Эрос и Танатос: Комедия в трагедии

Возвращаться на родину героев Калевалы было очень относительной радостью. Все братья Вяйнямёйнена разбрелись по норам с самками и страстью видеть его пылали ничуть ни большей, чем он их. Только он был один, как перст. Несчастный и заброшенный. Вилле даже носом шмыгнул от чувства глубочайшей жалости, которую он почувствовал в этот момент к самому себе. Не, ну то есть как, один… Вилле, конечно, знал, что точно накидается где-нибудь с Юсси и ко, позависает с Заслуженным Писателем Суоми и будет его побуждать написать о них какие-нибудь легенды пострашнее, в стиле Лавкрафта, тем более, что Юха давно добивался его аудиенции, может быть встретится еще с кем-нибудь из друзей… Хотя вообще-то пошли они в пизду на лыжах. Он приедет и будет спать. Семьдесят два часа подряд. Когда Вилле прилетел и увидел свою квартиру, как она у него осталась после очередной афтерпати, то вдруг страстно соскучился по родителям и по Йессе. Особенно по Йессе. Он набрал номер телефона: - Мам, я прилетел. Мам, можно я приеду? Нет, ничего не случилось, просто соскучился очень. У меня выходные еще неделю. Конечно, мама его ждала, как может мать не ждать. Вилле грохнул багаж у двери и поскакал по улице до вокзала как радостный сайгак. Откуда только силы взялись после десятичасового перелета. Дома было тепло и уютно, все: запахи, звуки, даже воздух там, у родительского дома, казался совсем другим, Вилле заметил это еще на подходе, он словно бы оказался в другом городе. Они обнялись с матерью, она завалила его расспросами поначалу, но так как он в ответ преимущественно многозначительно мычал, завалила рассказами о их житие-бытие, а так-же происшествиях у всех их родных и знакомых. Это Вилле понравилось значительно больше. Он сидел и за обе щеки послушно уминал пюрешку со всем, что полагается. Нет, разумеется, он пытался сопротивляться, категорически отказавшись есть, но был хитростью затащен за стол и безапелляционно накормлен: - Вилле, оставь это, я сказала, сиди и ешь! А то я не знаю, что ты только бухаешь! - Откуда ты знаешь?! – с деланным ужасом спросил Вилле, не решаясь, впрочем, спорить с неизбежным и поднося ложку ко рту. Желудок, учуявший такую знакомую, сулящую радость и покой еду, предательски заурчал на всю кухню, после чего выебываться перед матерью стало бессмысленно. - Ты – мой ребенок. Я все знаю, что с тобой происходит. Вилле несколько минут молча озадаченно жевал. Потом хмыкнул: - Ну, прям-таки и все… - против его желания и против любого здравого смысла, он чувствовал себя теперь снова подростком. - И это тоже, - в свойственной ей манере резко отрезала мать. - Гы-гы-гы-гы, - с поглощением пюрешки мозг его таял, как видно, вместе с образом, вместе с пережитыми стрессами и годами, прожитыми вне дома. Все, что произошло с ним за последнее время, внезапно показалось дурным сном. У него чуть слезы на глаза не нахлынули от того тепла, что родилось сейчас у него где-то в солнечном сплетении, разрывая ледяные оковы вечного беспокойства, страха и необъяснимой душевной тоски, вызванной невыносимой болью существования, которая свойственна, к несчастью, любому более или менее мыслящему индивиду. - Какой смысл тратить деньги на еду? – спросил он, намекая, что не против, чтобы ему положили бы еще, - это же как спускать деньги в унитаз. - А на бухло твое если тратить, то куда? – разумно парировала мать. - На лечение душевных ран, - отрезал Вилле, - на протирку умозрительных кровоточащих рубцов на израненном, с позволения сказать, сердце. - Что, влюбился опять? - Да когда мне, - сказал Вилле, сообразив, что если сказать “да” то придется включать барона Мюнгхаузена и рассказывать сказку об олене, у которого из вишневой косточки во лбу выросло прекрасное вишневое