Равновесие

Интерлюдия 1. Трое. Здесь, на краю мира, их всегда четверо. Сколько бы ни минуло лет, веков и эпох. Четверо и Кристалл. Тот, в чьих звенящих еле слышными мелодиями гранях заключена вся суть Мироздания. Тот, который объединяет в себе три так непохожих силы и жизни их хранителей. И лежит в руках четвертой. - Мне иногда кажется, что тебе стоит быть поаккуратнее с вынесением приговоров, Старшая, - осторожно начинает одна из них разговор, повторяющийся из эпохи в эпоху. У нее смешной и припухлый нос-картошка, смешливые голубые глаза и серебристые волосы, в которых мерцают все цвета мира. Её цвета – жемчужно-серый цвет покоя, её одежда – летящий шифон, её металл – легкое серебро. Хрупкое равновесие на грани. В руке лежит посох из светлого дерева, увенчанный подобием лиры без струн. Последней из всех троих стала Гармония, упорядочившая в Бездне суть Хаоса и давшая материи форму, а энергии – применение. Вторая, черноволосая и черноглазая, заключившая в стальных зрачках всю пустоту этого мира, не вмешивается. Споры Первой и Третьей вечны, неизбежны и, кажется, наравне с Надвселенной являются одним из столпов мироздания. Приходится терпеть. Ее цвет – черный и черный, и ничего, кроме черного. Высокая, худая настолько, что сравнима с собственным посохом, бледнокожая брюнетка сжимает в руке свой ключ от Бездны – из черного дерева, окованный сталью. На его вершине – многоколечная астролябия. Вторая из них, воин Пространства и Пустоты, именовала себя Бездной — и она дала энергии пространство, в котором та могла воплотить себя — и продолжавшая выполнять эту задачу бесконечно, расширяя Вселенную. Младше Старшей всего на полтора миллиарда лет, она была из них самой разумной. Третья, самая высокая, смеется и качает в руке свое грозное оружие. Посох из звездного железа, на одном конце тяжелая булава, на втором – винтовое лезвие, прорезающее ткань миров. - Я так не думаю, Младшая. Гнилое дерево боится огня и сгорит. Гнилой мир боится смерти и будет уничтожен, чтоб дать место новому. Ее форма, от туфель до воротника, носит цвет закатных лиловых сумерек. Взъерошенные волосы отливают пурпуром в свете кристалла. Кончики прядей у висков выкрашены в багровый. И багровые же металлические ленты заменяют пояс и ожерелье. Переносицу украшают очки в темной тонкой оправе. Хотя здесь очки ей ни к чему – равно как и зрение. Все равно она почувствует то, что должна, еще задолго до того, как это нечто нанесет удар. Первая из сенши звалась Хаос. Воин энергии и первоматерии. Заключившая в своей душе суть всего — и это не изысканный оборот, она была старше самой Вселенной. И мудрее. Хотя и сложно было разглядеть эту мудрость. Но об этом потом. - Она права, Хаос, - улыбается четвертая. Четвертая, самая маленькая из них всех, блондинка с васильковыми глазами и светлой кожей, пришедшая после всех и облеченная в белое, украшенное радугой, она всего лишь приходящий хранитель, который сменится через несколько циклов. А его место займет новый хозяин Кристалла – иначе те, кто привыкает к такой власти, становятся неимоверно опасны. - Не тебе судить! – огрызается носитель железного посоха. – Я знаю, что делаю! Она вглядывается в одну из граней – и по взмаху руки где-то на противоположном конце мира умирает галактика. - Я видела, на что способен Хаос, - выдыхает хранитель в белом. – Это ужасно. - Это не имеет значения. - Это имеет значение для всех нас! Если не остановить это разрушение, мы… - Если его остановить, мы лопнем, - зевает Старшая. – Миры будут созидаться быстрее, чем пространство растягиваться. Лопнем и забрызгаем Надвселенную. Она обидится и отберет у нас Лямбду на семнадцать миллиардов лет примерно. - Надвселенная не умеет обижаться, - поднимает голову Бездна. – Это метафизическая сущность, лишенная биохимических процессов, необходимых для того, чтоб испытывать эмоции... Хаос отмахивается от нее. - Почему ты так вцепилась в меня, кисонька? Потому что пришел срок для твоего родного мира? - Да, - тихий вздох. - Оплачь его заранее, - советует Гармония. – И не смотри, это жестокая необходимость. Миры, не отжившее свое, она не трогает. - Я всех трогаю, - ухмыляется Хаос. – Правда, всех по-разному. - Со временем Хаос поглотит всех нас! И доберется и до Кристалла! Ведь он способен поглотить все! - Не бойся, тебе не светит. Ты несъедобная. А вот что я тебе сейчас покажу, знаешь? И Кристалл вспыхивает слепящим светом. И три искры разлетаются от него: белая, черная и лиловая. - Стой! – успевает крикнуть кто-то. Поздно. Интерлюдия 2. Четверо. Их снова было четверо. Здесь, на