Эрос и Танатос: Комедия в трагедии

Вообще говоря, как практически все люди на этом свете, поначалу Вилле думал, что самое важное – это добиться успеха. Что такое успех, вот в чем вопрос, конечно. Ну, допустим так: энного количества узнаваемости, возможности ехать в такси и случайно услышать на одной из радиостанций свою песню. Может быть, еще возможность выступать не за пиво и перед кем-нибудь еще, кроме своих самых близких друзей и тех, кто не сумел от их настойчивого приглашения отбодаться. С этой точки зрения, успеха они безусловно добились. С тех пор как им повезло поработать с английскими продюсерами, дела пошли еще лучше, как им вроде бы говорили, и вроде бы народу стало вокруг ошиваться все больше и больше. И напиваться они вроде бы стали все больше и больше. Ну потому что фактически жили год как цыгане, в дороге, на перекладных. Сон на кровати в чистых простынях стал какой-то упоительной эротической мечтой. Которая казалась более привлекательной, чем секс. И случалась еще реже, чем секс. Хотя сам секс случался тоже редко. "Хотя все-таки чуть чаще, чем хороший сон", - подумал Вилле. Или наоборот. Он существовал теперь как во сне. Такое ощущение, что он практически никогда не успевал проснуться или протрезветь полностью. График был жесток, как впрочем у всех, и жаловаться было не на что, раз уж они решили этим заниматься. Это было хорошо, потому что не приходилось подключать голову. Все жили по-расписанию: встал, пошел туда, пошел сюда, поел, еще отработал, саундчек, концерт... "нажрался в гавно" в расписание не входило, но очень хотелось быстро сбросить весь этот адреналин и чтобы отпустило, и в дорогу дальше, спать в своем жестяном гробике до следующего города, чтобы с утра помыться, и опять "встал, пошел туда..." Недели, месяцы, превратились в одинаковые дни. Странным образом, они все даже привыкли и даже перестали было обращать на это внимание. Хотя, вначале года им троим, Миге, Линде и ему, пришлось непросто. Все-таки в их коллективе появились два новых человека, Гас и Золтан, сменив на этом месте ушедших Антто и Пятку, с которыми они начинали. Если они друг к другу уже привыкли за все это время, ужиться с новыми было непросто. У каждого были свои закидоны, невыносимые привычки,...вообще говоря, если дело касается чужих людей, то почти все их манеры и привычки, если ты наблюдаешь их месяц за месяцем, день за днем, становятся невыносимыми. Даже манера хлопать глазами или задумчиво чесаться, что уж говорить о чем-то более суровом. Миге с Линде, конечно, находили свои упоротые самцовские методы метить территорию и подло, по кошачьи, мстить товарищам, это даже стало какой-то глубоко объединяющей их философской идеей. В принципе, только их упоротое сумасшествие, разделенное на троих, и держало их теперь на плаву. Это был какой-то просто продленный курс служения Сумеречному Козлу. Каждый вечер они втроем уединялись где-то, или при просмотре какого-то глубоко извращенного порно, они договорились, что оно должно было быть достаточно мерзким, чтобы не перевозбуждать их. Потому что они знали, что они все находились постоянно в этом самом нехорошем состоянии когда ты возбужден, но на секс тебя уже не хватит, и провоцировать лишний раз было бы сущим издевательством. Вилле взял это на себя, как эксперт, и благодаря неходовому товару магазина собственного отца, выполнил эту задачу на все тысячу процентов. Кажется, Линде все-таки не выдержал пару раз и блеванул. - Зачем я это посмотрел? - спросил мироздание Вилле, - мне кажется, это теперь навечно останется в моей голове. - Что естественно, то небезобразно, - философски отозвался Миге. - Я теперь сексом заниматься не смогу, - трагически сообщил Вилле. - Не беспокойся. Если нам очень понадобится, мы тебя заставим, - великодушно, как всегда, предложил свою помощь Миге. - Сука....Вилле, … ты сука..... я тебя ненавижу, - отозвался из сортира автобуса Линде. - Дао мужского братства, Линде, - нежно сказал Миге, - тяжелый путь, в котором выживают лишь сильнейшие. Да и те, кто останутся в живых, скорее всего будут завидовать мертвым. - Подонки, вы от меня так легко не избавитесь, - умывшись и вытирая мокрое лицо рукой, выходя из туалета сказал Линде, - валяйте вторую серию. - А может что-нибудь из Сталлоне или ужастиков? Вот недавно вышел замечательный фильм «Крик», - смалодушничал Вилле, - у меня он как раз есть. Странным образом, Гас, которого они сразу стали почетно обзывать Ктулху, Жиробасом-Готом и Урологом за его модный плащ из клеенки, даже несмотря на мозговыносящий храп и манеру очень звучно - ну сам-то он не слышал, потому что лежал в наушниках с Death-metall на полную - долго, ритуально и смачно щелкая залупой дрочить, как-то прижился со временем значительно лучше, чем Золтан. Который поначалу смотрел в рот, затаив дыхание, и вел себя как хорошая киса, потом вдруг постепенно раскапризничался как ребенок, по любому поводу - то ему внимания не хватало, то его мнение учитывалось не так, как он был того достоин, то к нему относились не с должным пиететом, и вообще Вилле не должен был с ним так разговаривать. В принципе они терпели это. Все втроем, и Миге, и Вилле и Линде. Ну, наверное и Гас