дерево, а ему совсем не моглось напрягать мозг сегодня, - я только работаю, у меня на девушек времени нет. - Ну и ладно, всему свое время. На, вот, морсику выпей. - А пивка нету? – со слабой надеждой, которая, как известно, умирает последней, спросил Вилле. - Хрен тебе, а не пивко, - сказала мать, - морсик полезный. После обеда Вилле дорвался до ванной. Потом прилег поспать буквально на пару часов, до прихода Йессе. Точнее, он вообще-то лег на кровать чисто полежать, но сытный обед, ванная и запах детства надавили на него тяжеленной каменной плитой и разом вырубили его сознание, так что он просто выключился, ни о чем не думая, ни о чем не волнуясь, даже без снов. Когда он проснулся, было уже темно. В комнате Йессе слабо горел ночник, его рюкзак валялся посередине комнаты, а снизу, из гостиной, приглушенно слышались голоса и телевизор. Судя по всему, был уже глубокий вечер, и пришел уже не только Йессе, но и отец. Вилле подскочил как подорванный и, щурясь на яркий свет гостиной как вампир, парой элегантных прыжков, с последнего из которых он споткнулся и врезался в край дивана, рухнул на Йессе, который сложился как книжка, пополам. И Виллено “привет, пап” слилось воедино со “смотри под ноги, дебил”. - Здравствуй, Вилле, здравствуй, сынок! - И Я ТОЖЕ РАД ТЕБЯ ВИДЕТЬ, МЕЛКИЙ ПИЗДЮК, - адресовалось Йессе, - Бля, а вырос-то как… – тон Вилле изменился, потому что к тому времени Йессе уже выпрямился, подвинувшись, позволяя Вилле сесть, и задумчиво поднес сжатый кулак к лицу Вилле, напоминая ему о своих спортивных успехах. Они обнялись, все, еще немного поболтали. Вилле рассказал в общих чертах о своих приключениях в Соединенных Штатах Америки, умолчав, разумеется, львиную долю оных. Он рассказал о Джимми, о клипе в Лос-Анджелесе, рассказал о том, в каких городах бывал. О Баме тоже рассказал. Немного. Только то, что касалось их профессиональной деятельности. Кари Вало отеческой рукой налил им по доброму стакану хорошего виски, когда мать семейства, Анита, отправилась в ванную и отдыхать, и они выключили уже почти весь свет, кроме старого торшера, и остались в гостиной помолчать еще с часок в гостиной по-семейному, по-мужски. Посасывая выдержанный напиток, обмениваясь краткими вопросами и довольствуясь односложными ответами. Ехать домой было поздно, да Вилле и не планировал, он планировал занять диван в гостиной, но Йессе уступил ему свою кровать, сам лег на полу рядом, ну, типа, формально лег, потому что по факту, они до утра трепались. С упоением, как дошкольники, делясь разумеется совсем не теми случаями из своей жизни, которыми могли поделиться с родителями. Йессе заныкал пару банок пива: - Эй, и это мой брат-спортсмен? – удивился Вилле. - Мы еще и отцов виски допьем, - задвигал бровями вытянувшийся в точнейшую копию Кари, только чуть помоложе, Йессе. - А пизды не дадут? – уточнил Вилле. - Тебе – нет, а я переживу, - хмыкнул Йессе, оставляя в сердце старшего брата затаенную гордость за то, в какого уверенного в себе мачо тот вырос. Тем дороже было то, что они никак не утратили ту легкость в общении, что у них была. - Кстати, я уже не спортсмен, я – музыкант, - Йессе вернулся с половиной бутылки виски Кари, - стаканов не взял, мать с утра мозг вынесет. - Ммм, дорогуша, пошел по моим стопам, - сладострастно простонал Вилле, нежно, но настойчиво вырывая у него из рук жидкую бодрость и отпивая из горла. - Я сам по себе, - обиделся Йессе, садясь на кровать рядом с Вилле, - я никогда ничего у тебя не просил и не попрошу. - О, боже, дорогой мой, я знаю, я знаю, я не то имел в виду, видит бог, я не то имел в виду. - Вилле не верил астрологам, но его брат был Лев, и можно было бы, конечно, не верить астрологам, но с этим всем как-то надо было жить, и это было реальностью, - я