Имеющий глаза

День пятый, в который выясняется, что шпионские игрушки надо прятать как следует и что хорошие знакомые бывают не только у агентов. Кора Ночью стало ясно окончательно: да, она вышла на след. Пусть пока по-прежнему не было готовых ответов, все, чем она могла похвастаться — это отобранные записи служебных сигналов, но они могли стать самой настоящей зацепкой. Тенью зацепки. Пока Гамма не кончилась, Кора перебралась в рубку поближе к Ухуре, и вдвоем они искали неизвестно чего, пока от записей не стало рябить в глазах. Тогда-то в обычном — несвоевременном — сигнале мелькнуло что-то неправильное. — Та-ак, а это что? — Похоже на установочные широковещательного передатчика, — ответила Ухура, едва глянув на экран. Потом, нахмурившись, добавила: — Только здесь пики неправильные, а после них должно быть ожидание, это крошечная задержка, но ее здесь нет. — А когда ты в последний раз настраивала? — Именно я? В ремонтном доке, месяца три назад. А потом… Кажется, в том месяце Уоллсон. «Так-то оно так, — задумалась Кора. — Но этому сигналу — полторы недели». Нужно было проверить все эти «почти правильные» сигналы. Узнать, кто был за пультом. Сколько бы Кора одна возилась с этими логами? Ухуре понадобилось всего шесть часов и работала она изо всех сил. «Ниота, в чем твой интерес?» Кора даже не помнила, как уснула — казалось, просто зашла в каюту и прилегла на минутку. А проснулась от негромкого щелчка. Мистер Спок снимал с лампы над столом жучка. Вот ей и урок. Она расслабилась: кинула антишпиона только в первый день. Но этот жучок — такая грубая работа, зачем? «Они» запаниковали. Эти, сидящие на корабле — пешки, от них ждали ответа. Опасаться ли Коры Орват, чего от нее ждать? — Если вы не возражаете, это я возьму с собой, — сухо сказал Спок и ушел, не ожидая ответа. Словно для него это в порядке вещей. Любопытно, да, но времени на это любопытство не оставалось вовсе. Коре оставалось только добавить это в список странностей мистера Спока и собраться на завтрак как ни в чем не бывало. — Ты поняла, что с этими сигналами? — перехватила ее Ухура возле репликатора. — Есть мысли. Сама понимаешь, рассказывать не имею права. — Понимаю, — Ухура отпила кофе из своего огромного стакана. — Ты ищешь что-то на корабле, я тебе помогаю непонятно с чем и непонятно ради чего. И даже говорить об этом нельзя. «Умница» — в очередной раз признала Кора и перешла на тему побезопаснее: — А ты почему с кофе? — С кофе — потому что ты ушла, а я час подремала и опять «почти правильные» сигналы искала. А у меня еще работа. И в бету я до этого помогала. — Но ведь нашла? — Нашла. — И кто автор? — Кто угодно, даже я не в свою смену. Кора только покачала головой. Разговор выходил не для чужих ушей, и Ниота тоже это понимала. К соседнему столику проталкивалась четверка крепких ребят из службы безопасности, голодных после тренировки, с подносами, переполненными едой. Сосредоточенно жующая уставной паек энсин Топас с завистью зыркнула на их бифштексы и вернулась к своему компактному обеду. Ее соседка только пожала плечами и закинула в рот еще один кубик из фуршетного ассорти. Есть же любители! Все эти шарики и кубики на вкус Коры годились только для перекусов, когда на хоть что-то приличное времени просто нет. Быстро зажевать горсть, залить сушь стаканом воды — и бежать дальше по своим делам. «Стоп. Воды». — Ниота, а вот за тем столиком — кто это? — С Лорой Топас тебя вроде бы Спок знакомил, нет? А это Ни Миртан — она из Третьей ремонтной. Перед Миртан стояла крошечная чашка эспрессо. Кора заставила себя оглядеть столовую еще раз, цепляясь взглядом за крошечные детали, по-новому рассматривая успевшие примелькаться лица. — Это на нее из дальнего угла вот тот мальчик смотрит? Глаза горят, слюна изо рта сейчас закапает. — Все-то вы замечаете, агент. Ирмди, он здесь месяца три всего, сразу после Академии прислали, совсем зеленый. Влюбился в нашу Ни. — И ни в чем не сознается, и будет страдать. — Само собой. Такой искренний мальчик, но Ни уже год с Амшалем из моего отдела. Амшаля