тоже, но они не особенно интересовались его чувствами. Миге прикидывался Современным Готическим Буддой и видел свою основную роль в поддержании гармонии в Дхарме, сиречь в порядке вещей и философических правилах, а так же в своде космогенических законов бытия, которые в его истолковании выглядели довольно парадоксально и довольно далеко отстояли от реальных вопросов оного. Толку от Линде было как от пациента в коме в доставке пиццы. Золтан обижался на них всех, а Гас слушал свою хуйню и ему было посрать на чувства Золтана, более того, ему было бы даже посрать, если бы перед его глазами бы разыгрывалась бы сцена «Последний день Помпеи», он просто купил бы еще одно ведерко попкорна и пивко. Вилле чувствовал себя постоянно словно между молотом и наковальней. Между менеджерами рекорд-лейбла, собственным менеджментом и ребятами. Нет, Сеппо был более чем лоялен, но во все вопросы то и дело влезали непонятно откуда взявшиеся люди со своими донельзя странными взглядами, мыслями и мнениями. Популярность давалась нелегко. Если Германия радовала сейлз-оффами и многотысячными залами, то родина героев, а так же родина героев их героев, так полюбившаяся Вилле Великобритания, к сожалению, хоть и многому научила, столь же во многом и отчаянно разочаровала. Они были в туре уже чертовски давно. Вилле забыл, как пахнет его собственная кровать. Он вообще в принципе даже уже и забыл, как эта самая кровать как предмет мебилировки выглядит. Может ее и не существовало вовсе. Существовал только гробик вампирчика в автобусе и какая-то горизонтальная поверхность, где случалось полежать после ванны полчасика. Его семья стала цифровой комбинацией на телефоне. Бам тоже был занят. С тех пор, с их приключений в Лапландии, он, по всей видимости воодушевившись, со съемочной группой свалил в Исландию, и вовсю клялся, что эта страна ему нравится даже больше Финляндии. Поскольку свой старый телефон Бам проебал, с нового он позвонил спустя пару недель или типа того. Вилле решил, что уже заработал себе пару седых волос, пока ждал. Да блин, он и сказать-то толком никому не мог ничего. Нет, он спросил Сеппо аккуратно связаться с менеджером Марджеры, все ли в порядке, тот не выявил опасения, но как вы понимаете, именно это и вогнало Вилле в еще большую тоску. Признаться, ситуация его бесила. Его только что приручили, можно сказать, только что он раскрылся другому человеку, без страха быть отвергнутым, потому что ему показалось, что вот она и есть любовь, вроде бы только что он получал в ассортименте звонки и смс-ки интимного содержания круглосуточно, заставлявшие его плавится так, как может быть он бы постеснялся, учитывая некоторые национально-культурные соображения по части секса. Да что об этом.... он только что принял Бама как самого близкого друга, как брата, как тут же стал получать официальные смс-ки в стиле «Хау ду ю ду, а можно мы с моей девушкой сделаем татушку на запястье в виде сердечка, как у тебя?» «Конечно, Бам, конечно можно». Дело было даже не в том, что он ревновал Бама к его подруге, или обижался на то, что выбитый у него элемент, который Бам позиционировал как знак любви, оказывается, объединял не его с ним, а их с подругой, хотя и это тоже было конечно у него в мозгу и разъедало его почище серной кислоты. Дело было в том, что он понимал, что теряет голову. Когда Бам просто рассказывал ему о том, как они хорошо провели время, жгли ли свечи, когда принимали ванну вместе, жарили ли барбекю с друзьями на заднем дворе, для него это почему-то чувствовалось, как отвертка промеж ребер - остро, наотмашь и так, что невозможно дышать. - А чего ты, собственно, губу-то раскатал, дебил? Чего ты ждал? - спросил он собственную посеревшую физиономию в зеркале, когда брился. Физиономия ничерта не ответила. Она жалела себя, у нее дрожали губы и покраснели глаза. Потом он порезался станком, но этому обрадовался, потому что теперь ему было чем заняться. Смотреть на стремительно растекающуюся по коже алую кровищу - как такая маленькая рана только могла так эпически кровоточить? - было увлекательнее, чем на это несчастное ебальце обманутого любовника. Хотя почему обманутого-то? Бам ему никогда ни в чем не врал, это он почему-то решил, что отношение к нему, любимому, окажется каким-то особенным, хотя он ни черта не знал о Баме. Он сам нырнул в омут с головой и сейчас плакал, что вода оказалась мокрой. Он так хотел, чтобы любили его, а в итоге он сидел каждый день, сгорая от ревности и ощущения собственной никчемности, читая сообщения о том, как его любезный друг хорошо проводит время без него. И вроде бы все было хорошо, так-то. Но почему же так хотелось удавиться? С той самой известной перепалки с Миге, они держались друг от друга на известном расстоянии. Единственное, что тут Вилле конечно попридержал коней, как бы ему поперек горла ни было бы отношение Миге к нему и его поведение, даже если он по собственной дурости потерял лучшего друга, то это не значило, что он должен был потерять коллегу и товарища по работе. Поэтому ему пришлось начать относиться к Миге с повышенной внимательностью и аккуратностью. Миге изменение понравилось. Вилле был очень рад, что они снова начали общаться по