Мечтать полезно

      Было очень интересно, придет Поттер или нет. Мыслеслух сегодня утром Снейп надевать не стал, а запер в ящике. Отыскать заклинание, блокирующее магию артефакта, в библиотеке «Хогвартса» было не так уж просто, но он решил, что слишком часто недооценивал Поттера, поэтому на всякий случай лучше разок его переоценить. Особенно если он решит подключить к поискам Грейнджер, которая, по-видимому, с хранением его тайны успешно справлялась и которую он по этой причине мог посвятить в случившееся вчера в классе.       Но он снова ошибся. Поттер на занятие явился не смущенный, не зажатый, не испуганный, не агрессивный, но и не уверенный в себе полностью, а настороженный больше, чем обычно. По мере разучивания Апатиуса, видя, что терроризировать его никто не собирается, немного успокоился, сконцентрировался на заклятии и оказался под его влиянием лишь единожды — от руки Грейнджер. Нельзя было с уверенностью сказать, что он не сделал это специально, чтобы ее порадовать. Мыслеслуха, позволяющего определить, было ли его попадание под заклятие произвольным или непроизвольным, на шее не было. Снейп констатировал, что подслушивание мыслей Поттера действительно начало входить у него в привычку, и это необходимо было прекращать.       Продемонстрировать отсутствие мыслеслуха и враждебных намерений можно было просто и аккуратно — темой урока сделать блокировку ментальных подслушиваний. Но мысль пришла с опозданием: по классу уже летали сгустки магии, которые теоретически должны были быть Апатиусом, но практически бывали им редко. Пока что ввергнуть противника в состояние апатии сумели только трое студентов, и само наличие в этом списке третьего (Томас, надо же) Снейпа удивляло.       Поттером он любовался. Махнув рукой на неприменимость этого слова к Поттеру. Слово, на самом деле, оказалось применимым — правда, не к самому Поттеру, а к его методам обращения с заклятиями. Что касается самого Поттера, то позволить себе любоваться им…       Требовалось, пожалуй, в другой обстановке.       План сформировался именно тогда. Спорить с собой надоело, а Поттер держался чуть дальше, смотрел чуть реже и был чуть более напряжен, чем обычно. Подумалось вдруг, что он может пытаться контролировать свои мысли, чтобы не выдать Снейпу лишнего. Мог ли он прямо сейчас осваивать найденные в библиотеке заклятия из программы первого курса Академии авроров, отслеживая происходящее в своем сознании и не выпуская туда лишние фантазии? Ответить на этот вопрос Снейп не брался.       В конце обеда школьная сова принесла одному из гриффиндорцев свиток. Снейп сделал вид, что не имеет ни малейшего отношения к получаемой студентами почте. Им следовало самим изучать ее и принимать решения относительно ее содержания. Можно было составить письмо иначе, отдать его самостоятельно или передать через слизеринцев. Но школьная сова и полное игнорирование происходящего за гриффиндорским столом давали тому, что отвечало в голове Поттера за принятие решений, больше пространства для маневра. Как и короткая, безразличная записка: «Мистер Поттер, если вам срочно нужна рекомендация в Академию зельеварения, можете получить ее сегодня после занятий, явившись в мой кабинет». Поттеру рекомендация не была нужна сейчас и в ближайшие четыре месяца. Но ведь могла и понадобиться. Пусть сам думает.       Как бы там ни было, предоставление ему максимальной свободы не мешало пытаться отгадать его реакцию на записку и размышлять, придет он или нет.       Минут через двадцать после звонка с последнего занятия, незадолго до ужина, Поттер ответил на этот вопрос, постучав в дверь кабинета Снейпа.       ***       Поттер стоял посреди кабинета, и настороженность в нем чувствовалась по-прежнему, а за ней угадывалась готовность немедленно ринуться в бой: стратегию на случай словесного нападения Снейпа он, очевидно, успел продумать. Но он не выглядел чересчур воинственным, скорее отчасти заинтересованным, из чего следовало, что либо стратегия была очень надежной, либо миролюбивый урок, посвященный Апатиусу, его успокоил. Снейп повернулся к столу.       — Ваша рекомендация, мистер Поттер, — равнодушно протянул он свиток.       — Спасибо, профессор Снейп, — ответил тот, взял свиток, но поспешно сбегать из кабинета не стал и даже с места не сдвинулся.       Было бы странно, если бы он не умел читать между строк. Любопытно, вычитал он там что-то конкретное или явился сюда, чтобы выяснить, что там было написано.       — Я благодарен вам, сэр, за то, что вы согласились написать ее, несмотря на… ряд разногласий, — не стал затягивать молчание Поттер: опасался, значит, пауз. — Особой срочности, конечно, наверное, не было.       — Зачем же вы тогда пришли? — усмехнулся Снейп.       — Ну, мне ведь неизвестно, какие обстоятельства заставили вас предложить мне сегодня взять рекомендацию, сэр, — вежливо парировал Поттер. — Возможно, вам потребовалось покинуть «Хогвартс» надолго или что-то в этом роде.       Интересно, он заранее продумывал свои реплики или импровизирует?       — Могу я задать вам вопрос, мистер Поттер?       — Конечно, профессор.       — Что в моем поведении внезапно заставило вас начать меня опасаться?       Мальчишка не ожидал этого вопроса, подобрался, но растерянность была очевидна. Как и попытка сообразить, приводить ли срочно в боевую готовность заготовленный арсенал или расслабиться, потому что никакого подвоха нет. Секунды две он метался между двумя крайностями, в итоге завис посередине и, готовый к броску, откровенно заявил:       — Понятия не имею, чего от вас ожидать, сэр.       — Я тоже понятия не имею, чего от вас ожидать, — признался Снейп. — Но относиться к вам из-за этого с опаской — напрасная трата ресурсов нервной системы.       Поттер с сомнением уставился на него, как будто услышал несусветную глупость.       — У вас есть некоторое преимущество, профессор.       — Какое, мистер Поттер?       — Ум. Опыт. Прибор, который вы мне недавно показали, сэр.       Нет, не умеет он вести извилистые беседы. Или предпочитает говорить напрямик. Это упрощало дело, но Снейп говорить откровенно открытым текстом не привык: приходилось себя пересиливать.       — Ум и опыт нисколько не помогают мне понять, чего от вас ожидать. Что касается прибора, то его на мне сейчас нет и сегодня днем тоже не было.       Выражение лица Поттера продемонстрировало, что он отнесся к этому заявлению с известным недоверием. Снейп подумал, что сделал бы то же самое, шагнул к столу, извлек мыслеслух, положил его на стол и вернулся на прежнее место.       — Проверьте меня на чары.       Поттер перевел взгляд с мыслеслуха на Снейпа, потом снова взглянул на артефакт и снова на Снейпа — вопросительно.       — Ну, Поттер? Вы слышали?       — Я… — пробормотал он. — Я думаю…       — Если вы сейчас заявите, что верите мне, я в вас разочаруюсь. Из вежливости попасть в ловушку — самый глупый способ попасть туда в принципе. При этом вы не представляете, сколько людей туда попадают просто потому, что, пытаясь показаться воспитанными, не хотят проверять мошенников, предлагающих их проверить.       Неизвестно, что убедило Поттера — слова о ловушке или о разочаровании, но он достал палочку и достаточно уверенно для человека в его положении произнес:       — Инспектио!       Поток магии прокатился по Снейпу с головы до ног, сверкнул ярко-синим и растворился в полу.       — Теперь себя.       Поттер снова недоверчиво на него взглянул.       — Ну же. Я мог наложить на вас что угодно.       — Инспектио эго, — повиновался Поттер, направив на себя палочку, и поежился от прошедшей по нему синей волны.       — Чтобы проверить себя, необязательно накладывать заклинание такой силы, — проворчал Снейп. — Вы все равно почувствуете чужую магию, даже если бросите легкое невербальное. Произведите еще одну проверку, на этот раз предоставлю вам самостоятельно сообразить, какую именно.       Похоже, Поттер поднабрался уверенности — или вошел во вкус, — но спустя секунд пять он направил палочку на мыслеслух и объявил:       — Инспектио мыслеслух!       Половина стола вспыхнула ослепительно красным и погасла.       — Итак, это вправду мыслеслух, на мне вправду ничего нет, а вы не околдованы. Более того, я не собираюсь использовать мыслеслух в дальнейшем. У вас нет никаких оснований верить мне, поэтому я рекомендую Клоде Ментис. Это универсальное заклинание, блокирующее большинство стандартных ментальных вторжений за исключением легилименции. От ментальных проклятий оно, разумеется, не спасет, но потребности волшебника, который не делает защиту от темных искусств — или темные искусства — своей специализацией, обычно удовлетворяет. От мыслеслухов любых разновидностей защищает прекрасно, независимо от того, насколько сильные маги ими пользуются. Разучивается просто, особых магических и энергетических затрат не требует, информация о нем есть в библиотеке, в Запретной секции, и я думаю, что вам не составит труда его освоить.       Поттер выглядел откровенно растерянным.       — Но почему, профессор?       — Формулируйте вопросы яснее. Почему я даю вам удобное оружие против мыслеслуха? Потому что вы будете подозревать меня в его использовании и дальше, и я вас в этом не виню, но не хочу, чтобы вы начинали волноваться при каждом моем приближении.       Выражение было неудачным: волнение при приближении Снейпа у Поттера вызывал отнюдь не страх, и тот тоже явно об этом подумал. Но добавить Снейп ничего не успел, потому что услышал, наконец, ожидаемое:       — Все равно, даже если вы его не будете использовать, полученная информация останется у вас, сэр.       — И это является основной причиной ваших опасений, не так ли? Что ж, Поттер. Подойдите сюда и возьмите артефакт.       Снова недоверчивый взгляд, но уже не столько настороженный, сколько заинтригованный.       — Поттер, я должен каждый раз повторять дважды?       Тот молча шагнул к столу и выполнил требование.       — Наденьте его на шею.       — Себе? — растерялся Поттер.       — Очевидно, не мне. Если не хотите поделиться своими мыслями, разумеется.       Поттер не хотел и, не сводя со Снейпа взгляда, надел цепь. Видимо, догадка в его голове мелькнула, но показалась слишком невероятной.       — Будучи вашим преподавателем по защите от темных искусств, полагаю, что имею право рассказать вам об этом артефакте, — невозмутимо начал Снейп. — Для того чтобы мыслеслух сработал, вы должны видеть человека, мысли которого хотите узнать. Вам необходимо сосредоточиться на его процессе мышления в настоящий момент. Если при легилименции вы обращаетесь к памяти и проникаете даже в те воспоминания, о которых сам человек почти забыл, то посредством мыслеслуха вы можете уловить только то, что происходит в его сознании на данный момент, или увидеть те воспоминания, к которым он сейчас добровольно обращается. Обратитесь к сознанию, попробуйте прочитать его так же, как читаете память. Это намного проще, чем легилименция, поскольку вам не нужно разрушать барьеры и пробиваться в глубины нейронных связей: вы берете то, что и так лежит на поверхности. Пробуйте.       Поттер ошеломленно на него уставился вместо того, чтобы сделать сказанное. Вторая предсказуемая реакция за вечер — прогресс.       — Ну?       — Профессор… как я могу пробовать без… э-э… объекта чтения мыслей?       — Без объекта вы, разумеется, пробовать никак не можете. Объект перед вами. Пробуйте.       — Вы имеете в виду?.. На вас?       — Вы видите здесь кого-то еще?       Поттер мотнул головой, и, похоже, он не просто отвечал таким образом на вопрос о том, видит ли здесь кого-то еще.       — Я… не могу.       Снейп вздохнул и сложил руки на груди. Здравствуйте, гриффиндорское благородство, гриффиндорская честность и все прочее гриффиндорское.       — Вы освоили окклюменцию и основы легилименции. В таких обстоятельствах утверждение о невозможности справиться с мыслеслухом звучит неправдоподобно.       — Я не о том… Не о технической стороне вопроса, а моральной.       — Не далее как вчера вы очень спокойно отреагировали на нарушение границ вашего личного пространства этим же способом. Вы непоследовательны.       — То другое. То были вы.       Поднятую бровь собеседник не оценил, потому что смотрел в каминную полку. Он знает, что фактически выдал устное разрешение исследовать содержимое своей черепной коробки? Можно ли расценивать это как замысловатое признание в любви? Снейп склонен был считать, что да, но и представление о любви у него было специфическое.       — Здесь тоже я, — заметил, наконец, он и, поскольку Поттер задался целью просверлить взглядом многовековые камни «Хогвартса», добавил: — Я знаю, что вас гложет. Происшествие трехлетней давности не было мной санкционировано, в данном же случае вы имеете четко сформулированное разрешение. И, уверяю вас, я бы его не давал, если бы находил последствия неприемлемыми для себя.       Поттер отвернулся от камина еще в середине речи Снейпа и теперь внимательно смотрел, как будто пытался понять, сколько правды в сказанном.       — А зачем это вам, профессор?       Снейп беспечно пожал плечом:       — У меня есть информация, которая может вас заинтересовать. Озвучивать ее я вам не намерен, но показать могу.       Задумавшись, Поттер, видимо, решил, что Снейп — и впрямь не та фигура, которая будет вредить себе ради какого-то Поттера, и кивнул:       — Хорошо, я понял. Ладно, так.       Нервным движением поправив цепь на шее, он сосредоточенно и немного неуверенно вновь взглянул на собеседника, словно спрашивая: «Вы что, в самом деле серьезно?» Через несколько секунд его взгляд изменился.       Аккуратно извлекать требуемые мысли и воспоминания Снейп умел.       Дамблдор сидел за своим столом и разбирал странный серебряный предмет на составные части, но это не мешало ему рассказывать о том, что произошло в подземельях.       — …и Гарри, поняв, что его руки обладают разрушительной силой против Квиррелла, бросился на него, вернее на Волдеморта. Результат ты себе представляешь.       «Безрассудство, — постановил про себя Снейп. — Идиотизм. Погоня за славой». В глубине души он понимал, что это было единственное логичное действие в создавшихся обстоятельствах и шанс спасти себе жизнь. Но ведь создал эти обстоятельства сам Поттер, когда, наплевав на все запреты, полез за философским камнем! С другой стороны, обстоятельства эти создал Темный Лорд, тем не менее… О чем говорить? Мальчишка — наглый, неуправляемый…       «Безрассудство, — думал Снейп. — Идиотизм. Погоня за славой». Дамблдор снова сидел за своим столом, но серебряный предмет исчез — перед ними лежал окровавленный меч Гриффиндора. Похоже, «Хогвартс» не согласился со Снейпом в определении тех качеств и чувств, которые руководили Поттером в Тайной комнате. Спорить с «Хогвартсом» было нетрудно и трудно сразу. Для убийства василиска требовалась некоторая храбрость, но Поттером наверняка руководили в первую очередь наглость и неуправляемость, присущие всем Поттерам…       Наглый. Неуправляемый. Он представляет опасность для окружающих. Неизвестно, как он помог сбежать Блэку, но это был он. Для создания и осуществления плана побега нужны были ловкость и ум, но… Блэк — на свободе! Снейп мчался по коридору от больничного крыла, где остался Поттер со своей подружкой, и запретил себе думать о чем-либо, кроме того, что Блэк вырвался на волю. Не думать обо всем остальном, включая Поттера и то, как он это устроил, было легко: Снейп был в ярости.       Мертвый Диггори. Длинный порез на мальчишеской руке. Весь в крови и в грязи, Поттер отскакивает в сторону и смотрит, как бывший преподаватель превращается в безумца, намеревавшегося его убить. Его сегодня едва не убил другой безумец, куда более опасный, чем это ничтожество. Поттер сумел улизнуть, и Снейп подумал, что ничего не имеет значения — ни наглость, ни неуправляемость, — теперь, когда его жизнь вне опасности. Он ясно представлял, что такое — сбежать от Темного Лорда, и знал, что в четырнадцать лет сам бы не справился. Мгновение все в нем стремилось бросить максимум сил на защиту жизни, которую удалось выцарапать из лап возродившегося Темного Лорда. Перестало быть важным обещание защищать сына Лили, потому что перед ним был не ее сын, а просто мальчишка, сумевший спастись из смертельной ловушки, а сейчас так просто стоящий в стороне, слушающий и смотрящий на происходящее молча и лишь слегка испуганно. По мальчишеской руке медленно ползла капля крови…       Снейп переключился на Крауча и больше не обращал внимания на Поттера этим вечером.       Для импровизированного шифрованного послания в окружении врагов это было неплохо. Свои функции оно выполнило: Снейп все понял, а Поттер ничего лишнего не сказал. Возможно, из него получится неплохой аврор. Главное, чтобы работал подальше от Снейпа, потому что сталкиваться часто с Поттером — наглым, неуправляемым и сующим нос не в свое дело — он не желал.       