голубой планете, прекраснейшей из планет Галактики. Прекраснейшей из планет мира. Потому, что это – их Земля. Раз за разом они несли ее на своих руках, и не их вина, что они выбирали неверные пути. - Ты несешь фигню, - безапелляционно заявляет Нефрит, который сидит в кресле, закинув ноги на столик, и потягивает виски. – Большую фигню. Пожалуй, даже толще, чем ты сам. - Чего это? – обижается рыжеволосый юноша, сидящий напротив него и вдохновенно строчащий карандашом в блокноте. - Потому что вина была, есть и остается нашей. Вопрос в другом – что нас давно простили и… - Это кто еще кого прощать должен, - огрызнулся моментально похолодевший лицом Штормовой. – Чем они лучше нас? Они убивали точно так же, Неф. - Как и мы их, - резонно замечает шатен, разглядывая кубики льда в бокале. – Зой, пошевели пальчиками, а то у меня виски нагрелся. - Сходи к холодильнику, растряси ягодицы. - Куда-куда ты меня послал? Смуглый блондин поднимает голову от рабочего стола, на котором громоздятся папки, ноутбук и ворох бумаг, причем именно в таком порядке. Подпирает экзотическую конструкцию лежащий поперек стола меч. - Я вас сейчас обоих пошлю, - негромко и спокойно говорит он. – Потому что буяните вы все еще в моем доме. Вот наступит воскресенье, приедем к Нефриту, там и будете командовать. А пока что мне еще на завтра графики сводить. - Джедайту отдай, - потягивается Зой. - Джедайт все еще в университете, и будет там допоздна. Вернется – сядет за задания и за работу. А вас двоих я сегодня не приглашал. И даже предупредил, что сегодня дел по горло. - Ага, так предупредил, что даже виски купил, - улыбается Нефрит. – Кун, а в честь чего у тебя меч под рукой? - Не знаю. Он сегодня весь день под руку попадается. - Ты – и не знаешь? Тягостное молчание повисает в кабинете. У Стального лорда, такого собранного, жесткого и отточенного, у которого, как шутил Нефрит, даже тараканы на кухне строем в ногу ходят, (– Какие тараканы? – удивляется Кунсайт. – У себя разводи антисанитарию.) – и вот просто так у него на столе валяется реликвия, которая «просто под руку попадается»? - Знаю, - кивает блондин. – Мне это тоже не нравится. Клинки не лгут. - И не ошибаются, - кивает Зойсайт, припоминая, что мечи всю жизнь предупреждали их об опасности задолго до того, как все начиналось. Только расшифровать их послания вовремя получалось не всегда. – А отметин нет? - Нет, - качает головой Стальной. – Ни одного пятнышка. - Значит, опасность грозит не нам? – Зойсайт взгромоздился на подоконник, спихнув с него бумаги. – И не Земле? Вот пусть полосатые с этим и разбираются. - Зой! – Первый лорд почти не повышает голос, но от этой интонации хочется втянуть шею и прижать уши, как виноватому коту. – Что я слышу?! Парень тут же стек с подоконника и со вздохом поднял бумаги назад. Злить свое непосредственное начальство и любимого человека по совместительству ему не особо хотелось. Нет, конечно, Зой был свободен в своих связях – Ветер не может принадлежать одному, и он щедро им делился – но Кунсайт был особенным. Невыразимым. И то, как их отношения переплетались с историей мира, было достойно отдельной повести в стихах на тысячу страниц. Величайшей картины в истории. Мелодии, от которой сердце бы разрывалось на доли такта. - Кхм! – напомнил о себе Нефрит. Зой сморгнул, оторвал взгляд от старшего лорда и воззрился на Звездочета. - Чего тебе, долговязый? - Между прочим, я не самый высокий из нас троих, - тут же картинно обиделся хозяин Запада. – И тем не менее, никого, кроме меня, ты так не называешь. - В случае Кунсайта высокий рост сравним с величием духа, - рыжий показал ему язык. - Подхалим. - Ни капельки. Просто я умею уважать… - …хорошую выпечку и косметику, - закончил за него шатен. Зой побагровел. В воздухе запахло озоном. Нефрит ухмыльнулся от уха до уха. Этот раунд остался за ним. - Хватит, - прозвучал холодный и негромкий голос Первого. И тут же все, что искрилось в воздухе, грозя небольшим взрывом, исчезло. Слово старшего лорда – приказ. Даже если он просит. Особенно если он просит. Кунсайт потер виски. Все было, как всегда. Все уже три года было, как всегда: с тех пор, как они очнулись на родной планете в обществе недружелюбных «полосатых вояк», как обозвал их Зой, и с одновременно радостным и расстроенным принцем. Когда Эндимион рухнул в бесконечное бурление Галактического котла, он навсегда растворился, став частью тысячи звезд. Но именно это позволило Хранительнице Котла вернуть его, воскресив золотое звездное семя из самого предвечного света. И тех, кого он всегда носил под