Равновесие

Говорю вам тайну: не все мы умрем, но все изменимся. (Послание апостола Павла к Коринфянам, 15:51)

В эту ночь небо над городом расколол звездопад. И никто из тех, кто видел его, не остался прежним собой. Не остался прежним и мир. Рыдая и стеная под ударами падающих осколков величайшей силы, он воззвал к тем, кто ранее был его опорой. Тем единственным, кто еще мог его услышать. Вытолкав гостей в лице лучшего друга и любимого человека, Кунсайт еще некоторое время сидел над текстом завтрашнего выступления перед советом министров. Сказать, что мероприятие было важным, - все одно, что не сказать ничего. Каждую фразу следовало отточить, каждую формулировку перепроверить, и потому, когда мужчина устало откинулся на спинку кресла, стрелка наручных часов дрожала на половине одиннадцатого. Небо уже подернулось аметистовыми сумерками, расчерченными темно-багровыми облаками, на которых запечатлелся последний поцелуй ушедшего за горизонт солнца. Первому из Хранителей Земли хватает одного взгляда, чтоб понять, что за окном творится нечто странное. Закат расчерчен вспышками сотен молний, свет от которых пробивается сквозь тяжелые шторы, но ни отголоска грома не звучит в тяжелом и жарком воздухе. Кунсайт осторожно подходит к шторе и приподнимает ее, оставаясь на всякий случай чуть в стороне от рамы, - сейчас, когда его сил с трудом хватит на одну небольшую льдинку, стоит быть особенно осторожным. Небо изрезано сотнями падающих звезд. Люди на улице останавливаются, тычут пальцами в небо, изумленно ахают и вскрикивают, кто-то фотографирует небесное беснование, пока где-то далеко в переулке не раздается отчаянный женский крик. Улица стремительно пустеет: кто-то спешит на помощь к кричавшей, кто-то наоборот, старается убраться подальше. Тишину квартиры нарушает резкий звон. Одно из окон разбито, и на полу лежит небольшой лиловый камень с острыми гранями, сумрачно мерцающий своим собственным светом. После Кунсайт так и не смог объяснить самому себе, что толкнуло его на эту неосторожную глупость. Это было величайшей его ошибкой в новой жизни, говорил он. Но пока он шагнул вперед и наклонился, чтоб подобрать камень с пола. Грудь под сердцем пронзило болью, холодом и страхом. Стены квартиры качнулись и растворились в черном дыму, взамен навстречу рванулись торосы черного льда, на глазах складывающиеся в стены. И ничего уже нельзя было успеть: милосердная тьма сомкнулась над уставшим в один миг сознанием. Выгнать Зойсайта, который уже присосался к бару с дорогими напитками и к альбому с образцами тканей, причем одновременно, та еще задачка. Нефрит вот не сумел: у рыжего в известном месте загорелась идея вытащить Второго на подиум в коллекции собственной разработки. Нефрит три раза проклял тот день, когда не вернул альбом заезжавшей швее: пообещал еще раз посмотреть и подумать, да так и забыл его на столике в гостиной. Благо, в отличие от остальных, его дом был выстроен по европейскому образцу: множество небольших комнат, идеально подходящих для уединения. Более того, он не раз предлагал остальным перебраться к нему, но и Кунсайт, и Зойсайт отказались. Первому необходима была тишина и одиночество, а собравшиеся вместе Четверо обеспечить ему подобное не то, чтобы могли, хотя бы за счет того, что при виде друг друга у Зоя и Нефа открывались вторые дыхания, шестые чувства и двенадцатые чакры одновременно, и язвить друг над другом эти двое могли непрестанно. И тем не менее, оставались неизбежно лучшими друзьями. Сам рыжий отказался жить под одной крышей с другом именно потому, что 24\7 они бы, может, друг друга и вынесли, да только этого не пережили бы все остальные. Уж лучше дозированно собираться всем вместе по выходным, разорять бар Нефрита и доводить Джедайта совместными подколками. Собственно, Джедайт и стал финальным аргументом: Зойсайту было торжественно обещано, что если к моменту возвращения младшего лорда домой он будет все еще здесь, ему придется помогать Иллюзионисту с написанием его зубодробительного диплома, тянущего по размерам и формулировкам на три диссертации. Да хотя бы вдохновением, раз мозгов не хватает. На “не хватает” Зой привычно обиделся напоказ и все-таки отправился восвояси, прихватив альбом и эскизы, которые уже успел набросать. Нефрит вздохнул одновременно с разочарованием и облегчением; в конце концов, он и сам был не прочь покрасоваться, но вот все то, что этому предшествовало, хоть приносило немало положительных эмоций, но безмерно утомляло. Оставалось привести в порядок гостиную и воздать должное холодильнику, чем он и занялся. Когда в виски впилась тончайшая игла тревоги, он сам не успел осознать. Мир содрогался, кричал, умолял о помощи. Светила, которых он не слышал уже три года, рыдали так, что перед глазами на миг потемнело. Словно что-то, пронесшееся незримо, ударило плетью по всем чувствам одновременно. Будто звезды умирали. Открыв дверь пинком, он вылетел в сад и сперва не узнал небо. Все созвездия смешались в какой-то дикой пляске, в глазах зарябило. В небесах открылась бездна, и на землю хлынул ярчайший поток белых и лиловых искр. Одна из них упала к ногам Звездного лорда: небольшой, не длиннее пальца, пурпурный камень, слабо мерцающий светом умершей звезды. Его грани на вид были острыми и угрожающими. Стоило Нефриту сделать шаг, камень исчез. Сердце словно пронзила тысяча копий. Мужчина, захрипев, повалился набок, успев только увидеть, как вокруг встают и смыкаются стены из старого серого мрамора. И все поглотила тьма. Мало кто обращает в метро внимание на невысокого гайдзина с бледной кожей, светлыми волосами и с неизменными наушниками, в которых не звучит музыка - Джедайт привык отгораживаться их тишиной от чересчур агрессивного инфопотока из социума. Его никто не заметит. Пока не посмотрит этому гайдзину в глаза. В необычные голубые глаза - словно два зеркальных водоворота, в которых умирает небо. Отвести взгляд, поймав однажды луч тайны из таких глаз, невозможно. Поэтому к наушникам вскоре прибавились темные очки, которые не покидали переносицу юноши даже в помещениях. Четвертый из генералов земного принца - они все еще называли его принцем по старой привычке, хотя о коронации их оповестили чуть ли не спустя минуту после воскрешения - не любил лишнего шума вокруг своей персоны. И вообще шума не любил и “выключал” из восприятия все лишнее. Что не мешало ему из-под своеобразной брони воспринимать все то, что требовало немедленной реакции. Его никто не заметит. Это все, на что теперь хватало сил когда-то великого хранителя, господина иллюзий и владыки обманов. Никто не спросит документов, не запустит руку в карман в переполненном вагоне, не пристанет с вопросами. Идеальное отчуждение. Стена спокойствия дрогнула, когда в супермаркете раздались восхищенные возгласы, и люди, оставив корзины, бросились к окнам и дверям. Джедайт спокойно переждал бы всеобщее помешательство, если бы… Если бы не оно: отчетливый и пронзительный, как последняя песня хрусталя на камнях, зов. Не слышимый обычным людям, но у Хранителя чуть не взорвались виски от ощущения силы, которая мимоходом мазнула крылом по сердцу и растаяла в пламени заката. Зов, который заставлял бросить все и бежать туда, где уже столпились люди, ахая и тыча пальцами в небо. Блондин остался на месте, хоть это и стоило ему немалых усилий: звенящий зов сводил с ума и сминал любую волю. Потом все кончилось. Люди постепенно расходились, оживленно делясь впечатлениями друг с другом. Звезды еще продолжали сыпаться на землю, как зерно из руки неведомого сеятеля, но безмолвный зов ослабил хватку, и вскоре полностью умолк. Джедайт расплатился на кассе и поспешил домой: наверняка, оно коснулось всех хранителей, а значит, можно ждать чего угодно. Добраться домой, убедиться, что с Нефритом все в порядке, и обзвонить остальных, включая принца. Ведь каждый раз, когда Земля становилась разменной монеткой, судьба Эндимиона становилась мелочью на сдачу. Но стоило юноше толкнуть плечом дверь магазина и выйти под открытое небо, как одна из звезд, лиловая и тускло блестящая, как глаз дохлой семги, сменила траекторию и рванулась к нему, оставляя за собой след из мерцающей пыли. Миг - и острая игла входит под сердце, боль перебивает дыхание и не дает даже закричать, а из мгновенно сгустившейся темноты встают стены лилового стекла. И алая жаркая тьма затапливает разум, и остается только корчиться на асфальте в ожидании беспамятства. К счастью, оно приходит быстро. Изысканный европейский домик в пригороде приютил сразу нескольких представителей творческих профессий. На первом этаже комнаты делили флейтистка и актриса, на втором расположился усатый барабанщик с супругой, мансарду же целиком занимал юноша-художник. Сэйен Кохаку, в иных кругах известный, как Зойсайт. Рыжий, до отвращения наглый, но не лишенный своего собственного обаяния, почти ребенок, но с серьёзными взрослыми глазами. Сегодня парень возвратился на закате, что было для него нетипично: он либо приходил в глухой ночи, либо наоборот, засветло - и тогда садился за работу. Но сегодня что-то словно толкнуло его ехать домой, а не шастать по городу после того, как распрощался с Нефритом. Зой возвратился домой, запихал альбом с тканями на полку, напомнив себе с утра за него взяться, и тут же наткнулся рукой на рукоять парадного меча, которому полагалось лежать совершенно в другом месте. Сдавленно ругнувшись, рванул его из ножен, припоминая слова Кунсайта и ожидая увидеть чернеющую сталь. Ни пятнышка: лезвие все также, как обычно, блестело под косыми лучами закатного солнца, бьющего в окно, и словно слегка светилось изнутри. Опасности нет, говорило оно. — Но ведь что-то тебе нужно? - проворчал юноша, заталкивая клинок обратно в узорчатые ножны. - Какого же черта ты хочешь сказать? Меч закономерно промолчал. Разумом и сознанием он не обладал, хоть Нефрит иногда и утверждал обратное. Впрочем, иногда он утверждал, что и сам обладает разумом. Зой швырнул оружие на кровать и снова выругался. Подобные загадки никогда не сулили ничего хорошего. Но прошел час, два, а мир все еще не спешил рушиться. Ядерный гриб на горизонте не вставал, лапша в тарелке не превращалась в клубок кобр, а ветер не пах гнилью. И юноша почти успокоился: выходя в сад подышать воздухом и полюбоваться на деревья, узкие черные силуэты которых отчетливо прорисовывались на небесном пожаре, он был расслаблен и безмятежен. Почти. Бесподобно огненный закат внушал смутную тревогу. Хоть хозяин ветров и любил закаты наравне с рассветами, этот ему не нравился - словно открытая рана, из которой вырвали кусок плоти. В легендах о таком небесном огне говорят, что он отмечает пролитую кровь или же возвещает ту, что прольется скоро. И потому тревога оставалась незваной гостьей, пока первая белоснежная черта не расколола багряные сумерки. Виски взорвались от чьего-то крика, от безмолвного моления о помощи. Зой вскочил с камня, на котором сидел, и тут же зов сменил направление. Теперь то, что его издавало, находилось ровно за развесистой гортензией у дорожки. Юноша поспешил туда, и остановился, увидев источник зова. Небольшой осколок аметиста торчал в песке дорожки и слегка сверкал под сыплющимися с небес