деловым вопросам. Ржать тоже. В общем, имитировать отличные отношения так хорошо, что иногда даже сами верили. Никто ничего не замечал, в общем. Правда открывать свою душу Миге Вилле как-то раз и навсегда расхотел. Не то чтобы поумнел. Скорее стал боятся собственной тени. Так бывает, когда на тебя сваливается слишком много опыта и погибает слишком большое количество выпестованных тобой же иллюзий. Вообще, у него было чувство юмора, чтобы поржать над собой, что он и делал регулярно. Он влюбился, опять влюбился, нашел самого близкого человека в своей жизни, тот не ответил взаимностью, потом нашел еще и еще, и как-то так все получалось, что вроде бы и люди все были хорошие и душевные, но всем им как-то оказывалось лучше где-нибудь еще, только не с ним. - Ты чо такой смурной? - спросил Миге. - Я? - деланно удивился Вилле, в любимый вечерний час в «игровой зоне» автобуса со столиком и двумя диванчиками, - устал, наверное. - Скушай печеньку, - по-доброму предложил Миге. - Я из тех людей, кому можно либо пить, либо есть, - мрачно сообщил Вилле, - иначе вы на мне с этим балаганом ни гроша не добудете, кому нужна непрезентабельная жирная тварь. А мне не повезло. Не жрать я могу, это не лишает меня разума, а если я не буду пить, я сойду с ума. Я просто не доживу даже до завтрашнего вечера. Я не могу воспринимать этот мир трезвым. Реальность - это слишком больно для меня. Я ее боюсь. - Выпей пивка тогда, - любезно подсказал Миге, - может отпустит. - Спасибо, милый, - сказал Вилле, откупоривая банку. - Как там наш любимый мальчик? - как бы между делом поинтересовался Миге, читая Махабхарату в переводе и с картинками. Ну потому что это отвлекало. Вообще это чтиво было что-то навроде травы. Оно отвлекало от всего. Надолго. Надо было просто просечь основную шутку. - А тебя ебет? - окрысился Вилле. - Мой небогатый жизненный опыт, Вилле, показывает мне: если тебя что-то ебет, то оно довольно скоро начинает очень долго, больно и неприятно регулярно поебывать нас. Потому я на всякий случай интересуюсь, как существо, находящееся в непосредственной близости от тебя, обладающее логичным чувством самосохронения. - Великолепно, - сказал Вилле, проигнорировав инсинуацию Миге полностью. - А? - Очень хорошо поживает. Чудесно. Изумительно. Как сыр в масле.. Прекрасно. Следующий вопрос? - Да я то-то, чо.... Ты это, пивка-то выпей, - Вилле послышалась насмешка в тоне Миге. Он безусловно понял, что Вилле был недоволен и раздражен, и что что-то у него пошло не так, и явно испытывал изрядную долю некоторого злорадства. Вилле, конечно, имел что сказать Миге по этому поводу, и разумеется сказал. Он вспомнил все. Он вспомнил ему его непробиваемое упорство, когда не надо, и абсолютную пассивность, когда как раз-таки надо было что-то делать. Его, к ебенной матери, вообще разнесло, он наверное потом бы и не смог бы повторить собственную гениальную речь, высказанную Миге, но если коротко, то суть ее была в том, что он лентяй, неряха и бездельник, и держат его тут только из милости. Сеппо влез в скандал, оттесняя Вилле подальше от Миге, чтобы они еще раз не дай бог бы ненароком бы не сцепились бы. Но в этот раз Миге как-то даже не пытался, он как-то осел от интенсивности обрушившегося на него при всех потока яростного сознания. Потом в скандал включился Лили, который пытался отстоять правду-матку и категорическим образом настаивал, что ХИМ — детище их общее, и что они вкладывают в него все, что могут, за что тоже получил увольнительную. А потом Сеппо растолкал их по люлькам и приказал спать. С утра за столом он застал всех участников вчерашнего скандала. Подавленно мешающего в мисочке майонез с кетчупом, чтобы намазать на булку для хот-дога питательную смесь, Золтана. До этого он традиционно сожрал купленный на заправке мусорный несъедобный бургер, и теперь от нервов снова проголодался. Гас, конечно, тоже любил пожрать, но он еще любил и спать, а Юска имел аппетит коккер-спаниеля, и от поиска вредных и наиболее ужасно приготовленных вкусняшек его не могли отвлечь ни лень, ни сон. За это они обзывали его в глаза Плуто, как собачку из мультика, и каждый раз очень ржали, когда на очередной остановке он загружался в автобус то с охапкой чипсов или френч-фрайз, то с подозрительного вида хот-догами. Но сейчас всем было не до смеха. У Линде с Миге лица вытянулись вдвое и посерели. Миге, кажется, даже от нервов схуднул килограмма на три, по крайней мере лицо у него изрядно осунулось и черты лица обострились. Они о чем-то разговаривали вчетвером с Сеппо, полушепотом, едва слышно. Когда Вилле вылез из своего походного гробика они замолчали. - Эта, - сказал Вилле. Товарищи молчали. - Ну, давай поговорим, - спустя пару минут серьезно сказал Миге, - что ты решил? - Извините, - исподлобья глянув на них, с трудом найдя голос, сказал он. Его товарищи не менее мрачно взглянули на него в ответ. - Шта? - Я не должен был так себя вести, - сказал Вилле. - Епт, - сказал Сеппо. - Епт, - сказал Миге. - Вот это поворот, - сказал Линде. - Да мы уже тут на самом деле всерьез обсуждали с Линде, что нам делать, - без тени обиды по факту произошедшего сказал Миге. - Вы — мои лучшие друзья, - сказал Вилле против