сердцем в резной шкатулке – заодно. Такие заклинания не переборчивы, есть труп – воскрешаем. Так вместо одного вернулись пятеро. Так лорды когда-то Терры, а теперь Земли, обрели тела. Сначала было сложно. Неимоверно, безумно сложно. Сперва они даже не знали, как вести себя в мире двадцатого века, что такое автомобиль – ну, кроме Нефрита, который успел освоиться, еще будучи демоном, почему не стоит ходить по улице в мундире, и чем мобильный телефон лучше, чем ментальная связь. А потом они научились жить иначе, осознав, что от их возможностей остались крохи. Теперь ни огненных змей, ни врат в Многомерный Хаос им не видать. Они лишились и своей врожденной магии: Земля закрыла ворота силы для предателей. Даже Гелиос, выслушав спокойную речь Джедайта и негодующие вопли Зоя, покачал головой и отказал в праве пройти к алтарям сторон света. По его словам, планета сама решит, когда все вернется на круги своя, и до этого срока ее не заставит никто. Каждый выбрал себе новую дорогу и сейчас осваивал по ней первые шаги. Кунсайт взялся за то, что он умел лучше всего. Политик, похожий на арабского шейха в деловом костюме, заблистал на арене, где скрещивались не клинки, но ум и воля. Нефрит проработал два года моделью – ему даже стараться не надо было – и, обеспечив себе безбедное существование и скандальную репутацию, практически исчез из блеска софитов, возникая там теперь только под настроение. В остальное время джентльмен и казанова сводил с ума тихих лаборанток в Центральной Обсерватории, ведя лекции и засиживаясь допоздна над показаниями телескопов. Звезды все еще манили его. Джедайт заканчивал высшее. Магистратуру – когда он успел получить степень бакалавра, у него даже спросить не успели. Пропадал до ночи в университете, потом возвращался в дом Нефрита – теперь все лорды жили по отдельности, кроме них – падал лицом в подушку и засыпал. А на выходных исполнял обязанности менеджера капризной суперзвезды в лице Второго. Попутно подрабатывал, разрабатывая на заказ программы и сайты – несмотря на ворчание Нефрита, что его бюджета и так хватит на обоих. Зойсайта же бросало из крайности в крайность. Рыжий мальчишка, так и не успевший вырасти, тосковал по магии больше всех. И наконец, не выдержав, с головой бросился в кругосветное путешествие (на деньги Кунсайта). Он шел по маршруту, который сам выстроил по точкам силы Земли. И везде искал теорию и практику, впитывал тайны мироздания, надеясь отыскать тот самый заветный ключик к утерянному счастью. Из путешествия он вернулся повзрослевший, с философскими настроениями и почти успокоившийся. Найти дорогу ни к Северу, ни к Ветру он так и не сумел, но зато нашел свое призвание. Зойсайт рисовал. Гениальные миниатюры его кисти медленно, но верно набирали известность, и хотя до истинной славы ему было далеко, его имя уже значило немало. Он вернулся в Токио, снял квартиру в пригороде и осел там. Четверка снова была вместе. Интерлюдия 3. Пятеро. Их всегда было четверо. Четверо – и одна, которая стояла за их спинами. Одна, которая была для них всем: светом, сердцем, любовью и жизнью. И все же их было четверо. Летящая красота, нежная забота, острейшее предвидение и кристально чистый интеллект. Каждая из них выбрала свой путь. Но пока что они были вместе. Минако Айно. Капитан теперь уже университетской волейбольной команды. Ами Мидзуно. Студентка медицинского колледжа, легко перескочившая через курс. Макото Кино. Дизайнер-флорист. Рей Хино. Окутанная тайной мико из маленького храма. Прошло уже три года с их последней битвы. Больше они ни разу не надевали фуку: Земля наконец, нашла свою точку равновесия и перестала быть мячиком в руках сил, превосходящих человеческое воображение. Все чаще теперь их взгляды обращались к мерцающим на небесах планетам. Их мертвым домам. Тогда, в будущем, у них не было ответа – живы ли планеты системы? Вернулись ли к ним их души? Цветут ли по весне степи Венеры? Бушуют ли грозы в рощах Юпитера? Блистает ли холодный Меркурий, цитадель туманов? И под чьими ногами поет песок Марса? Да и поет ли? - Эй, девочки! – вихрем выносится из дверей нечто, за спиной которого вьются два пшеничного цвета хвостика. – Я сдалаааа! - Умница, - улыбается Макото, поднимаясь и откладывая вязание: Усаги просидела на экзамене дольше всех, и остальные уже изрядно устали ее ждать – потому и занимались кто чем. – Отлично? - Хорошо, - вздыхает блондинка и обводит взглядом подруг. – Но ведь сдала же? А значит, нас ждет праздник! Мороженка, жди меняяаааа!!! И звонкий смех пятерых разносится по улице. Все же, их пятеро.