уверен, у тебя все получится даже лучше, чем у меня… - Да ладно тебе, я не такой дурак, как тебе кажется… - Йессе покачал головой, отпивая из бутылки, - ну ладно, честно говоря, и из-за тебя тоже… Потом они сидели вместе на кровати с Йессе, плечом к плечу, тот показывал ему фотографии со своих последних соревнований по кик-боксингу, рассказывал, как там было чего, про травмы и успехи. Где-то на полу, забытый в кармане штанов отчаянно запищал мобильник. Вилле автоматически потянулся за ним. Кто это мог быть в такое странное время? Ах, ну разумеется, Бам. “Киса, я уже по тебе скучаю. Я хочу тебя уже сейчас. Можно я вылечу следующим самолетом? Хи-хи. Шучу. Целую тя во все места KISSA. ПС – круто я знаю финский?” - Кис-са, - с выражением прочитал Йессе вслух, он даже и не думал проявить малейшую тактичность к брату и сделать вид, что не читает его СМС-ки, он даже голову ему на плечо чуть не положил, чтобы виднее было, - круто те американки пишут. Девушка у тебя там есть что ли? Несколько шокированный беспардонностью родственника, хотя чего еще можно было бы ожидать от его единокровного братца, Вилле не стал юлить: - Это не девушка, а парень, - отрезал он. - А, - Йессе шмыгнул носом, - я подозревал. - Да-а-а? – изумился Вилле. - То-то Миже тут ходит тоскливый, как моя жизнь. У Вилле пивко пошло носом. Он вообще ожидал не такого развития разговора. Его мелкий пиздюк обладал неебаться острым умом и не менее острым языком. - Я-то думал, вы там в штатах вместе отжигаете. - Мне надо было остаться по делам, - сказал Вилле. - Ну да, как там эти дела зовут Бами что… - он попытался вырвать у Вилле его мобилу, чтобы посмотреть, но заслуженно получил по рукам. - Иди ты в жопу, он снимал нам клип. - Ой-йой, вот поэтому я и не иду по твоим…эээ…. стопам, - хихикнул Йессе. Потом они в шутку немного подрались, сдавленно хохоча, чтобы никого не разбудить, и угомонились к утру, валяясь оба на полу, заснув за прослушиванием музыкального материала группы Йессе. Еще три дня Вилле жил жизнью овоща в семье. Спал до полудня. Как хороший мальчик ходил в магазьку за углом за продуктами. Трепался с Йессе и матерью, читал, отъедался как удав, рассчитывая, что ему хватит этого на год вперед. Они все вместе ждали, когда Кари вернется домой, закрыв свой магазин, потом снова собирались за столом и опять болтали до поздней ночи. Он очень любил своих родных и очень скучал по ним. Однако, на четвертый день Вилле понял, что он несколько затосковал в этом Раю до Грехопадения, и отдохнувшего его теперь отчаянно манило пожевать Древо Познания, ну, говоря простым языком, потянуло на приключения. К несчастью, Юсси и компания бороздили просторы дальних стран. От нечего делать он посмотрел свою почту на компьютере Йессе и увидел письмо от Стефана Линдфорса. Письмо было послано ему несколько месяцев назад, в нем Стефан что-то писал и прислал ему ссылку на свои любительские попытки сделать фильм. Стефан в свойственной себе нагловато-высокопарной манере просил не судить его наивные попытки строго и разумеется никому не показывать. Наверное, не офигей он от безделья и не испытай острого чувства неудобства, что не отвечал приличному человеку два с половиной месяца и, по всей вероятности, обидел его, он бы даже не открыл бы файл. А тут открыл. Стефан был абсолютный ебанат не от мира сего, не без интересных кадров и решений. Что-то такое Вилле больше всего в видео и нравилось. Удивительным совпадением случая, следующее прочтенное Вилле письмо было письмом Сеппо, в котором он говорил о том, что лейбл хотел выпустить песню “Похороны сердца” и сделать по ней клип, и просил Вилле высказать срочно свои соображения по этому вопросу. Вилле понял, что он толком ничего не думает сам, и решил положиться в этом вопросе на