воли, в его глазах стояли слезы. Ему даже не было за это неудобно. Он отчаянно шмыгнул носом, - Извините, я не хочу, чтобы вы уходили. Я не должен был этого говорить. Это все — наше общее дело, если бы не вы, ничего бы не было. - Щелезуб, ты это... - странным образом слово Щелезуб еще никогда не звучало так приятно для ушей Вилле. По-крайней мере, Миге не стал прибегать к официальным именам, а это значило, что зла он на него не держит. - Ты уже переставай извиняться, а то мы волнуемся, что тебе совсем плохо. - Мне совсем плохо, - признался Вилле, - не бросайте меня, а? __________________________________________________________ В этот раз они ему поверили. Сложно было ему не поверить. Они все немножко были плоховаты. Золтан в принципе впал в невроз, он шарахался уже теперь даже и от Миге. Ему почему-то вштырило в голову, что он точно как-нибудь отомстит ему за его пиздежь. Малоупотребляющий Миге внезапно тоже презрел свои принципы и один раз, мертвецки пьяным, пытался выкинуть с места водителя их автобуса, и по его же собственным малоразборчивым "УЕБАТЬ НАХУЙ В ПИЗДУ ОТСЮДА В ЕБУЧУЮ КАТМАНДУ". Вилле валялся посреди автобуса полумертвым, потому что за день до этого эпического путешествия предпринял нелепую и малопродуманную попытку самоубийства, связанную с желанием как-то особенно пощекотать себе нервы. У него с утра было настроение "а пошло бы оно все нахер", и загруженное количество спиртного только поддерживало его упоротый идиотизм, доказать всем и вся, какой он крутой. Когда они с Линде загрузились до состояния обострения синдрома Аспергера у Линде, когда он начинал заниматься разрушением мира вокруг и неприцельным кружкометанием, он влез на парапет тринадцатого этажа, потому что блядь он вдруг, понимаете-ли, осознал, что высоты он совершенно не боится. Потому что если он сейчас сделает неверный шаг, то этого просто будет достаточно, чтобы это все, этот раздирающий его изнутри адреналин и стресс — просто закончилось. Мысль о том, что они могут взять и закончится вот так легко и просто, была в его мыслях теперь так же сладостна, маняща и нежна, как свежая постелька и два дня выходных. И такая же теплая, как ласковая ванна. "Я ничего не боюсь", - гордо сказал он, посмотрел вниз и у него от ужаса переклинило панической атакой голово и тело. Бог, говорят, бережет Детей и Пьяных, и это было воистину так. Будучи трезвым он бы просто полетел бы вниз как свечка, а тут рухнул мешком вниз, на парапет, цепляясь животом и одной рукой и ногой, но без малейшего понимания того, как ему собственно вернуться обратно. Кто-то из находившихся на веранде закричал, все, что Вилле успел ощутить - это руку Линде, который каким-то чудесным образом внезапно мгновенно протрезвел. - Держись, бля, - прошипел Линде, хватая его за шкирку. Вилле держался бля. Умирать он внезапно как-то почему-то разом расхотел. - Помоги, Лили. - Бля, держу, ползи как-нибудь там. В общем, в конце-концов все закончилось благополучно. Вилле едва переставлял ноги, но его дотащили до номера и приставили к нему, в жесткой форме, надзирателя в лице Миге. Ни о каком раздельном проживании, несмотря на то, что они даже и были на ножах, Сеппо и слышать не хотел. В общем, ко всеобщему дополнительному стрессу, они еще и видели теперь рожи друг друга круглосуточно. Даже Миге не выдержал. Пострадало только психическое состояние водителя, водитель сопротивлялся, и они едва не попали в совершенно эпическое ДТП. Когда Миге с утра это осознал, он сказал, что теперь будет пить только молоко и другие органические напитки, что пошли бы они все нахер. В общем, все дело было в номерах. Нет конечно, на самом деле, все дело было в усталости, в тяжелых условиях пребывания, в слишком жестком концертном графике — но они должны были ловить свою славу какой бы она бы ни была и, что называется, «ковать железо, пока горячо». Они все это понимали, просто они уже не выдерживали. Ну и кое-кому точно не стоило в этот нелегкий исторический момент начинать мыслить одними яйцами. Так вот, про гостиничные номера. С номерами, конечно, всегда было так - не угадаешь, вроде. Один день вам выпишут две достойные человеческого существа кровати, один раз - две суровые девичьи кроватки полметра на метр пятьдесят, и Вилле еще оказывался в профите хотя бы потому, что особенно не был избалован условиями, но Миге утверждал, что это ему просто физически больно, что он падает во сне. И, кстати, падал. Был еще третий вариант. С него Миге не падал. Большая односпальная кинг-сайз кровать. Но это было особенно суровым испытанием по целому ряду самых разнообразнейших причин теперь. Этот вечер, вечер отдыха, ничем не отличался от предыдущих повисшим и буквально пульсирующим в воздухе нервным напряжением между ними, которое ни коим образом не выражалось ни в едином слове, ни в движении, ни в жесте. - Привет, - сказал Миге, ложась на кровать бочком. - Привет, - сказал Вилле. Он отвернулся от Миге, завернувшись в одеяло, и вроде бы как спал. Миге пошел выпить с Линде, Гасом и Золтаном, потому что вроде бы как его негласной обязанностью было поддерживать двор в порядке, когда их величество вафлило. Их величество замочилось в ванной, пока не стало походить