забыть было сложно: связист с кучей лицензий и сертификатов, в личном деле только за последний месяц — пять жалоб от женщин и трое суток гауптвахты. — Ниота, — искренне улыбнулась Кора. — У тебя самые лучшие сплетни! Пойдем-ка отсюда и еще немного поболтаем подальше от любопытных глаз. Джим Разговор с разобиженным Скотти оставил его вчера совсем без сил. Тот решил, что раз ему в руки попал сам капитан, то можно делать с ним все, что угодно — и наслаждался каждой минутой: то, что откладывалось на потом, то, до чего никак не доходили руки — на Джима обрушился вал корабельных проблем. Даже в лучшие дни они со Споком старались не лезть без поддержки в инженерку, предпочитая вызвать Скотти на мостик. Скотти ушел, но тут же заморгал вызов с Гаммы-Кью: посол желала Джима немедленно. Едва попрощавшись с ней, он упал на кровать — и ворочался всю ночь в тяжелой полудреме. Сон навалился душным одеялом лишь под утро. А проснувшись и кое-как придя в себя под душем, Джим с тяжелой головой побрел к репликатору у инженерной, в котором что-то подкрутили ребята Скотти — после их ремонтов машина научилась варить приличный кофе, за которым бегали даже вечно сонные биологи с дальней палубы. Но только Джим достал биопластовый стакан, из отдела связи выплыл Спок. Не замедлившись, не дрогнув ни единым мускулом на лице, он прошел мимо, но Джим успел поймать его взгляд: пустой, долгий и равнодушный. Зачем Спок с ним так? До этого можно было тешить себя мыслью, что Споку также больно и тяжело, ведь пара для вулканца — это почти навсегда. Как правильно называлось то, что было между ними? Как назвать то, что происходит теперь? Спок переболел, закрылся, возненавидел? Может, стоило еще тогда попросить за что-то прощения? Попытаться объясниться теперь? Нет, Джим видел этот взгляд. И в нем не было ничего родного. Словно и не Спок вовсе. Его Спок просто не способен на такую жестокость, в его Споке должна жить память о том, что было. Чего вообще Спок забыл в блоке связи? Кофе в стакане оказался на редкость мерзким, и Джим, не морщась, крупными глотками выпил его как лекарство. Привкус осел на зубах, деснах, встал в горле, но боль в затылке притихла. Гипоспрей Боунза решил бы проблему в два счета. Но — вот и минус дружбы с врачом — ни одно лекарство ему не выпишут ему просто так, лишь бы отстал. Боунз захочет поговорить и будет сопереживать, а Джиму хотелось бы расслабиться и довериться, забыться. Нет. Нельзя. Не сейчас Сердце частило — в желудке смешались кофеин с недосыпом. Зато вялость ушла, а полчаса до смены было чем занять. Джонс докладывал понемногу о Коре Орват. Почему бы не нанести ей визит? Не расспрашивать о маячке в инженерной, конечно. Просто поговорить… о разном. Деться куда угодно, лишь бы подальше от Спока. …Спок выходил из каюты Орват. На вид — немного уставший, немного виноватый, но в чем-то даже удовлетворенный и довольный собой. Джим привалился к стене за углом, не решаясь выглянуть. Не смотреть самому. Не попасться Споку. Когда он нашел в себе силы выйти из укрытия, в коридоре уже никого не было. Агент же сидела на диване, слишком взлохмаченная и взбудораженная. А еще — сонная, укрытая тонким пледом; она не сразу кивнула вошедшему Джиму: — А, и вы здесь. Проходной двор, а не офицерская каюта. Скажите, это не ваш Джонс с жучками играет? Спок только что снял с вытяжки, хорошая игрушка. Жучок? Спок с утра искал жучков в каюте Орват? Это походило на самую беспомощную отмазку, какую только можно придумать, но это же Спок! И вальс, каждый шаг которого тот делал в одиночестве, выглядел все запутаннее. Когда-то Джим гордился тем, что знает своего друга и подчиненного как никто другой. Он ошибался. А эту Орват, из каюты которой выходил ранним утром его Спок, Джиму было просто необходимо вышвырнуть с корабля. Этой Орват, из каюты которой выходил ранним утром его Спок, Джим улыбнулся одними губами: — Думаете, кто-то из моих людей настолько непрофессионален? — И то правда. Тогда, наверное, кто-то из «не ваших» людей? Он собрал все силы, чтобы улыбка держалась, прибитая