огнями. Его грани пели. Небесный король осторожно сделал шаг к необычному камню, мысленно обращаясь к дремлющему в ножнах клинку, но тут лиловая вспышка на миг ослепила его, а сердце остановилось от пронзившей все тело боли. Вокруг воздвиглась деревянная клетка и мир померк навсегда. Когда он пришел в себя, вокруг было тепло, темно и пыльно. Под щекой ощущалось теплое шершавое дерево. Первый лорд Земли тяжело поднялся и осмотрелся: он стоял посреди коридора, ведущего к лестнице, на первом этаже. Определенно он не бывал здесь раньше: дом отдаленно был схож с особняком Нефрита, но заметно больше. Сверху раздавались неясные звуки, словно шторм колотился в стекла, воющие от натуги. И сквозь этот вой доносился очень знакомый голос. “Помоги мне, Кунсайт! Слышишь меня, помоги!” И стремление отозваться на этот зов сильнее Первого из лордов. Пока он мерит лестницу шагами, в голове роятся сотни мыслей. Чем же был этот камень? Связан ли он со звездопадом? Очевидно, что связан, но кто или что его вызвало? Был ли камень порталом? Или же кто-то наблюдавший нанес удар, как только Небесный король отвлекся на неожиданный “подарок”? Скорее, второе, ведь коснуться этого подарка мужчина так и не успел. Впереди встает черная недвижимая фигура на фоне оконного проема. Ее силуэт знаком Кунсайту, и тот только стискивает зубы и отгоняет эмоции усилием воли. В конце концов, нельзя забывать, что он здесь не по своей воле. Нельзя забывать, что это вряд ли реальность, скорее сон или иллюзия, но всяко ловушка. Стальной лорд делает несколько шагов к свету, силясь увидеть собеседника. Стоящая на подоконнике свеча вспыхивает ярче, открывая его взгляду каменное изваяние Эндимиона. Когда он приходит в себя, висок приятно холодят камни, к которым сидящий Нефрит прислонился головой. Он сидит на полу в коридоре какого-то дома, даже замка, судя по пропорциям этого коридора. Шатен поднимается на ноги и осматривается: серебристо-серые стены, под ногами пыльный ковер, на стенах десятки рам, точно в картинной галерее. Только вот образов на картинах не разобрать: они размыты, а света слишком мало. Легкий шорох привлекает внимание, и юноша мгновенно оборачивается. В руку ложится клинок из светлой стали с бледно-зеленым камнем в рукояти: клинок души, парадный меч генерала Запада. Взгляд Нефрита на секунду становится тревожным: ни разводов, ни трещин на металле не заметно, а значит, что бы это ни было, опасности пока что не предвидится. Здесь нет тьмы, нет ее и в душе лорда. Зато есть кто-то чужой. Настолько чужой, что волосы пытаются встать дыбом, хоть образ и безобиден. Впереди стоит женщина в длинном сером плаще и в белом платье знакомого покроя. Отдаленно знакомого - то, что видел когда-то лорд Звезд, выглядело иначе. Женщина медленно движется вдоль картин, высоко подняв руку со свечой, и мечущийся свет выхватывает из темноты жутковатые образы. На картинах - все те, кого Нефрит знал: ненавидел, любил, презирал, уважал, - но так или иначе знал, хотя бы на уровне пары слов, сказанных в толпе. Все они мертвы или на шаг от Безглазой. Каждая из картин вызывает в звенящей голове целую пляску образов, принося жестокое понимание того, как это на самом деле случилось. Сгорающий в багровом огне Эндимион, сжавший в объятиях еще живую Серенити. Как это напоминает падение Луны - не передать, но все же иное. Ведь тогда Эндимион погиб от меча, стучит в голове память. Изломанная во льдах фигурка Сейлор Венеры. Этого не было, отмечает разум. Я этого не знал. Скорчившаяся на белых ступенях Сейлор Марс - на виске алое пятно. И это было. Когда пал Миллениум. По-восковому спокойная королева Берилл с мертвыми глазами, исчезающая в бело-розовом сиянии. Это было, но я не мог этого помнить. Я не видел падения Королевства в двадцатом веке. Тающая в сплетении щупалец тумана Сейлор Меркурий. Полупрозрачная, сгорбившаяся под непомерной тяжестью Плутон. Запертая среди окровавленных разбитых зеркал Нептун. Пронзенная клинком Юпитер. И это было, бьется в виске. Я знаю этот меч и руку, что его держала. Женщина в сером плаще движется вперед, освещая все новые картины. Не лучше сюжетами, право. Молча. Ее платье негромко шелестит, и этот шелест усыпляет. Звук шагов вплетается в него причудливой мелодией, и Нефрит, словно в трансе, следует за безмолвной проводницей, ошарашенно наблюдая образы многочисленных мук. Не сразу приходит понимание, кого нет в этом ряду. Что случилось с ними? Если все эти картины - правда, то что случилось с хранителями Эндимиона и Земли? Неужели их постигла участь страшнее смерти? Или же они живы, и только Нефрит оказался поглощен темнотой? До этого дня он не думал, что тишина способна быть союзником или врагом. Что она способна быть материальной, осязаемой, светлой или темной. Но вот она перед ним: осязаемая тишина, облеченная в серый звездный свет. Кто она, эта женщина? Та, кто вызвала звездопад, или же та, кого он призвал? Тонкий звон разрывает тишину и возвращает мыслям ясность. Нефрит, задумавшись, опустил руку, и меч зазвенел острием по камню пола. Юноша сморгнул и остановился. Остановилась и женщина. - Это только моя вина, - звучит впервые за встречу ее голос. - Только моя. Она поднимает свечу еще выше и делает последний шаг; огонек освещает огромные двери из резного дуба. Они заперты, но проводница касается засова рукой, и тот рассыпается в пепел. - Пришло время снять печати, - торжественно возвещает она. - Снять печати, исправить ошибки и вернуть утерянное. Она оборачивается, и Нефрит узнает это лицо. Перед хранителем Звезд стоит Селена, королева Серебряного Миллениума. Когда он приходит в себя и поднимает голову, все, что он видит вокруг - это лиловое стекло. Оно везде, юноша словно запаян в бесконечность граней стеклянного кристалла. А потом он видит небо. Низкое и черное, оно давит на плечи. Звезд больше нет - они осыпались тем самым звездопадом к ногам господина иллюзий, оставив одну. Последняя звезда, Звезда Полынь, темно-алая, пульсирующая, как сердце. И облака, что обрамляют ее, неприятно напоминают когтистые руки. Он касается рукой прохладного стекла и встает. Коридор под открытым небом узок, в нем не разойтись двоим. Впереди пространства больше, но ненамного, а дальше дорога круто изгибается. То же самое ждет его и за спиной. Джедайт заперт в стеклянном лабиринте под светом кровавой звезды. Выбора нет - придется идти. И юноша идет, касаясь стены все одной и той же рукой, не запоминая дорогу, но стараясь найти закономерность в причудливых изгибах пути, развилках и перекрестках. Закономерности нет. Ничего нет. Даже мела или нитки, чтоб отметить пройденный путь. Только звезда. Пусть она и станет ориентиром. Направо. Направо. Еще раз направо. Звезда сияет все ярче - юноша движется к центру лабиринта, над которым зависло светило. Ощущение, что само время здесь, в лабиринте, сгустилось до консистенции джема. Воздух плотный и вязкий. Стены одинаковые, пол под ногами тоже не претерпевает изменений. Но если идти - обязательно куда-нибудь придешь. И наконец, в однообразии начинаются первые изменения. В глубине стеклянных стен посверкивают алые отблески, под ногами стелются алые же нити, словно от лучей той звезды. Направо. Направо. Прямо до упора. Направо. В глубине стен отблески все ярче - и вот они на доли секунды высвечивают впаянные в стекло образы. Лица, сотни их и тысячи: перекошенные злобой, искаженные страхом, застывшие в крике боли, измятые пороками и глядящие в безумии и злобном торжестве. Они вспыхивают на миг под лучами звезды, единственного светила здесь, и погружаются в лиловый стеклянный сумрак. И тишина, звенящая, тугая, ощутимая всем телом. В ней вязнут звуки шагов, биение сердца и дыхание. И вот финал. Первое разнообразие - развилка на три пути. Три дороги охраняются тремя статуями, хоть до этого развилки не отмечались никак. Статуя Эндимиона - коридор за ней черный камень и абсолютный мрак. Статуя Берилл - коридор за ней полыхает алым. И статуя самого Джедайта: необычно высокая, увенчанная короной черного железа, в роскошном плаще до пят. Коридор за ним - привычное лиловое стекло. Джедайт остается верным привычке. И шагает в сумеречный пурпур за спиной себя самого. Когда он приходит в себя, виски раскалываются от звенящей боли, а голова словно каменная. Темный коридор тянется вперед десятка на три шагов и заканчивается приоткрытой дверью, за которой дрожит золотистый свет. Свеча? Камин? И больше ничего: один путь, одна дверь, один вариант выбора. Зой фыркнул: еще никто не мог загнать хозяина ветров в угол и лишить выбора. Прогулявшись по все тому же коридору в обратную от двери сторону и убедившись, что тот все же замыкается кольцом, Сэйен немного подрастерял уверенность. Похоже, выход был входом, и путь был только один. Несколько шагов к приоткрытой двери, а дальше только протереть глаза и красиво ими похлопать, увидев гигантскую библиотеку и ее обитателя. Последний сидел вполоборота к двери, небрежно перекинув через плечо пышный рыжий хвост, стянутый пепельно-серой лентой, и что-то писал, сверяясь с книгой на подставке. Небесный король пытался лихорадочно сообразить, что это: будущее, прошлое, параллельная реальность, сон или чья-то качественная иллюзия? Библиотека выглядела более, чем реальной, ее стеллажи уходили вверх и терялись там в полумраке. Между ними парили грозди стеклянных шаров, излучавших свет сотен свеч и освещавших кожаные и бархатные корешки талмудов, свитки, тетради, шкатулки и стопки бумаг. Языки всего мира переплетались с языком старой Терры и с еще какими-то, которых до этого дня король и в глаза не видел. Где-то свитки сменялись дисками и дискетами, каменными табличками, а в углу, погребенный под какими-то папками, тихо жужжал компьютер. Словно в одном зале собрались все возможные носители информации за всю историю человечества! А за столом все еще сидел одетый в зелень и пыльное серебро мужчина, совершенно точно знакомый невольному гостю. — Здравствуй, Зойсайт, - негромко позвал его рыжий, переступая порог. Сам он не имел обыкновения бить на поражение, не разобравшись в ситуации, и оставалось надеяться, что его копия - тоже. — Здравствуй, - машинально отозвался мужчина. И подпрыгнул, резко оборачиваясь. Стул грохнулся на пол, а парень развернулся к Зойсайту и жадно вгляделся в его лицо. - Ты здесь! Здесь! Черт побери, у меня получилось! Или?.. Не бывают у статуй такие тонкие и проработанные до мелочи живые черты. До каждого волоска в брови, до каждой миниатюрной детали. Не бывает у статуй таких ярких, живых и зрячих голубых глаз. И наконец, статуи не плачут. У этой же залегли глубокие морщины в углах глаз, и по щекам катятся крупные слезы, оставляя на камне влажно блестящие в свете свечи дорожки. Что же ты такое? Кто ты такое? Поза изваяния не естественна, юноша словно тянется к чему-то, скрытому от глаз Южного Лорда. Кунсайт делает еще шаг, огонек свечи трепещет, освещая лежащий на подоконнике меч принца: единственный из парадных мечей хранителей Старой Земли, чья рукоять не украшена камнями; единственный из пяти клинков, сохранивший силу. - Она успела раньше, - звучит в голове Первого лорда голос его правителя. - И теперь я не знаю, что делать. Помоги мне, дай