на изюм, если вы понимаете о чем я, потом возлегло читать мировую готическую литературу девятнадцатого столетия. Особенно его почему-то расслабляла Красная Маска Смерти. Но, при виде товарища и понимая, что у них одна кровать на двоих, мгновенно захотел спать. - Ничего, что я тут лежу? - аккуратно спросил его спину Миге. - Как говорит один мой знакомый, «у нас свободная страна». - Это у них свободная страна, - сказал Миге, - а я нахожусь в клетке с голодным питоном. - Да пошел ты, - сказал Вилле, - нужен ты мне очень. - Слушай, ну выйди из образа уже, - попросил Миге. - Какого образа? - Дона Витту, - сказал Миге. - Это невозможно, - сказал Вилле, - природа берет свое. Миге расхохотался. Это было хорошим знаком, что его виз-а-ви шутил. - Щелезубик, давай помиримся уже. Мне тебя не хватает, - сразу в лоб. А чего было ходить вокруг да около? Он правда не ожидал, с какой скоростью Вилле развернется и бросится на него. Миге даже испугался в первую секунду, что они снова подерутся. Но Вилле просто обхватил его плечи и потерся носом о его нос. - Почему ты меня ударил? - неожиданно сам же и прервал свой эскимосский поцелуй Вилле. - О господи, я же уже тысячу раз извинился, - отчаянно выдохнул Миге, - я знаю, что это последнее дело, я знаю, что я не должен был, я.... - Нет, ты меня не понял, - тон у Щелезуба был какой-то странный, - почему ты меня ударил? - Потому что ты плеснул мне в морду продукт, который был произведен несчастным животным для кормления нас, смертных. - Миге, почему ты меня ударил? - Ты что, прилетел как орел к Прометею, чтобы выклевать у него печень? - Почему. Ты. Меня. Ударил. Миге. И тут до Миге внезапно дошло. Он ласково взял Вилле за уши, оттягивая его голову от себя, глядя ему в глаза в упор - зрачки, как всегда, заливали всю радужку. Миге хотел было отшутиться, хотел было сморозить глупость, но это было сложно делать, когда они почти голые лежали в кровати и он продолжал обнимать его плечи крепко-накрепко обеими руками. Миге просто понял, что если он поведет себя как обычно, то он просто потеряет этот момент навсегда. К тому же правда была если не легка и приятна, то по-крайней мере очевидна. Он решил сказать все как есть. - Потому что если я тебе скажу, что я тебя люблю, полудурок, я тебе ничего не скажу. Я своей жизни без тебя не представляю. - Мммм, - эйфорически промурлыкал Вилле. - Я знаю, что мы никогда ничего никому не обещали, я знаю, что ты мне не принадлежишь. В конце концов, ты знаешь, мне важнее всего ты рядом, твоя дружба, любовь приходит и уходит, знаешь, а кушать хочется все... - Закрой клюв, дятел, - Вилле накрыл ему рот ладонью, тон у него при этом был абсолютно экстатический и казалось, что глаза стали черными насквозь, он дышал так часто, что ноздри его хищно раздувались, да что там ноздри, у него плечи ходили ходуном так, словно ему катастрофически не хватало воздуха. Странным образом, Миге никогда не видел ничего более сексуального. Он действительно решил, что время разговоров прошло. Он рывком отодрал ладонь Вилле от своего рта, с неожиданной силой, так, что тот потерял равновесие, но это было именно тем, что было Миге нужно. Он схватил другой рукой Вилле за волосы и перевернул навзничь, наваливаясь на него сверху. Может быть его маневр не был бы так успешен, если бы его рот в этот момент не пожирал бы истерически жадно, до зубного стука, рот приятеля. Ей-богу, он с превеликим удовольствием бы сдался с потрохами сам, за такой неожиданный порыв. Миге обхватил его за плечи и ласково стал покрывать поцелуями его шею, плечи и руки. Не нужно упоминать наверное тот восторг, что каждое прикосновение рождало в Вилле. Да еб твою мать, он хотел секса как сучка в течке, почти так же сильно, как хотел помириться с Миге, но поскольку с Миге он, как выходит, уже помирился, неудовлетворенной осталась у него пока только вторая нужда. Да в общем, судя по состоянию тела обнаженного Миге, он тоже был озабочен отнюдь не сохранением их дружеских отношений. Дьявол где-то рядом точно радостно жахнул залпом кружечку масонской настойки Бехеревки, и гомерически расхохотался над этим чудесным финалом-апофеозом, когда два охеревших от тоски, стресса и желания - абсолютно трезвые, но явно не в своем уме - самца вылизывали друг друга. Сложно было бы превзойти эпичность этого финала-апофеоза. Миге спустился вниз по его телу, сжав где надо, прикусив где положено, вылизав его до лобка и дальше. Вилле и хотел бы сопротивляться, но руки друга раздвигали его бедра так, как только позволяла анатомия. Он просто лежал и молился, чтобы язык товарища угодил куда-нибудь бы особенно не туда. Господь ответил на его молитвы, когда Миге, голый, сел на бедра, задумчиво уперев ступню Вилле ровно посередине собственного животика. Где-то в этот момент у Вилле наступило помутнение рассудка. Лобок, хуй, яйца, он как-то уже мог превозмочь, тем более язык Миге прошелся по ним с легкой лаской, ничего эдакого не подразумевая, но когда он начал гладить его ножку, уперев ее в себя, чем, собственно, вызывая особенное течение эротических потоков... Тех самых, которые сложно сдержать, когда раздвинутая тобой перед ним нога упирается в тело твоего самца. Причем