к челюсти пневмогвоздями. — Вы же тоже «не мой» человек. Вот и поладите. И почувствовав, что на большее его не хватит, он резко развернулся к выходу. Жалок, как же он жалок! — Да, Кирк, и, — он остановился, но она молчала секунду, другую, раздумывая, на что-то решаясь: — Чтобы бы вы там себе ни думали, Спок и правда только снял жучка, вот минут пять назад. — Я за вас рад, — выдавил Джим. Спок только снял жучка? Со встречи у кофейного репликатора не прошло и десяти минут. Покачав головой, Джим пошел к турболифту. Первый день после ссоры переживался проще. Тогда от неожиданности все в Джиме замерзло, и он не заметил боли, притаившейся внутри. Но теперь та звучала все громче, скреблась отчетливее, наполняла тоской. Забыть бы… Нет, на самом деле забывать не хотелось. Он потер глаза. Это все тяжелый сон, в котором он потонул сегодня после милейшей беседы с послом, пары часов мучений и пары же таблеток. Там Спок ему отказывал, снова и снова. А потом таял, ускользал, исчезал — не приняв его, Джима. Смена вязко тянулась — минута за минутой. После обеда он уединится с Чеховым и Сулу: должны прийти координаты для следующих миссий, и можно будет провести пару-тройку горячих часов, споря и подбирая самый лучший маршрут. …Может, Спок еще передумает и объяснится — тогда все удастся отыграть? Ерунда, он это и сам знал, но настойчивая мысль вертелась в голове. Упрямый Спок — это такая же аксиома, как упрямый Джим Кирк. Впервые он не был рад этой своей черте, но смирять свой нрав здесь и сейчас? — Мистер Спок, — его голос прозвучал болезненно-непринужденно. Этот вопрос нужно было задать. — Сколько времени займет профилактика на торпедных батареях? Спок смотрел по-прежнему мимо него. Что, черт побери, значила утренняя встреча, мистер Спок? — Полагаю, этот вопрос надо адресовать мистеру Скотту, поскольку это находится в его компетенции. — Тем не менее, я хотел бы получить от вас примерную оценку, чтобы задавать адекватные вопросы моему главному инженеру. — Примерная оценка: от четырнадцати до сорока восьми часов для стандартной бригады в зависимости от опыта персонала и степени износа элементов. Также стоит внести поправку на диагностическое оборудование, на кораблях последнего поколения установлены датчики, позволяющие снизить время профилактики. — Мистер Спок, оценка времени для «Энтерпрайз», первая ремонтная группа, — терпение Джима кончалось. Он и так держался как мог. — Девятнадцать часов ровно. — Благодарю вас, мистер Спок. Будьте любезны, внесите эти работы в график на послезавтра. Сколько раз уже проходили: не так поняли, Спок просто не разобрался, что делать с этим смутно-человеческим в себе, что делать с настолько отчетливо-человеческим в друге и командире. Джим бы объяснил. Просто — не в этот раз. Совсем не тот случай. Терпеть и перестать себя жалеть. Приближался обед, а он не закончил даже с отчетами Боунза. Вот только… Запрос на запчасти от Скотти (если судить по размаху — контрибуция за вторжение) — это было вчера или уже сегодня? Дни как-то спутались и смешались. Когда он разгребал андорианские претензии — этой ночью или прошлой? Сотни и сотни листов — а куда отчетливей помнились шахматы со Споком полтора года назад. Тогда тот впервые признал, что недоволен проигрышем. Драгоценнейший момент, а сколько их еще было! Плюнув на все недомолвки с агентским вторжением, он вчера написал паре своих хороших знакомых. Шифровал сам. Орват, кажется, код сходу не освоила и смотрела на Джима с новым уважением. А вот Спок глядел на него все еще никак. Заглядывал в письмо? Код, который они вдвоем по случаю разработали, но так и не удосужились зарегистрировать, был хорош — Спок так и не нашел способ его сломать. Зато Спок теперь мило беседовал с агентом — и пусть вчера Джим и был в прострации, он заметил: новости о ромуланском кодексе не были новостями для Орват. Спок был чертовски предупредителен, когда хотел. И если бы только это! Спок слишком тесно общался с Орват, слишком близко подходил. Джим не допускал мысли, что это роман — конечно, нет! — но ревнивое