мне меч. Кунсайт встряхивает головой и еще раз вглядывается в лицо Эндимиона. Здесь нельзя ошибиться, собственные иллюзии уже однажды привели его к краху. А потому господин хаоса пристально вглядывается в лицо изваяния, пытаясь понять, где подвох. И одна черта привлекает его внимание. Его сюзерен тянется к мечу, но не смотрит на него. Застывший взгляд живых глаз устремлен куда-то за границу видимости: за окно, где воет ветер, сотрясая стекла, где небо объято огнем, несмотря на чудовищный ливень. И в центре этой вакханалии есть островок покоя. Кунсайт подходит к окну и опирается обеими руками на подоконник. Посреди буйства стихий стоят трое, подобно статуям же, незыблемы. Вьется по ветру рыжий хвост, плещутся каштановые локоны. У Джедайта трепетать нечему, но он более чем узнаваем. На них новая форма: лиловое сукно с алыми кантами, - разглядеть это можно и в темноте. Трое стоят в углах трехлучевого сложного рисунка, что пылает уже знакомым Первому лорду пурпуром. И чем ярче горит он, тем сильнее воет ветер, тем отчетливей вздрагивает земля, и тем ярче сыплющиеся с горящего неба звезды: знакомые, объятые лиловым сиянием и сочащиеся силой камни. - Ритуал начат, - выдыхает Эндимион. - Он не должен быть окончен. - Что за ритуал? - цепляется разум за единственную ниточку к разгадке, и вопрос опережает мысль. - Этот ритуал обращает планетарные стихии против самой планеты, - помолчав, отвечает король. В его взгляде читается неизбывная скорбь, загнанность. И страдание? - Огонь, Вода, Земля, Воздух. Благодаря каждому из вас эту силу можно повернуть вспять, заставить шестеренки единого механизма крутиться в обратном направлении. Когда ты шагнешь туда, начнется финальная фаза ритуала. Однако, стоит ему завершиться, и Земли не станет. Ничего уже не станет, кроме вас. - Он лжет, - звучит в висках голос Джедайта сухим приговором. Створки дверей распахиваются бесшумно. Этот зал огромен, и это усыпальница: пять стеклянных саркофагов покоятся на мозаичном полу, и пыльные блики мечутся по ним от света свечи. Королева ступает под своды, а Нефрит все стоит на пороге, осмысливая увиденное и услышанное. Ему так легко было молчать в присутствии спутницы, ее присутствие как будто незримым плащом оберегало от ползущего по венам липкого страха, который подкатывал к горлу от вида этих картин. Он же совершенно точно спит. Только во сне возможен такой неземной покой, бархатный неповторимый уют от шелеста платья венценосной незнакомки и теплого огонька в ее руке. Он же совершенно точно помнит, что все было иначе. И она вовсе не виновна, и об этом хочется крикнуть, сорвать с нее этот серый плащ вины, но Второй из Шитенно так и не решается нарушить священнодействие тишины. Особенно когда видит саркофаги. Один из них пуст, крышка сдвинута набок в приглашающем похоронном кокетстве. Даже бархатная подушечка под голову прилагается. Нефрит усмехается, и, отбросив мысли, шагает в мавзолей. Останавливается у пустого гроба и проводит по крышке пальцами. Следов не остается, и Нефрит усмехается вновь. Его в сияющую чистоту смерти не заманить, слишком отмеченный Западом любит жизнь. Но ведь не просто так его привели сюда? Не просто так пустует это последнее пристанище. Это что же за идиотские намеки? - Королева, - выдыхает Нефрит и сам поражается своему охрипшему от пыли или страха голосу. - Что с остальными хранителями? В ответ на его вопрос королева касается свечой одного из светильников на стене, и свет бежит вверх по спирали, зажигая все больше масляных чаш. Мысленно он был готов к этому, догадывался о том, что увидит. Но когда правда открывается глазам, он обессилено падает на колени, руки трясутся. Он с трудом поднимает взгляд. В остальных гробах покоятся три мумии. Одну из них он узнает: он сам укладывал обугленное тело Джедайта в хрусталь там, в Темном королевстве. Остальные два тела более, чем узнаваемы: по оставшимся клокам волос, рыжеватым у одного и серебристым у другого, по одежде, по позам. Все они погибли тогда, пять лет назад. А он почему-то все еще жив? Жив ли? Мысли несутся бешеным вихрем, и Нефрит понимает, что теряет связь со временем. Как это - мертвы? Мы сегодня пили, пили с Зойсайтом, с этим рыжим придурком, с моим маленьким солнышком. Кунсайт готовился к выступлению, Джедайта я видел с утра, он опять обругал мой кофе. Что случилось? Почему они здесь? Почему здесь я? Рубашка на спине мокнет от пота: слишком много вопросов, слишком много эмоций. “Ваша вина?!” - хочется вскричать ему, и отшвырнуть с ненавистью эту чистую и сияющую, погубившую стольких ради своего сияния. Но прежде, чем он открывает рот, королева снова берет слово. - Это моя вина, - повторяет она. Глупая кукла, которая только одно и может повторять! Осознание вины не вернет самых дорогих, не вдохнет в обугленное сердце ритм. - Но мне же и дано все исправить, - и улыбается так приторно, так спокойно! - Это. Ваша. Вина? - давит из себя Нефрит, с трудом осознавая слова за шумом крови в ушах. - Все - ваша? Ваш шанс исправить вашу жизнь, будьте вы прокляты. На кой черт вам сдался я? В отражениях стеклянной крышки мелькают его собственные воспоминания. Да, он помнит, помнит этот день так, как будто это было вчера: лицо Зойсайта, которое отражалось на поверхности шара; предсмертный крик Джедайта, который исчез в огне Марса. На секунду кажется, что в воздухе снова тянет горелым: этот крик долго стоял в ушах. Потом, хоть это и было опасно, он переместился на Землю и собрал обугленные останки друга, и сам же похоронил. В этом стеклянном саркофаге, в Темном Королевстве. Он долго простоял возле гроба на коленях, чувствуя, что потерял самое дорогое, что было на этом свете, единственное светлое пятно, что оставалось у него в жизни, то, за что он цеплялся постоянно, мысленно заставляя себя верить. Его клятва - отомстить сейлор сенши, его злость - на самого себя и недальновидную Берилл, что отправляла их на смерть одного за другим. Все верно, это он умер следующим. Он помнил ту грозовую ночь и дворец принцессы; яркий отблеск молнии из рук Юпитер. Поэтому он не помнил смерти Кунсайта и Зоя, но не сомневался в том, что они разделили общую судьбу. И хотя с северным лордом они часто ссорились, потому что рыжая паскуда все время дразнил Нефрита, Звездный не испытывал к нему ненависти: все это было на уровне ребячеств. Настоящие отношения были намного глубже. Пусть Кунсайт всегда вел себя высокомерно, ограждая себя от остальных Шитенно, он был самым сильным и самым старшим из четверки, и Нефрит искренне признавал его превосходство. Они всегда были вместе. Их было всегда четверо, сколько он себя помнил. Тогда почему он здесь? Почему он еще жив? Жив? Он вцепляется в бортик саркофага и с шумом выдыхает. - Жизнь? Мою? Нет, - течет мелодичный голос с ноткой сожаления. - Мой срок прожит, мои дела завершены, и мое время вышло. Я должна остаться воспоминанием, исправив то, что натворила в своей слепоте и гордыне. - Мне плевать на вашу слепоту! - хранитель Запада срывается в яростный крик. Сейчас он больше напоминает раненого зверя, чем лорда стихии: сердечные раны оказываются гораздо больнее физических. Юноша тихо выдыхает, прекрасно понимая, что еще одна секунда, и он бросится на Селену, несмотря на ее полномочия и титулы, несмотря на то, что она безоружна. И меч души, и Нефрит жаждут крови сегодня и сейчас. - Я, - она подносит руку к груди, и под ладонью мерцает свет звезды, - я способна вернуть жизнь тем, кто утратил ее по моей вине. Ты мне поможешь? Он принимается дышать: медленно, тяжело, рвано, загнанно. Значит, шанс все-таки есть? Он торопливо осматривает все гробы и поднимается с колен, смотря в упор на королеву. — Я готов. – Он кивает. – Что нужно сделать? И что в последнем гробу? – сделать шаг вперед, чтобы узнать правду, слишком страшно. Селена проводит рукой по крышке пристанища Кунсайта. - Ничего. Не веря, лорд подходит ближе, но королева не лжет. Гроб пуст, разбитая крышка сброшена на пол. Что за вандал здесь прошел? Рука сжимается на рукояти меча. Кто потревожил мертвых? — Ваш принц вырвался отсюда, и смерть не властна над ним. Я радовалась его вознесению, Нефрит. Это было прекрасно. Ах, принц. Что ж, теперь все ясно. Эндимион всегда был везунчиком. Но почему он оставил здесь остальных? Свет звезды разгорается все ярче, и уже лампы не нужны, серебро заливает все вокруг. - Я отдам свой свет ради них, и они восстанут из предела невозврата, - улыбается женщина. - Но нужен кто-то, кто выведет их из лабиринта. Выведет наверх, к свету. И этим кем-то станешь ты, они не доверятся никому больше. И это была правда: Шитенно были сами по себе, не верили ни богам, ни дьяволам, и раз за разом это их спасало и губило. Но одному из них они поверят, без сомнений. Свет под ладонью мерцает все ярче. Нефрит следит за ее движениями, а в висках бьется одно: если есть хоть малейший шанс их вернуть, он должен быть использован. Плевать на королеву, плевать на ее силу, плевать на приторные речи - пусть она сделает то, что должна, и оплатит все долги своего чертового Миллениума перед Землей! - Но есть еще одно. Я не жива, я всего лишь тень. Это означает, что моя жертва способна вернуть лишь одного из них. Выбирай. Означает ли это выбор пути, по которому ему предстоит пройти? Или же прошлые выборы, которые он когда-то делал? В свой самый первый выбор он пошёл за Эндимионом, придя во тьму, далее он шёл за Берилл, и концом пути стала смерть в огне, а сейчас, в этой жизни, он идёт своей дорогой. Но корона тёмного железа и роскошный плащ - власть - привлекательна, но пока его не прельщает. Дальше не следует ни одной развилки, только крутые изгибы стеклянных стен. Джедайт и сам не замечает, как над ним нависает потолок вместо темного беспросветного неба, стеклянный потолок со стеклянными же сталактитами. И сквозь него пробивается свет алой звезды. Еще несколько шагов, последний поворот - и юноша входит в до боли знакомый тронный зал. Бездымные факелы освещают его путь и изысканный каменный трон в конце. Он уже видел его раньше. Женщина, восседавшая на нем, недрогнувшей рукой несла смерть и тьму. Четыре короля склонялись у ног, укрытых подолом бархатного платья. Сейчас же трон пуст. И перед ним стоит шахматный столик со стеклянными фигурками - белыми и красными. Партия начата, но не окончена. Превосходство, причем явное, у белых, но у красных еще остались несколько шансов, причем многие из возможных ходов могли бы дать крайне любопытное развитие партии. Игроков не было в видимой части зала. Возможно, партию предлагалось доиграть Джеду? Следующий ход был красных, подсказывали небольшие резные часы с остановившимися стрелками, и фигуры на доске были неподвижны. Юноша склонился над доской, и, подумав несколько секунд, передвинул красного слона. Теперь ход за белыми. Тут же за его спиной раздаются шаги. Будто кто-то прошелся по залу из угла в угол: кто-то невидимый, но судя по цоканию, закованный в металл. На местах игроков столика из тумана появляются невысокие кресла: удобные, но не роскошные. Из-под столика поднимается красная нить, и, обвив собой одну из белых пешек, передвигает ее на клетку. - Итак, ты вернулся, - звучит в висках мягкий мужской голос. - И даже уже