Миге не просто взял ее в руки и впечатал в собственное тело. Он, меланхолично глянув на Вилле, погладил его икру до пятки, подхватил и лизнул стопу по всему своду от пятки до самого большого пальца, упорото засосав пару пальчиков рядом, и, собственно, этот самый большой палец. Вилле просто застонал с той стороны. У него была масса соображений, почему ему не надо продолжать сексуального рода общение с Миге. Может быть он до глубины души был обижен тем, что он не принял его любовь, когда он хотел ему ее отдать, но, как бы это потактичнее прояснить, когда язык Миге обхаживал его стопу, ласково, не забывая ни один пальчик, и как разгоралось все, что было между, абсолютно неконтролируемо, он просто хотел рот его друга во всем, что между тоже - язык и губы и так, чтобы при каждом движении сразу сладко, а потом горячо. Когда Миже лизал ему пятки у него сводило все, что только можно, у него так хуй не сводило когда собственно его, хуй, и лизали то в общем-то. И Миге не подвел, сунулся дальше. Облизал каждую ногу, каждую икру и бедро вверх, заставляя Вилле ловить себя на ощущениях, которые он бы постеснялся на себе ловить. В общем в тот момент, когда его раздвинутые, приподнятые бедра приняли язык Миге в полную мощь его выступления, Вилле уже был далек от сопротивления любого вида. Да он бы легче бы себя убил уже, чем стал сопротивляться языку Миге, вылизавшему его от пяток и кончиков пальцев до самых яичек, и сунувшемуся между его сжатых булочек. Ебать все искусство философии и риторики, когда оно теряет свою суть за одно правильное движение языка в одном неправильном месте. Миге продолжал лизать его там, каждым своим движением прокладывая себе дорогу в его собственный рай. Просто потому что он знал, что у товарища просто не возникнет других аргументов. Ну разве что Вилле сам решит полизать ему жопу. Но это будет ой, блин, уже совершенно другая история. Сейчас он влез на друга сверху, хватая губами его готовый на все рот, он же, блин, чувствовал, что Вилле под ним просто трясло от возбуждения. Это было тем фактором, который одновременно завораживал и пугал его. Миге охуевал от того, как Вилле перло от малейшего сексуально обозначенного жеста. В хорошем смысле охуевал. Ничто не заводило его с полоборота так, как Вилле. Однако, в этом всем была и обратная сторона: он все время боялся, что он не сможет оправдать особенного сексуального влечения своего друга, и что будет со своими скромными способностями и умениями очень маловыразительным на этом фронте. Он не стал выебываться и просто присунул ему в этот самый момент, когда изрядно отлюбленные им до того ножки соприкоснулись за его талией, и замер в отчаянном ожидании. Разумеется, Вилле сморщился и отчаянно засосал воздух сквозь сцепленные зубы. - Блядь, тебе больно, но меня это, сука, заводит, - сказал миролюбивый Миге. - Я знаю, - очень спокойно ответил Вилле. Из этой общей статуи «Пронзание голубки любовным жезлом голубка» он выглядел самой осознанной частью. - Не потому, что я хочу причинить тебе боль. Просто потому, что я охуеваю от того, как я могу влиять на твое тело, - сказал Миге. Вилле не удостоил его ответом. Просто откинул голову назад, давя в горле очередной соблазнительный стон. Он и не ждал уже, что Миге подкатит к нему со старым добрым сексом, так что в принципе он был готов даже на почти расово верную миссионерскую тягомотную еблю в стиле исполнения супружеского долга, его просто вштырила идея, что это не он, а Миге его захотел в этот раз. Но он не знал и половины задумки своего верного товарища. Миге поебал его влегкую несколько минут, не заходя глубоко, да и не совершая никаких маневров, практически механически, и вытащил из него, все так же идеологически верно сияя в искусственном свете гостиничного номера. Вилле, признаться, не ждал особенных наебов от старого товарища, и в просьбе отсосать отказать не поимел смелости, потому что определенно, хуй товарища доставил ему определенного рода удовольствие, самое большее из которых он ощущал в собственной недоебанной заднице, принимая хуй своего мужика в рот. Это заводило. Да ладно, это было сложнее Миге, потому что он не просек тему с тем, что значит отсрачивать свое удовольствие, и так, между нами, прикончил бы Вилле уже полминуты назад, если бы он на самом деле хотел бы удовлетворить свое либидо. Но задача стояла технически, философически и даже, я не побоюсь этого слова, экзистенциально шире. В данный момент, технически, выебанный им Вилле стоял на коленках перед ним и сосал его хуй так, словно от этого зависела его жизнь. Он всегда так сосал. Просто эта тема у Миге — она редко перекликалась с темой других, потому что ...