ноосферу. Переслав Сеппо письмо Стефана и сказав, что думает, что было бы оригинальной идеей попросить об одолжении Линдфорса, к тому же, скорее всего это не обойдется ему слишком дорого. Он сам хихикал, когда писал эту фразу. Озадачив менеджмент, он сам расхохотался собственной находчивости и решил, что на этом с делами можно до понедельника покончить. Следующим утром он проснулся ни свет ни заря. Услышал голоса в прихожей. До боли знакомые. Кари разговаривал с Миже. Они обсуждали что-то по поводу покупки новой машины, Кари обещал ему помочь. Кари допивал кофе и одевался, Миже собирался в центр Хельсинки и заодно собирался его подбросить. В данный момент он стоял спиной к Вилле. Вилле проскрипел ступеньками крашенной в белый цвет деревянной лестницы, ведущей в гостиную. - Доброе утро, сын, - сказал Кари. - Привет, Йессе, - не оборачиваясь кинул Миже. - Сам ты Йессе. Прррриветствую вас, о, Земляне! - сказал Вилле, и Миже подпрыгнул на месте, выронив кружку из рук на пол, - кофеечком балуетесь, Миже, - заржал Вилле. - Блин…Щеле…Вилле, ты давно приехал, засранец? Ой, извините, Кари, я сейчас все уберу… ЧЕГО НЕ ПОЗВОНИЛ?! – Миге заметался между кухней и гостиной, мешая Кари убрать за собой разведенное на полу гадание на кофейной гуще. Вилле стоял на предпоследней ступеньке лестницы, босой, в семейных трусах и наслаждался произведенным эффектом. Несмотря на то, что шоу доставило ему глубочайшее удовлетворение, он не потерял разума в лучах славы и быстро напросился, чтобы в центр подбросили и его. - Давай быстрее, мы ждем тебя в машине. Миже надо было выйти первым, просто чтобы у него перестали трястись руки. От чего они у него тряслись, непонятно, но факт оставался фактом. Он завел машину. Закурил сигарету. Для того, чтобы чем-то себя занять, достал тряпку и задумчиво отполировал ветровое стекло. Однако Вилле не заставил себя долго ждать, привычка собираться как солдат, пока горит спичка, уже выработалась за годы походной жизни, а бриться гаду каждый день, блин, не надо было. Миже задумчиво поскреб трехдневную щетину, внезапно пожалев, что не встал сегодня пораньше. Хотя господи, да кого он хотел поразить-то, уж каким только Вилле его не видел. Бросить надо эту хуйню, да. Черт-те что лезет в голову в половину седьмого утра. - Поехали! – Юрием Гагариным скомандовал плюхнувшийся на заднее сиденье пугающе радостный и бодрый с округлившимися немного щеками Вилле. И они исполнили завет космонавта. Вначале, конечно, они завезли на работу Кари. Вилле дождался, пока отец откроет свой магазинчик, зашел, дежурно оборжал оформление витрины и вложил свой ценный вклад. Отец со скандинавской невозмутимостью иногда лениво поглядывал на его бурную деятельность, открывая кассу. Вилле помахал ему рукой, сказал, что приедет к выходным и прыгнул на переднее сиденье к Миже. - Ну, куда едем? – спросил Миже. - К чертям собачьим! – Радостно сказал Вилле. - Куда тебе надо было? - Никуда особенно, - весело сказал Вилле, - я просто люблю с тобой кататься. В этот момент Миже понял, почему у него затряслись руки. Потому что это оказался удар поддых. Он не был уверен, что Вилле делал это нарочно. Это просто была его натура. Он ударил его в самое незащищенное место, в те воспоминания об их личном Потерянном Рае, когда все было просто и кайфово, когда они тусовались вместе, просто потому что они любили тусоваться вместе. Когда они шли вдвоем черт знает куда и зачем, просто потому что это было по приколу. Все это усугублялось еще тем, что он встретил Вилле сегодня не в его собственной квартире, которая уже являлась частью совсем другой истории, а в квартире его родителей. Он просто понял, какая огромная часть его души, забытая и потерянная в стрессах и переживаниях последнего времени, так изменившего