выбрал сторону? - Нет, решил продолжить начатую партию, - сжато. Джед передвинул пешку. - Ты сам выбирал цвет и кресло игрока, - мягко возражает голос. Красная нить передвигает белую ладью, и Джедайт лишается одной из фигур. Тут же клубящийся под столиком красный туман словно выплескивается наружу, к ногам юноши. Ступни сводит от резкого холода, туман ощутим даже сквозь туфли. - За белых играть неинтересно, - улыбается блондин, - слишком очевидна их победа. Гораздо любопытнее попробовать за красных. Ход ладьей, и вот уже белый слон повержен. - Ты не ищешь легких путей? Мне это нравится. Впрочем, ты никогда их не искал. Еще одна фигура звонко цокает подставкой о камень доски. Джей снова холодно улыбается и делает свой ход. Он ощущал холод в ногах, но пока что это не стоит внимания. Достаточно часто Иллюзионист бывал в прохладных местах и мог терпеть и легкий холод, и тепло. - Почему ты вообще решил, что это твоя партия? - голос смеется. Фигуры движутся, белые переходят в атаку, пока что бессильно разбивающуюся об умело поставленный заслон пешек. - Ведь ее начал не ты. - Верно. Слишком заманчиво они стояли и привлекали к себе внимание. - Это не похоже на тебя. Не узнав ни правил, ни цены проигрыша, - новая потерянная фигура. Туман поднимается выше и плещется уже у колен. - Это игра. И что-то мне подсказывает, что блуждая по лабиринту, я её не выиграю. Так что я предпочёл шахматы. - Я дам тебе подсказку, - белый конь перескакивает на красную клетку. - Шах. Ты решил, что все это - одно действо? Зря. Только от тебя зависит, во что ты сыграешь и где выиграешь. - Мне предпочтительнее свои условия, - Джед передвинул красную ладью, “съев” белого коня, - Шах и мат? - Ой, - совершенно по-детски изумляется голос. - Ты победил? Белая стеклянная фигурка с короной на седых волосах и смутно знакомым лицом разлетается вдребезги. За спиной - тихий вздох и звук падения. - Итак, - смеется голос, - королей осталось только три? Красный - цвет крови? Туман медленно отступает от ног, оставляя переплетения красной паутины, необычайно прочной и тонкой. Кунсайт, приходит понимание. Фигура белого короля изображала Кунсайта. Красная - самого Джедайта. В короне и в плаще. Снова эти символы власти, так не нужной ему. Но кто упал за спиной? Оглядываться нельзя, Орфей. Иди на свет, не отводи глаз. - Кто ты? - Я - это ты, - усмехается голос и красный туман сгущается над троном. - Господин иллюзий, генерал Востока, один из хранителей Земли. - Я тебе не верю. Ты не можешь быть мной. Или же ты как минимум должен знать то же, что и я. - Задай мне вопрос, - улыбается медленно концентрирующаяся на троне фигура. Пока еще она соткана из тумана, но сквозь него медленно проступают новые краски: бледная кожа, светлые волосы, глаза цвета грозового неба. Алый мундир и алый плащ с пурпурным подбоем. Тот, кто сидит там, - Джедайт. И судя по всему, именно с него была изваяна статуя у входа. Вопрос, один вопрос. Ошибиться и проиграть или выбрать верный и победить? Слишком много вопросов, слишком малы шансы, слишком сжата имеющаяся информация. Как ты стал королем? Чья на тебе форма? Не годится. Рано. Что же, что же. Взгляд цепляется за самое яркое несоответствие. Когда бы Джедайт ни менял свой облик, одно в короле снов оставалось неизменным. Озера горной воды. Лунные блики в зеркалах. Его глаза. - По какой причине твои глаза изменили свой цвет? Что? Погодите, что он хочет этим сказать? - Удивлен? - усмехается мужчина, поднимая стул. - Садись и не бойся, я не причиню тебе вреда. Я сам устроил эту встречу, хоть и не думал, что сработает. Но не попытаться не мог. Я знал, что ты придешь сюда. Так же, как я пришел двенадцать, боги, уже двенадцать драных лет назад! Пришел, спасаясь… Ты знаешь, что это за место? Двенадцать лет? Он, этот кто-то, так похожий на Штормового короля, говорит слишком много и слишком мало. Но вот он разворачивает стул и садится на него лицом к спинке. Так сидят военные. Так сел бы и сам Зой. А значит, этот кто-то достаточно хорошо его знает. - Давай к делу, - прерывает он словесный поток, опускаясь на второй стул. - Спасаясь от чего? Что это за место? К самому себе не приходят просто так, поточить лясы и пропустить по стопке. Этот кто-то пытается его предупредить, и как ни жаль было отрываться от созерцания сотен книг, слушать двойника было намного важнее. Время таких встреч не бывает неограниченным, а значит, его не стоит тратить попусту. Хоть и отвлечься от них почти больно. Судя по виду этой библиотеки, в ней содержится огромное количество информации, которую не добыть обычным образом: знания, концентрированная сила и, быть может, даже путь к мощи Севера. Один из шаров качнулся и перелетел ближе, и Зой вздрогнул, увидев, наконец, лицо двойника во всех подробностях. На него смотрел он сам, но одновременно с тем другой он: не юноша, мужчина средних лет, в заношенной одежде с потускневшим шитьем. В волосах заметна проседь, в углах плотно сжатых губ залегли складки, равно как и у глаз, утративших задорный зеленый блеск. Глубокая вертикальная морщина прорезала лоб. Его двойник был намного старше самого Штормового. Лет так на пятнадцать. И носил на лице неизгладимую печать прожитого горя. Его душа погасла навсегда. Самое худшее — не верить своим. Кунсайт знал это еще с времен той, первой, жизни. Слишком легко воспользоваться существующими противоречиями, сыграть на человеческих слабостях. Поэтому Шитенно не верили ни богам, ни демонам, особенно после того, как одна женщина обманула их всех. Но невозможно не верить тем, кто составляет часть тебя самого, ведь четверо всегда были единым целым. Еще одно: лиловый цвет рисунка, сила королевского цвета. Ощущения были такими же, как когда он шагнул к лиловому камню. Это было единственной подсказкой. Потому что если оно является врагом, то все это было ловушкой. Если бы его хотели предупредить о чем-то или что-то ему показать, если бы эта сущность была дружелюбной, его бы не подталкивали к тому, чтобы сделать выбор. Шитенно или Эндимион. Кунсайту повезло. Его везение в том, что он давно привык оставаться спокойным. Так гораздо легче. Еще раз. Этой силе не доверять. Ритуалу — тоже. Но Кунсайт не обманывал себя, поверить хотелось. Только вот кому? В чем он был точно уверен — лорды не станут разрушать Землю. Ни при каких условиях. Они — ее Хранители: если их захватила темная сила, они могут пытаться поработить или захватить ее, но не уничтожить. Но вот эта самая сила, которая и перенесла его сюда, может. Почему Энд не сказал об этом? Тупик. Сначала. Происходящее Лорду очень не нравилось, но лишние вопросы он оставил на потом. Еще несколько секунд у него оставалось. Ровно столько, чтобы узнать, что делать дальше. — Почему трое? Для того, чтобы совершить нечто великое, нужны все четверо. Тем более, если это ритуал, который, по словам того же Эндимиона, не должен быть завершен. Внутри фигуры происходит какое-то движение: ветер, треплющий волосы и плащи, затихает, уступая место одинокому жесту самой маленькой фигуры из всех. - Потому что место четвертого в центре. И ты знаешь это, — звучит отголоском в висках. Сила, перенесшая его сюда. Ритуал. И выбор — прямо на ладони. Один врет, другой говорит правду. Задача — определить. Кунсайт умел держать эмоции под контролем так, чтобы не показать своих сомнений. Но и трое за окном, и Эндимион знали его достаточно, чтобы видеть насквозь. Не помешало бы узнать о том, что творится вокруг, перед тем, как делать выводы. — Джедайт, — негромко зовет Первый, не сомневаясь, что его услышат. — Что за ритуал? Кому он посвящен? Блондин поднимает руку, вычерчивает что-то в воздухе, и в трехлучевой узор ложится еще один символ. Ритуал явно близится к завершению, не хватает лишь его, Кунсайта, присутствия. — В одном он прав, — звучит голос Джеда. — Это ритуал уничтожения, посвященный всем четырем планетарным стихиям. Только направлен он против силы, посягнувшей на планету, а не самой планеты. Ты же видел звездопад. Оно перенесло нас сюда и попыталось неудачно принудить к присяге. Слышится издевательский смешок Зоя. Того явно обуяло какое-то яростное веселье, злорадство над пустой попыткой неведомой силы. — Это довольно старый, но рабочий ритуал, — продолжает младший из лордов. — Требуются все четыре хранителя, каждый из них берет в узду одну из планетарных стихий и направляет ее на… Это. Что это — я еще не знаю. Но оно уже накрыло две трети планеты и если мы не поторопимся… — Оно нас переварит, — добавляет Нефрит. — Сожрет без соуса и запивать не станет. — Что до принца, — это снова Иллюзионист, — то либо тень обработала его не хуже, чем Металлия, либо это вообще не он. Лорды умолкают, и за окном только вой ветра. Их лидер касается висков и лихорадочно размышляет. Версия Джеда и Зоя звучала логично, и не будь вокруг иллюзии, он бы безоговорочно встал в круг, не сомневаясь ни в одном из слов. Сейчас не было права доверять: Джедайт, Нефрит, Зойсайт и, наконец, Эндимион были слишком настоящими. Можно скопировать внешность, но невозможно перенять привычки, характерные жесты, черты характера, интонации. Те, кто беседовал с Кунсайтом, были собой и одновременно не были. Всех их Первый лорд считал своими. Шитенно были ему ближе, но и король — его сюзерен и господин, и присягу не переступить. И этот выбор был самой жестокой шуткой судьбы. Если та лиловая сила была судьбой. Именно потому Эндимион не был загипнотизирован и оставался собой. Внушение и стирание памяти меняют и личность, принц не выражал бы столько эмоций, будь он захвачен какой-то силой. А лорды? Будь они Темными, действительно Темными, они могли бы провести любой ритуал. Но заклятия подчинения меняют людей, делая их марионетками и стирая память — Кунсайт помнил это еще на личном опыте, — а эти были настоящими. Слишком мало времени. Слишком мало информации. И у вопроса нет адресата, потому что Первый знает, что ему ответят: — Что произошло? Ответом ему — голос Энда. Хрипловатый, неуверенный. — Я отвечу тебе. Тень, павшая на планету, как и в прежние времена, взялась за порабощение хранителей. Не знаю, зачем им это, но посмотри на них, на их форму. Джед говорит, что они отказались от присяги, но что тогда значит их новый облик? — А что значит твой новый облик, Кунсайт? — смеется Зой, оборачиваясь к окну и глядя в глаза Первому Лорду. И впрямь, опуская глаза, Ледяной видит свои ноги в лиловых брюках с алым кантом. Алый кант на рукавах его лилового мундира. Алая изнанка лилового плаща. — Кое-кто, — вступает Нефрит, — забыл, что в первую очередь мы храним планету. А принца лишь во вторую. И в первый раз за все это время Кунсайту становится по-настоящему страшно. - Выбирай, кто вернется с тобой к свету, а кого ты оставишь гнить здесь, во мраке, среди тьмы, змей, крыс и туманов? — смеется в голове чей-то голос. — Кого ты предашь, Звездный? Одного друга вынесешь на руках, а сможешь ли смотреть ему в глаза, зная, что оставил здесь остальных? И не сделал для них ничего. — Изыдь! — восклицает королева, оборачиваясь резко. Высокая тощая тень жмется в темном углу. От крика Селены она дробно смеется, но прилипает к стене, явно опасаясь силы правительницы Миллениума. — Но знаешь, в чем-то он