, охуевая от близости, кожа к коже. Они еще даже толком не решались использовать те самые органы и чувствительные места, что уже использовали, ну так цинично не могли бы. Им просто хватало их обнаженности и запаха их чистой кожи, ощущения этой самой кожи, тепла, тепла друг друга, близости, незащищенности. Ничто на свете не может сравниться с этим теплым слиянием кожи, тел, двух людей, и слава богу, что они уже достаточно вымотаны и удовлетворены, чтобы это познать. В этой всей ситуации был, как обычно, задействован адский сюрреализм. Они лежали в чужом номере на сдвинутых кроватях, друг на друге, наслаждаясь теплом друг друга. Бам, конечно, понимал, что его визави не в настроении скрывать интимные секреты, но и он сам не пошел бы дальше того, что могло бы травмировать его возлюбленного. Разумеется, у него были свои опыты с друзьями, и не то что бы он, даже будучи младше своего кумира, прибыл бы в этот мир наивной целкой. Ха, об этом было бы смешно даже подумать. Кое-что об этом мире он знал. И лежал в койке он голым, слава богу, наверное много с кем. Да и о дружбе он знал не понаслышке. Но эта близость сейчас, наивная и животная, кожа к коже, рядом с которой бледнели все определения, все слова. Просто не было ничего кроме них в мире, она не позволяла ему вдруг внезапно никаких фамильярностей. Потому что, парадоксально — что вроде бы как большая социальная близость порождает фамильярность, однако, истинная сексуальная близость фамильярности не приемлет. Бам мог до ебеной кости понимать про Миге, но сейчас, переплетясь с голым, беззащитным телом Вилле он мог только спросить: - Ну, расскажи, ну что вы с Миге делали. В ответ расслабленный труп возлюбленного рассказал ему про Ритуал Сумеречного Козла и заверил его в том, что они выебли собственного продюсера. В деталях уринического ритуала. Бам сначала не поверил, потом восхитился ебанутым ходом мыслей возлюбленного. То есть человека, которого он добивался и хотел, и получил, и вот вроде бы получалось, что он, выходит, как бы, еще интереснее, чем то, что он надеялся получить. - Ты - ебнутая блядь, - ласково простонал он в волосатую подмышку любимого, ну ... куда получилось, туда и простонал. - Вы. Оба. Ебанутые Бляди. Бам таким образом выразил все свое возможное нечеловеческое восхищение этой легкой и нелепой парой слов, а так же, в дополнение к оной, сообщил, что в честь своего новоприобретенного друга готов осуществить еще один богохульный ритуал, потому что за то время, что его визави пиздел — у него заново встал. Вилле прикинулся трупом, и только восходящая розовая заря была их судьею в этом очередном богохульном ритуале в этот раз. А мы не станем останавливаться на физиологических деталях, просто поймем, что так бывает, и так порой, как бы то ни было, оказывается, именно это оказывается и нужно. Ну вы поняли, что там было-то, все равно чего уж. Один поцелуй в рот, одна случайная ласка. Где-то щечки, где-то губки, где-то попа, и истома такая, что где ее суку вообще искать, делай что должен и будь что будет. xxxxxxxxxxxxxxxxxxxxxxxxxxxx А тем временем кривая повествования приносит нас обратно, в автобус, к тому самому разговору между Миге и Вилле, который с нашей точки зрения должен был бы-таки, состояться: - Ну, давай поговорим.... - сказал Миге. Вилле недоверчиво покосился на Миге из-под стола. - Ты хочешь поговорить? Давай поговорим, - серьезно сказал Миге. Вилле не ожидал, что он согласится, потому заранее не продумал элегантного выхода из своей Кобра-Асаны. Войти в эту асану с достоинством оказалось гораздо легче, чем выйти из нее. Он положил книжку на пол у себя над головой. Согнул одну ногу в колене и поставил у окна. Потом вторую. Простонал: - Па-ма-ги-те. Потому что правая нога из-за радиатора автобуса не просовывалась под стол, и другого элегантного способа как выйти из этой асаны нежели чем мордой в пол, по всей видимости, не оказалось. Мордой в пол он не хотел. - Мижечка...., вытащи меня отсюда…, я волшебное слово знаю, “пожалуйста”… - Уй, ё… - Миге надул щеки и выдохнул сквозь сомкнутые губы. Молодой мужчина встал со своего места, подхватил Вилле под плечи и дернул товарища