потому что Вилле ему не раз говорил, что он готов сосать у кого угодно, но жопу он просто так не отдаст. Миге, кстати, как друг был даже этому рад. Он даже обрадовался Баму, подумавши, что ЗППП, или не дай бог чего похуже, с этой стороны им точно не грозит. Не поймите неправильно, никто из них не горел желанием стать группой Квин номер два, в общем, он подумал, что Бам по юности и наивности ничего плохого им всем не принесет. Кроме того, он американец, и значит приучен к презервативам. Однако, вот именно поэтому то, что происходило сейчас, сводило Миге яйца круче, чем могло бы. Вилле не просто позволил ему выебать себя, он стоял сейчас на полу, раскорячиваясь в угоду ему и сося ему, но блядь, как бы пошло это бы не выглядело, но так, что было понятно, что он хочет еще. Миге, конечно, приебался к нему в технике этого самого процесса, и, прости господи, совсем не потому, что имел что-то против. Он просто хотел положить этого пидараса поперек своих коленок и как следует похлопать ему по попке. Все ему нахуй нравилось. О том, что Вилле словил свой кайф, упоминать, вроде бы как даже можно сказать, и неприлично. Важно было только член и яйца Вилле расположить промеж своих коленок так, чтобы они, не дай бог, не получили бы вдруг случайно отпуска, потому что они-то как раз хотели, что уж тут говорить. Миге даже заехал одним ударом ровно между булочек, ожидая реакции, но все, что он получил, было то, что Вилле попросту попытался насадиться на него, потираясь об его ладонь. Миге тоже не мог удержаться, чтобы просто не провести ладонью между.. - А..а....еще, - непристойно простонал Вилле. Миге поставил его на коленки и снова заставил у себя сосать, конечно в очень специфическом в данной ситуации в принципе значении слова «заставил». Попытка суицида Вилле, попытка убить их всех вместе с автобусом, чтобы никто не мучился, Миге, так и требовала какого-нибудь эпического шага от Линде. Тем паче, что киданием кружек на головы посетителей со времен Френсиса Бегби в «Трейнспоттинге» было уже никому никого не удивить. В общем, он материализовался в комнате, посасывая из горла «Джек Дэниэлc» и сказал, глядя на ебущихся друзей: - Не, ну нихуя се, вы тут тусите, а я там смотрю как Плуто жрет френч-фрайз с майонезиком. Вы когда-нибудь жрали френч-фрайз с майонезиком? Редкостная дрянь. Эту фразу Вилле потом пытался забыть много лет. И не потому, что это была самая длинная фраза, произнесенная Лили. Совсем не поэтому. Отчасти, тот факт, что он стоял голым, фактически выебанным, между раздвинутых ног абсолютно голого же Миге, сидящего на кровати, и в нездоровой эйфории облизывал ему яйца, был тому очень сильной причиной. Дьявол, должно быть, накатил еще по маленькой и закурил гашиш, потому что Миге как ни в чем ни бывало спросил: - Карточку-ключ у Сеппо взял? - Сеппо всегда брал дубликат их ключей к номерам, на очередной случай, если они их спьяну где-нибудь потеряют. - Ага, - сказал Лили. - Хочешь? - любезно сунул он сидящему на коленях на полу Вилле ополовиненную бутылку виски, - только потом сразу в рот не бери, а то, сука, жжется, - посоветовал Лили и расстегнул собственный зиппер. До того момента Вилле еще ни разу не давился любимым алкогольным напитком, но это был, признаться, повод. - Ну ладно, - извиняясь, объяснил Лили, - мне там скучно одному. - А, - сказал Вилле. - Чо, Дон Витту, зассышь чоле? - нежно спросил Миге. - Хуй те в рот, - сказал Вилле не менее нежно, - два хуя, - поправился он. - Это можно, - согласился Миге. Если бы Вилле бы успел сообразить вообще, стоит ли это делать, он бы конечно сообразил. Но поскольку нужды в этом уже не было, он просто очень медленно и очень глубоко, преданно глядя в глаза Линде, взял его крепкий стоячий, остроконечный как карандаш член себе в горло. Потом так же медленно вытащил и заботливо спросил: - Не жжется? - Нет, - одобрительно сказал Линде, - но ты — жжешь. В дальнейшем происходящем тоже надо было бы думать как можно меньше, чтобы в принципе не тронутся умом. В общем, в то время, как Вилле отсасывал у Линде, Миге некоторое время с удовольствием понаблюдал за процессом, потом присоединился, по очереди присовывая ему в рот. Линде захорошело очень быстро, и его погруженное в экстаз лицо заставило Миге ласково чмокнуть его в рот. Линде ответил на поцелуй, хоть они и хихикали при этом, потому что что вроде бы надо было сохранять определенный налет мужественности в данной ситуации, но восторга от всего процесса это никоим образом не уменьшило. Вилле тоже повезло, впрочем. Он точно отмел все соображения по части того, что этого не надо было делать, когда лежал, запрокинув голову, поперек кровати, и Миге вместе с Лили медленно, но целенаправленно обрабатывали ему член и яйца. О таком он себе даже в особенных своих фантазиях еще даже и не мечтал. Его любезные друзья дали ему кончить себе в рот. Правда на этом их любезность не закончилась, и они заставили его это все отработать, впрочем, это его не очень расстроило. Так повелось, что его не очень расстроило оказаться рачком между Миге и Линде, отсасывая первому и позволяя себя второму ебать. Линде как-то никак не выказал никакого удивления процессом, даже не замешкался и все сделал как надо. Вилле только застонал от возбуждения, снова в этот вечер поразившего его усталый, но довольный и, несмотря на оргазмы, все еще отчаянно желающий бескорыстной и щедрой суровой мужской ласки организм, и оперся на руки ниже, забирая член Миге в рот целиком, заставляя и его увидеть разноцветные звездочки в глазах. Линде ебал его не так, как Миге. Он не выказывал никаких чувств и экспресии. Он долбил его как механическая швейная машинка или полный энтузиазма дятел. Быстро, молча, гладко и ровно, технично