прав. Уйдя, ты уже не вернешься. И забрать сможешь только одного. Кого? — Кто это? — с опаской. Внутренний голос подсказывает, кем является это существо, но Нефрит предпочитает слышать иной ответ. — Это хранитель этих мест. Не живой и не мертвый. Его срок жизни давно истек, но мир ушедших не принимает его. Он жаждет свободы от покоя, но ему не дано до срока. Как не было дано и мне до твоего прихода. Она опускает голову. — Я попрошу тебя поторопиться. Не так много времени живые могут находиться здесь. Не хочу, чтоб ты забыл дорогу к поверхности. Синий взгляд тяжелеет. Звездный снова оглядывает саркофаги и твердо направляется к ложу лучшего друга. Его выбор очевиден — Джедайт. Кто протягивал руку в худшие времена, кто поддерживал и направлял во всех жизнях. Кто ни разу не оступился и не предал. В виски снова ввинчивается голос тени, и память подсовывает недавние слова. Простит ли ему Джед? Сможет ли Нефрит смотреть ему в его чистые глаза после того, как в пьяном бреду разболтает, что мог спасти, например, Кунсайта? Старшего и самого мудрого. Или Зоя, всеобщего любимца и огонек надежды? И решение приходит само. — Королева Селена. Боюсь, то, что вы просите, невозможно. Я не могу выбрать одного и предать остальных. Мое место здесь, среди них. И неважно, буду я живым или мертвым. Мы — Шитенно, те, кто присягнули на верность принцу Эндимиону и сделали это вместе. Предать хотя бы одного из них значит предать себя. Не знаю, знакомо ли вам это. А посему я отказываюсь от вашего щедрого предложения. Он касается крышки гроба Зойсайта и усмехается. Вот и все. Королева качает головой. — Нефрит, ты смел и безрассуден. Подумай, сможешь ли ты выдерживать тысячи лет одиночества над телами тех, кто тебе дорог? Не затем ведь ты пришел сюда. Это страшное место, отданное призракам прошлого. Это гробница тех, над кем не властны ни Жизнь, ни Смерть. Вехи времени не затронут ее. Но… — А потому живым здесь не место! — грохочет тень, и королева вздрагивает от неожиданности. В тонкой руке из ниоткуда появляется белый скипетр, воздетый к небу. И снова этот мерзкий дробный смех, словно рисом по стеклу. — Ты забываешься, угасшая звезда! Ты лишена своей силы, твой свет испит до дна твоей дочерью! И может, приказывать мне ты еще способна, но угрожать? Нееет, ты не обманешь меня, светлячок! Бросай свои привычки! Здесь, в Крипте Памяти, закон — это я! И с тихим вздохом она подчиняется слову тени. — Потому что ко мне вернулась сила, — юноша улыбается и опускает ресницы. Когда его глаза спустя миг снова открываются, они цвета весенней зелени. Как у Зойсайта. — И только по этой причине? — А нужны еще? Новый взмах ресниц — и глаза сидящего на троне такого же голубого цвета, как глаза его гостя. — Всего лишь желания изменить их, потому что есть сила, недостаточно. Значит, все же это иллюзия, сплетённая им-будущим для себя-настоящего. Чтобы что-то показать, направить или же? Он отделится от остальных, и сам станет королём? Настоящим, а не подставкой для меча, короны и титула? Но ведь мне это не нужно! Я не стремился к власти. Что произойдёт, что я стану им? — Достаточно, если знать, в какое русло направить это желание, — уголок губ трогает улыбка. — Ты ведь не искал силы, откуда тебе знать, чего достаточно? Не искал силы? Это он-то ее не искал? Конечно, не так, как потом это делал Зойсайт. Попытки что-то найти, разговор с Гелиосом, и томительное ожидание, бороться с которым ему когда-то помогли истории Сатурна и Плутона. Ожидание решения планеты, которое от лорда Востока никак не зависело. — Теперь мне очевидно, что ты не я. Кто же ты? — Не искал, — кивает незнакомец. — Смирился с приговором Гелиоса и просто ждал. Зойсайт искал, Нефрит искал. А ты ждал у моря погоды, — уголки губ снова дергаются в злой усмешке. — А я тот, кто не смирился и в итоге пришел к ней сам. — Рад за тебя, — бросает он сквозь зубы. Разговор начинал утомлять. Это не он-будущий, а альтернативный-он. Значит, в какой-то момент история разветвилась и создала другую реальность? Ну, это чересчур. — Скучаешь? — улыбается сидящий на троне. — Хорошо, давай к делу. Чего ты хочешь? — Уйти отсюда. — Выйдешь, — кивает правитель и, наконец, встает. Становится видно, когда он спускается со ступенек, что с одной из ног что-то не то, и он заметно прихрамывает. Джедайт со скучающим лицом ждал, пока тот, второй, спустится. Флегматично рассматривал стены, черный стеклянный шар у одного из подлокотников, алый туман, которого на полу все больше. Мужчина, прихрамывая, подходит к Джеду и протягивает ему руку. На руке поблескивают такие же алые нити. — Видишь? Это твоя собственная память нас здесь держит. Обоих. — И что, по-твоему, я могу сделать? — так же скучающе. Тем временем разум лихорадочно обрабатывает услышанное, ища логические пробелы и лазейки в речи себя-второго. — Отпустить меня и себя. Ты уже ошибся дважды, и тебе придется сыграть в третий раз. — Кто тебе сказал, что я стану это делать? — Потому что некому больше сыграть. Потому что некому больше выиграть у меня судьбу всей планеты и твоих друзей, — усмехается король в алом. — Заманчиво, — тонкие губы трогает усмешка. — Что станет моей ставкой? — Выиграешь — станешь королем. Проиграешь — пешкой. Ни шагу назад. Не оглядывайся, Орфей. — Согласен, — улыбается господин иллюзий. — Но у меня есть свое условие. — Я слушаю тебя, — разводит руками собеседник. — Мы сыграем на простых шахматах. Никаких больше лиц на фигурах. — Договорились, — и он протягивает ему руку для пожатия. Алый туман накатывает на доску, и когда он исчезает, на столике новый порядок. Эти шахматы из камня: угловатый коралл против резного малахита. Руки соприкасаются. Игра начата. Джедайт переставляет пешку. И видит, как на фигуре зеленого короля обозначаются черты Зойсайта. — Это библиотека Средоточия, — первого его вопроса собеседник будто не услышал. — Можешь не торопиться, времени здесь у нас более, чем достаточно. По крайней мере, пока часа два минимум. Там, в углу, стул. Стряхни с него рукописи и садись. Не думай, в них ничего ценного, это мои черновики. Зой однако не стряхнул рукопись, а аккуратно переложил на стол. Пусть полежит, раскидываться бумагами, тем более, чужими, неполезно. А пока стоит послушать текучий рассказ. — Двенадцать-пятнадцать лет назад, я бы, наверное, отдал почти все, ради того, чтоб здесь оказаться. Библиотека Средоточия. Место, где хранятся все знания мира. И почти безграничное время на их изучение, ведь она вне времени и пространства. Здорово, да? — мужчина усмехнулся. — А сейчас я бы душу продал, если бы знал кому, ради шанса оказаться со всеми этими знаниями, да на твоем месте. Дай, угадаю, что ты последнее помнишь? Вспышку и боль в груди. А до этого — звездопад потрясающей красоты. Так ведь? Он, не глядя, вытянул со стола один из листков. Рисунок, с почти фотографической точностью изображающий тот вечер над Токио. — Я, вернее ты, оказался здесь сразу после него. То, что убило тебя, оказалось ключом в библиотеку Средоточия. Это, я еще не знаю, что это было, вынесло нас с тобой за грань умирающего мира. Звездопад разнес планету в пыль, хоть ты и не успел этого увидеть. Он провел ладонью по лицу. — Поэтому я старею. Ты удивился, так ведь? Я теперь обычный человек. Да, знаю много всего, да, сохранил магическую силу, только начерта она мне? Все, что я сумел сделать, это завернуть время петлей и устроить нашу с тобой встречу. Ритуалов здесь, благо, на все бессмертие хватит кому угодно. Один из шаров потух. Мужчина встал, подошел к нему, и, взяв в ладони, дохнул. В стекле снова загорелось пламя. — Обычный человек, — скептически хмыкнул небесный король. — О да, обычный, только, на минутку, наделенный магической силой и просто так, от одиночества, устраивающий временные петли протяженностью два часа. Я прекрасно знаю, сколько энергии в это надо вложить; даже Лунный Кролик, закормленный сладостями, столько не выработает. И даже знаю, в чем наша разница, и почему ты стареешь. Ты утратил внутренний огонь и чувствуешь себя старым. Но я не о том. Какого хрена ты забыл, что безграничные знания — это безграничные возможности? — Я забыл? — мягкая улыбка. — Это не совсем так, Зойсайт. Не рехнуться от одиночества, наверное, все, что занимало меня это время. Или, — он наморщил лоб. - Нет, не успею. И ты не успеешь. Никто не успеет. Будь у меня, у тебя — тогда — все мои знания? Может, все бы удалось изменить? — и безумной искрой надежда в усталых глазах. — Ты хочешь изменить прошлое, таким образом изменив настоящее? Надеешься, поговорив со мной и дав мне информацию о том, как изменить это «всё», о котором ты толкуешь, изменить себя? Два часа пройдут, и ты окажешься не здесь, и не таким. Вернется сила, у тебя будет что-то, о чем ты мечтаешь. Или в принципе — мечта. Цель. Смысл жизни. Ты остановился, Зойсайт, — было непривычно так обращаться к себе же. — И это смерть. Подними, наконец, задницу со стула и начинай шевелиться! Даже если не видишь цели, даже если тьма, ты пройдешь над пропастью и не оступишься. Я бы прошел, — дерзко. — Играй и срывай куш. Изучи магию созидания, отправься на Луну и вырасти там цветы. Создай собственное королевство. Иди вперед, ошибайся и исправляй ошибки, действуй верно, сомневайся, но иди вперед! Посмотри — горит огонь, а внутри свернулась саламандра. Она смотрит на тебя крохотными глазками и ждет. Тебя ждет, кретин! Разве ты не слышишь голоса силы? И тут же в голове щелкнуло. Ведь душа не могла угаснуть совсем. Что должно было случиться, чтоб больше в пепельном сердце никакой ветер не раздул костер из уголька? Он ведь не покидает своих детей! У Лордов никогда не было права на ошибку. У Кунсайта сейчас не было вдвойне. Услышав последние слова Нефрита, он против воли вздрогнул: именно эти слова уже однажды привели Четверку к пропасти. Он никогда не задавался бесполезным вопросом, мог ли изменить историю. Он поступал так, как считал нужным, и не сожалел о несбыточном. Никогда не оглядывался. Тогда, во времена Серебряного Тысячелетия, встреча Эндимиона и Серенити стала точкой отсчета. Отчуждение между принцем и его друзьями привело к тому, что Шитенно присягнули Металлии и разрушили мир. Это стало началом их бесконечного падения. Теперь, лишенные сил, хранители лишь титулом, они брели в сумраке, не надеясь выйти к солнцу. Он был уверен: нынешние лорды никогда бы не оставили короля в беде. Даже несмотря на, мягко говоря, разное к нему отношение. Потому что Эндимион был их союзником, королем, а для некоторых и другом. Они же были его генералами и никогда бы не допустили того, чтобы Эндимиона забрало что бы ни было. И сенши сражались бы рядом с ними. Серенити, возродившая целый мир силой своего сердца, и ее защитницы не могли пропасть в одно мгновение. Первый лорд никогда бы не пропустил такое событие. Он обернулся так, чтобы видеть и короля, и хранителей. Но по-прежнему медлил с решением. Кунсайт не лгал себе: было страшно. Очень трудно было сознавать, что на весах лежит не только собственная жизнь, а, возможно, и судьба всей планеты. Слишком горькими были уроки прошлого. Но будь это не иллюзией, Шитенно помогли бы своему королю. Будь они темными, не помогли бы, но взяли бы в плен или отправили