и злое внутри скулило и болело. А агента только сильнее хотелось выставить с корабля, иногда — едва ли не без скафандра в открытый космос. Что ему сделать, чтобы Спок снова смотрел на него? Чтобы хотя бы объяснил, в чем его чертова вина? Все рассыпалось. Он бы хотел забыться за работой — но вот он загружен по самые уши: отчеты, ремонты, профилактики на личном контроле, переписка — танец на лезвии бритвы — и все никак не мог ощутить себя живым, сильным. Целый день он носился как белка в колесе, но стоило только упасть в кресло — и наваливалась тяжелая усталость, а голос Скотти (полный энтузиазма, чтоб его!) тонул, не доходя до сознания. Джим мог заставить себя сосредоточиться на самом необходимом, даже флирт с послом оставался безупречен. Но рутину он еще не послал подальше лишь потому, что это означало: он стал безнадежным слабаком. Пока держаться удавалось. Хорошие знакомые ответили на вопрос быстро, но их туманные намеки только испортили и без того поганейшее настроение. Неужели они не могли найти ничего лучше, кроме как написать ему во время рандеву с послом? — Ни в коем случае, госпожа, — почти честно ответил он ей. — Писал знакомым в штабе, чтобы помогли спровадить эту нежданную Кору Орват. Думаю, я кому-то насолил, поэтому агент пока останется здесь. Но надежда есть всегда, — широко улыбнулся он, старательно не замечая жадный блеск ее глаз. Она считала, что он у нее на крючке — накрепко и наверняка. Если бы он уже не был на берегу, не задыхался от пустоты в жабрах, у нее мог бы быть шанс. «Признай, твои моральные устои — проблема. И кошмар для Спока». Сегодня он едва дождался, пока посол отпустит его. Она пила из него остатки крови, остатки всех сил, а он улыбался и просил еще. А потом долго лежал на кровати — не находя в себе сил раздеться, хотя бы скинуть сапоги. Лучше всего было бы просто выпить снотворного и забыться до следующей смены. Но в воздухе и так стоял тошнотворный запах его слабости, а мысли, спотыкаясь и сбиваясь с шага, уныло ходили по кругу, выматывая еще больше. Час — и он плюнул на попытки заснуть. Быть может, спортзал или просто долгая прогулка помогут? А еще — он прямо-таки чуял — именно сегодня может нагрянуть Боунз и задать чертовски правильные и неприятные вопросы, на которые отвечать он пока не хотел. Бесцельно блуждая по кораблю, он встречал людей, здоровался, тратил силы и нервы на бесполезное, ненужное, рутинное. В своих блужданиях он забрался в дальние необитаемые галереи и там в укромной нише наткнулся на Ухуру с Орват, склонившихся над монитором. Он тихо подкрался сзади — его заметили, но документы сворачивать не стали, только Ухура кивнула, приветствуя его. А ведь подобралась целая картотека! Полтора года записей о каких-то служебных кодах и сигналах. Если судить по датам, сначала была робкая попытка вклиниться в сигнал. Что пишут в таких случаях лазутчики? Ничего важного, на чем можно было бы погореть, да? «Здесь был Джо», «Вместе навсегда», «Привет, мир»? Отправлено в смену Джо Реймонда, смена Гамма, техник по связи. Потом — смелее, наверное, что-то осмысленное, раз в месяц-полтора. Поток сообщений срывался за день до гибели «Нобунаги». Тогда Джиму как раз стало казаться, что на корабле завелось что-то не то, но как объяснить это чутье Штабу, он не знал. Оно было слишком смутным даже для того, чтобы рассказать о нем Споку. Он искал и следил — но ведь ничего не происходило. Неизвестный враг не поднимал голову до их отправки на Гамму-Кью — после этого сообщения шли сплошным потоком. И имена, возле каждой посылки стояли знакомые, надежные имена: Ухура, Эрнотт, Миртан, Скотт, Спок, Амшаль, даже О'Райли, хотя что бы ему делать в логах связи? — Кирк, — повернулась Кора, до этого его тщательно игнорировавшая, — а кто такая Ани Лим? Джим глянул на помрачневшую Ухуру, дождался ее кивка и сухо отчитался: — Лейтенант отдела связи, напарница Амшаля. Она погибла около года назад. Неожиданная атака с планеты. Стоило ли сказать, что Лим дружила с Ухурой, и после ее гибели та ходила сама не своя? Пожалуй, ни к чему.