на себя, помогая его ногам, по крайней мере, одной из них точно, коснуться пола. - Аа-а-а-а, - протянул Вилле, - спасибо, милый. - Не расплатишься, дорогой, - беззлобно сказал Миге. - Ну да, - сказал Вилле, - натурой же ты не принимаешь, - Вилле опустил ноги на пол, садясь ровно. Миге тоже сел. - Ты со мной уже и натурой не расплатишься, - тихо и нежно, без всякого нажима констатировал Миге. - Я готов был попытаться cебя превзойти, - сказал Вилле, складывая руки локтями на столе и сверху кладя подбородок, - но тебя это не впечатляет. - Один-один. Так о чем ты хотел со мной поговорить? – спросил Миге, садясь напротив и наливая себе еще молочка. - Я, наверное, дурак, - сказал Вилле. - Ну, относительно абсолютного большинства, я бы сказал, что ты, как бы, показываешь относительно неплохие результаты, может быть даже в верхних границах нормы, - сказал Миге. - О, да? Cпасибо, - сказал Вилле. - Ну, так что стряслось? - Я не знаю, я наверное влюбился. - Да ладна, - сказал Миге с выражением на лице из серии вампир Лестат — "Луи, я столько веков это слышал..." - Миге, я думаю, что я должен это сказать, я не знал что это будет, я повел себя как идиот. Миге, я не думал, что... - Начало интригует, - сказал Миге. - Да ничего там интригующего, - сказал Вилле. - Опачки, какое облегчение, - сказал Миге, - то есть я теперь могу расслабиться, потому что мне теперь тебе больше не нужно будет делать искусственное дыхание по методу рот в жопу? - Микко, - Вилле обратился к нему так наверное в третий раз в жизни, как по паспорту, чем как бы посильно обозначил значимость момента. - Внимаю, - великодушно и расслабленно сказал Миге, по велению злого рока в первый раз в жизни упустив те нехорошие сигналы в поведении Вилле, которые почти всегда позволяли ему избежать напряга в их отношениях. А именно то, что сидел он напротив него, набычившись, не поднимая глаз, и как-то странно дышал, плечи его и грудная клетка вздымались как-то очень медленно, но как-то слишком заметно. Если бы он это заметил, он бы не позволил бы себе такой вальяжный издевательский тон. Это было его ошибкой. Вилле молча взял его стакан с молоком и тоже очень медленно, даже как-то особенно не эмоционально, но четко, даже не дернувшись желваками, выплеснул содержимое прямо другу в лицо. - Ах ты ж.... - спустя секунд пятнадцать, когда до Миге наконец-то дошло что, собственно, произошло.... - вот жеж ты.... - слова было действительно трудно подобрать, - БЛЯ! Последнее слово было наиболее полным и всеобъемлющим. Описывающим, так сказать, коротко и емко всю картину, все эмоции и все отношение к предмету, и даже сам предмет. Редки такие слова в каждом языке, но к счастью хотя бы одно такое, как правило, всегда есть. Разговаривать с Вилле Миге тоже не стал. Он привстал, прихватил его за шкирку и силой собственного веса уронил на пол. Сила молчаливой ярости была такова, что молодой человек даже забыл свои глубоко пацифистские взгляды и принципы о том, что товарища нельзя бить по лицу, по крайней мере, падая на бок, на пол между рядами сидений рядом с Вилле он замахнулся для нанесения решающего, возможно, все проблемы их недопонимания правого хука. Он был готов это сделать, он был готов разбить Вилле башку как спелый арбуз, об пол, одним ударом кулака. Он был готов за это даже отсидеть. Да-да, в эти трепетные несколько секунд падения и замаха Миге подумал даже об этом, и даже понял, что это не такая уж и великая цена за то удовольствие, что он испытает, разможжив своему товарищу голову. Однако Вилле был не лыком шит и успел профессионально выставить защиту рукой, согнутой в локте, и в итоге удар пошел по касательной по руке Вилле и заставил самого Мигге отпасть прочь и удариться башкой об основание столика. Вилле рванулся корпусом в неправильном направлении, и Миге достал до его ребер коленом. Они дрались сосредоточенно и молча. Чтобы никого не разбудить. Тактично ебашили друг друга об пол автобуса, стараясь не привлечь внимания водителя, и им это почти... было дело в этом упоительном платоновском практически анти-гомосексуальном ублажении страсти . И это было самое страшное. Они ебашили друг друга