в бессознательное состояние. Убили бы, наконец. Так или иначе, свой выбор он сделал. — Нет. Тень приближается. Королева качает головой и вытягивает ладонь, прося хранителя остаться в отдалении от нее и Нефрита. Белый ее скипетр рассыпается жемчужной пылью. — Ты понимаешь, о чем просишь? Если ты хочешь остаться, придется поменяться местами с ним. Испить воды из родника Крипты и самому стать тенью, и отпустить его туда, куда лежит его путь — в смерть. И нести эту ношу до тех пор, пока не появится кто-то, в чьих силах и желании поменяться с тобой местами. Хочешь ли ты такой жертвы, Небесный Король? Достанет ли тебе сил оставаться здесь столь долгое время? Оно ведь может быть бесконечным, — она замолкает и мерцающие глаза сужаются в терпеливом ожидании. — Тебе и никому иному решать, стоит ли единство Четверки таких жертв. — Достанет, — рубит Звездный лорд. — Дело не в единстве четверки, королева Селена, и даже не в обязательстве выполнять клятвы. А в том, что каждый из нас поодиночке ничего не стоит. Мы были слишком эгоистичны и не замечали этого. Многое бы изменилось, если бы мы были умнее, но теперь ничего не поправишь. Умирает один хранитель — умирают все. Мне не быть без них. Нефрит на миг прикрыл глаза, давая согласие на вечную жизнь в посмертии. — Я готов. Где там этот ваш источник? Женщина вздыхает, отступая. Тень приближается. Выглядит она жутковато: скелет, обтянутый призрачной плотью. От полупрозрачного черепа волнами отходят темные длинные волосы, в глазах мерцает голубоватый огонь. Одежды тени — серо-лиловые ткани, скрадывающие фигуру. — Решено, — шелестит тень. — Но к источнику тебя поведет не она, а я. Туда нет хода никому, кроме хранителя и того, кого приведет он сам. — Я могу сопровождать вас до входа в залу, — звенит голосок Селены. Тень кивает и ведет Нефрита за собой сквозь склеп. Там, за саркофагами, видна еще одна дверца, а за ней очередной коридор, полный картин смерти. Но на этот раз лица на картинах незнакомы. Конечно, это место могло оказаться ловушкой, и он был обязан держать ухо востро. Но увиденное потрясло его и сломило, потому он и не руководствовался высшими целями. Сейчас он мыслил, возможно, яснее, чем когда-либо. Он видел решение, которое казалось ему единственным. Присутствие королевы еще вселяет надежду. От нее тепло, и тишина согревает. Никогда не думал, что такое возможно. Может быть, впервые в жизни, после того, как Металлия сдохла, я поступаю правильно. Пусть лунная королева сопровождает нас в последний путь. Такой почетный конвой символичен, хоть и смешон. Почему-то до безумия важным было стремление хоть раз в этой жизни сделать что-то правильно, не оглядываясь на остальных. Еще один зал с саркофагом — на этот раз он каменный и один — пройден насквозь. Тень не останавливается, похоже, место, названное Криптой, огромно. Наконец, они приходят к последним дверям. Это железные ажурные ворота: солнце на одной створке, полумесяц на второй, звезда на арке над ними. Тень взмахивает рукой, и ворота открываются. Селена остается на пороге. — Ты смелый человек, Нефрит. Я… Я бы не решилась, наверное. — Грош Вам цена, — огрызается Звездный и его глаза горят огнем. — Мне жаль, королева, я разочаровался в Вас. И он ступает под купол Крипты, не оглядываясь. На пороге остается меч души с заржавевшим лезвием. — Ты солгал мне, — не обвинение, констатация такого простого факта. — Разумеется, — кивает собеседник. — Как и ты солгал бы мне. Разве это не очевидно? Очевидно, конечно же. Тем более, Алый король, как про себя называет его Иллюзионист, лжет во всем. И выхода остается два: наслаивать ложь на ложь, пока он в ней не запутается, либо рвать сети уже сейчас. И вечный игрок выбирает третий путь. — А если не окончить партию? Вот уже обозначился пышный хвост, схваченный золотой лентой, заострились и стали женственными скулы и овал лица. Ход за ходом, Джедайт считает на шесть ходов вперед, и предполагает, что Алый король — на восемь. — Тогда тени моего королевства окончат ее за тебя. А ставка достанется победителю. Вот это уже больше похоже на разговор двоих равных. Он наконец-то перестает лебезить и снисходительно смотреть. — Ты — звезда? — Я — это ты. — Ложь. Шах. Ты не знаешь и половины моих приемов, ты всего лишь копируешь манеру речи и частично — мимику. Ты копируешь внешность, забывая о наполнении. Малахитовый слон сшибает с доски коралловую ладью. — Гарде. Ты наблюдателен. Но делаешь поспешные выводы. Джед улыбается. Он бы не предупредил: по правилам нынешнего мира гарде объявлять не обязательно. — Я видел достаточно. И я не мог стать королем. — Мог, — Алый играет быстро, четко, словно предугадывая ходы Ледяного и уверенно ведя его к пропасти. — Если бы не осталось никого больше. — Принц? — минус еще фигура. Липкий туман плещется у пояса. — Лунный подкаблучник. — Кунсайт? — Поглощен тьмой. — Нефрит? — Вне закона. — Зойсайт? — Мертв. — Бред. И убери свои дешевые спецэффекты. Отвлекает. Разумеется, он и не думает этого делать. — Гарде. — Шах. Что-то неуловимо меняется в лице двойника. Кажется, только сейчас он понял, кто контролирует ситуацию. — А ты неплохой игрок. Последний ход, да? Ладья? Он касается пальцем макушки каменного Зоя, покачивая фигурку и готовясь уронить ее на доску. Так же, как до этого упала фигура Южного короля. — Последний, — улыбается Хозяин Востока и передвигает совершенно другую фигуру. - Пат. И за все прожитое напряжение ему наградой — обескураженное лицо Алого короля. — Мы остаемся каждый при своем, — Джед наклоняется и рвет нити, обвившие его ноги. — Ты сохраняешь корону. Я ухожу. Он поднимается с кресла и, не оглядываясь, идет на выход. — Балда, — мягко пресекает старший Зойсайт его словесный поток. — Огонь у меня есть. Он снова протянул руку к шару, и огонек выскочил из стекла, поплясал на руке, принял форму ящерки и устроился на плече. — Ты об этой саламандре говорил? — в зеленых глазах сверкнула искра смеха. — Она здесь живет. Они. Весь выводок, шестнадцать штук. Я умучился следить, чтоб рукописи не пожгли, гады хвостатые. Новый вздох. Зеленые глаза тускнеют под пеленой боли. — Нет Лунного Кролика, Зой. Она умерла одной из первых. Нет принца. Они жили на Земле, разве ты уже забыл? Я единственный. Искал других, но не нашел. В одном ты прав, я действительно устал. Твори, говоришь ты. А толку, если мне не выйти из библиотеки? Средоточие охраняет свои тайны очень надежно. И тут он осекся. Подхватился со стула, тот снова грохнулся. Саламандра с возмущенным треском и щебетом вспыхнула ярче и была за хвост бесцеремонно сунута в шарик. Мужчина закружился по кабинету, шепча что-то и показывая пальцем поочередно на книги, которые тут же складывались перед ним в стопку. Когда под ними начала прогибаться крышка стола, он наконец, успокоился и бросился листать талмуды, что-то про себя шепча, явно захваченный этой идеей. — Нет принца, туда ему и дорога, — любовью к венценосной персоне Зой не страдал никогда. — Так если ты можешь переписать прошлое, почему ты не отправишься ещё раньше и не устранишь причины этого звездопада? Или же, вместо того, чтобы вытаскивать меня, послал бы, не знаю, сон пророческий, что ли, всяким там Плутонам и Сатурнам. Это у них силы немерено, а у Муньки столько же дури. Хватит, чтобы спасти всё и вся. Да и когда существо, которое имеет такую массу энергии, ноет, что не может выйти, — это несерьёзно. Это только войти тяжело. Было б наоборот, тут было бы битком народу. И еще, — небесный король встал, прошелся по комнате. — Компьютер. Мне кажется, это место само подстраивается под нужды. Принимает нужную форму. Материя же пластична. — Ты прав и неправ одновременно, — двойник продолжил строчить. — Компьютер здесь больше для систематизации, интернета не предусмотрено, — усмешка. — На сны я влиять не умею, все еще не мой профиль. За этим к Джедайту, был бы он здесь, — вздох. — А так, время-то я ритуалом завернул, не умением. Библиотека дает мне энергию, пока я использую ее по законам самой библиотеки. Стоит мне захотеть выйти, и из почетного гостя стану пленником. Возможно, потом смогу больше, но это снова заворачивать время и снова ловить тебя в этом промежутке, да еще и с самим собой при этом не встретиться - это, знаешь ли, сильно. Еще несколько штрихов, и мужчина подул на лист, высушивая старомодные чернила. И углубился в справочник. — Это не годится, это тоже. Здесь у нас что? Побочные эффекты, расстройство разума. Тоже не то. И это не то. Это можно попробовать, это только в комбинации, кстати, с чем? — он не глядя, ткнул пальцем в еще две книги, плюхнувшиеся тут же ему в руки. — Мы можем все исправить. Два часа, только два, черт побери, так мало, так мало. Он поднял на свое прошлое горящие энтузиазмом глаза. Зойсайт с философским спокойствием наблюдал за суетой. — А чего ты заранее-то не подготовился? Ладно, я знаю, чем обычно заканчиваются эти «мы вернем». Мне кажется, что не «мы», а я. Что надо делать-то? Зойсайт уже уяснил, что, если верить себе-будущему, когда петля кончится, он окажется в такой же библиотеке. Но один. И с осознанием, что Земля разрушена. Перспектива та ещё. Так что стоило заткнуться и не мешать двойнику работать. — Не ты, я, — тот отмахнулся. — Я сам все сделаю. Боги, как мне это раньше в голову не пришло, это же элементарное решение! Он потряс в воздухе недавно расписанным листком с какими-то формулами. Вчитался, фыркнул и швырнул смятый лист в сторону шаров. Взвился язычок огня и слизал бумагу вмиг. — Эта формула должна сработать, — он еще раз перечитал написанное заново. — Я просто перенаправлю поток на… Да хоть на ту же Венеру, она у нас ближайшая соседка. Марс не берем, слишком близко. И Луна тоже. Эти планеты необитаемы. Не жалко. — Стоп-стоп-стоп, — Зойсайт пока что не собиравшийся ничего читать, замахал руками. — Ты понимаешь, что если это сработает, то ты изменишься? Ты забудешь то, что помнил, но вспомнишь то, чего не знал. Если это не сработает, мы будем — я буду — втянут в бесконечную рекурсию. Мне придется искать это место, чтобы провести ритуал и вызвать самого себя, который, в свою очередь… Это смертельная ловушка, где нет будущего. Со временем и хаосом не шутят, ну, нормальные люди. Похоже, нас к таким причислить нельзя. Да и с чертежом ты напортачил. Здесь и вот здесь. Кстати, если была бы ещё одна петля, мы бы наблюдали третьего Зойсайта. Как видишь, его нет. И слава богу, — добавил он после паузы. — А теперь объясни мне, и чтобы я понял, что за поток? На пальцах, будь так добр, для идиотов. Рыжий маг хмурился — ему не нравилось происходящее. Интуиция громко вопила «лесом!», и разум с ней был полностью согласен. Так что пусть двойник объясняется, два часа ещё не прошло. — Если это сработает, — мужчина качнул головой, — я просто перестану существовать. С того самого момента, как отправился в прошлое и не вернулся. Тоже, в некоей мере, логичный финал истории. Стану сном, иллюзией, глюком твоего воображения. В конце концов, Чибиуса же меняла будущее, изменив прошлое. И никакой рекурсии. Время сильнее, чем мы думаем, и исправляет подобные дыры в себе. А теперь для идиотов. Он положил бумагу на стол, привычным жестом потер переносицу и поманил к себе один из