Ему хотелось разбить тот думосбор, как банку с тараканами, о дверной косяк, только это бы не помогло: воспоминание уже перекочевало в голову Поттера.       Можно попытаться помочь им справиться с Амбридж… Хотя сам разберется с ней; нужно идиота Блэка спасать…       Кровь на камнях, окровавленная вода… Свежие резаные раны, из которых хлещут алые струи, — и всюду кровь его собственного ученика, пораженного его собственным проклятием. Магия сгущается, призываемая его словами; кровь бессильна перед этой магией: красные полосы стекут, исчезнут с камней «Хогвартса». Часть себя он преподнес разрушительной силе, сервировал и поставил на стол, с радостью наблюдая, как эта сила пожирает его жизнь. Но часть была подарена другой силе — той, которая заставляла сейчас магию сгущаться и затягивать незатягивающиеся раны. Он никогда не жалел о своем подарке и готов был отдать этой силе ошметки жизни, потому что ему самому она уже была не нужна.       Поттер нашел первую, давно растерзанную его часть в забытом учебнике. Словно в наказание ему послан этот жмущийся к раковинам — кто? — образ ненавистного Джеймса Поттера, напоминающий ему о прошлом снова и снова, извлекающий самое постыдное, что было в его жизни, и бросающий это ему в лицо. Мальчишка дорого заплатит за свою подростковую ошибку, и только Снейпу известно, что она могла обойтись ему в тысячу крат дороже.       Драко, все будет в порядке… Ты будешь жить. И Поттер — в отличие от меня — тоже…       — …поэтому мальчик должен получить меч Гриффиндора, — говорил Дамблдор. — Я не могу покинуть сейчас магловский мир. Ни аврорат, ни отдел обеспечения связей с маглами не способны противостоять тому, что здесь пытаются делать последователи Волдеморта. Кингсли сообщает, что не имеет возможности отправлять тебе патронусов в оговоренное время, поэтому связь с ним пока через меня. У него некоторые трудности с защитой министра. А у меня, — вздохнул Дамблдор, — с защитой Британии. Так что Гарри Поттера придется защищать тебе.       Как будто он последние шесть лет делал что-то другое.       Как будто он мог делать что-то другое, думал Снейп, стоя за деревом. На снегу чернел разрушенный хоркрукс. Уизли сидел, закрыв лицо ладонями. Поттер подобрал брошенный Уизли меч и вертел его в руках. Каждый из них по-своему оправлялся от шока. Снейп ничего не делал — просто стоял за деревом и смотрел, но не поручился бы за то, что состояние его нервной системы сейчас не такое же, как у двоих на берегу.       Поттер пришел в себя первым и хлопнул Уизли по плечу. Прыжок в ледяное озеро с хоркруксом на шее ему больше не грозил. Снейп испарился.       Смелый, ловкий, умный мальчишка… Дамблдор хорошо знал возможности каждого. Снейпу он отдал «Хогвартс», а на себя взял весь магловский мир. Нужно было просто поверить в то, что раз он оставил Поттеру хоркруксы, то Поттер с ними справится. Поттер справился. Почти. Теперь Снейп не сомневался, что он справится до конца, и ему самому предстояло показать Поттеру, где конец.       — Рон, он наш преподаватель! — кричала на периферии ускользающего сознания Грейнджер. — Найди мадам Помфри, найди кого-то! Я знаю несколько заклинаний… Иди же, Рон!       Чьи-то пальцы коснулись его шеи. Не девичья рука — он знал, кто это. Открыл глаза и увидел прямо перед собой чужие — и родные… Лили? Черные вихры, круглые очки, на скулах грязь, кровь и пробивающаяся щетина. Нежное личико Лили уплыло из сознания, которое уже не было способно удержать два образа сразу.       — Посмотри на меня…       Поттер. Глаза не стали менее родными. Кому-то они принадлежали до мальчишки, призрачная женщина, бестелесная и сияющая, словно ангел, исчезала в слепящем свете… Она давным-давно не имела к нему никакого отношения. Мальчишка, живой, здесь… Он попытался схватить его руку и почувствовал, как теплые пальцы с готовностью переплелись с его пальцами — холодеющими… Смерть была близко, она подступила к ним обоим. Он отдал бы двадцать своих жизней, чтобы она отступила от мальчишки. Но не мог. Он должен был сделать то, что сказал Дамблдор, и усилием воли извлек из угасающего сознания слова директора.       — Собери… собери…       Теплые пальцы отпустили его руку, и ладонь едва заметно скользнула по его шее. Поттер все еще держит руку на ране? Зачем? Он же весь в его крови…       Холод стекла коснулся щеки, и из последних сил он отправил на смерть само воплощение жизни — своей, кажется, в том числе. Мысленно прощаясь с ней, он услышал голос какой-то девушки, приказывающей: «Гарри, отойди!» — и чьи-то теплые пальцы вновь переплелись с его остывающими.       Выходит, Поттер уже тогда был в него влюблен? Чем еще объяснить эти прикосновения? Что он чувствовал в тот момент?.. Впрочем, это несанкционированная мысль.       Увлечение Поттера темной магией вначале показалось ему абсурдом, и только позже, вычеркнув все остальные, которые могли бы объяснить такое поведение, он понял, что просто не хотел верить. Жалел ли он о тех жертвах, которые пришлось отдать, чтобы защитить мальчишку? Нет. Они были оправданы: Поттер убил Темного Лорда. Теперь не удивляло то, что он сумел это сделать: вероятно, в нем всегда была некая сила, темная и колоссальная, которая отразила Аваду в младенчестве и поразила Волдеморта три месяца назад. Поттер оказался сильнее Волдеморта, и сейчас его сила, по-видимому, разворачивалась в полную мощь. Опасался ли этого Снейп? Нет. Он был спокоен. Ему было интересно, как далеко эта сила простирается. Он понимал, что при их отношениях вряд ли удастся долго оставаться в живых или, по крайней мере, задержаться в том состоянии, которое позволяло бы наблюдать за происходящим. Правда, Поттер не мешал Грейнджер с Уизли спасать его из Хижины и даже помогал им. Но тогда он еще не знал, на чьей стороне был Снейп, считал его Пожирателем и, возможно, предполагал, что позже удастся привлечь его на свою сторону. Пошел бы Снейп за ним? Нет. Они поменялись ролями и вновь оказались противниками, теперь всамделишными. Наверное, Снейп и Поттеры всю жизнь обречены были стоять по разные стороны баррикады.       Он спокойно признал, что ошибся в Поттере, но спокойно смотреть на ошибку Поттера — ту же, которую однажды совершил сам, — не мог. Он видел в мальчишке столько того, чего недоставало ему самому, что отдавать его на растерзание тьме казалось безумным расточительством, — и все в Снейпе противилось этой идее.       Но выбор Поттера был фактом. Он не винил его: хорошо знал, как делается такой выбор. Но собирался бороться с ним столько, сколько позволит судьба — возможно, в лице самого Поттера.       Нашедший позади себя спинку кресла и опершийся на нее в момент просмотра воспоминания из Хижины, Поттер едва слышно упомянул хвост мантикоры. Снейп невербально выразил свое отношение к отсутствию манер у гостя. Наблюдение смерти через чужую голову могло бы повергнуть в смятение мага, даже более стойкого ментально. Но предположение об увлечении темной магией, на взгляд Снейпа, напрашивалось само собой, и удивляться тут было нечему.       Поттер на послание отреагировал и снова принял сосредоточенный вид.       Кипящая кровь была сварена идеально — и он мысленно поставил ее автору наивысший балл, хотя в гриффиндорской копилке тот не отразился: поощрять темную магию, выходящую за рамки учебного процесса, Снейп не собирался. Бессильная злость — не на Поттера, а на жизнь, разложившую так жестоко карты, — тоже не помешала оценить зелье. Но столкновение с неожиданными мечтами сбило его с толку. Не столько из-за содержания, сколько из-за того, что интуиция, срабатывавшая всегда безотказно, настаивала на пересмотре версии о склонности мечтателя к темной магии. Снейп поинтересовался у интуиции, чем иначе объяснить происходящее? Она то ли промолчала, то ли пробормотала что-то едва слышно. Снейп остался при своем мнении.       Вставая напротив Поттера, Снейп намеревался осадить и его, и пробивающееся восхищение им, но мера не возымела должного эффекта. Он выстоял против преподавателя ненамного хуже, чем против Грейнджер. Но, если даже не учитывать то, что он имел статус ученика, а Снейп — преподавателя, будь они в равных условиях, дуэлировать с Поттером было бы… интересно. Он был изобретательным, ловким, в меру аккуратным и вежливым противником. Снейп с таким не встречался давно.       «Это действительно похоже на секс», — последовало заключение несколькими неделями позже. Снейп отлично понимал, как был сделан такой вывод, и находил его точным.       Хуже того, если бы в «Хогвартсе» вновь организовался дуэльный клуб, он без колебаний снова вызвал бы в соперники Поттера.       Интуиция резко набрала очки у Черного озера. Он мог сколько угодно пытаться связать интерес к себе с темными наклонностями Поттера, но интуиция твердила, что человек, способный увидеть в Снейпе то, что каким-то невероятным образом видит этот мечтатель, не может иметь темных наклонностей. «Но логически из всех его действий вытекает именно это», — убеждал интуицию Снейп. «Плевала я на логику, — отрезала интуиция. — Ты еще не дорос до логики Поттера. Ищи ее, где хочешь, но поверь, что Темного Лорда из этого странного существа, которое нашло столько красоты даже в тебе, не выйдет».       Сквозь ненависть и презрение другого человека, сквозь свою злость на него Поттер умудрился заметить в этом человеке положительные качества. Пробрался к их истокам, сделал правильные выводы, отыскал дорожки к тщательно спрятанным тайникам и нашел уязвимые места. Ударил он по ним в ответ на ненависть? Нет. Разочаровался? Нет. Он собрал из своих находок такую красивую картину, какую собрать с этим человеком казалось невозможным. Повесил ее в своем сознании и решил, что сам недостаточно красив для нее. Но не стал заниматься самоуничижением или портить картину, а решил подтянуть себя к ее уровню, чем тут же и занялся.       Ничего подобного Снейп не видел даже у тех влюбленных, которые изредка мелькали в его жизни. Тем более он не видел ничего, хотя бы отдаленно напоминающего поведение Поттера, по отношению к себе. Немногие люди доходили до этапа обнаружения положительных качеств, причем никому из них через ненависть и презрение пробиваться не приходилось. Двое добрались до уязвимостей. Один из добравшихся — примечательная седобородая личность — дальше идти не пожелал или не смог. И только рыжеволосая девушка со знакомыми до боли глазами нарисовала свою прекрасную картину, которую он так необдуманно разбил.       Картина Поттера была прочнее. Не одно, а десятки оскорблений отскакивали от нее, как брошенный в стену горох. Отскакивало все, что только мог позволить себе Снейп по отношению к неприятному ученику, а не только то, что когда-то бросил от злости и унижения подруге.       Он тихо прикрыл дверь, ведущую в переход, и никогда еще дорога до совятни не была такой долгой.       Стоя посреди кабинета, откуда пятнадцать минут назад красиво вышел Поттер и отправился сходить с ума в ближайшую нишу, Снейп подумал, что ничуть ему не соврал. Это была проверка — окончательная проверка прочности картины и того, насколько Снейпу небезразличен художник. Оба показателя приближались к пределу допустимых значений.       Пожалуй, этого достаточно.       Сплошная чернота, словно воспоминание из дома, в котором напрочь отсутствовал свет, заполонила сознание Снейпа.       Поттер несколько секунд неподвижно стоял, опираясь на спинку кресла. Признаков сильного нервного потрясения или приближающегося обморока в его облике не просматривалось. Уже хорошо.       — Теперь вы не можете утверждать, что у меня есть преимущество, заключающееся в осведомленности о ваших мыслях и вашем душевном состоянии. Мы в равных условиях, — резюмировал Снейп.       Поттер снял с шеи цепь и посмотрел таким внимательным и долгим взглядом, будто ему для чтения мыслей никакой мыслеслух не требовался. Шагнув к столу, он положил на него артефакт и остановился в ярде от Снейпа, с интересом его разглядывающего.       — Жуткое отчаяние, страх, злость на смерть и безумное желание вас поцеловать. На всякий случай, если бы в последний раз видел вас живым, потому что выглядели вы… ужасно. То, что я чувствовал в Хижине, — не очень успешно уняв дрожь в голосе, сказал он.       Несколько секунд стояла тишина. Поттер молчал и смотрел на него, а Снейп понятия не имел, как можно конструктивно продолжить подобный диалог и нужно ли его продолжать, поэтому тоже молчал.       Неожиданно Поттер шагнул ближе и поцеловал его.