их всех, все еще принадлежит тому времени, тому Вилле, и тем ИМ. - А ты в курсе, что Йессе в группе теперь играет? – спросил Вилле, словно бы и не замечая странностей в настроении Миге, - хочешь послушать? - Валяй, - Миге шмыгнул носом. Вилле поставил кассету. Ну, как бы, потому что в древней машине Миге другое поставить было нереально. - Мне в банк надо бы… - извиняющимся голосом сказал Миге. - Не вопрос, - сказал Вилле, - а мы потом в наш музыкальный магазин заедем? - Заедем, - обреченно кивнул Миге. - К Сеппо бы надо бы, - вздохнул Вилле. - Он работать заставит, - Миге завел машину и они двинулись вверх по улице. - Тогда к черту Сеппо, - сказал Вилле, потянулся на сиденье, изгибаясь и вытягивая длинные руки и ноги, - боже, Мииижее, как же мне хорошо… - Рад, что несмотря ни на что, я все еще могу доставить тебе удовольствие, милый, - сухо отрезал Миге, заставив Вилле заржать полоумной гиеной. - Старая сволочь, - сказал Вилле. - Гондон ебаный, - в тон ему ответил Миге. - Feels like home, – пропел Вилле, намекая, что чувствует себя теперь как дома. Они проболтались ни зачем по Хельсинки до вечера, как в детстве, позависав в любимых местах и магазинах, пожрали мороженного, покормили булочкой Миге жирных балтийских чаек, задумчиво поплевывая в Балтийское море с каменных ступенек у самых мутных нервно качающихся волн залива, напротив муниципалитета. Чайки не гнушались булочкой Миге, хоть тот и бурчал, что вообще, останков рыбы после бывшего тут поутру рыбного базара, им итак бы хватило. Ну, он бы, по-крайней мере, останками рыбы бы, на их месте, удовлетворился бы. Вилле предложил Миге пойти поднабрать ему недоеденных чайками останков рыбы, взамен булочки. - Ну, валяй, - сказал Миге мрачно. - Ой, смотри, кораблик! - Вилле, разумеется сразу же перевел тему. - Охуеть, - сказал Миге, - кораблик. На море и вдруг кораблик. - Ну смотри же, подходит, значит сейчас будут загружаться на паром. Миже, а поехали на Суоменлинну? - Зачем? - Ты давно там был, Миже? - В детстве, - сказал Миге, - А хуле я там забыл. - Я тебе там булочку куплю. Взамен отобранной, - пообещал Вилле. - Вилле, ядрена вошь, это Хельсинки – вон сходи в булошную за углом и принеси мне гребаную булку! Для этого мне совершенно не нужно совершать вояж в шведско-русский форт, и выйдет это, включая билеты, значительно дешевле. - Поехали, - однако, Вилле уже, как видно, все и так сам решил и схватил Миге за плечо, таща его на себя. Сопротивляться особенно смысла не имело, чтобы не привлекать к их и так красочной парочке внимания, и Миге встал, - Поедем практиковать саунасолму* и пройдем по заветам мага нашего и учителя Иора Бока. Может быть и нам эта экскурсия по местам нашей финской силы откроет чакры, третий глаз… - Вилле, тебе и без Иора Бока** третий глаз откроют, - пробурчал Миге, пока Вилле покупал билеты на паром, - и никакого просветления не потребуется. Не успеешь даже “Ом” произнести. Вилле заржал и вручил Миге билетик. Движение по морским волнам немного успокоило. День был солнечный, несмотря на прохладу, ностальгическое воспоминание того, как они в детстве шароебились дни напролет вдвоем наполнило рот горьковато-сладковатым призрачным вкусом возвращения того, что никак невозможно было вернуть. Безмятежная близость, неиспорченная ревностью и любовью, и прочими порождения Змея-Искусителя, точнее некое ее фантомное чувство, то и дело накатывало на него теплыми волнами. Да и вышло так, что Вилле, таки чувствовал свою вину до некоторой степени, насколько он в принципе это мог, и даже пытался загладить ее. Ну, недаром он так настойчиво вдруг взялся развлекать Микко и таскаться с ним весь день. Миге уже был достаточно большой мальчик, чтобы понять, что вообще-то Вилле не должен был. В конце концов, пока они