черновиков, переложенных незадолго до того Зойсайтом-младшим на стол. Тетрадь, шелестя, подползла ближе. Мужчина перелистал страницы и протянул ее Зою. Листы были исписаны знакомым, его, почерком, да и текст был на японском. Из него следовало, что звездопад суть направленная энергия, чуждая Солнечной системе, пришедшая откуда-то со стороны созвездия Стрельца. Судя по наличию в нем каменных осколков, другие планеты тоже были разрушены. Более того, поток стремился уничтожать. Точно копье, летящее сквозь галактику. Неизвестно, что способно остановить этот звездопад, но отклонить его с курса — ненадолго — вполне реально. Ненадолго, потому что Солнечная система лишь преграда на его пути, но не конечный пункт. Дальше шли развесистые изыскания в попытках этот самый пункт вычислить — это дало бы больше информации. Он не поддавался. Зойсайт, конечно, читал и даже пытался вникнуть в это всё, но мысли упорно вертелись вокруг другого. А кто вообще сказал, что двойник действительно он сам? Кроме этого самого двойника. Вдруг это вообще не прошлое и не будущее? Зойсайт точно помнил: кристалл, упавший с неба, упал рядом. А не ему на голову. От него хотели заклинания, его мягко подвели к тому, чтобы он что-то сделал. А почему двойник сам не мог? Если заклинание меняет прошлое, то вроде как без разницы, кто его произнесет? А ещё Зойсайта очень и очень насторожило то, что это, по словам двойника, поток. То есть он должен был пройти через Землю, уничтожив её. Но небесный король точно видел, что звездопад закончился! И видел камень, лежащий на земле. Как-то не сходилось. Кроме того, его сюда забросило, а он-будущий спокойно сидел, писал и даже не особо-то и ждал по внешнему виду. А потом говорит, что сам устроил и рассчитал эту встречу. Логика событий хромала во всем. Ни Джед, ни, тем более, Первый лорд не купились бы на такую наспех сляпанную историю. Даже Нефрит не купился бы, при его-то врожденном идиотизме. Мужчина терпеливо ждал, пока Зой дочитает. — Теперь стало понятнее? Хоть немного? Он указал пальцем еще на один том, спланировавший ему на колени. Несколько первых книг, наоборот, воспарили и встали на места. Зой пронаблюдал за их полетом и вставил следующие пять копеек. — Кстати, если это сработает, я тоже перестану существовать. Потому что и я, и ты находимся дальше по оси времени от произошедшего события. Зойсайт, конечно, в магии времени разбирался слабо: в конце-то концов, это не у него сейлор-фуку с черной юбкой и здоровенный посох в виде ключа. Но магия пространства связана с теорией множественности вселенной, а её северный лорд знал. — Пока еще не дальше. Поток огромен, и идет в несколько волн. Ты, насколько я помню, видел первую, самую маленькую? А всего их четыре, они идут с интервалом примерно минут в сорок-сорок пять. Маленькая, две крупные и затухающая. Землю уничтожила третья. Придется постараться в вычислениях, — он снова принялся писать. Книги вернулись на полки. — Ты не исчезнешь. Как только исчезну я, исчезнет и библиотека. Ты окажешься вне пространства, где и находился до того, как я завернул петлю. Будешь бродить. Искать. Хоть что-нибудь. Найдешь это место, единственное, что подчинено здесь законам пространства. И останешься в ней. Если ничего не изменится. Угу, всю жизнь мечтал. Зой-будущий помолчал, потом взмахнул руками, вычерчивая в воздухе символы стелющимся за кончиками пальцев пламенем. Круг. Несколько иероглифов. Круг. Семилучевая звезда. Круг. Символ Венеры. Множество символов столбиком под чертежом. И стрекочущие звуки неведомого языка. Огонь затрещал, выплюнул несколько лиловых язычков и просто угас. — Странно, — мужчина недоуменно посмотрел на книгу, из которой делал выписки. — Ты чего выдумываешь? Книга, разумеется, промолчала. Мужчина вздохнул и снова углубился в чтение. — Вот оно что, — задумчиво выдохнул он спустя минуту. — Должен менять тот, кто принадлежит этому времени, и никак иначе. Заклинание читать тебе. Я не удивлен. Интересно, почему? Кунсайт не сомневался, что они поймут. И ответят; а вот каким будет их ответ? Он вызвал на бой ту силу, которая привела его сюда. И теперь был уверен, что готов ко всему. Взгляд Джедайта не сулит ничего хорошего. Голубые глаза колюче блестят, и Иллюзионист отворачивается к чертежу на земле. — Кунсайт?! — в голосе Зоя отчаяние и боль. Кажется, что юноша не верит, что их Старший впервые оставил их, что он отказался помочь им. — Почему?! Нефрит тоже смотрит на него и хмурится. Он собирается что-то сказать, но Джедайт перебивает. — Он сделал выбор. Мы закончим втроем. — Втроем? — изумляется рыжий. — Джед? — У нас есть выбор? — огрызается блондин. — Пока это не выбралось из камня, надо пробовать. — Дай мне с ним поговорить! — Времени нет, Зой. Будем надеяться, трех стихий хватит. Земля не самый поражающий из элементов. Рыжий вздыхает, переминается с ноги на ногу и продолжает читать слова нараспев. Снова взвывает ветер, снова полыхает в ответ ему небо. Он ждал чего угодно: удара, магической атаки, какого-то существенного изменения ситуации. И оказался не готов. Холодный взгляд Джедайта прожигает насквозь, отчаяние Зойсайта бьет по нервам, лица Нефрита не увидеть, — тот стоит слишком далеко. И в следующий момент Кунсайта накрывает сильнейшей эмоциональной отдачей от того, что он сделал. Было легко думать о том, что все это иллюзия, и надеяться на то, что после отказа он получит тому подтверждение. Но Лорды, даже в такой момент, остались самими собой; и именно это было трудно принять. Потому что Шитенно везде и всегда были вместе. Лорды могли ссориться, могли под влиянием силы Берилл и стертой памяти подстраивать друг другу каверзы. Но их всегда было четверо. Кунсайт до этого момента не осознавал, насколько был к ним привязан и насколько важным было для него это единство. Единство, которое так или иначе разрушил он сам. Зойсайт, Нефрит и Джедайт были самыми близкими его друзьями. Он сам оставил их. Говоря честно, предал. Это было невыносимо. Он всегда был первым из Лордов, неотделимой частью. Кунсайт редко испытывал столь сильные эмоции, но тем острее ощущал все сейчас. Отчаяние накрывало с головой, потому что он, видя реакцию друзей, почти поверил в то, что это — реальность. Хозяин Юга оперся рукой на стену. Холод отрезвил его на секунду, но эмоции все же мешали сосредоточиться. Это не может быть правдой, потому что он никогда бы не допустил подобного развития событий. Потому что есть еще сенши. Потому что. Все это не имело ни малейшего значения сейчас. — Кунсайт! — звучит пронизанный тоской и болью голос Его Величества. — Кунсайт, помоги. Надо прервать ритуал. Возьми мой меч. Достаточно перерубить любую из нитей узора, и тогда… — Не вздумай! — Зой взвыл так, что перекричал ветер. — Если повредишь узор, вся сила утечет. Погибнем и мы, и планета! Кунсайт, умоляю, не слушай его! — Это не Эндимион, — выплевывает Нефрит. — Ты еще не понял? — Кунсайт, — шелестит статуя. Ветер снова взвывает, и статуя содрогается, из уголка каменных губ медленно ползет струйка такой знакомой черной крови. — Кунсайт, времени мало! Каменное лицо прорезает трещина. — Скорее! — дергается Джедайт. Слова Нефрита бьют наотмашь. Это не Эндимион. Ты еще не понял, Первый? Они все еще звучат где-то внутри. А ведь Эндимион тоже не сказал ни слова насчет сенши. Сейчас король лишь просил его помочь. Кунсайт не задумывался об этом раньше, но вряд ли бы голос Эндимиона звучал бы именно так. Уверенно, властно и тепло, если говорить о том принце, который безвозвратно ушел в прошлое. Что до нынешнего его перерождения, то вряд ли бы тот доверил Кунсайту свои чувства. Что ж, если неведомая сила хочет свести его с ума, она этого не получит. Выбор необходим. Но одно Кунсайт знал точно: он не сможет прервать ритуал. Взять меч, пройти несколько шагов, стереть одну из линий означало окончательно предать тех Шитенно, что знал он. И самого себя вместе с ними. Потому что даже в этой реальности нужно было хоть за что-то держаться. Меч послушно ложится в ладонь: такой теплый, такой тяжелый. Почти по руке, хоть и коротковат: сказывается разница в росте и длине рук с настоящим владельцем. Один шаг, один удар. — Нет, Эндимион, — звучит его голос, все еще полный эмоций. — Я не смогу этого сделать. Мелькнувшую мысль он загнал так глубоко, что даже принц прошлого не смог бы ее распознать. Если перед ним и вправду не Энд, то Кунсайт убьет его сам, на секунду раньше, чем его король превратится во что-то еще. Это решение никто не увидит до срока. Снова взвывает ветер, каменные губы шевелятся и крошатся, черной крови становится больше. — Кунсайт, — в голосе короля звучит тень укора. — Ты был моей последней надеждой. Зал сотрясается, откуда-то льется рокочущая музыка. Она захлестывает и несет, эта песнь разрушения, песнь океана, песнь грома. — Получилось! — слышен голосок Зойсайта. — Нет! — статую сминает, как бумажную куколку. Камни, испачканные в крови, сыплются к ногам Первого лорда. Искрой среди них блестит полураспустившийся бутон лотоса, выточенный из золотого хрусталя, Золотой кристалл Земли. Мир снова содрогается, слышен рев огня. Звезды исчезают, свечу опрокидывает порыв ветра. Кромешную тьму прорезает единственный лиловый росчерк. Звучит властный и высокий женский голос. - Ты предал всех, Кунсайт. Запомни это. Ты мой. И мир гаснет. В зале за воротами, среди множества ажурных колонн, в круглой мраморной чаше бьет источник. Тень касается лба, кланяясь воде с благоговением, зачерпывает воду в простой деревянный кубок, стоящий рядом, и протягивает его Нефриту. - Пей до дна свою судьбу, хранитель. Пей. И отпусти меня. В душу Нефрита закрадывается страх. Хочется бежать, но мосты отрезаны, дороги назад нет. Он сделал свой выбор. Это решение было верным, не смотря на все его сомнения, и он слишком хорошо это понимал. Он кланяется воде, так же, как это сделала Тень, а после принимает кубок из ее рук. Пальцы призрака обжигающе холодны. Нефрит рассматривает свое отражение в спокойной и прозрачной воде. Умирать страшно, становиться призраком — еще страшнее. Но правитель дома Звезд не отступает назад. Запад — ветер и сталь, запад не отвернет. Словно стрела, слетевшая с тетивы. Нефрит выпустил стрелу, и сам стал ею. — До дна. — Он поднимает кубок в привычном праздном жесте и в несколько глотков выпивает его. Вода из источника почти не имеет привкуса, она холодная и приятная. Пока он не ощущает внутри особых изменений, но знает, что они скоро произойдут. Нефрит мягко улыбается и протягивает руку ладонью вверх Тени. — Я отпускаю тебя, хранитель. И по жилам рвется вверх ледяной холод, смывающий все чувства. На миг ему кажется, что он умирает. Но нет, он всего лишь становится полупрозрачным, а на плечи его ложится призрачный плащ, такой же как у хранителя Крипты. Тот же, наоборот, становится все плотнее и черты лица кажутся смутно знако… не смутно! Это гордое лицо, эти каштановые локоны — они не просто темные, они очень знакомого оттенка! Призрак — в теле Нефрита и в мундире Темного королевства. — Я свободен, — усмехается он. — Благодарю тебя, Тень, за твой щедрый дар. И мир гаснет. — Я тебя не отпускал, — спохватывается коронованный. — Сыграй еще. — Смешно, — Джедайт не замедляет