Королек? Да это панда певчая!

Сколько я себя помню, я всегда был ужасным проказником и болтуном. Как-то раз на уроке нас попросили написать сочинение на тему: «Мои первые детские воспоминания». -Интересно, что вы вспомните,- сказал преподаватель. Написать, что то вроде этого для меня было сущим пустяком : "Первое, что я помню в жизни – это златокудрая головка моей мамочки, склоненная над моей маленькой кроваткой», или этого "Это было давно но,я помню, как барахтался нагишом в своем любимом озере, скорее всего, я родился в воде, как рыба". Потом, читая мои шедевры при всем классе, все оборачивались ко мне и громко смеялись, а бедному мистеру Паку было тяжело всех успокоить и еще долго добиться тишины в классе. Когда директрисе наконец надоели мои проделки, меня пересадили отдельно от всех за маленькую парту в конце класса. - Пока не перестанешь болтать на уроках, пока не научишься вести себя примерно и не мешать всем, будешь сидеть здесь – в ссылке. - Именно такое внушение я получил в детстве. Но, даже находясь в изгнании, я мог без проблем найти себе интересное занятие. Справа от меня было высокое узкое окно с деревянным подоконником, который часто искушал меня оставлять на нем царапины и порезы моим перочинным ножиком. На уроках я часто опускал свою голову на переплетенные пальцы под подбородком и возводил глаза вверх, изображая невинную задумчивость. Все преподаватели радовались, думая, что я начинаю исправляться. А я, обманывая их, получал дикое наслаждение, я мстил им, за то, что они прятали от нас жизнь за всеми этими книгами. Прошли годы. И вот сейчас, находясь в чужом городе, на маленьком полупустом вокзале, мне кажется, что единственное, чему меня научили в пансионате, это было наказание в виде ссылки. Правильно ли убегать от самого себя? Я знаю, что нет, но когда мое бегство поможет любимым мне людям, это означает только один ответ - правильно. Я рано осиротел, лет в двенадцать. Сначала умерла мать из-за болезни, и не успел я опомниться, как отец отдал меня в школу-пансион. Большинство тут учащихся были также сироты, поэтому постоянная атмосфера скорби выводила меня из себя, заставляя придумывать все новые и новые проказы. Например, была у нас старая и очень набожная преподавательница литературы, так вот когда она старательно молилась, я всегда показывал на мух, что летали над ней и говорил: - вас, посетили ангелы... После таких вот проказ совесть меня совсем не мучила, но вот однажды ночью, ворочаясь с боку на бок, я пытался вспомнить, что же такого натворил, что сон в ту ночь ко мне так и не пришел. После второго урока на следующий день меня вызвала к себе директриса. Я уж было готов выслушать все обвинения, как вдруг она меня притянула, словно хотела обнять, но так и не решившись погладила меня по плечу и сказала: -Сын Хен, твой папа....он.. с ним случилось несчастье.. Ей было трудно сказать такую новость ребенку. Я тут же все понял, поначалу мне было трудно ей что-то ответить, но совладав с собой сказал: - Что поделать, не расстраивайтесь. Наверное, в тот момент я показался ей совсем беспечным, однако это было не так. Плакать и винить кого-то совсем не хотелось, совсем наоборот, хотелось буйствовать, устраивать и придумывать все новые и новые "пытки" для моих одноклассников и преподавателей. В итоге закончилось все тем, что в тот день я так разошелся, что к вечеру у меня поднялась высокая температура. На похороны отца меня повез его близкий друг мистер Квон. Дядюшку и его семью я знал с самого детства и часто, будучи маленьким, приезжал к ним в гости. Дети дядюшки были для меня не очень подходящей компанией, поэтому часто выходило, что мы ссорились из-за очередной моей проделки. Его старшая дочь Дами была на 5 лет старше меня, приветливая и улыбчивая, но всегда была занята чтением книг, а вот его сын Чжиен сторонился меня, как чумы. Может быть, именно поэтому мне так нравилось ходить за ним по пятам и ломать именно его вещи. Сколько же я раз, пробегая мимо, "случайно" толкал его. Сколько же раз подговаривал ребят с соседнего дома обкидать его грязью. Сколько же я его вещей переломал. Что только не придумывал, чтобы сцепиться с ним. Как мне хотелось, чтобы он оживился, ну хоть немного, не то вел себя, как девчонка! Целыми днями брынькал на своем пианино. Казалось, вывести его из себя просто невозможно. На все мои проступки я слышал от него только: -До каких пор будет продолжаться это, Сынри? Когда наконец ты повзрослеешь? "-А до каких пор ты будешь вести себя, как девчонка?" хотелось ответить мне ему, но все, что я мог, так это смотреть в глаза Хена и улыбаться придумывая на ходу очередную проделку. Когда я уезжал от них в последний раз, тетушка все причитала: - Этот дом снова станет таким тихим без тебя Сынри. - Приезжай к нам почаще, не то мы все умрем со скуки - говорила Дами, целуя и обнимая меня, а я отбивался от ее ласк, будучи смущенным и боясь просто привыкнуть к нежности. Единственным, кто не вышел меня проводить, был Чжиен. Почему-то уже тогда меня это очень задело. Пока взрослые складывали вещи в машину и прощались, я побежал в сад, где любил прятаться Хен и курить украденные сигареты, но увидев, что Чжиен совсем не курит, а разговаривает с девочкой из соседнего дома, разозлился еще больше. Не удержавшись, я обкидал их двоих сливами, которые обволочил в грязи, и убежал в машину, надеясь больше никогда не увидеть Хена. Тем более, когда того ждал сюрприз куда более интересный, о котором он узнает, как только сядет играть за свое пианино. И вот спустя 3 года увидел дядю, как он плачет на похоронах отца, обнимает меня и просит поехать с ним "домой". Наверно именно желание снова оказаться "дома" заставило меня согласиться. Все, что я помнил последние полтора года, так это серые стены пансионата и детей, вечно просящих забрать их оттуда своих близких. В тот момент я давно забыл свое желание больше никогда не встречаться с Хеном, сейчас можно смело назвать это моей глупой ошибкой.