стояли на палубе парома на Суоменлинну, и он, покачиваясь на волнах и шевеля их волосы морским ветром, вез их на остров, Миге растаял настолько, чтобы между прочим спросить: - Как там наш Бам? - Лучше всех, - сказал Вилле, выпуская сигаретный дым и глядя в сторону, - он, кстати, передавал тебе привет. - Как мило с его стороны. Я бы тоже передал, - сказал Миге. Вилле покосился на него, так как заподозрил некую глубину сарказма в его словах. Но задавать вопросы было бесполезно, поэтому Вилле просто промолчал. Они молчали еще минут пять или семь. Молчание внезапно нарушил Миге. И нарушил его самым неожиданным способом. - Ты счастлив? - Да, наверное. Наверное, да. - Я много раз думал, как это может случиться, Вилле, но я никогда не думал, что это случится так, - признался Миге, затягиваясь, - я, конечно, знал, что ты влюбишься в кого-то, но если бы мне сказали, я бы не поверил. - Давай начнем с того, Миге, что я никогда не думал, что я полюблю кого-то вроде тебя, - хмыкнул Вилле, - я думаю, что после этого потрясения, моей психике уже ничего не страшно. - Это да, ты прав, - вынужден был согласиться Миге, - тут ход твоих мыслей мне еще менее понятен. И ладно бы ты еще не видел тогда мой член. Можно было списать на то, что тебя увлекли мои пересказы Лавкрафта тебе ночами. Но ты все видел. Может быть, ты надеялся, что он еще вырастет? - Может быть, я и теперь надеюсь, - хихикнул Вилле, выбрасывая сигарету в урну щелчком пальцев и сбегая по трапу вниз, вопя: “Чесать мой лысый череп, я чую землю, пираты”, побуждая Миге последовать за ним. Вернулись домой они уже, когда давно стемнело. Точнее, Миге довез его до его квартиры, всю дорогу, как они ехали радио коварно играло “Идеальный День” Лу Рида. Какой идеальный день, Пить Сангрию в парке, А после, когда стемнеет, Мы пойдем домой. Какой идеальный день, Кормить животных в зоопарке, А потом еще кино, А потом домой. Такой чудесный день, Ты заставил меня забыть себя, Я даже вдруг подумал, что я – это кто-то другой, кто-то хороший… О, какой идеальный день, я рад, что провел его с тобой, Наверное, ноосфера не могла послать ничего менее точного с одной стороны, и более смущающего с другой. Им просто нечего было друг другу сказать, их уста запечатало адское смущение, которое перебороть было не в их силах. Так же как не в их силах было переключить станцию с этой песней на другую. Это было вроде бы как окончательно выдать себя с потрохами. Поэтому они ехали, смотрели каждый в свою сторону. Миге прямо, Вилле в окно, слава богу, ехать было недолго и на: Какой же идеальный день, Ты просто заставляешь меня держаться *** Вилле вылетел из машины Миге как пробка. - Ну вот, даже на кофе не пригласил, - сказал сам себе в зеркало заднего вида Миге, заводя машину, - Эгоист и хам. В пассажирское окно постучали. Миге потянулся вбок, чтобы открутить ручкой окно. Автоматического открытия окон механика его “Тысячелетнего Сокола” не предусматривала. Когда он поднял глаза, он увидел то, что менее всего ожидал увидеть, тем более он видел закрывающуюся дверь в подъезд. - Вилле? Что случилось? Тараканы забаррикадировались изнутри и отказываются впускать тебя в твое законное жилище? - Не, - сказал Вилле, - я это, я подумал, может, ты это…может кофе хочешь? - Ниееет, - мстительно протянул Миге, потом поправился, - меня это, меня дома ждут. - А, ну ладно, извини, я и так отнял у тебя слишком много времени, - Вилле отпрянул от машины с неожиданно грустным видом. - Вилле… - кинул он Вилле вослед, но в этот раз он его уже не услышал, так как снова скрылся за тяжелой дверью. Ну почему это всегда было так? Любая маленькая победа сразу же оборачивалась поражением? Миге отъехал от дома Вилле и еще пять поворотов по Хельсинки он насчитал, когда собирался