шага. — А если я не соглашусь? — Я не спрашивал. Раздается глухой взрыв. Джедайт открывает глаза. Он на белой квадратной плите, края её прячет темнота, вокруг него же - тысячи алых нитей, которые вьются, не связывая и не выпуская. Откуда-то слышится смех. — Я всегда получаю желаемое! — Говоришь, как Зойсайт в пору сопливого детства, — огрызается Иллюзионист, подныривая под одну из нитей. Та колышется опасно близко, но проскочить удается. Проблеск в темноте, и в руке появляется короткий клинок с темным жадеитом в рукояти. Меч души младшего из хранителей. — Рано. Тебе некого бить. — Нечто огромное и невидимое падает сверху, чудом не отбив юноше руки и выбив меч. Тот звенит по мрамору, отлетая на край его клетки. Клетки. Это не темнота вокруг белых границ, это черные плиты, квадраты гигантской доски. Коридор алых нитей — путь пешки, строго вперед. Ведь они не умеют ни сворачивать, ни отступать. Хорошо же. Если узел нельзя разрубить, придется распутывать. И Король Обманов берется за нити голыми руками. И каждая выжигает в его сознании новое видение. День, когда в погоне за бесконечным знанием он нашел то, чего не должен был видеть. И пришел к отцу, и указал на его промахи, хоть и знал, что гордый лорд Разума не прощает тех, кто видел его слабость. Изгнание стало ему наградой, изгнание и долгое бегство от себя самого и от имени семьи. День, когда он вызвал Нефрита на дуэль за грубость по отношению к Перл, сестре Иллюзиониста. Слово за слово, вспыльчивый южанин прошелся по родословной “хиляка с окраин”, за что тут же огреб в челюсть. И разумеется, получил сдачи. Как только драку растащили, а сын Востока обрел внятность речи, прозвучал вызов, и вызов был принят. Первый мечник Королевства не упустил своего: не знакомый с обычаями столицы, Джед не знал, что оружие выбирает вызванный. А когда узнал, решил: не проиграю. Для победы все карты хороши. Это и толкнуло тогда еще не ставшего лордом-хранителем мальчишку поговорить по душам с дрянью из низов. Нефрита подстерегли недалеко от дома. Если бы не наставник Опал, дело кончилось бы больше, чем одним трупом: стая крыс загрызает и лисицу. Помириться они так и не смогли до самой присяги. А после нее стали другими, но Звездный не забыл, что Джедайт умеет бить в спину. День, когда он мог что-то изменить. Он видел, что баронесса что-то не договаривает, что не просто так Первый лорд пропал из дворца накануне совета у короля. Он знал, где на самом деле находился принц в тот вечер, но не стал опровергать ложь прекрасной женщины со злыми фиалковыми глазами. День, когда он мог изменить все. Но он первый подошел и произнес слова, приобщающие его к силе, что за пределами понимания человека. И перестал быть собой. День, когда он в первый и последний раз за много лет сражался мечом. Убивал своими руками, а не интригами и умело расставленными ловушками. Его меч души был чернее неба, что разверзлось над ними, потеряв все звезды, а жадеит в рукояти с тех пор так и не обрел изначальный цвет, оставшись по краям иссеченным черными прожилками. В тот день, встретив ее на поле боя, он не вспомнил ее имени. Он заманил ее на уступ, обманул, навеяв морок, и отправил к королеве. Сенши не умеют бегать по воздуху. А он стоял и смеялся, глядя на распластанное на ступенях внизу тело. Он тогда так и не понял, кого он убил. В тот день… Тысячи воспоминаний, тысячи ошибок, тысячи слоев неподъемного чувства вины, от которого Джед так долго прятался за многочисленными масками. Скрипя зубами, он продирается сквозь них, признавая свою вину и признавая свободу от нее, отпуская образы прошлого и переживая заново дни своего падения. Когда, выбравшись, он падает на четвереньки на краю белой плиты, голос в вышине смеется. — Преступнику не стать королем, даже когда больше не останется никого. Ты слишком глубоко застрял в прошлом, Джедайт. Возвращайся, и я научу, как оставить это за спиной навсегда. Тебе понадобится. Ты же хочешь быть победителем? Лорд Иллюзий поднимается на ноги. Поднимает меч, еще не до конца осознавая реальность — он все еще там, в царстве собственных кошмаров, собственных ошибок. — Я согласен на ничью. Он шагает вбок, нарушая шахматные правила. Плиты проваливаются под его ногами. И мир гаснет. — Я не требую читать что-то от тебя прямо сейчас. Тем более, это все равно не сработает, здесь надо понимать, что ты говоришь. И произношение соблюдать. Иначе я даже предположить не берусь, что за последствия тебя ждут. Нас ждут. Да и есть другой способ, без заклинаний, но ты не согласишься. Я бы не согласился, риск слишком велик. И только не бросать тебя в терновый куст. Интересно, то, что я сейчас услышу, будет твоим предпочитаемым вариантом, или это еще не десерт? — Да, я — не ты. Потому что если мы бы были одним лицом, ты бы помнил меня, то есть, себя самого, и помнил бы все то, что я сейчас о тебе думаю. Ладно, что там с другим способом? В любом случае, если это не выгорит, останешься ещё ты, который вернется в своё время, вычислит координаты потока и скорректирует его так, что он обойдет Солнечную систему, — безмятежно улыбнулся Зойсайт. — Так что, по сути, мы ничем не рискуем, верно? Кто-то из нас в любом случае останется. — Кто сказал, что я не помню? Вспомню, как только вернусь в будущее, и время закроет дыру, — мужчина помрачнел. — Смотри. Он поманил к себе одну из книг, старую и с оторванной обложкой. Очень бережно открыл ее на одной из страниц, заранее заложенной знакомой закладкой: та же зеленая лента была сейчас в волосах Зоя-младшего. — Если хочешь, можешь и сам почитать. Язык Старой Терры, хоть и не без нескольких древних слов, я сам не сразу понял. На полях перевод, если что неясно. Я давно ее нашел, только, сам понимаешь, предложить было некому. Он сложил руки в замок, подпер ими подбородок и задумался. — Риска много. Я бы десять раз подумал, прежде чем на такое идти. Но ты первый за годы, с кем я разговариваю. Кто еще сюда может явиться? Угу, всегда приятно поговорить с умным человеком. Особенно, если это ты сам. Книга описывала один из древних ритуалов. Два человека заменяли друг друга в любом времени и пространстве, но для этого требовалось согласие обоих. И клятва обоих вернуться на свое законное место по истечении срока договора - а сроку давался час. Не исполнивший договор переставал существовать, а заменивший его возвращался на свое место во времени и пространстве. Ритуал был запрещен еще во времена Золотого Королевства, на него наложили тяжелое вето, и применять его мог только сильный маг с личного разрешения короля. Он взывал к старым богам и тревожил покой самого Хроноса. Но Зойсайту было глубоко плевать и на вето, и на ограничения, да и в целом, на Хроноса заодно. Он всегда легко нарушал правила и действовал по собственному усмотрению. - Только подумай, — зашевелился внутри червячок сомнения, - пусть один час, но в обители всех знаний мира! За час можно найти что угодно, например, ключ в эту библиотеку, и, вернувшись в свой собственный, спасенный мир, найти ее снова. Столько всего, столько силы! Не об этом ли ты мечтал все время? — Ты прав, риска слишком много. Проблема даже не в том, что его обманут, и он навсегда останется в библиотеке. Но позволить действовать тому, кому ты не доверяешь? Да, знания, сила — это заманчиво. Да, отхватить сразу огромный кусок, вместо того, чтобы собирать знания по каплям, невероятно хочется. И он, на минуту, не нанимался быть защитником Земли. Его никто не спрашивал, он таким родился и с тех пор должен-должен-должен всем подряд. В гробу он видел этот долг в белых тапочках. Тем более, что всё равно нестыковок было немерено. — Давай так. Ты даешь мне заклинание. Показываешь, как вернуться на Землю, я возвращаюсь и читаю его. Как тебе идея? Мужчина вздохнул и закрыл книгу. Бережно, будто опасаясь, что желтые от времени страницы рассыплются у него в руках. — Предсказуемо. Впрочем, я не ждал иного. Он дописал еще один символ на листке и протянул его Зою. — Держи. Там все описано. Чертишь символы: огнем, кровью, песком, мелом, неважно чем. Только сам, мой чертеж не сгодится. Читаешь, я тебе прописал ниже, как оно правильно читается. И вкладываешь в него силу. Всю, сколько сможешь. А потом на перекрестке трех дорог крестишь небо дохлой кошкой... Кхм, о чем это я? Он встал и потянулся, а после вручил юноше небольшой маятник, снятый с одной из полок. — Он будет тебе компасом там, где нет пространства. Иди. Просто пройдешь обратно по коридору и найдешь выход. Язык на листке отдаленно напоминал греческий, записанный родной катаканой. Некоторые слова были выписаны по-английски. Еще ниже был выведен большой чертеж — копия нарисованного раньше. Штормовой мельком взглянул на заклинание: оно ему ни о чем не сказало. — Спасибо. Мужчина усмехнулся и протянул руку для пожатия. — Прощай. Увидеться снова не обещаю: сам понимаешь, глупо звучит. — Удачи, — Зойсайт мягко улыбнулся на прощание. В любом случае, эта встреча многому его научила, и он был благодарен судьбе за этот урок. Он будет искать силу, конечно, но знания не должны быть мертвыми буквами. Это должна быть магия, волшебство, то, от чего захватывает дух, что опьяняет сильнее алкоголя. Восторг, эйфория - то, что несет сила и магия, а не пожелтевшие страницы и залежи пыли. Пыль, она, знаете ли, Джедайтом попахивает. Библиотека колыхнулась, как воздух над свечой, и начала таять. Еще несколько секунд, и Зой остался один в иссиня-черном пространстве, напоминающем космос без звезд. Маятник, данный ему двойником, вздрогнул в ладони и толкнулся, принуждая его выпустить. И застыл, золотистой стрелкой указывая все в одну сторону. Туда, где еле заметные завихрения тумана образовывали нечто, похожее на дверь — не увидеть, если не вглядываться. И юноша застыл, наблюдая за дверью свою планету, висящую среди звезд. Земля была окутана белыми и лиловыми искрами: это был, похоже, обещанный им-будущим второй поток. Вдалеке мерцала переливающаяся масса третьего. И этот третий быстро приближался к планете. Маятник снова качнулся: на бумагу с заклинанием, на Землю, на бумагу, на Землю. — Да пошел ты, — улыбнулся небесный король. Ты так настойчиво хочешь использовать меня? Значит, не дождешься. Ещё раз пробежав глазами по заклинанию и убедившись, что точно все запомнил, Зой показательно сжег лист и отряхнул руки. Рыжий всегда был провокатором. За спиной, как только пламя объяло лист, послышался чудовищный вой, и возник силуэт двойника: его мяло и перекручивало, как пластилин. Сменялись лица, морды, маски. — Значит, так? — выдохнул он. — Значит, ты решил меня обмануть и пожертвовать планетой ради одного себя? Иди! — он почти кричал. — И знай, что библиотеку больше тебе не найти никогда! Иди и помни, что ты потерял по дурости! Его окончательно скомкало, и возник силуэт, сотканный из лилового пламени. Он вырос, застилая небо, и очертаниями до боли напоминая... Металлия! — в ужасе завопил внутренний голос. — Я дважды не предлагаю! — существо отбросило юношу в сторону, как бумажную фигурку. Последнее, что он запомнил: как влетел в дверь спиной вперед, и его снова окутали лиловые и белые искры. Он успел увидеть, как в вихре лилового света Земля превращается в фейерверк. И мир гаснет.