придерживая за талию и насаживая во встречном движении на себя. Вилле бы не мог сказать, что ему это не понравилось. Он вскоре задохнулся и вынужден был податься назад от хуя Миге, чтобы от непредусмотренной эмоциональной реакции не укусить за хуй, стеная как тюлень в зоопарке и разве что не хлопая ластами. Оба мужчины радостно расхохотались. Ну не то, что бы над ним, а над тем, какую эмоциональную реакцию их манипуляции с его телом вызвали. Вилле уже не мог понять, встал ли у него толком опять, он просто чувствовал, что он очень близок к тому, чтобы снова кончить, хоть технически и не представлял себе как. Товарищи поменялись местами, убедившись, что он не возражает. Миге коварно заставил его забраться на себя, на карачки, верхом, пока стоящий на кровати Линде обрабатывал его рот. Ободок кровати оказался не совсем устойчивым к подобного рода нагрузке и матрас, на котором они ебались, как-то внезапно просел. Это заставило заржать их всех троих, но мало уменьшило возбуждение. Миге позволил Вилле кончить на хуе Лили, целуя с языком глубоко в рот и помогая Вилле рукой, а потом они оба по очереди кончили ему на лицо. Линде не стал надолго задерживаться после представления. - У вас кровать сломанная, - объяснил он. Вилле, держась за стенки, отполз в ванную первым. - Вот жеж ты сука, - радостно приветствовал себя в зеркале Вилле, - опять вся морда в сперме. Ему, наверное, должно было быть не по себе. Его только что выебли два мужика, по странному совпадению, его лучших друга. Ему как бы должно было быть стыдно, но кроме идиотской эйфории и юмора над сложившейся ситуации он ничего не чувствовал. В принципе, он теперь лучше понимал, наверное, идеологическую готовность Хиили служить Сумеречному Козлу. ______________________________________________________________________ Утро красило нежным светом стены комнаты - свидетельницы их очередного эпического свального греха. Миге проснулся раньше. Он смотрел развивающую телепередачу для детей от трех лет про брачные повадки китов. Вилле закрыл лицо рукой и начал истерически ржать. Воспоминания предыдущего дня вкупе с перенесенным ранее стрессом оказались просто большим, чем могла вынести его психика. - Доброе утро, Вьетна-ам, - спародировал «Апокалипсис сегодня» Миге, чем заставил Вилле ржать еще больше. Покуда на Дискавери Ченнел ебались киты... Ну, то есть пытались, кит пытался, а его подруга то ли заигрывала, то ли была не в настроении, в общем, процесс шел долго и сложно. Они уже полчаса лежали молча и смотрели на мучения животного. Вилле закурил сигарету, задумчиво глядя в потолок. - Слева, слева подсекай, - подсказал млекопитающему собрату Миге, - уйдет же. Вилле покосился на Миге с неописуемым выражением лица. Он лежал в одеяле, Миге на одеяле. Оба в костюме Адама. Только Миге это никак не смущало, а Вилле как-то вдруг отчаянно стало смущать. О причинах этого смущения он никак не хотел говорить сегодня вслух, но заговорил Миге. - Щелезубик, - ласково позвал он, забрасывая руку за плечо Вилле. Вилле сначала посопротивлялся, как китиха на телеэкране, для порядку, но потом приподнял голову и позволил себя обнять. - Хуле те от меня еще надо, кабанчик? - не менее ласково отозвался Вилле. - Щелезубик, мы с тобой это. Того. Не очень круто? - Я не знаю, мне не с чем сравнить, - сказал Вилле, - но в том порно, как показала практика просмотра, бывает хуже. - Угу, - кивнул Миге. - Ты нихера не удивился, когда пришел Лили, - констатировал факт Вилле. - Разумеется, - голосом удивился вопросу Миге, - ну понимаешь, у Лили уже три месяца не было секса. Подруге изменять он категорически не хочет. Ну понимаешь, тяжело это все. Ответственно. Знакомиться надо. Влюбиться. Вообще как-то впустить нового человека в свою жизнь, это как-то требует энергии, желания, усилия, времени, наконец. А тут ну как бы это все-таки, не чужие, родные, можно сказать, люди. - Понимаю, - сказал Вилле. - Не, ну шлюха, конечно, могла бы быть вариантом, к тому же его девушка тогда бы точно ничего бы не узнала, - сказал Миге, - но Лили их боится. Он думает, что они за спиной у клиента над ним смеются, ты знаешь, это профессиональное. Мы все думаем, что в глубине души каждая эта тварь божия, что торчит у нас на концерте, за глаза нас ненавидит. Вот поэтому у него на них не встает. И он не хочет выглядеть лохом. Он итак на работе напитался этим выше крыши. - Я вас ненавижу, - ласково сказал Вилле. - Ой, я не знаю, - сказал Миге, - ты так тащился, я пару раз ей-богу кончил просто глядя на твою блядскую рожу в полной эйфории. - Вот именно за это особенно, - сказал Вилле. - Да ладно тебе, а я прямо вот сейчас лежу с тобой в кровати и думаю, Господи, у меня есть семья. Очень хитровыебанная, блядская, гондонская, но семья. Лили бы тоже подтвердил щас. Просто он побоялся, что ты придешь в себя и разорешься как пьяная гиена. Он тебя боится, Щелезуб. - Мне казалось, мы отлично общаемся. - Ты со всеми хорошо общаешься. Даже с Золтаном, просто у него вот уже от тебя глазик западает. Вот и Лили тебя боится. Он слишком гордый, чтобы это сказать или, не дай бог, выдать тебе. Но как факт, чтобы ты знал. - Я люблю Лили, - сказал Щелезуб. - Я видел, - сказал Миге.