остановиться, развернуться, вернуться, внаглую вломиться и потребовать свой кофе. Ни почему. Просто потому что он соскучился за время их разлуки по Вилле, и потому что он с ним еще не наобщался. Он как-то привык к его чрезмерному присутствию в своей жизни. Другое дело, что Миге не мог не понимать, что если он сделает это, то кофе дело не закончится. Вилле слишком долго играл перед ним целку, у него вот-вот должен был закончиться запал. Миге все еще не знал, как ему следует вести себя в этой ситуации, да и бесплатный секс теперь, если что, ждал его и дома, так что переоценивать данный вид межвидового взаимодействия он уже не спешил. На пятом повороте он решил, что сегодняшний Идеальный День – должен таковым и остаться, ради мира и спокойствия в Галактике. Ну, по крайней мере в их с Вилле Галактике. После этого решения он выдохнул, выжал в пол акселератор и уебал на шоссе гордый своим мужеством и непогрешимостью, а также потенциально чистой совестью перед сожительницей. Он даже был благодарен теперь Вилле за то, что тот так элегантно обошелся с их дружбой. Он был так благодарен Вилле. Что в десять утра следующего утра его машина уже стояла на том же месте, под теми же окнами. Правда он был не один. Они с Бертоном взбежали на третий этаж и радостно затрезвонили в дверь Вилле. Спустя семь минут им открыл мрачный Вилле в трусах, с сигаретой в зубах и чашкой кофе в руках: - Какого фуя? – артикуляции мешала дымящаяся цигарка, - я фобивался долго и фладофрафтно двочить… Бертон жизнерадостно помахал перед его лицом программкой фестиваля в Турку. - МЫ ЕДЕМ НА ФЕСТИВАЛЬ В ТУРКУ, - радостно сказал чудом спасенный предложением Сеппо посетить это мероприятие от семейных обязанностей Бертон. - Ну и фуй вам в шраку, - любезно ответил Вилле, - уевывайте в пижду. С утра Вилле был обычно не слишком любезен. - Не, Вилле, ты не понял, МЫ все втроем едем на фестиваль, - сказал Миге, отобрал у него чашку с кофе и выпил ее до дна, - ты вчера обещал мне кофе, - пояснил свои действия он, - Блядь, кофе, а не это…это вообще что? - Эспрессо, - сказал Вилле, так как у него освободились руки, он вытащил дымящуюся палочку изо-рта. - Бля, дайте пить, я сейчас сдохну… - сказал Миге и ворвался в квартиру Вилле, - там цианид, я тебе клянусь, я узнаю этот вкус… - Можно подумать, я тебя уже травил цианидом, - недовольно пожал голыми плечами Вилле. - Нет, но теперь я узнаю этот вкус, - сказал Миге, открывая кран с водой и запивая водой из под крана, - почему ты все еще не одет? Короче говоря, маловразумительное сопротивление Вилле закончилось победой большинства, и через двадцать минут они втроем уже ебашили по дороге под гремящий из магнитофона в машине Миже альбом "Параноик" от Блэк Саббат, Вилле посасывал заботливо купленную ему заранее сосочку в виде алюминиевой баночки пивка, периодически чокаясь с Бертоном, который решил начать утро с текилы. Порсле того, как он пригубил Бертонской текилы и заполировал ее пивком под Оззино: “Сатана, смеясь, расправляет свои крылья”**** В глазах у Вилле немного просветлело, и жизнь стала казаться ему вполне сносной. А еще через два тоста волшебной и удивительной. Он даже подпел. Потом его развезло на воспоминания. Он сначала разозлился, что Миге приперся с Бертоном, но потом ему показалось, что так как бы, вроде бы даже и лучше. - Миж, а помнишь Роскильд? – Вилле сделал магнитофон потише. - О, да, - сказал Миге. - Чойта? – спросил расслабившийся Бертон. Миге с Вилле, перебивая друг друга, рассказали ему эту душераздирающую историю о посещении Великого Датского Фестиваля, где они увидели Дэвида Боуи, Тайп-о-Негатив, Слэйер, …. И так далее. Вилле сказал, что от зависти напился, провожая друга на это мероприятие, потому что у него не было билета, и денег на билет тоже не