очень целенаправленно, и очень молча. Миге просто в процессе думал, что разбить голову Вилле об армированный угол будет проще, чем разбирать какие-то бы ни было слова, Вилле попытался придушить Миге рукой. Все бы было ничего. Если бы в порывах их борьбы на голову Миге с высоты столика не рухнул бы старый ноутбук Сеппо, ведомый его проводами. Сука, весящий килограмма четыре монстр с тентаклями, а учитывая ебучую силу притяжения ставшим более тяжелым, и Миге бы подбородком бы не задел Вилле, то конечно выход был бы менее тяжелым. Но Миге получил свой удар по затылку. И Вилле получил свое через Миге. И, черт побери, в конце-концов Сеппо вскочил со своего места от того, что что-то происходило, во-вторых - увидев, как его имущество угандошивается его подмастерьями, он просто таки напросто таки ОХУЕЛ. - ИДИОТЫ!!! Сеппо сумел схватить Вилле за шкирку и оттащить на себя, предостерегая от очередного удара …потому что ... Потому что это, сука, это могло быть, и у этих двоих дебилов...было больно. До резкого упора об пол. - У него точно нет сотрясения мозга? - тактично спросил Сеппо, игнорировав Мигены стоны о том, что как мило, что ты спрашиваешь. Потому что Вилле в некоторой степени трясло, если не сказать потряхивало. Сеппо именно поэтому утащил его на полку, уложил на бочок, дал легкую таблетку успокоительного под язык. Господи, он уже ездил со столькими звездюлями типа Ханой Рокс — эти хотя бы реально успокаивались от человеческого голоса и ласки. Сеппо похвалил Миге, погладил Вилле, и вроде как все разрешилось на первом уровне. Однако.... Вместе с этим всем со своей полки соскочил Линде, и, несмотря на свой худосочный профиль, смог взять Миге на себя, чем исключителько помог Сеппо. Халва Аллаху, их потасовка не стоила старомодному лаптопу их менеджера ни черта, и не проломила никому из них в итоге мозги. Когда они приехали на Землю Обетованную, сиречь, на ночлег в отеле, Сеппо аккуратно подошел к выпивающим пиво Миге и Линде и аккуратно спросил, поправляя очки: - Ребята, а давайте я поселю вас вместе? Лили удивленно поднял брови. - Ну, - как бы извиняясь сказал Сеппо, - Гаса с Золтаном...Я могу кого-то из вас того, с Гасом или Золтаном. - Отличная идея, - сказал Лили, - первая. - А ЭТО куда и с кем уебалось? - заботливо спросил Миге. - ЭТО я поселю отдельно, - сказал Сеппо. - Ах тыж, блядь, звезда ебаная, - нежно сказал Миге. - Вилле сказал, что он отказывается находится с тобой в одном закрытом помещении, потому что наутро я найду там как минимум два трупа, - сказал Сеппо, - он редко ко мне подходил с такими резкими замечаниями, но тут я просто не могу молчать. - Ну, в сообразительности я ему никогда не мог отказать, - вынужден был согласиться Миге, потирая подбородок. - В том смысле, что если я не сниму ему номер, то он пойдет спать ко мне, - сообщил Сеппо. - Не теряйся, Сеппо, - посоветовал Линде. Миге подавился пивом и начал ржать. Линде говорил редко, но как-то удивительно метко. Создавалось впечатление, что даже слишком. Метко. - Мне жена не разрешает, - сказал Сеппо с непроницаемо серьезным выражением на лице. - Я сказал ему, что она предупредила, что если я это сделаю, она меня домой не пустит. - Мы ей не скажем, - в один голос сказали Миге с Линде. - Ай, да идите вы все, - со смехом махнул рукой Сеппо. - Да нет, ты прав, конечно, - согласились Лили с Миге. На следующий день они совершили нужную рутину. Они отработали необходимые пресс-мероприятия, отыграли саундчек, Вилле имел ебло непроницаемое, как титановый кипятильник, но с Миге демонстративно не разговаривал. То есть демонстративно обменивался дежурными фразами по вопросу деятельности и не более того. Ни на какое потепление отношений, судя по этому разнузданному человеколюбию, разлитому по бандитских чертах их собрата Щелезуба, рассчитывать Миге в ближайшее время бы не приходилось. - Да пребудет с тобой Сила, - хохотнул ему в ухо, подойдя рядом словно бы для очередного сценического па Линде. - Если что, отвези мой прах в Катманду, - быстро шепнул Миге, - развей там на все четыре стороны над Тибетом и помолись великим мастерам, чтобы мы с ним не встретились в следующей жизни.