было, и ему пришлось полагаться исключительно на Божественное Провидение, которому он писал страстные послания, валяясь пьяным в туалете на рулонах туалетной бумаги. - Более страстного послания ноосфере я с тех пор еще ни разу не писал, - признался Вилле вслух. - Даже в своих пиздостраданиях? – имел в виду песенное творчество товарища Миге. - Ни одно мое пиздострадание не сравнится по силе с моим желанием попасть на тот ебучий фестиваль. - Звучит устрашающе. - Но я туда в конце-концов и попал, - с гордостью сказал Вилле. - Твори свою волю, да будет то законом, - сказал Миге. Вилле рассказал о том, как не знал, как он попал на паром, без копейки денег в кармане, как нашел на пароме чей-то кошелек. Как вернул его владельцу, и тот дал ему за это 120 датских крон, на которые он купил сигарет и литр вина. Как в ответ на его молитвы, Вселенная дала ему шанс в виде оказавшегося у кого-то лишнего билетика на Роскильдский фестиваль, как он жил там у каких-то друзей в палатке, как переходящий приз, пылясь в углу, побираясь едой и бухлом. Как простудившись пьяным шароебился там с температурой между сценами километры, и как Миге по доброте душевной взял его под свое крыло и даже кормил, сбывая ему все ненужное, что оставалось после истребления запасов укурившимся Паткой. - Патка, это ваш бывший клавишник? – уточнил Бертон. - Нет, это бывший перед предыдущим, - пояснил Вилле. - Да, я кидал ему куски колбасы…пока он валялся на полу… как с-с-с-собаке, - с неожиданным сладострастием в голосе протянул Миге. - Теперь эта ффантазия не будет идти у меня из головы, - икнул Бертон. - Но я уже был вегетарианец! - возразил Вилле. Пытаясь перестать ржать. - Скажи это той колбасе, что ты жрал! - Отрезал Миге, - к тому же, я не оставлял тебе выбора. - Я помнил, что ты надо мной издевался, Миге, - сказал Вилле, - правда я не помнил точно как, и когда, потому что я был немного не в себе. - Я хочу быть твоей соба-а-акой… – пропел Миге, задумчиво держа в руках руль. - Я охренел и хочу тебя здесь - сразу же вторил ему Вилле втыкая в тему без лишних вопросов. В моей комнате, я хочу тебя здесь Наконец-то мы встретимся лицом к лицу И я улягусь на своем любимом месте Теперь я хочу быть твоей собакой***** - Ладно-ладно, только не говори мне, что я тебе что-то подобное говорил, - закончив куплет, отрезал Вилле. Потому что там был Бертон. - Ладно. - Я не мог! - Как скажешь. - Бля. - Прррости-те, а как тут открыть окошко, а то м-еня уккачивает… - под веселый разговор Бертон залил текилу чуть выше ватерлинии, и теперь организм требовал за это расплаты. Оставшийся путь в Турку по прелестной береговой линии Бертон увлеченно блевал в окно, объясняя, что его несколько растрясло такой длинной дорогой, и что текила тут совершеннейшим образом не при чем. - Может тебе остановить? – предложил Миге. - Не надо, я уже все-е-е-е… Миге с Вилле ржали в голос, до слез, старательно прикрывая лица, и дело было не в том, что Бертону так эффектно подурнело, а в том, что идиотское чувство давно позабытой беззаботной подростковой свободы их накрыло с головой. *Саунасолму - Практика аутофелляции, как часть финской йоги, авторства Иора Бока. **Иор Бок - Актер, гид, человек увлекающийся мифологией, и просто эксцентричная личность. В 1984 году Бок привлек к себе общественное внимание своим заявлением о том, что члены его семьи являются хранителями древней народной традиции, которая дает представление о языческой культуре Финляндии. Создатель финской йоги, непосредственно связанной якобы с соблюдением языческих обычаев сохранения плодородия известная под названием The Bock Saga. Долгое время работал гидом на острове-форте Суоменлинна. *** “Perfect Day” Lou Reed **** “War Pigs” Black Sabbath ***** “I wanna be your dog” Iggy Pop